Течение

      С потолка сорвалась тяжелая капля. Он машинально поймал ее и поднес ладонь к носу. Вода пахла железом и ржавчиной, чем-то подгнившим, а еще... Еще она была очень горячей. Ненормально горячей для такого промозглого места.       «Близко», – подумал он. – «Уже очень близко».       Он отряхнул пальцы, закованные в перчатку из термопластин и глянул вперед. В очках тепловизора тоннель выглядел серым и плоским. Воздух был затхлым и знобким, словно в заброшенном склепе. В отдалении тихо, почти что неслышно журчала вода.       Пора было браться за дело. Он со вздохом стянул очки через лоб и повесил их на прут арматуры, выступающий из бетонной стены. Мир вокруг сразу пропал, стало темно, хоть глаза себе выколи, однако смотреть ему больше не требовалось. Во всяком случае – смотреть так, как это делают здоровые люди.       Подобрав под себя ноги, он уселся прямо в холодную лужу и уперся руками в колени. Затем сомкнул веки и сосредоточился на заранее выбранном воспоминании. Осторожно и постепенно – совсем по чуть-чуть, словно пропуская веревку через ладонь – он стал ослаблять привычную хватку контроля.       Долго ждать ему не пришлось. Искажение проявилось мгновенно. Собственно, оно никуда и не уходило. Оно всегда было с ним, карауля в закоулках сознания. С терпеливостью хищника оно ждало в засаде, подстерегало, когда он расслабится, и сейчас, спровоцированное брешью в его обороне, с диким воем и хохотом накинулось на него, как на добычу.       Волна обжигающей боли, горя и невыносимого страха захлестнула его изнутри. Боль была оранжево-красной, страх мерцал синеватыми всполохами, а горе давило на него, как фиолетовый пресс. На секунду у него сперло дыхание. Он ощутил, как скользит и срывается в пропасть. Тогда, морщась от напряжения, он заскрежетал зубами, но уже в следующий миг ему удалось зацепиться за счастливые образы и удержаться на месте. А затем, мысленно сжав в кулаке чужие эмоции, он вскинул их, будто факел.       Тьма перед внутренним взором рассеялась. Он увидел и услышал все разом, одновременно. Окружающий мир больше не был трехмерным, он был скорее похож на многослойную ткань. На самой поверхности располагалась действительность. В данный момент он находился в тоннеле, круглом и длинном, который уходил вперед под уклоном, и вызывал ассоциации с чьим-то кишечником. Углубившись в него, он вскоре бы оказался зажат холодными, мокрыми стенами, заросшими липкой органикой. Немного подальше бы он, без сомнений, споткнулся о дряхлые, насквозь проржавевшие рельсы, залитые слоем воды, а еще дальше дорогу ему преградило бы нечто массивное и неживое – должно быть, каркас одного из вагонов, также бурый от ржавчины. Впрочем, он мог пойти и назад. Тогда он выбрался бы под серое осеннее небо, где на бетонной площадке у входа застыли солдаты в усиленной термоброне. Лазерные целеуказатели на их пулеметах настороженно шарили по черной дыре, ведущей в тоннель. Солдаты обильно потели, им было страшно, они волновались. Позади них бесшумно и грозно водил башней броневик на воздушной подушке.       Первый слой эха был почти бесполезен. Отшвырнув его в сторону, он нетерпеливо двинулся на глубину.       Его слух тут же наполнился грохотом и неразборчивым гомоном. По глазам, хотя они и были плотно закрыты, резанули фонари проносящихся мимо составов. В полупрозрачных вагонах толпились пассажиры – яркие и в тоже время бесплотные, как привидения. Это было слишком давно, и он всплыл назад, стараясь нащупать нужную нить между прошлым, настоящим и будущим.       «Сосредоточься на капле», – приказал он себе. – «На той горячей капле воды, которая упала на тебя с потолка…»       Он нашарил в эхе неприметную нить, где она собиралась на влажной поверхности, где она вытягивалась, как стебелек, и где она, наконец, сорвалась. Он потянулся за каплей и бережно вытянул прошлое.       Искаженный и вправду недавно был здесь. От человека в нем сохранилось немного. По потолку, переставляя восемь тощих многосуставчатых лап, ползла паукообразная тварь. Из ее острозубой раззявленной пасти слетали ошметки слюны, с шипением падая в лужи. Раскаленные докрасна когти оставляли в бетоне аккуратные круглые дыры. На половине пути к каркасу вагона, тварь ненадолго остановилась и развернулась ко входу. Из ее глотки со свистом вырвалось облачко пара. Несколько раз щелкнув клыками, она беспокойно покачалась на лапах, а затем, очевидно, что-то учуяв, вдруг резко дернулась и побежала в противоположную сторону, все с той же легкостью цепляясь за потолок. А через какую-то пару секунд, в тоннеле появилась черная тень, с двумя зелеными глазами-оккулярами. Сверху упала тяжелая капля. Тень поймала ее раскрытой ладонью и поднесла к носу…       Он вскочил и, не поднимая век, рванул вглубь тоннеля. Его ладонь метнулась к бедру, отщелкнув кнопку на ножнах. В кулаке мелькнул черный клинок, слишком короткий для меча и одновременно чересчур длинный для простого ножа. Он отвел его острием в сторону и ловко перескочил ржавые рельсы, на которых был должен споткнуться. Проход спускался все ниже и ниже. Вода прибывала. Она уже достигала коленей и тогда он вытянул нить, когда тоннель еще не был заброшен и здесь было сухо. Реальность моргнула, сдвигаясь. Прошлое и настоящее послушно переплелось, соединенное искажением. Конечно, вода никуда не пропала, да и не могла она никуда деться. Но теперь он бежал через нее, как будто ее просто не существовало.       Термодоспех скрипел сочленениями, стук ботинок разносился на сотню шагов, но сейчас это не имело значения. Ни он, ни тварь, которую он преследовал, практически не полагались на обычные чувства. В подобных схватках они только обманывали. Образ врага мелькал в голове, то возникая в подробностях, то исчезая, как в фильме, нарезанном на сотни разрозненных кадров. Вот здесь искаженный бежал прямо по потолку. А вот здесь он неожиданно прянул на стену и резво засеменил лапами, оставляя подпалины там, где его горящие когти впивались в слой слизи и грязи.       «Отстаю», – подумал он отстраненно. – «Ничего, совсем скоро нагоним. Оно убегает, пока не найдет подходящую нить, где оно прикончит меня. Точнее, думает, что прикончит меня. Посмотрим еще, кто кого…»       Он с прыжка заскочил в перекошенный ржавый каркас, упал на колено и покатился по скользкой поверхности. Противоположная дверь вагона была заварена напрочь, но когда-то – когда-то очень давно – она открывалась. Этого было достаточно, чтобы в очередной раз сдвинуть реальность. Почти не потеряв в скорости, он пролетел сквозь преграду, как через иллюзию и проворно приземлился на ноги. Не теряя набранный темп, он продолжил погоню.       Тоннель перед ним раздвоился, но искаженный не выбрал ни один из проходов. Тварь замерла у вентиляционной шахты в стене, а затем в мгновение ока оказалась внутри. Подчиняйся она обычным законам, ей пришлось бы ползти по ней с огромным трудом, продираясь буквально по сантиметру. Но когда и где подобное их останавливало? Достаточно простейшего сдвига, чтобы сплести вместе конец и начало пути – и вот ты уже передвигаешься так, как будто бы тебе ничего не мешает.       Эта нить была уже занята, и ему пришлось использовать другую дорогу. Он с разбегу вломился в технический коридор, который выходил прямо в тоннель и, не переставая следить за врагом, помчался вперед. Под ногами крошились отпавшие пласты штукатурки, хрустел какой-то строительный мусор, от мелкой пыли свербило в носу. Над головой, в воздушной шахте царапала лапами тварь. Царапала в этот момент или царапала в прошлом? Понять это было почти нереально.       Он вышиб плечом приржавевшую дверь – на этот раз по-настоящему – и очутился в сквозном помещении с допотопным бензиновым генератором. Его ощущения громко кричали о том, что он практически настиг искаженного. Что буквально мгновение назад, он вылез тут из вентиляции, а потом продолжил спасаться от него бегством. Однако он не стал поддаваться азарту и вести погоню за монстром. Он был достаточно опытен, чтобы не клюнуть на эту уловку. Уж больно яркую нить вероятности оставляла за собой эта хитрая тварь. На самом деле охота уже завершилась.       Теперь его ждало самое сложное.       Подняв клинок, он без оглядки вступил в помещение. Оставляя генератор по левую руку, он подчеркнуто быстро пересек комнату, направляясь к противоположному выходу. И, как всегда, не ошибся.       Оно бросилось на него точно тогда, когда он и рассчитывал – когда он показал спину, выглядывая за поворот. Бросилось из-за генератора, куда оно незаметно сдвинулось по одной из невзрачных нитей возможного будущего.       На какую-то долю секунды он инстинктивно приподнял веки и сразу же пожалел, что он не смог удержаться. В реальности тварь оказалась еще омерзительней, чем утверждал его внутренний взгляд. На него наскочило нечто – иначе не скажешь! – с костлявой и тощей фигурой, на которую, как на скелет, была грубо натянута восково-бледная кожа. Сквозь нее, словно какой-то дикий узор, проступали вены, горящие внутренним жаром. Дополнительные четыре конечности, сухие и тонкие, как лапки у насекомого, были несимметрично разбросаны по всему телу. Пасть чудовища была открыта в оскале, обнажая иглообразные зубы; нижняя челюсть практически касалась груди, а из ее глубины вырывались оранжевые языки пламени. Искаженный, по всей видимости, был очень старым, матерым. В противном случае он не сумел бы накопить в себе столько уродств.       Он встретил чудовище ударом клинка, прицелившись в шею, лишь для того, чтобы завязать схватку. Само собой, искаженный был готов к настолько очевидной атаке и с легкостью поднырнул под его выпад. Они столкнулись, свирепо стараясь перетянуть друг друга в свою, победную версию происходящего. В их яростном, ожесточенном сражении не было видно даже намека на красоту. Да оно и не могло быть красивым – это насилие над здравым смыслом, пространством и временем! Клинок рассекал пустоту, когда выяснялось, что искаженный никогда не был там, где должен был находиться. Горящие когти бессильно соскальзывали по термоброне, направленные по самой неудачной из траекторий. Противники то пропадали, вылетая из нормального течения времени, то появлялись, вернувшись в действительность. Однако с каждым мгновением на чудовище появлялось все больше ран и порезов. Оно выдыхалось – не в физическом смысле, а скорее склоняясь под тяжестью реального мира, его констант и законов.       В конце-концов искаженный исчерпал свои силы. Тварь забралась на генератор, инстинктивно пытаясь сбежать и забиться в какую-нибудь темную щель. Он стащил ее за тонкую лапу, опрокинул на спину пинком и навалился коленом на горло. Не обращая внимания на страшные зубы и на паническое хлестание лап, он перехватил клинок острием вниз и стал беспощадно вбивать, вбивать его в тощую грудь.       Искаженный выгнулся с практически человеческим стоном. Тварь обмякла, пламя в ее глотке погасло. Вместе с последним выдохом, из ее пасти вылетело несколько хлопьев серого пепла. Он невольно замер с занесенным клинком, завороженный их неспешным полетом, ощущая, как звенящее горе, страх и боль отступают, вытесняясь отобранным счастьем.       «Чужое, чужое, все чужое», – успел подумать он с отвращением. – «И даже хорошее – и то не свое…» – а затем отдался заслуженной эйфории, заполняющей восторгом каждую клеточку тела.

***

      Когда он очнулся, то обнаружил себя сидящим у генератора. Затылок упирался в холодный металл, подкладка термодоспеха промокла насквозь, он хрипло и часто дышал. Мир дрожал и покачивался, а по груди прокатывались последние волны радости и упоения. В ушах блаженно гудело, и через это гудение зудел обеспокоенный голос:       – Обсидиановый-два, доложите обстановку, – требовал штабной оператор. – Обсидиановый-два. Обсидиановый-два. Ириор-кхан!.. Тананндарт!..       Ему надо было ответить, сообщить о том, что все в порядке и цель уничтожена, однако ему не хотелось. С трудом согнув руку, он извлек динамик из уха, едва поборов желание выкинуть его куда-то подальше. Потом он глубоко вдохнул и расслабился.       Позднее. Он сообщит об этом позднее.