Бог смертоносных взрывов Деку

Курьер приехал довольно быстро, к героям обычно всегда старались приехать пораньше, а к Кацуки желательно успеть еще до того, как он оформит заказ. Так что уже через полчаса, они сидели за столом. Деку кажется не зная куда себя деть, предлагал хотя бы помочь разложить еду на что получил разраженное. — Посиди спокойно, ботаник хренов. Думаешь, я не смогу сам еду разложить? Больше попыток помочь он не предпринимал, послушно ожидая, когда его бывший одноклассник справиться со всем сам. — Ты совсем не изменился, Кац-чан. — Разве? — Отчего с ноткой затаенной грусти спрашивает он, мельком скользя по парню взглядом. — Может немного… — Заикаясь и от чего-то чувствуя, как сердце пропускает удар, под его взглядом, отвечает Деку. Заказал он и впрямь много, наверное, даже слишком много для них двоих. Кацуки не ел много, то ли из привычки следить за собой, то ли от того, что иной раз кусок в горло не лез. Но вот Деку оказался и впрямь достаточно голодным чтобы съесть практически все в одиночку. От чего-то он казался очень напряженным, все время озирался по сторонам и вздрагивал от каждого резкого звука за окном. Казалось, он все еще не мог поверить, что он в безопасности, что никто не ворвется в квартиру, чтобы схватить его и уж тем более никто не выхватить у него его чертов кацудон, тарелку которого он все никак не мог отпустить. — Да ешь ты блять спокойно! — не выдержав огрызнулся Кацуки, и тут же отвел от зашуганного парня взгляд к окну, и уже тише добавил. — Со мной ты в безопасности. — Ох, прости, Кац-чан. От того, как жадно и при этом пугливо Деку ел, что-то внутри сжималось в тугой комок. Сколько же дерьма ему пришлось пережить за эти годы?.. — Ты ж вроде главный у них, — Хмурится Кацуки, наблюдая за дрожащей рукой сжимавшей палочки. — неужели пожрать купить были не в состоянии?.. — Я не то чтобы главный… — Мямлит Деку, чуть вжимаясь, словно говорил о том, о чем говорить вообще-то не должен, наверное, так оно и было. — Я скорее стратег и рекламное лицо?.. — Показуха значит? — Уточняет он осторожно, чуть приподняв бровь, уперев рукой щеку. — То есть никакие враждующие банды ты не примерял? — Это было … — дергано пожимает он плечами, нервно сглатывая. — Но ты не главный? — Деку молчит, снова пожимая плечами. А у Кацуки в голове потихоньку зарождается план, он ненадолго замолкает, прежде чем предложить — Ты мог бы выдать главаря, выставим все так, что ты окажешься жертвой. — Все это время он пристально наблюдал за его реакцией, и тому разговор явно не нравился, даже есть перестал, прикусив нижнюю губу и затравленно пряча от него взгляд. — Я хочу помочь. — Ты бы мне своих не выдал. — Загнанно огрызается он, и край губ дергается в нервной улыбке. — Ты убил двоих героев, Деку. — А скольких убил ты? — И он поднимает на него злой леденящий взгляд. Взгляд человека, видевшего уже достаточно много дерьма чтобы наивно разделять мир на черное и белое. — Они были злодеями. — Я тоже злодей. — Все также твердо смотрит он, не поддаваясь на от чего-то смягчившейся и кажется даже виноватый взгляд красных глаз. Деку чуть с улыбкой, выдыхает. — Ладно я пойду. — С холодом говорит он, поднимаясь из-за стола и больше даже не смотрит на него. — Спасибо за еду, и за все остальное… Кацуки сводит брови к переносице, чувствуя, как сильно сжалась челюсть, лишь бы не наорать на этого идиота. А он действительно идиот, если не понимает в каком дерьмовом положении оказался. Или это Кацуки идиот, что позволил ему в это самое дерьмо нырнуть с головой. — Останься. — Чуть ли не приказным тоном хрипит Кацуки, хватая того за запястья. И теперь он тот, кто прячет измученный взгляд от второго — Больше никаких разговоров о твоей жизни, ладно? — Проговаривает он сквозь зубы, и последние его слова звучат почти умоляюще. — Только не уходи больше. Деку машинально дергает запястье, но лишь раз, да и из такой крепкой хватки так легко не выбраться. Он снова прикусывает губу, жмуриться, чувствуя, как к нему подступает уже привычный страх. Ему нужно уйти, но он садиться обратно. — Отпусти пожалуйста — Шепчет он, чуть дергая руку, и тут же освобождаясь от хватки. Дрожь пробегает по позвонку, и он задушено выдыхает. — Спасибо. — Болит? — Нет, просто… — Он снова прячет взгляд, потирая запястье, не зная, как поступить. — Посиди тут, ладно? — Тот кивает и Кацуки поднимается из-за стола, подходит к шкафчику на стене. Слышит шуршание пакетов, Деку решил хотя бы со стола сам убрать. Кацуки оборачивается на него, держа в руках небольшую аптечку. — Оставь, я сам потом все уберу… — Я не сломаюсь, если хотя бы со стола уберу — снова от чего-то нервозно усмехается он, убирая остатки в пакет. И Кацуки от чего-то и сам улыбается краем губ, дергано пожимая плечом. — Подними футболку. — Говорит он, укладывая аптечку на стол и опускаясь на край дивана к Деку. Тот вздрагивает, но не спорит, осторожно стягивая футболку через голову. Его начинает чуть трясти, и он сжимается, стараясь успокоиться. — Все нормально? — Д-да, прости… — Не извиняйся. Он хорошо знает, что делать, за годы геройской практики ему не разы приходилось самому обрабатывать, а иногда и штопать раны товарищей, но сейчас он старается быть медленнее, аккуратнее, старается случайно не коснуться кожи, потому что Деку выглядит напуганным, потому что он понимает, какие воспоминания случайно может воскресить. Кацуки старается не думать об этом, но мысли о том, что именно ему пришлось пережить так и вьются в голове неспокойной гурьбой. — Кац-чан… — Он робко окликает его, Кацуки не отвлекаясь от перевязки, только кивает, призывая продолжить. — Зачем ты?.. Почему впустил меня… и ведешь себя так? — Так? — Ну… — Он снова отводит взгляд к окну, и он не весело улыбается, продолжая. — Я думал, ты возненавидишь меня. Хотя мы и никогда не были такими уж хорошими друзьями, чтобы ты относился ко мне как-то иначе, да? — Он снова переводит взгляд на светлую макушку, обрабатывающего его раны парня. — И уж тем более не думал, что сможешь простить. — Я и не прощал. — Отвечает Кацуки, и сталкивается с его печальным взглядом, ему приходиться выдохнуть и снова отвести взгляд от этой зеленой лужи самотерзаний и печали, чтобы не сорваться. — Не думай так много, придурок. — Может ты и прав… — С его губ снова срывается нервный смешок. — Мне бы просто радоваться такой возможности, да? — На телеке ты так не заикался. — Хах? Да?.. Н-наверное — растерявшись мямлит он, снова встречаясь со спокойным и внимательным взглядом красных глаз, сосредоточенных лишь на нем, и он не может врать, глядя в них, от того и голос звучит непривычно искренне. — С тобой мне можно не притворяться, да? Деку смотрел на него, своими огромными зелеными глазами, и хоть теперь в них читалась бесконечная усталость, боль и вина, в глубине этих глаз все еще можно было разглядеть то детское восхищение им. Ту теплоту и веру в него, которая всегда принадлежала ему одному и которую он сам же и оттолкнул. И как же он хотел сейчас стереть из него все остальное, оставить только прежний блеск, свет и эту наивную детскую веру в лучшее. Он и сам не замечает, как придвигается к нему, чуть оперившись одной рукой о диван. Кацуки останавливается всего на секунду, чужой рваный вздох обжигает его губы. Он не уверен, он боится, все испортить, он не хочет снова потерять его. И все же касается его легким, почти не весомым поцелуем. Проводит рукой по холодной щеке, чувствуя, как тот вздрагивает под его прикосновением. Его пальцев касается слеза, и он уже хочет отпрянуть, как в следующую секунду Деку сам прижимается к нему. Жадно прижимаясь, обхватив руками шею и неумело утягивая его в долгий поцелуй, хоть он все также чувствует легкую дрожь в сжавшихся на волосах пальцах. Кацуки отстраняется, все еще горячо дыша, уткнувшись лоб в лоб и утопая в мерцающей зелени глаз. — Все нормально? — горячо выдыхает он, поглаживая его лицо в своих руках. — Д-да… Деку тянется к нему сам, робко касаясь горячих, еще влажных после их поцелуя губ. Кацуки перехватывает инициативу, переплетая их языки, чуть оттягивая и прикусывая нижнюю губу. — Почему сейчас?.. — Всхлипывает Деку между их прикосновениями. — Я не хочу снова потерять тебя. Ответ оказывается слишком откровенным, и Кацуки не дает ему ничего ответить снова, соединяя их в поцелуе. Деку прижимается к нему, всхлипывая, хватаясь за него, словно тот прямо сейчас спасет его от всего окружающего ужаса, словно это единственное, что могло спасти. — Я… — Шепчет Деку. — Знаю. Заткнись. И я. — Отрывисто отвечает он между прикосновений их губ. Деку облокачивается на спинку дивана, Кацуки движется за ним, мягко касается щек, стирая подушечками пальцев стекающие по ним слезы. Он отстраняется только для того, чтобы стянуть свою кофту. Но замирает, замечая усилившуюся дрожь и испуганный взгляд, так пытающегося скрыть свой страх парня, и он останавливается. С виноватым взглядом касаясь щек, ласково потирая кожу под своими пальцами. — Прости. — Хрипит он, утыкаясь лоб в лоб. — Блять, я такой идиот, прости. — Я. я — он выдыхает, но его все еще трясет. — я х-хочу, но… прости — Тебе не за что извиняться, придурок. — Он чуть хмыкает краем губ, снова наклоняясь к нему, целуя лоб. Подрагивающие руки ложатся на его плечи. Кацуки кладет руки на его щеки, снова смотря в его все еще наполненные страхом глаза. — Деку, все нормально. Я не сделаю ничего, что ты не хочешь, хорошо? — Снова повторяет он, растирая его щеки, тот всхлипывает. — Прости. Но Деку уже не может успокоиться, старается, но слезы снова и снова подступают, и он больше может сдерживать их. Он плачет, обхватывая Кацуки руками и прижимаясь к нему. Когда-то он и представить не мог, что его чувства могут оказаться взаимны, тем более никогда не мог вообразить подобного, а теперь плачет после их поцелуя, словно над ним надругались. Пиздец. Но он не мог успокоиться, слезы снова и снова накатывали на него, и он не в состоянии ни объяснить, ни успокоиться, просто прижимается к нему, в надежде что его смогут понять. И Кацуки дает ему возможность, наконец-таки выплакаться, за столько лет открыть свою слабость и просто плакать. — Прости, что не искал тебя…

***

Деку еще долго плакал, и успокоился только тогда, когда изнеможденный обмяк в его руках и уснул. Кацуки остался с ним, уложив его голову себе на грудь, и уткнувшись подбородком в макушку. Он то осторожно поглаживал его по спине, то перебирал спутавшиеся пряди волос. Он боялся уснуть сам, словно стоит ему закрыть глаза и тот тут же исчезнет. — Прости Кац-чан… — донесся до него тихий шепот сорванного голоса, через неопределенное время. — Я же уже говорил тебе не извиняться. — Все еще слабый в его руках, он лишь чуть сильнее прижимается к нему. — Все нормально. — Давно?.. — Сам не знаю… — Им не нужно долго объясняться, итак все ясно, а Кацуки и правда не знает, как давно понял, что влюблен. — А ты? — Всегда? — Со слабым смешком отзывается он, и Кацуки и сам улыбается, утыкаясь в его кудри. — Так странно? — Что именно? — Как-то расслабившись, наверное, от того, что парень все также оставался с ним, спрашивает он с легкой иронией. — Что я не пытаюсь тебя прибить или что признался? — Что не нужно ни от кого прятаться — Выдыхает он, проведя по его руке своей огрубевшей ладонью. — И ты мне еще не признался. — Я люблю тебя, придурок. — Проговаривает он, крепче прижимая того к себе и снова целуя макушку. — И убью, если ты опять пропадешь. — И я тебя люблю. — Выдыхает он, прикрывая глаза. — Говорил, же, знаю. — Бубнит он, куда-то в зеленую капну. Они сидят так какое-то время, прежде чем Кацуки все же решается выпустить его. — Давай я нам чай сделаю. За окном уже глубокая ночь, когда Кацуки ставит им две чашки. Деку с улыбкой принимает кружку, но кажется, его все еще что-то гложет. Кацуки садиться напротив него, делая глоток, ожидая, что тот скажет сам, но он молчит. — Если тебя что-то беспокоит, скажи. — Он резко прерывает их молчание, и сам себя осекая, неловко отводя взгляд. — Если хочешь… — Ты еще хочешь?.. — Мямлит он, краснея от одного только вопроса. — Слушай, если ты не хочешь — все нормально, понял? — Д-да… — Он кивает и придвинувшись к нему через стол касается его губ легким поцелуем. — Но я правда хочу. Кацуки притягивает его, осторожно прижимая его голову, углубляя их поцелуй. — Уверен? — Снова спрашивает он, смотря прямо в его глаза, он больше не кажется напуганным, скорее взволнованным. — Скажи мне, и мы остановимся. Деку дергано кивает и Кацуки притягивает его ближе, заставляя перелезть через стол к нему. Прижимает к себе, придерживая за талию и сжимая мягкие кудри. Он касается его осторожно, нежно, он никого так не касался. Но с ним он хочет быть таким, хочет быть нежным и ласковым, хочет, чтобы тот не боялся его, чтобы чувствовал себя в безопасности. Деку успокаивается под его касаниями, его руки спускаются с плеч к груди и останавливаются на торсе. — Я м-могу, можно? — Не спрашивай. — шепчет тот, чуть прикусывая мочку уха. Кацуки льнет к его губам, пока тот неловко чуть вздрагивающими и вспотевшими руками, справляется с завязкой его штанов и стягивает их. Кацуки не торопит, не давит, не пытается раздеть, нежно целуя и мягко касаясь голой спины и плеч. Деку касается кончиками пальцев косых мышц, робко спускает руку к резинке боксерок. Кацуки останавливает его, чуть сжимая запястье. На него поднимают удивленный и от чего-то виноватый взгляд. — Я… что-то не так делаю?.. — Все нормально. — Прикрыв глаза успокаивает он, касаясь кончиков сжатых в руке пальцев своими. — Доверься мне, хорошо? -У-угу… Кацуки снова чуть приподнимает его, меняя их местами и усаживая Деку на диване, нависает над ним. Он медленно спускается, легко касается губ, спускается легкими поцелуями к шее, оставляя влажную дорожку до вздымающейся груди. Бросает внимательный взгляд, Деку взволнованно смотрит на него, и Кацуки чуть улыбается ему краем губ. Смотри на меня. Он целует его шрамы, проходиться языком по огрубевшей коже, обводит языком и прикусывает набухшие соски, горячо выдыхает, вызывая мурашки на коже под губами и снова целует. Стягивает чужие штаны, ему помогают, чуть приподнимаясь. У Деку уже стоит. Он опускается на колени, на его плече сжимается чужая рука. — Кац-чан!.. что ты?.. — Страшно? — Горячо выдыхает он, наблюдая за покрасневшим, прикрывающим рот рукой, парнем. — Нет, но… Он не отвечает, проводит ладонью от коленки и выше, останавливаясь слишком близко, заставляя другого горячо выдохнуть и в нетерпении двинуться на встречу. Чужой член подрагивает, когда он проводит подушечкой большого пальца от основания к головке и назад, обхватывая рукой. Деку упирается спиной в диван, тихо всхлипывая от наслаждения. Кацуки опускается, чувствует, как чужая рука снова упирается в плечо, и обхватывает головку губами. Он обводит ее языком, и стоит ему взять его глубже, как его рот наполняется спермой, он отстраняется и усмехнувшись, смотрит на красного и ужасно смущенного парнишку. Кацуки сплевывает, и все также ухмыляясь спрашивает. — Это как-то слишком быстро, тебе не кажется? — П-прости… — Не извиняйся. — Он кладет обе руки на его ноги, поглаживая их. — Это я так хорош или тебе никогда не сосали? — Не сосали… — он запинается и быстро тараторит, краснея до самых кончиков ушей. — И ты!.. это… слишком хорошо… — А ты такой же ботан, да? — Он обхватывает его член рукой у основания, заставляя того подавиться воздухом, и резко выгнувшись, уткнуться в спинку дивана. — Нравится? — Д-да… — Постарайся в этот раз не так быстро. — Он не дает ему ничего ответить, снова касаясь головки отвердевшего члена. Кацуки принимает его быстро, почти до основания, обвивая языком, сжимая и расслабляя губы, обхватывающие член. Конечно, это не его первый раз. Но он никогда бы не подумал, что сосать кому-то может быть так приятно. Геройская жизнь, та еще хуйня. Споры в СМИ, постоянная беготня, никаких близких связей из страха потерять кого-то еще, вечный стресс и тайные поручения от агентств, о которых и вспоминать тошно. Кацуки часто пил, забывался в пабах, а в попытках забыть школьные годы ни раз поебывал какого-нибудь кучерявого парнишку, даже были пары романов, но личную жизнь слишком сложно совмещать с геройской, так что на долго никогда не затягивалось. Странно принимать что единственным человеком, которого он когда-либо смог полюбить оказался злодей. Интересно, что бы об этом сказала общественность? «Герой пал на колени перед злодеем» или банальнее «Герои сосут», пхах?.. Деку сжимал руки в кулаки, уже и не пытаясь сдерживать срывающихся стонов. Его доводящие до придела всхлипы, срывающиеся в экстазе оклики и хлюпанье скользящей по члену глотки заполнили квартиру. Кацуки опускался до основания и отстранялся, почти выпуская член изо рта и снова вбирая до основания, и так снова и снова. -С-стой!.. ха… — Деку пытается ухватить того, чтобы отстранить, но его руку перехватывает чужая, переплетая их пальцы, опуская их руки обратно на диван. — Кац. я сейчас!.. п-подожди не так, ммм… — Но ему не дают ничего сделать, проходясь языком от основания к головке, заставляя того стыдливо вскрикнуть и снова кончить. — П-прости… — Говорил же, не извиняйся. Сперма стекает по припухшим губам к подбородку, кажется он проглотил часть в этот раз. Пиздец. Кацуки вытирает лицо тыльной стороной ладони, поднимаясь с колен, собираясь видимо в ванную, но его не пускают, все также держа за руку. — У тебя же… Я м-могу?.. — Не забивай голову. — Он чуть наклоняется, уткнувшись носом во взъерошенную копну зеленых волос, немного сжимает их и отстраняется, напоследок чмокнув в лоб. — Отдыхай. Кацуки не позволяет себе зайти дальше. Он хочет, но от одной мысли, что тому будет больно, что ему придется вспоминать прошлое, становится тошно. Он кончает уже в душе, довольно быстро доводя себя до пика, от того что уже сам давно на пределе. Холодные капли стекают по горячей спине, вода гасит часть вспыхивающих искр. Он выходит из душа, даже не удосужившись хотя бы боксерки натянуть, просто обмотав полотенце на бедрах. — Вот же придурок. — Хмыкает он, замечая Деку спящим в той же позе в какой он его оставил. Голый, с каплями спермы на животе, и стекающей изо рта слюной. — Еще и предлагал сам отсосать, идиот… Кацуки подходит к небольшой тумбочке у дивана, достает салфетки. Криво усмехнувшись подходит к спящему, осторожно чтобы не разбудить вытирает его живот и ноги. Также осторожно кладет его руки себе на плечи, заставляя облокотиться и обхватив руками, поднимается, полотенце падает, но как-то похуй на него. Он несет его в спальню, укладывает на давно не заправляющуюся кровать, накидывает сверху одеяло и ложиться рядом, обхватывая его и прижимаясь как можно крепче. В гостинной тем временем телефон снова и снова высвечивает новые сообщения от агентства, мамы и единственного друга, но как-то похуй.