Мир лишь череда ненужных грез
Пустое отражение в зеркале из слез
В памяти истории, ошибки и злость
Но время все простит оставив череп и кости.
Так немного нужно, для того чтобы сойти с ума. Всего лишь — сады, цветущие за стенами города, радостный смех из чащи. Значит — Генри в прошлый раз остался с ней. Конечно, винить кого-то, кроме себя трудно. Винить её? Мелочно. Винить Генри? Как, если он не знал? Не помнил? Если занят был другим, а после яркой и драматичной кончины города отдохнул под нежной тенью листвы? Спасся от огней в прохладе? Сердце бьётся непослушно, вырывается из-под цветастого костюма, дребезжит колокольчиками на шляпе. Больно, до одури больно, до смазавшихся белил и потекшей туши. Так грустно, что несмотря ни на что он любит. Бесконечно, непреодолимо, без границ во времени и пространствах. Когда встретит снова, уже в другой жизни, то всё ещё будет любить, не припоминая зла. Так немного нужно для облегчения, совсем немного. Лишь один круг. Лишь один круг лжи. Себе, другим. Как всегда, но немного по другому. Он всё же Шут — рождён, чтобы играть. Может жестоко. Жестоко касаться белой кожи, нежно снимать венец и совсем, совсем не обращать внимания на маленького принца — на самом деле не того, фальшивого, не существующего. Убеждать себя каждый раз, что это суррогат, а настоящий даже помнить об этом не будет. Не узнает. Шут не даст, хотя бы в этот раз — ведь что значит раз по сравнению с вечностью? Маленькая, разъедающая сердце обида и злость. Мстить человеку, который даже ошибки своей не знает — справедливо ли? Но в умирающем городе, в умирающей душе уже нет места таким чувствам как справедливость, и он подкидывает ещё немного дров в костер обид, тайн, страхов и ненависти, что сожгут все дотла. Потом. Не сейчас. Сейчас лишь хочется заглянуть в совсем другие глаза, уловить между ненавистью к брату что-то другое. Почувствовать, что даже среди мрака есть нежность, а среди обид — маленькая, дорогая привязанность. Никто не вспомнит. Не вспомнит, но сердце пронзает боль, когда Старший Принц признается в любви. В слезах, растрёпанный, через пару дней после исчезновения брата. И Шут отвечает ему тем же. Шепчет проклятые слова в тенях комнаты, которую уже давно облюбовали кошмары и тревоги, осыпает поцелуями бледные щеки, сопровождая это звоном колокольчиков. Он правда сходит с ума, иначе не описать, ведь даже начинает и сам чувствовать. Или убеждает себя что чувствует? Казалось, что только один человек может разжечь в нем что-то, но вот, он мягко перебирает пряди волос в объятиях, в кажущейся чёрно-белой комнате, и думает. Может остаться так? Ему хорошо. Приятно, спокойно, несмотря на ужасы, смерти, демонов и то, что скоро прибудет Герой, Путник, брат, сын — да кто угодно из них, не знаешь точно. Тепло. Тепло, как не было давно, и это убаюкивает и Совесть, черт бы его собрал, и обиду, и злость. Уже не скребет под сердцем, лишь тревога ворочается где-то на краю сознания. Скоро. Когда видит Его, то хочется плакать. Такой же, всегда такой же — бесстрашный и добрый, жертвенный и красивый. Однако обещал же себе, обещал не поддаваться. В этот раз всё будет по-другому. Старается относиться холодно, убегает при каждом случае в королевские спальни, где от беспокойства Принц Ненависти уже с ума сходит. Лжет и ему. Что все будет хорошо, что они найдут Генри, что они помирятся и все заживут счастливо. Нет, он не хочет между ними ненависти. Хотя бы один раз. Но Смерти не избежать. Да и смогли бы? Оплакивать Старшего Принца всегда было сложно, даже если у них были трудные отношения. Сейчас — будто пустота взяла его в качестве жертвы, выкинув в огонь. Жалеет, что не убили быстро, как несколько раз до этого. Шута попросту не пустили на поле битвы — оставили как дорогое сокровище во дворце, прежде чем поцеловать и пойти сражаться со своими людьми. Глупый, глупый Принц. Никогда, никогда больше он не позволит себе такой слабости. Проходит пару недель, прежде чем Генри завершает круг, и они кажутся адом. Пепел, один лишь пепел, а перед лицом — мертвое тело, все в синяках, окровавленные светлые волосы и грязь на широком лбу. Когда мир вокруг рушится, приходит некоторое облегчение. Больше такого не будет. Намного легче любить несбыточную мечту, чем обрести и так жестоко потерять. Лишь один раз, но смотреть в глаза обоих трудно ещё много, много кругов, а внутри что-то шепчет об ужасных вещах. Разум рушится.