плохой лжец

      В ней всё практически за гранью.       Практически акула.       Практически живец.       Практически друг.       Но практичность рушится, словно карточный домик, день за днём, неделя за неделей, он пытается удержать иллюзию контроля, но тщетно, Киары внутри становится лишь больше. В каждой мысли, каждом сне, в каждом собственном действи сквозит она, но страх быть отвергнутым, выброшенным на обочину снова, переплетается напополам с собственным желанием, что заставляет взглядом касаться хрупких ключиц в декольте лилового платья, которое выделяет её из разряженной в пух и прах толпы акул, которое выделяет её своей инаковостью. Кира бежит к нему вопреки возмущению толпы вся абсолютная, потрясающе-воздушая, и Джей-Джею не верится, пока собственная рука по наитию не цепляет Киару за талию, приподнимая и кружа на месте, слыша аккомпанементом её звонкий смех.       Остров становится одновременно спасением и проклятием, потому что они несутся к друг другу словно два поезда с неисправлеными тормозами, столкновения не избежать, это лишь вопрос времени когда и что будет после. Их рай для мальков — аллюзия на Неверлэнд, рущащая условности реальности не задумываясь, здесь всё возможно, если не боятся. Потерянный мальчик вкладывает в руку Вэнди свою ладонь, теперь позволяя разделить путь на двоих.       Он просыпается в одну из ночей — особенно душных и влажных, от ощущения давления чужого тела, что сковывает бёдра. Джей-Джей распахивает глаза, мгновенно встречаясь взглядом с Киарой, что прямо перед ним. Ему кажется это однин из снов. Тех самых, что терзали своей несбытостью и на утро оставляли лишь скомканные простыни в собственных руках и гулко колотящееся сердце в груди, что ныло от ощущения пустоты, когда совсем недавно было так полно. Но сейчас это не сон. Он чувствует её дрожь, когда она чуть сдвигается ближе, выбивая у него из груди хриплый выдох. — Ки… — Позволь мне, прошу… — она губами прижимается к уголку его рта, а после ведёт сомкнутыми ведёт вдоль, замирая около скулы. Вот он край. В них двоих сейчас собрана вся бездна, весь горячий концентрат, что несётся вместе с кровью по венам, подталкивая за черту. Сколько тебя во мне, Киара? Сколько? Не отвечает. Лишь ее пальцы замирают прямо над бьющейся под его кожей жилкой пульса, что дробиться сейчас на части, и он видит как Киара зачарованно смотрит, как медленно, убийственно медленно собственные подушечки пальцев касаются, ведут, переплетаясь узорах причудливых линий. Невесомо, но чувствуя сейчас его целиком. Горячо, жарко. Невозможно. Вот-вот разломит его рёбра изнутри от этих прикосновений, которые она продолжает. Он часто дышит, когда чувствует, как её ладонь соскальзывает в район сердца и там же замирает. Джей-Джей сглатывает — в горле сушь, словно в пустыни, он подцепляет её за подбородок, заставляя смотреть на себя прямо. Они сталкиваются взглядами, чернота с чернотой, что зеркалится общим горячечным желанием, на глубине которого большее. То, что без слов сквозило, расцветало в ожидании всё это время. Она вдруг вырывается. Вновь берёт инициативу в свои руки, вперед подаётся, притягивая его к себе, легко, одним надавливанием крошечной ладони, и он ощутил её губы там, где только что порхали пальцы. Безумие. Он прижимает её к себе так, как будто боится. Что она исчезнет. Что её на самом деле нет. Джей-Джей ощущает её кожей, ощущает её запах — океанская соль и сладость ириса, который забивает нос, глотку, но его было так мало. Он хочет больше. Чтобы кожа к коже, впаять в грудную клетку, и оставить только лишь себе. У него никогда никого не было. Она единственная, кто всё ещё остаётся. Он не понимал, что росло в нем. Такое знакомое. Такое давнее, что хотелось выть. То, что он давно отторг, потому что это приносило боль и отцовские побои, здесь же выкручивая кости заставляло слышать как сердце несётся бешенно несется в груди, от каждого её выдоха с его именем на губах.       Заставляло чувствовать себя живым. За черту его выбрасывает признание. Едва-едва различимое, что шёпотом срывается с её губ. Действительность стирается в этот самый момент, оставляя Киару единственным ориентиром. Она довольно фыркает когда он накручивает её локон на палец, сетуя на её волосы.       Которые его раздражали.       Которые ему так нравились. — Я тоже люблю тебя, Ки, — признаться выходит легко. — Наверное ещё с того первого года в школе, когда ты перевелась к нам… Киара в ответ лишь улыбается. Прячет лицо у него в груди и произносит тихо: — Я бы осталась с тобой здесь навсегда, знаешь? Он знает. Под холодным светом мерцающих звезд, Джей-Джей думает о том, что эта истина единственное, что у него есть впервые за все долгое время.