Да будет так

Юра, ронин из далёкой Страны Тростника, скончался несколько недель назад от тяжёлых ран и большой кровопотери. Хаттер был знаком с ним совсем немного: их связывал совместный отпор Эгхилу – дракону, что напал на поселение у озера в Лимгрейве, и помощь в охоте на Окровавленные пальцы – Погасших, что присягнули Могу, Повелителю крови, и приняли... что-то, что осквернило их кровь. Хаттер не мог назвать его своим другом при всем желании, но товарищем или, может быть, приятелем – определенно. Исключительно из добрых чувств и воспоминаний Погасший отомстил той, что сразила охотника, после чего аккуратно уложил его на камнях Храма Марики, вместо изломанной, мучительной позы, в которой его знакомый и скончался. А сейчас, Юра определённо стоял перед ним. Внутри Погасшего натянулся каждый нерв, оповещая о тревоге и опасности. И несмотря на ледяной ветер, морозящий тело под слоем одежды и доспехов до костей, мужчина чувствовал, как липкий, гадкий пот активно начал выступать на коже, приклеивая к телу ткань и позволяя кусачим морозным иглам впиваться в плоть. Это не был Кто-то в доспехах Юры. Это был САМ Юра. По крайней мере, его тело и голос, ибо поза его была... крайне непривычной и специфичной для старого ронина: он закрывал глаза руками, словно плачущее дитя. – О, что за мрачный вид? – вновь заговорил труп. – Похоже, этот сосуд был твоим приятелем. Чтож, сожалею. Он мёртв. Свою плоть он отдал мне – Шабрири. Надеюсь, ты с этим смиришься. Не раздумывая ни секунды, крепче сжав рукоять, Погасший выставил вперёд одну из сторон своих клинков, угрожая любым резким движением с лёгкостью вспороть тело существа перед ним. – Что ты, мать твою, такое!? – Я же представился, – голос Юры исказился в смешке, несвойственном старому охотнику. – Ты всегда так выражаешь своё неуважение? "Он мёртв. От него даже несёт гнилью. И это не Живущий в смерти как «отпрыски» Годвина. Как такое вообще возможно?" – Послушай меня, будущий повелитель: ты собираешься принести в жертву нечто очень ценное. – Не имею таких намерений, – сквозь сжатые зубы почти прорычал Хаттер, обливаясь потом. Ледяные иглы медленно продирались сквозь него. – Я говорю о жизни прекрасной девушки. Бросить её в беспощадное пламя кузницы лишь затем, чтобы обрести власть. Настоящий кошмар, если подумать. – Хватит мне причёсывать. Совсем за идиота держишь, раз уж решил, что я поверю осквернителю чужих тел, – твёрдо и бескомпромиссно ответил мужчина, стараясь не выдать свою заинтересованность. Это был тот случай, когда интерес лучше отбросить подальше, тем более что всё внутри него продолжало вопить от тревоги. – Неужели? Разве Чтица пальцев не сказала тебе, что лучина, которая способна поджечь древо – это жертва? Хаттер затаил дыхание, и одна из морозных метафоричных игл будто уткнулась ему под рёбра, заставив задрожать от холода и ужаса. Эния и вправду говорила ему эти слова, но когда он попытался заговорить об этом с Мелиной, она сказала... "Она сказала не волноваться... потому что о лучине позаботится она..." Тело Юры сдержано хохотнуло. – Теперь осознаёшь? Она должна умереть ради твоей цели, хочет она того или нет. Хаттер не отвечал, и лезвие клинков также не опускал. Слова демона в теле знакомого смогли посеять смуту в мыслях: "Почему Мэл мне не сказала?" Но это не отменяло того, что существо перед ним вселяло не меньше ужаса и неприятия, чем тайна Мелины. "Что он такое? Как смог завладеть и заставить говорить мёртвое тело? Для чего вообще он мне это говорит, и что ему в принципе нужно?! Оно, чем бы оно ни являлось, не стало бы из альтруизма рассказывать это". – Какая слава ждёт повелителя, чья корона замарана кровью? – Она и так в крови, можешь не переживать. – В крови невинных дев? Брось эти ребяческие препирательства, избранный Погасший и будущий повелитель, да ступи на путь храбрости. Пощади бедную девушку, и бросься в огонь вместо неё. От напряжения мужчина почувствовал, как глаза пересохли, и как их, обдуваемые кусачим морозом, начало щипать без влаги. Нижнее веко левого ока и вовсе вдруг начало самопроизвольно дёргаться, будто пытаясь закрыть его. И пускай тот глаз не был зрячим, ощущения нервировали Хаттера ещё больше, и его самоконтроль начал рассеиваться, обнажая дрожь, сбивчивое дыхание и тревогу, без труда читающиеся во взгляде. Вряд ли существо в теле Юры видело то, в каком Погасший состоянии, но определённо слышало. И скорее всего, его это радовало. – Ты сам можешь стать лучиной, Погасший и будущий повелитель. Если, конечно, тебе хватит мужества перенести праведные муки, и через них обрести власть, то прислушайся к словам Шабрири, – продолжал демон. Голос Юры звучал непривычно, без единой эмоции, но Хаттер готов был поклясться, что слышит в нём триумф. Свист холодного ветра усиливался настолько, что в ушах начинало звенеть, руки и тело Погасшего были будто заморожены, они даже не горели от боли и мороза, сам он продолжал обливаться потом и дрожать, будто в приступе, но голос демона, говорящего через уста Юры, несмотря на непогоду, оставался чётким и ещё более колючим, чем снежинки, впивающиеся в лицо. – Спустись в глубокое подземелье, что находится под столицей, Древом Эрд, – сердце человека испугано дрогнуло; голос Шабрири звучал громко, с заговорщическими нотками , немыслимым образом отдаваясь зловещим эхом в голове Хаттера, заставляя того ещё больше трепетать от ужаса, – Добейся встречи с Тремя Пальцами и Пламенем Ярости. Если ты унаследуешь Пламя Ярости, твоя плоть станет лучиной, и тогда девушка будет тебе не нужна. Хаттер неожиданно начал задыхаться, то ли от холодного ветра, бьющего в лицо и не дающего нормально вдохнуть полной грудью, то ли от ужаса, сдавливающего его существо в тиски. Что-то пугало его, пугало до откровенной истерики, которую он пытался всеми силами подавлять. Это всего лишь ходячий труп, чего он боится? Юра даже не был его близким другом! Только вот слова, которые произносило это существо, словно пробирались под кожу, расползаясь будто черви, натягивая кожу и роясь по всему телу. Хаттер даже не сразу понял, что его глаза вновь объяты огнём. – Ступи на праведный путь. Путь Повелителя Хаоса. Сожги дотла Древо Эрд, испепели все границы и различия. А-а-а, да воцарится хаос по всей земле! Да воцарится хаос по всей земле! Закричав, Хаттер выставил вперёд руки, наваливаясь на рукоять и накалывая Шабрири на лезвие, будто на копьё. Тяжело дыша, он в испуге смотрел на наколотый труп, а "Юра" продолжал закрывать глаза руками, будто ничего не произошло. Глядя на это, Погасший почувствовал как руки его затряслись настолько, что даже оружие начало дрожать. Он с ужасом вглядывался в прорези железной касы и видел, что губы старого охотника искажены усмешкой. – Шабрири – воплощение Хаоса. Я бессмертен, – старик отнял руки от лица. – До новой встречи, где-нибудь, когда-нибудь. В глаза Хаттеру смотрело две пустые глазницы, и, издав нечто похожее на испуганный короткий стон, мужчина затем завопил от ужаса во всё горло. Но даже так, его крик потонул в снежной буре. *** Хаттер проснулся от собственного крика, и сразу же подскочил на ноги, затравленно осматриваясь и ища взглядом тело ронина. Буря продолжала бушевать, но Погасший уже явно был не на открытой местности, он сидел в каких-то руинах и, очевидно, дремал. Попытавшись успокоиться, он сообразил, что это и были те самые Руины Замора, куда он изначально и держал свой путь, чтобы устроиться на привал. Сердце продолжало гулко стучать в ушах, а пот катился градом, что только подливало масла в огонь, ибо холод жёг не хуже настоящего пламени. "Пламя..." Он сразу потянулся в подсумок за пилюлями, которые заготовил заранее; сколько прошло времени после того, как он принял предыдущую – он не знал, но сейчас возможность постепенного привыкания его не пугала; он чувствовал, что должен съесть ещё, чтобы успокоиться. Ему пришлось прикончить целых три пилюли, и только тогда разум заволокло молочной дымкой, притупляющей волнения. Лишь после этого он смог наконец-то зачитать молитву, чтобы согреться и в очередной раз обжечь руки. Тем не менее, Хаттер совершенно не мог вспомнить, как добрался до руин: в голове словно был плотный, физически ощутимый туман, который не давал ему вспомнить, а события с телом Юры теперь казались только кошмарным сном, который привиделся ему, когда Погасший задремал. Он определённо раньше слышал это имя, но не мог припомнить, где и при каких обстоятельствах, но теперь одно лишь воспоминание об имени нагоняло на него неприятные ощущения и слабую дрожь. Тем не менее, он ощутил резкую потребность убедиться в том, что весь диалог был всего лишь сном. Кутаясь в плащ, он достал костяной свисток, и стоило свистнуть, как верный товарищ не заставил себя долго ждать. Торрент, очевидно, был... слегка не живым, но сейчас, видя своего призрачного скакуна и верного друга, мужчина облегчённо выдохнул. – Как же я счастлив видеть тебя, ты бы знал, – обнимая могучую шею и уткнувшись в лицом в густую шерсть, сказал Погасший. Торрент на это приветливо фыркнул. Забравшись в седло, мужчина выдвинулся в сторону спуска с горы, благо оставленные им следы еще не успело замести сугробами, и они вполне явно читались. И это ОЧЕНЬ СИЛЬНО беспокоило Погасшего. Не пройдя и больше половины пути, Хаттер натянул поводья, разворачивая скакуна. Даже издалека и в метель, он смог рассмотреть припорошенную снегом железную касу, всё ещё венчающую голову Юры, ронина из далёкой страны тростника. *** В горах ночь наступала быстрее, а чем ближе к ночи, тем сильнее поднимался ветер, и тем сильнее холодало. Добравшись до очередного Источника Благодати близ высокого каменного моста, Хаттер призвал Торрента, снял с него сумки и принялся наскоро, хоть каким-нибудь образом делать себе какое-никакое, но убежище. Руины Замора, хоть и разрушенные, к сожалению, оказались обитаемы, и их обитатели были не рады новому соседству. Сделав что-то отдалённо напоминающее палатку и подстелив на снег побольше тряпок, мужчина забрался внутрь, не разжигая костра. Сняв ледяные доспехи с налипшим на них снегом, Хаттер сразу же закутался в шерстяные одеяла, и, разложив перед собой несколько взрывных камней, лёг перед ними, поджав ноги и натянув пахучую шерсть до глаз. Желудок болезненно ныл от голода и очередной экзекуции пилюлями, но после пережитого и увиденного, Погасшему и кусок в горло бы не влез. Казалось бы, бастующий живот должен мешать спать, но холод и завывание ветра убаюкивали сильнее, чем Хаттер только мог себе вообразить, а горящие незримым огнём конечности молили о пощаде. Перед глазами всё ещё стоял образ припорошенного снегом тела Охотника Юры, который умер довольно давно и определённо не здесь. Глядя на него, Хаттер одновременно испытывал облегчение: "О, я не свихнулся! Слава всему святому!!!" – и в то же время, ледяная рука сжала и выкрутила его внутренности, выжимая все соки: "Всё это мне не почудилось и не привиделось". Чем бы Шабрири не был, он заставил давно умершее тело двигаться и говорить. Это пугало Погасшего намного сильнее, чем Живущие в смерти, и то, во что превратился Годвин. Неведомая, наводящая ужас сущность могла завладеть чьим угодно телом и говорить через его уста. Кошмар, если задуматься. Но слова его, хоть и вгрызались мучительно в голову, казались если не полным бредом, то, как минимум, обманом, предназначенным в очередной раз склонить Погасшего к чему-то, из-за чего он вновь будет страдать. И тем не менее, упоминание Яростного Пламени зародило семя интереса и сомнения. Хаттер не тот, кто легко верит на слово, но: "Это существо появилось очень «вовремя», очень «удобно», и..." "А ведь Мелина начала беспокоиться о моей одержимости Пламенем совсем недавно... Но с другой стороны... Эния ведь говорила, что для того, чтобы разжечь огонь Кузницы, нужна особая Лучина – жертва, знающая, как направить пламя. Мне нужно спросить её прямо..." Хаттер тяжело вздохнул, и, продолжая смотреть на пробивающийся сквозь плотный полог свет от золотого огонька Благодати, не заметил, как провалился в сон. *** В полудрёме, Погасший ощущал, как кто-то самыми кончиками пальцев оглаживает его тело. На миг испугавшись и сфокусировав все свои чувства, чтобы быстрее выявить врага, он вдруг ощутил знакомый запах волчьей шерсти, а сосредоточившись, узнал крупные пальцы с длинными, оставляющими глубокий след ногтями. Непроизвольно выдохнув и улыбнувшись, мужчина постарался расслабиться и отдаться на откуп ощущениям, что было отнюдь не легко. Хаттер мог привыкнуть ко всему. Ко сну на холодном полу, к ночёвкам у озера, холодным склепам, жаркому вулкану, запаху гнили; ко лжи, что вечно сочилась из его уст. Но прикосновения к обнажённой плоти вызывали у него смущение. Он испытывал смешанные чувства, ему одновременно и нравилось, и нет. Не совсем то, что, по-хорошему, должен испытывать воин и мужчина, но и у него были свои принципы, которыми он бы хотел пренебречь только ради кого-то особенного. Ощущать себя напряжённым как струна и одновременно слабым и уязвлённым было в новинку, но отчего-то он совсем не мог открыть глаза, как и пошевелиться вовсе (ибо очень хотелось подставиться под ласкающие его пальцы, выгнуться и в несвойственной для себя манере застонать отнюдь не от боли). Мгновения утекали, Хаттер так и не мог заставить себя пошевелить ни единой конечностью, даже разомкнуть уста и выдавить из себя хотя бы звук, а касаний меж тем становилось больше, как будто его изучало множество рук. Вдруг, Погасшего осенило. Он не спит, он сейчас в палатке на Вершине Великанов, запах мокрой шерсти – это запах одеяла, а "изучают" его отнюдь не чужие руки – это множество червей копошится у него под кожей, прямо как слова Шабрири. Хотелось кричать, вскочить с места и начать рвать свою плоть, но Хаттер всё также не мог пошевелиться, не мог даже дёрнуть рукой или ногой. Меж тем, существа под кожей расползались всё больше и больше, размножаясь на ходу, становясь больше и длиннее, пока наконец всей своей огромной колонией они не начали прогрызать его мышцы, пробираясь глубже. – Хаттер, проснись... По какой-то неясной причине, стоило ему услышать, как его окликнули по имени, как Погасший смог раскрыть глаза, и рвано вдохнув воздух, почти что подскочить на месте, резко подавшись вперёд. Выпутавшись из одеяла, он чуть было не начал рвать на себе одежды, силясь скорее достать паразитов из тела, как его за руки схватили чужие, маленькие, в сравнении с его, ладони, обожжённые огнём. – Тебе снился кошмар, приди в себя. Как всегда, ровный голос самопровозглашённой Служанки отрезвил его и вернул ощущение стабильности. Замерев и нервно сглотнув, он убедился – под кожей и в волокнах мышц ничего нет. Отдышавшись и приведя мысли в порядок, он поднял взгляд на девушку, которая продолжала держать его за руки. – Ты... Ах, спасибо, Мэл. Ты давно здесь? В полумраке от света Благодати её было почти не видно, но, тем не менее, он более-менее различал черты её лица. Отпустив в конце концов руки Погасшего, она устроилась поудобнее, поправив над собой провисший полог наспех сделанной палатки. – Я пришла сразу, как ты задремал. Ты знаешь, что мог переждать эту ночь в Круглом столе? – Я решил, – тяжело дыша, начал Хаттер, вновь кутаясь в тёплую шерсть; к его удивлению, в палатке было тепло, – что ночлег здесь – это лучший способ адаптироваться к местной погоде. Почему мне тепло? – Я согревала тебя молитвами, и убрала взрывающиеся камни обратно в сумку. Не сделай я это – ты бы сейчас не был так рад своему пробуждению. Наконец успокоившись, мужчина облегчённо выдохнул и, расслабившись, вновь лёг на подстилку. – Так значит... это был просто кошмар? Девушка кивнула. – У тебя очень быстро шевелились очи под веками, я сразу поняла, что это что-то дурное. – Спасибо, – искренне поблагодарил мужчина, прикрывая глаза. – Не за что. Я побуду с тобой, пока ты не продолжишь путь. Если снова будет сниться кошмар – я разбужу. Повисла пауза, прерываемая порывами ветра, спать Хаттеру пока что больше не хотелось, и сейчас, как ему показалось, выдавалась не самая дурная возможность наконец поговорить. Не откровенно, но, быть может, честно. – Мелина, можно с тобой поговорить? – глухо попросил он, рассматривая складки на её юбке. –...Тебе не нужно просить у меня разрешение, ведь я... – Я хочу поговорить с тобой кое о чём важном, Мелина. Девушка осеклась; Хаттеру подумалось, что, скорее всего, она догадалась, о чём он хочет спросить. – Я тебя внимательно слушаю, – ровным голосом известила она. Но Хаттер и сам замолчал, словно проглотил язык. Подняв, наконец, взгляд и посмотрев ей в лицо, он заговорил, пытаясь подбирать слова осторожнее и как можно деликатнее. Деликатно у него не вышло. – Ты сказала, чтобы я не беспокоился о Лучине, после того как я поделился с Энией тем, что собираюсь сжечь древо. Скажи мне... Ты собираешься принести себя в жертву? – ...Полагаю, ты догадался, о каком предназначении, дарованном мне матерью, я говорила. Но сейчас я действую по собственной воле, – спокойным голосом сказала девушка, твёрдо смотря в глаза Погасшему. – Я стремлюсь сделать мир лучше. По-своему лучше. Это только моя мечта. Моя и ничья больше, – она насупилась, и во взгляде её появился вызов; она ожидала, что Хаттер попытается её отговорить, он же был удивительно спокоен. – И я никому не позволю порочить её. Даже тебе. Тяжко выдохнув, мужчина перевернулся на спину. Он надолго замолчал, обдумывая свои мысли. Мелина терпеливо ждала, видя, что он желает высказаться, готовясь к тому, что с минуты на минуту из него, будто из рога изобилия, посыпятся мольбы не делать этого. Но… – Я уважаю твоё желание, но я не вижу хорошего будущего там, где мне придётся принести тебя в жертву. Я буду ничем не лучше Ранни, если просто опущу руки, и позволю тебе сделать это. Так что я буду искать способ избежать твоего акта самосожжения. В конце концов, у меня всё ещё нет всех Великих рун. Надеюсь, ты меня поймёшь, – спокойно рассматривая полог палатки и вслушиваясь в завывающий ветер, высказался Хаттер. Но такой ответ всё равно не устраивал Мелину. – Поэтому я и не говорила тебе, ибо знала, что ты не сможешь смириться с этим. И что иного способа сжечь шипы нет. – Ты знаешь обо всём на свете? – Нет. Мне многое неведомо. – Значит, есть способ сжечь шипы, о котором ты не знаешь, и я постараюсь найти его. Мелина не ответила, и Хаттер не стал с ней делиться словами мрачного вестника, которого повстречал ранее. Поддаваться на чьи-то провокации и использовать методы, которые его спутница, судя по головомойке, которую она не так давно ему устроила, не приветствует, Погасший не собирался. Хаттер смутно представлял, что такое это Яростное Пламя. Он видел безумцев, у которых из глаз буквально валил жёлтый огонь, слышал их стенания; они нападали на него. На этом его понимание обрывалось. Он знал, кто такие и что такое Живущие в смерти, имел представление о Знамениях, Зверолюдях и Бастардах, а вот что такое "Люди, одержимые Яростным Пламенем" – ему было неясно. Если обобщать собственные впечатления, то он бы назвал их "агрессивными уродцами". – Ты будешь ждать, пока я не усну? Мелина кивнула, удобнее устраиваясь на подстилке. С каждым порывом ветра полог прогибался всё ниже и ниже, норовя окончательно рухнуть на головы путникам. – Ты делал её наспех, почему? – Меня сильно клонило в сон, и я чувствовал, что если замешкаюсь, то усну прямо на снегу. Врать ему давалось относительно легко, тем более, это было не полностью ложью – он действительно чувствовал, что ещё немного, и потеряет сознание, только виновато в этом было скорее нервное напряжение. – Отчего не засыпаешь сейчас? – Кошмар выдался слишком отрезвляющим. Жду, когда ветер и холод начнут снова убаюкивать, - зевая, ответил мужчина, его правый глаз уже уставал бесконечно вглядываться в потёмки. – Можешь рассказать, что тебе снилось? Это, верно, было что-то пугающее. Хаттер в задумчивости поджал губы. Раньше он боялся, что Мелина может предосудительно воспринять что-то в нём, но теперь он был бесконечно далёк от этих своих опасений, а после "скандала" в Круглом столе его трепетные и беспокойные чувства к ней немного остыли. Мужчина очень смутно понимал, как к ней сейчас относиться, доверять или нет, но одно он знал точно: он не хотел, чтобы она умирала из-за него. – Мне снилась та ночь с Блайддом, но какой бы она была, если бы между нами было что-то большее, – предельно честно ответил он, решив не увиливать. – Большее? Зачем? Мужчина не смог сдержать смешок, вопрос и вправду был хорошим. – Я имею в виду, ты ведь с самого начала собирался предать Лунную принцессу, а значит – и всю её свиту. Зачем хотеть большего с её Тенью? – Я... – во рту вдруг пересохло, и Хаттеру пришлось прокашляться в попытках обнаружить ответ на сей непростой вопрос. – Я просто люблю причинять себе боль. Но с Блайддом мне хотелось ощутить что-то другое перед ней. Я не думаю, что моя влюблённость была чем-то серьёзным, но то, как всё закончилось, разбило мне сердце. – ...Тебе снился кошмар, в котором всё было хорошо? – Нет-нет! – Хаттер искренне рассмеялся наивному вопросу девушки. – Руки Блайдда превратились в червей, и они начали копошиться у меня под кожей, - продолжая улыбаться, Погасший устало прикрыл глаза, - По правде говоря, в последнее время я себя неиронично ощущаю изъеденным трупом, и думаю, что, по сути, им и являюсь. Что если мой облагороженный облик – проявление коснувшейся меня Благодати, и на самом деле я просто изъеденный труп, в котором копошатся паразиты? – ...Не волнуйся, в тебе не копошатся черви. Я избавляюсь от них каждый раз, когда исцеляю тебя. – ...Что? От неожиданности сей фразы Погасший резко распахнул глаза и, приподнявшись, уставился на девушку. Возможно, дело было в плотной ткани – слабо пробивающийся свет Благодати был не в состоянии как следует подсветить лицо девушки, но Хаттер готов был поклясться: на губах девы блуждала слабая и робкая улыбка. – Ради всего святого, ты пошутила? – Ты заразил меня своим ужасным юмором, – невозмутимо ответила "Служанка", – Надеюсь, что впредь, когда ты станешь Повелителем, подобные шутки у тебя иссякнут. – Я понял, – наигранно обиженно процедил сквозь зубы Погасший. – А также впредь перестанешь фамильярно относиться к своему окружению, – продолжила Мелина. – Этого обещать не могу, – недовольно бросил он, прикрывая глаза и вновь кутаясь в одеяло. – Ужасно, – вынесла вердикт дева, – Ты просто неисправим. Хмыкнув, мужчина повернулся на бок, на губах его блуждала лёгкая улыбка. – Никогда не меняйся, дорогая Мэл. *** Вьюга к рассвету начала понемногу затихать, пока не сменилась простым снегопадом. Остаток ночи Хаттер провёл в спокойствии и тепле, хотя холодный воздух за пределами убежища и порядком промёрзшие подстилки всеми силами намекали на то, что подобная ночёвка добром не кончится. Присутствие Мелины так же согревало, хотя на сердце даже во сне было тяжело и неспокойно. Она действительно пробыла с ним почти до самого его пробуждения, периодически читая молитвы, чтобы обдать тёплым воздухом шаткое убежище, крыша которого к утру всё-таки обвалилась под тяжестью снега. Впрочем, Хаттер это проспал, а одеялом накрылся с головой, отчего холод его уже не беспокоил. К моменту, как полог окончательно просел, Мелина уже ушла, однако, появился другой неожиданный гость. Мужчина проснулся от хруста снега и того, что кто-то стряхивал с тента налипшую крупу. Чувства вмиг обострились: движения были аккуратными, выверенными и плавными, он не слышал лязга металла – значит, чужак был не в доспехах. Медленно, Погасший потянулся за Чёрным ножом, с которым он порой спал, зная, что однажды, возможно, вонзит его в тело Лунной принцессы. Незнакомец с лёгкостью откинул порядком растрепавшийся тент, разрушая шаткое убежище путника. Хаттер же сразу отбросил шерстяное одеяло, резко вскакивая и бросаясь в атаку. Чужак, не теряя бдительности, нанёс колотый прямой удар, от которого Погасший с лёгкостью увернулся, и уже было занёс руку для ответного удара, как узнал знакомые, затянутые в тугой хвост рыжие волосы. Они оба замерли в напряжении, тяжело дыша и пялясь друг на друга, будто на призраков. Золотые глаза были широко открыты в тревоге и напряжении, но моргнув, девушка опустила изогнутый клинок. – Я... не ожидала тебя здесь встретить. – Это должен был я тебе сказать, – усмехнулся мужчина, опустив чёрный нож. – Тем не менее, рад этой встрече, Лисент. *** Хаттер повстречал Миллисент во время путешествий по Каелиду. Некий Гоури, очевидно, отец девушки, подозвал его с просьбой о помощи: добыть иглу из чистого золота, которая остановит распространение Красной Гнили в теле девушки. Игла эта явно принадлежала либо высокопоставленным солдатам Малении, либо ей самой, и была утеряна во время боя с Раданом; в любом случае, Хаттер не сильно вдавался в подробности. Тем не менее, кто он такой, чтобы отказывать в помощи деве? По наставлению Гоури, Погасший отнёс иглу девушке, чья болезнь уже успела отнять её руку, и не без уговоров убедил её вонзить в себя иглу. После этого, распространение болезни действительно остановилось. Миллисент была ему благодарна, возможно, даже слишком. Она оказалась необычайно сильна для человека, потерявшего ведущую руку. Ей было тяжело поначалу удерживать равновесие и наносить тяжёлые удары левой, но, тем не менее, она преуспевала, несмотря на своё состояние, и была крайне целеустремлённой. В какой-то мере, мужчина был ей истинно восхищён. Когда они вновь встретились на плато Альтус, Миллисент поделилась с ним своим, как Хаттеру кажется, сокровенным желанием: отыскать Малению. Девушка явно ей восхищалась, и, пожалуй, не только она – Погасший также испытывал почтительный трепет, думая о сильнейшей полубогине (и о возможной встрече с ней; в конце концов, она – тоже обладательница Великой Руны). Но Миллисент была глубоко опечалена тем, что из-за недуга её желанию не суждено сбыться, так как впредь ей вряд ли будет продолжать везти, как до этого. Этот жестокий мир отнюдь не был приветлив к калекам. И тогда Хаттер сделал ей ещё один подарок – преподнёс протез самой Алой Валькирии (патологическое мародёрство, наконец, принесло плоды не только ему самому). – Ты... Ты хочешь отдать эту руку мне? – на бледных и испещрённых шрамами от гнили щеках девушки появился лёгкий румянец. – Спасибо тебе. Я вновь у тебя в долгу. Призови меня в бой, если я тебе понадоблюсь. Видя, как Миллисент сражается, используя его подарок, Хаттер с теплотой в душе думал о том, что помог настоящей Валькирии. Они вместе развели костёр и пожарили заранее припасённое Погасшим баранье мясо. К этому моменту он уже успел сложить "палатку" и надеть доспехи, хотя свой обычный плащ он заменил плащом из волчьей шерсти, чтобы сохранять больше тепла. – Тебе не холодно? Ты бы, что ли, накидку раздобыла для разнообразия. – Нет, я в порядке, – отрицательно покачав головой, ответила следящая за пламенем девушка. – Лучше ответь, почему ты спал засыпанный снегом? Такими темпами ты мог и вовсе не проснуться. – Ночью был сильный буран; удивлён, что сейчас небо чистое, – снимая с костра костяные стрелы с наколотыми на них ломтиками, ответил Хаттер. – Ну, и я согревал себя молитвами. Так что мне было вполне тепло. Миллисент усмехнулась, обняв колени. Золотая рука при этом двигалась совершенно естественно, будто была родной. – Ты невероятен, не перестаю удивляться. – В хорошем смысле? – снимая мясо и выкладывая его в железную миску, спросил мужчина. – Конечно, но тебе не стоит терзать себя такими условиями. – Это был хороший адаптационный момент, – сняв мясо, он выложил в миску несколько золотых ягод и поставил её между собой и девушкой. – Как и этот: у меня нет ни гарнира, ни закуски, так что придётся есть так. Угощайся. – Благодарю, в горах сейчас ничего лучше и не найти, – искренне поблагодарила дева, беря один из горячих ломтиков своей золотой рукой. Хаттер наблюдал за Миллисент, греясь у костра, и, совсем забыв о завтраке, смотрел, как она жуёт сочное мясо, и бледные корочки-шрамы на её щеках натягиваются. Ему вновь вспоминалась последняя ночь с Блайддом, и его грудь вновь охватывали чувства бесконечного несчастья и горечи, мешавшие ему дышать. Горько было осознавать, что преддверие ночного кошмара было вызвано не столько жаждой ощутить то, что ему снилось, сколько желанием близости. Роскоши, которую он больше не мог себе позволить. Как бы ему ни нравилась Миллисент, ему нельзя испытывать к ней тёплые чувства. В том числе и потому, что теперь ему стоит задуматься чуть сильнее о ней, Малении и Микелле, а так же о том, кто натолкнул его помочь своей как бы дочери. – Так ты не станешь спрашивать, почему я тут? – задумчиво спросил он, продолжая пристально осматривать девушку; та перевела на него серьёзный взгляд золотых глаз. – Нет, что бы ни привело тебя сюда, мне это неважно, главное, что ты – это ты. Какой бы у тебя не была цель, я верю, что она благородна. "Ты бы изменила своё мнение, узнав, что я собираюсь сделать". – Тогда, может, поделишься, что привело тебя сюда? Миллисент перевела взгляд в сторону замёрзшей реки и высоких гор. – Я слышала, что здесь, за горами, находится старый форт, а в нём – часть ключа, открывающего путь к священным землям. Тайное место паломников и почитателей Микеллы, тропа, ведущая к его Святому Древу. Я уверена, что Маления там. Выдержав паузу, мужчина взял ломтик мяса; надкусив его, прожевав и проглотив, он наконец произнёс: – Знаешь, пожалуй, я составлю тебе компанию в твоём путешествии. Миллисент удивлённо посмотрела на Погасшего, а затем потупила взгляд. – Это очень щедро с твоей стороны, но, боюсь, даже если мы и найдём часть ключа, где искать другую её половину – я не имею понятия. – Я предполагаю, что её искать не нужно. Она у меня.