в воспитании благодетели смысла нет.

У Наташи было такое ощущение, словно она плыла в воде. Рядом не было воды, только темнота — тягучая, затягивающая, заставляющая забыть обо всем. В этой темноте она чувствовала себя умиротворённой и успокоенной; как в детстве, когда родители только ее приютили, и ее, напуганную и непривыкшую к ласке, мало-помалу к ней приучивали. В этом обволакивающем мраке раздавались знакомые голоса. Временами по-напускному суровые и родные, временами нежные и не скрывающие любви, а временами заботливые и поучительные. «Наташа, как продвигается твоя учеба? Не создавай профессору проблем». — Слова, сказанные с гордостью в глазах со слабыми морщинами вокруг уголков, складывающихся из-за спрятанной за книгой улыбки. «Наташа, милая, ты хорошо постаралась. Как отужинаем, так же хорошо отдохни». — Наташе всегда казалось, что в миндалевидных глазах этой женщины собирается вся мирская любовь, которую она могла подарить всем окружающим. «Наташа, не отвлекайся! В приготовлении лекарств нет места лишним мыслям; ошибёшься в самом начале с температурой, и весь процесс пойдет насмарку…» «Наташа, ты схватываешь все на лету. Если хорошо постараешься и будешь слушаться профессора, в следующий раз ваши родители возьмут вас обоих на практику». «Наташа, хочешь попробовать кексик?» «Наташа! Давай погуляем!» «Наташа…» Какофония из воспоминаний заполонила всю голову, но эти наслаивающиеся друг на друга голоса вовсе не вызывали головную боль; наоборот, медленно падая в этой тьме и слыша все эти голоса, казалось, что чувства лучше никто и никогда не заставит ее испытать. На губах играла счастливая улыбка, и ей не хотелось, чтобы из этого мрака был выход. Но все неожиданно закончилось в один момент. В голове прозвучал пронзительный крик, оборвав все тихо звучавшие голоса. Нежно обволакивавшая темнота вдруг рассеялась и, падая неизвестно куда, Наташа отчаянно пыталась ее вернуть, протягивая руки в падении во все стороны, лишь бы ухватиться хоть за что-нибудь. Душащее чувство падения резко прекратилось, и Наташа поняла, что стоит на ватных, дрожащих ногах. Вокруг не было ничего и никого: куда ни посмотри, везде режущая взгляд белизна. Оставшись единственной живой душой в этом белом мареве, ее захлестнул страх. — Матушка? — Никто не ответил. Чувствуя, что вот-вот задохнется, она попыталась сделать шаг, но, к удивлению, не смогла. Ноги были крепко зафиксированы и, почувствовав на них хватку, она замерла, от страха не решаясь даже дышать. Осторожно переведя глаза вниз, взору Наташи предстали две прогнившие руки и верхняя половина головы с продырявленным черепом, из которого медленно вываливались мозги с кишащими в них червями. К горлу подкатил ком, когда она поняла, кто это был — воспитательница. Женщина, что стала первым умершим на ее глазах человеком. В годы десятилетней давности в Подземье бушевали разлад и паника. Разбойники встречались чуть ли не на каждом шагу, и однажды один из таких, пробравшись в детский дом с целью его обокрасть, чуть не изнасиловал пятилетнюю девочку. Если бы не воспитательница, услышавшая неладное и поспешившая проверить, Наташа, скорее всего, не пережила бы ту ночь омерзительных сквернословий и жестокости. Разбойник легко разделался с женщиной одним ударом топора в голову, но не смог бы справиться с Олегом и остальными мужчинами, поднявшимися на шум. Насильник и убийца убежал с тем, что успел награбить, а девочка, пережившая шок от непонятных, но неприятных действий мужчины, осталась сидеть рядом с мертвой женщиной с вытекающими из головы мозгами с кровью. События, что Наташа хотела навсегда забыть, и которые забыть почти получилось, вспыли, заставив ее и без того ватные ноги совсем потерять силу. Покачнувшись, Наташа упала вбок, изо всех сил стараясь отползти и вырвать из хватки рук свои лодыжки. В момент, когда гнилые руки потянулись выше, она вновь оказалась в темноте, и вновь на ногах, только на этот раз темнота не внушала ничего, кроме панического страха. Упав на четвереньки и обняв себя руками, Наташа крепко зажмурилась, надеясь, что этот бесконечный кошмар вскоре закончится, но услышала очень странный и до омерзительного пошлый звук влажного причмокивания. Распахнув глаза и устремив их к источнику звука, она увидела кого-то огромного, черного, и источающего зловоние, с животным аппетитом пожирающего… человека. Она даже не заметила, объятая страхом, что местность вновь изменилась: кромешная тьма превратилась в густой темный лес, сквозь крону которого еле пробивался лунный свет. И вновь раздался пронзительный, раздирающий на части крик ещё живой женщины, что с каждой секундой звучал все тише и тише, пока из горла не начал вырываться один только задыхающийся хрип, но и тот прекратился, стоило только горбатому существу с треском сломать шею, впиваясь в нее клыками и отвратительно-грязно слизывая с белой кожи алую кровь, с явным удовольствием слюнявя все тело жертвы. Оцепеневшая от страха и шока Наташа не могла не то что пошевелиться, даже полноценно вздохнуть. С самого начала смотря со спины существа, как знакомую женщину жрут, сходя с ума от наслаждения от ее унижения, она почувствовала, как ее выворачивает наизнанку. Помутневший взгляд только сфокусировался, когда она вновь перевела его туда, где только что было существо. Однако вместо него там лежало изуродованное и разорванное на части тело ее матери в огромной луже крови, один единственный глаз на лице которой смотрел прямо Наташе в глаза. Внезапно она почувствовала, как на ее загривок упала теплая капля. Окоченевшее от лютого мороза тело еле двигалось, вдобавок сцепленное страхом, когда она медленно повернула голову с широко открытыми в ужасе глазами. Заметив нависший над ней огромный страшный силуэт с сияющими в темноте красным глазами, она дернулась, но монстр набросился стремительнее… Резко раскрыв глаза, Наташа проснулась, не чувствуя своего тела от охватившего ее ужаса. Спина была вся мокрой от рекой струящегося холодного пота, а одежда неприятно липла к телу. Руки в панике пытались схватиться за одеяло, но не могли этого сделать — были слишком слабы. Сквозь звон в ушах и расплывающийся из-за слез взгляд до нее донёсся обеспокоенный голос, старающийся ее успокоить: — Наташа, все хорошо… Все в порядке, — теплые руки осторожно приподняли и обняли ее, а сухой голос все так же повторял, — я здесь, Наташа, ты меня слышишь? Тебя никто не обидит, обещаю, даже я. У схватившейся за верхнюю одежду человека Наташи постепенно выровнялось дыхание, и были слышны лишь редкие всхлипы. Она чувствовала нежные поглаживания по голове и, не поднимая головы, глухо позвала: — Брат… — Да, я здесь. — Брат, прости. Мне жаль… я не хотела… — вновь чувствуя сжимающий горло ком, она ещё тише выдавила, — правда… — Наташа… — Ваш крепко стиснул ее в объятьях, будто был не в силах совладать с собственными эмоциями, и продолжил, чуть ослабив хватку, — Все в порядке, маленькая сестра. Все в порядке. Это я… Пожалуйста, прости своего брата. Я… я все тебе объясню. Обещаю. — Отстранив ее от себя, он взглянул в ее заплаканные фиолетовые глаза своими, черными, с залегшими под ними такими же темными тенями, и прислонился лбом к ее лбу, — рассвет почти наступил. Твой старший брат все тебе расскажет, однако для начала нужно привести себя в порядок. И тебе, и мне. Не стоит беспокоить отца, хорошо? — Услышав такой знакомый и родной поучительный тон Ваша, Наташа проглотила вставший поперек горла ком и осторожно кивнула, не отстраняясь от лба старшего брата. Отстранившись сам, он потрепал младшую по спутанным и влажным от пота волосам, подошёл к двери, намереваясь выйти, однако остановился, едва коснувшись дверной ручки. Повернувшись вполоборота к сидящей на кровати сестре, он сказал со смесью заботы и сожаления в голосе: — Наташа, поговорим после завтрака с отцом. — И тихо прикрыл за собой дверь. После всплеска ярости в лаборатории Ваш направился прямиком в свою комнату, собираясь незамедлительно вернуться обратно в Подземье, все ещё чувствуя дрожь в пальцах из-за охватившего его гнева и разочарования. Войдя в комнату, он первым делом начал рыться в ёмкостях с растениями, проверяя, все ли на месте и нужно ли взять что-то ещё, но никак не мог сосредоточиться и выкинуть из головы большие глаза сестры, напуганные им же самим. Резко прекратив возиться с мешочками с емкостями, он отошёл на шаг назад и присел на корточки, с силой проводя ладонями по лицу и больно хватаясь за волосы, оттягивая их и царапая кожу головы в попытке успокоиться. Он знал о своих проблемах. Он отчётливо видел свои проблемы, но абсолютно не хотел их решать; не потому, что не мог решить, а потому, что его все устраивало. Съехавшая на нет эмпатия сильно помогала ему в экспериментах и, хоть иногда, в моменты, когда ясное сознание возвращалось, он скручивался на полу, прощаясь с содержимым желудка, никаких попыток вернуть сочувствие и любовь к живому не предпринимал. Он пугался своих действий, боялся самого себя и того, кем он неумолимо становился, но все так же продолжал свои эксперименты. То, что он чувствует в эти мгновения, забудется уже на следующее утро, так что все в порядке. Нужно всего лишь пережить, переждать. В конце концов, он ведь привык. Однако на этот раз все было хуже. Человек, на котором он сорвался — его младшая сестра. Ваш относился к ней с заботой даже после начала своих экспериментов, даже после того, как убил своими препаратами множество людей, и в сам момент, когда поднял на нее руку, сильно сдержался, всего лишь сжав за горло. Произойди нечто такое там, в его лаборатории в Подземье, он бы уже разбил голову помощнику. Не находя себе места от чувства вины, спустя какое-то время самоуничижения, Ваш встал и неровной походкой побрел к комнате сестры. Какого же было его удивление, не найдя Наташу на кровати. Стоя в дверях, расположенных в некотором отдалении справа от изголовья, он растерянным взглядом оглядывал комнату, пока не зацепился взглядом за клочок зеленоватых волос, выглядывающих из-за изножья. Тихо вздохнув и прикрыв дверь, Ваш подошёл к спящей, свернувшись калачиком, сестрице и погладил ее по волосам, сев на колени с ней рядом. Сейчас, смотря на умиротворенное лицо, он мысленно сравнивал его с тем, напуганным и растерянным. Чувствуя обжигающий и мешающий свободно вздохнуть ком в горле, он облизнул сухие губы, наклонился к своей младшей сестре и аккуратно поднял ее на руки, перекладывая на постель. На его осунувшемся лице ясно читалась усталость. Наташе было не свойственно подолгу увязать в переживаниях, потому сразу, как Ваш вышел за дверь, она причесалась и надела уличный комплект одежды. Разумеется, ее мучили не беспочвенные сомнения, только из-за которых она и начала вчерашний разговор. Наташа — молодой, но опытный врач. Два года назад между Подземьем и Надмирьем случился крупный конфликт — жители охотничьих городов хотели лучшей жизни, а не постоянной погони за вампирами, существенно превосходящими людей в способностях. Женщины хотели защитить своих сыновей, братьев и мужей, часто погибающих в экспедициях, а сами мужчины устали от постоянного ожидания смерти. Верховная Хранительница является повелительницей как Подземья, так и Надмирья, так почему люди в Белобоге живут счастливой жизнью, а в городах Подземья мор и голод? Взбунтовавшееся мирное население продержалось против среброгривых стражей ровно неделю. После приказа Верховной Хранительницы не жалеть даже женщин, они быстро успокоились и залегли на дно. С тех пор среброгривые стражи по приказу главнокомандующей исправно прочесывали территорию городов Подземья, обрубая все попытки мятежа. Верховная Хранительница была не против оказания помощи жителям Подземья, однако очень немногие протянули эту руку помощи — жители Белобога стали жертвой активной пропаганды. Это было время смуты и непонятицы. Родители Наташи были врачами, но отнюдь не полевыми, да и про свои собственные обязанности не забывали, потому они собирались помочь лишь отсылкой медикаментов. Однако Наташа, всегда желавшая помочь как можно большим людям, попросила их о разрешении направиться туда, в ее родные города, чтобы помочь, чем она сможет. Они колебались, но дали свое разрешение, так как хорошо знали свою дочь — в ней был стержень. Запрети они ей, она все равно пробралась бы в Камнеград, только уже без поддержки семьи. Да и, к тому же, Ваш вызвался пойти вместе с ней, так что беспокоиться не следовало. Вернувшись к реальности после мыслей о тех днях, Наташа направилась в обеденный зал. Их семья строго соблюдала распорядок дня — все в доме вставали с рассветом, а лёгкий завтрак к этому времени уже был подан. Раздумывая о своем брате и его странном поведении, Наташа чувствовала беспокойство. Надеясь прояснить все в грядущем разговоре, она тихо отворила дверь, приветствуя отца и брата. — Ты припозднилась, Наташа. Сядь и поешь, — мужчина сорока лет, сидящий во главе стола, уже закончил трапезу, и читал трактат об анатомии, написанный его женой. Исхудавший и осунувшийся, он потерял блеск в глазах, каждый раз при разговоре вызывая в сердце Наташи грусть. — Да, отец, — тихо заняв свое место напротив брата, она с ним вместе начала есть, не торопясь и не разговаривая. Спустя какое-то время старший мужчина тяжело поднялся, взглянув на часы, и попрощался с детьми: — Пора на работу. Наташа, не опоздай, много пациентов нуждаются в помощи. Ваш, ты тоже не задерживайся в Белобоге. Оба — сын и дочь — синхронно, не сговариваясь, поднялись со своих мест, выражая уважение к отцу, и кивнули. В их семье медиков перед уходом на работу никому и никогда не желали удачной работы. После того, как старший ушел, они вновь уселись. Не дожидаясь наводящих вопросов сестры, Ваш сам начал разговор, заходя с самого важного: — Вчера, когда ты говорила про нелогичность смерти матушки, ты была права, — Наташа не ожидала столь прямого и уверенного ответа. На мгновение растерявшись, она поняла, что он знает намного больше нее. Она вопросительно посмотрела на него, ожидая продолжения, и он не стал заставлять себя долго ждать, — мы с отцом тоже это понимаем, однако у нас нет возможности безопасно докопаться до истины, так как сама Верховная Хранительница запретила расследовать это дело. — Мазнув по удивлённому лицу сестры взглядом, он замолчал, позволяя той осмыслить ранее сказанное. Спустя минуту, увидев на ее нахмуренном лице активную мозговую деятельность, он со слабой улыбкой потянулся через стол и щёлкнул ее по носу. Застигнутая этим врасплох, она вздрогнула и схватилась из-за неожиданности обоими руками за нос. Ваш же тем временем с чувствующейся усталостью в голосе продолжил: — Не стоит много думать об этом. Отец старался добиться нормального суда и расследования, но дождался только завуализированных угроз. Раз даже он не смог этого сделать, о нас даже думать не стоит — от нас, скорее всего, попросту избавятся, — от улыбки не осталось даже следа, брат серьезным взглядом смотрел на нее, — он не хотел подвергать опасности нас, потому оставил попытки докопаться до правды. Ты должна понимать, у отца остались только мы с тобой. Не пренебрегай своей жизнью и не лезь в это дело. Ты поняла меня? Находясь в смешанных чувствах, Наташа не дала ответа, нахмурив брови раздумывая об этой ситуации. В конце концов, они говорили не о случайном человеке, а о матери, и просто смириться с подобной ситуацией было сложно. Ваш понимал, что она чувствует, так как и сам прошел через это, поэтому не давил. Встав из-за стола, он напомнил о времени и попрощался, вновь попросив не делать глупостей, однако слова до ушей сестры не долетели — так она сильно задумалась. Наташа вынырнула из своих мыслей только тогда, когда в зал вошла пожилая служанка, чтобы убрать со стола. — Молодая госпожа, вы ещё не закончили? — с заботой спросила она, вежливо поклонившись. — Ох, Марта, закончила, — улыбнувшись, поспешно сказала Наташа, поднимаясь из-за стола, — уже собиралась выходить. Слабо улыбнувшись в ответ, немолодая женщина произнесла: — Вы сегодня припозднились; поспешите, иначе точно опоздаете. Я уже собрала для вас сумку, — и протянула компактную и плотную сумку с медицинскими приспособлениями, которую Наташа обычно носила с собой. — Марта, спасибо, — благодарно улыбнулась она, слабо сложив брови домиком, — пожалуйста, извини за хлопоты. Женщина, уже начавшая убирать со стола, махнула рукой и только и сказала: — Никакие это не хлопоты. Однако Наташа услышала ее слова только вскользь, так как уже вышла за дверь спешным шагом. Не стоит откладывать дела, а хорошо поразмыслить обо всей ситуации у нее ещё выдастся возможность. Выйдя за пределы небольшого особняка и двора вокруг него, она, чувствуя дующий в лицо ветер, уже понимала, каким будет ее следующее решение. Отработав этот день, уже с завтрашнего она переведется в филиал Подземья. Там она нужнее.