В лапах Чудовища

— Господин. Ваш завтрак.       Раздались слова и были сразу поглощены мертвой тишиной покоя. В дверях стоял мужчина, его высокое подтянутое телосложение выглядело очень жалко по сравнению с удручающими просторами помещения. Его улыбка погасла, как только он перешел порог. Казалось, он уже должен был привыкнуть к этому, но каждый раз он пугался, как впервые.       Спальня выглядела заброшенной и уничтоженной. Прекрасная мебель превратилась в щепки, закрывшие собой каждый дюйм этого помещения. На стенах кусками свешивались остатки обоев, рамок картин и настенных канделябров. Запах сырости витал в воздухе, перемешиваясь с горьким ароматом лакированной кожи и тлеющего фитиля. Из разбитого окна дул ветер, заставляя лакея дрожать от холода. Дверь за ним протяжно заскрипела и захлопнулась, ударяя его по спине. В его руках загрохотала посуда, врезавшись в край серебряного подноса. Аромат свежей выпечки и горячего блюда ослабил панику внутри мужчины и позволил шагнуть. Хрусть. Под ногами трещали мелкие обломки зеркал, пока он робко шагал в другой конец комнаты, где и находился единственный уцелевший мраморный стол.       С грохотом его едва не отмороженные пальцы поставили поднос на стол. Слуга оглянулся, отыскивая по сторонам знакомый силуэт, уже несколько месяцев приходящий за ним в кошмарах. Но на этот раз ему не суждено было с ним встретиться. Из щели в потолке ветром занесло первый снег. Маленькие снежинки облепили блестящую яркую ткань посетителя и таяли на ней. За сквозняком к нему пришёл новый запах, который он до сих пор не мог почувствовать. Глаза лакея расширились, когда он распознал запах крови. Припадая чуть ли не носом к полу, он тщательно рассматривал плитку до тех пор, пока не нашёл темные коричневые пятнышки, которые дорожкой повели его в ещё более запущеную часть покоя.       Там, в перемешке с перьями и передратными простынями, лежали остатки всевозможной лесной добычи. Желудок лакея в мгновение ока скрутило, когда тухлая вонь забивалась в ноздри. Среди несвежей дичи проскакивали остатки и новой. Из оторванных конечностей до сих пор слабо сочилась кровь. В тени, в темно-жаристой луже лежала недоеденная оленья туша. Сквозь тонкий слой мышц прорезались желтоватые реберные кости, а на полу валялись пожеванные кишки.       Паника охватила ум и мысли метрдотеля, сердце бешеным ритмом колотилось в ушах, но даже несмотря на это, он не сдвинулся с места, будто какая-то темная сила приковала его к месту и заставляла созерцать этот ужас.       Сквозь черный мрак пробивался какой-то золотистый блеск. Долго не раздумывая, мужчина бросился туда так быстро, как волк, которого только что выпустили из клетки. Это была рамка, которую он взял в руки и сразу прогнулся под ней. Но как только вытащил её на свет — уронил. На картине была изображена семья из двух родителей и сына. Лицо мальчишки было истерзано полосами от когтей до неузнаваемости. Такое же ужасное участие ожидало и его отца. Целая и невредимая нарисованная женщина стояла с легким отчаянием и одновременно теплотой наблюдала будто за тем, кто созерцает её сейчас. Но чем больше слуга смотрел в те синие женские глаза, тем больше замечал, что этот взгляд направлен не на него, а куда-то в глубь страшной комнаты. Он невольно повернулся, следя за нарисованным взглядом. В двадцати футах от него лежала какая-то странная вещь. Вблизи она походила на ветку, которую мужчина и попытался поднять, но безуспешно. Взяв её обеими руками напрягся и попробовал ещё раз.       На этот раз она легко поддалась. Но через мгновение его довольная улыбка превратилась в испуганный крик. Высоко над собой он держал самую настоящую оленью голову с широко открытыми глазами и приоткрытым ртом. На месте шеи торчал полуоторванный позвонок. Звук красных капель о мраморный пол вьелся в уши, а свежий запах мяса забился в ноздри.       Ошеломленный мужчина не мог сдвинуться с места. Олень будто смотрел на него в ответ пустыми темными глазами, отражающими тот ужас, что он пережил в последние секунды своей жизни. И этот ужас теперь направлен на своего наблюдателя. — Оставь это!       Пальцы мгновенно разжались сами по себе, а тело затряслось от страха. Под нотами грубого хриплого голоса мужчина едва ухватился за более тонкий звук, принадлежавший когда-то тому, кого он очень хорошо знал и любил, а сейчас… боялся до смерти. Существо возвышалось прямо над ним. В тени едва можно было разглядеть страшную кликастую пасть и не менее смертоносные лапы: массивные передние лапы, как у гориллы и волчьи задние. Чудовище не шевелилось, как будто было очередной замковой горгулью. И только протяжное тяжелое дыхание на шее у лакея говорило что за ним живое существо.       Оно нагнулося ещё ближе к шее мужчины, наслаждаясь запахом страха, самым настоящим животным страхом, как у сотни предыдущих его жертв. Страх сочетался с ароматом его крепкого цветочного парфюма, в основу которого легла душистая сладко-резкая сирень. От этого запаха не опьянеть хозяину было просто невозможно так же, как от красоты того, кто стоял к нему спиной. Он не удержался и гортанно промурчал не в состоянии прекратить водить кончиком носа по шелковой человеческой коже. На лбу метрдотеля уже сверкал холодный пот, а сквозь ткань рвалось испуганное сердце, что только больше разогревало интерес Зверя.       Две массивные лапы быстро пробежались по груди и замкнулись на бедрах так крепко, словно бродячая собака в кусок душистого стейка: жадно и ненасытно. Лакей весь напрягся, но не сказал и слова, молясь, чтобы это поскорее закончилось. Резкий рывок и он врезался спиной в лохмату невероятно широкую грудь. Его сердце забилось в бешеном паническом ритме, а бледная кожа сильнее запахла страхом, который Чудовище с удовольствием вдихало в себя. Мужчина был напряженным, напряженным на сколько, что казалось, что только к нему прикоснутся, он сломает себе пальцы беспомощно свернутые в кулаках.       Лапы мгновенно отпустили тело и слуга уже приготовился убегать, но вдруг большой очень шершавый язык касается его шеи и нагло залезает под платок, доставая кончиком до ключицы. Метрдотелю казалось, что эта влажная щетка счешет до крови его нежную холодную кожу. Мужчина сжался и шагнул вперед, но его упорно толкнули назад. Языком Зверь повёл скользкую линию вверх и остановился на середине щеки, слизывая румяна, а затем резко вернулся назад к шее. Метдотель хныкнул, когда его тело инстинктивно поддалось искушению и склонило голову в другую сторону для лучшего доступа.       Насмехаясь над такой реакцией мужчины, Чудовище обернуло одной лапой его талию, а другой повело медленно вверх, наслаждаясь тем, как слабое тельце вжималось в его грудь, не желая быть облапанным даже в куче натянутой из-за холода одежды.       Мохнатые пальцы прошлись вверх по шее и остановились на подбородке, поднимая его вверх и наклоняя к себе. Лакей скривился, чувствуя тошноту от прикосновения других губ к своим. Он обожал поцелуи, считал их просто неземным наслаждением, намного ценнее даже сочетания двух тел на грани плотских желаний. А теперь… Он их ненавидит.       Мужчина оттягивается от других губ — Чудовище недовольно рычит, его пальцы сжимают горло достаточно сильно, чтобы перекрыть дыхание и заставить лакея открыть рот и впустить его язык внутрь. Сбитое дыхание мужчины становится все порывистым, даже когда давление прекратилось, слёзы всё чаще попадали на мех, заставляя оппонента тонуть в этих чувствах. А сам же слуга разрывался на части. Хозяин хватает зубами розовые и влажные от настойчивых поцелуев губы и прокусывает одну из них, заставляя лакея зашипеть от боли, когда шершавый язык то и дело облизывает прокушенное место и высасывает кровь.       Вот теперь Зверь довольно отрывается от него. Сморщенное от отвращения лицо бывшого друга даже сейчас было намного прекраснее, чем любое лицо красивейшей девы Франции. Он поднял лапу и провёл пальцами рядом с другим лицом, не касаясь, словно очерчивая мягкие линии скул и опускаясь к широкому подбородку с крошечной волевой ямочкой, что выглядела довольно смешно, когда она, как и тело метрдотеля было полностью в его власти. Из глаз стекла крошечная слеза — хозяин мгновенно поспешил размазывать её по мокрой блестящей от слёз щеке, легонько проводя когтями по густым усам, частично прикрывавшим верхнюю губу, которую все равно выдавало легкое покраснение от горячих поцелуев. Нижняя же губа немного набухла, из неё сочилась полоской кровь и стекала на французскую бородку, придавая темным русым волосам красноватый оттенок. — Люмьер, открой глаза, — приказал нетерпеливым голосом ему и надавил на плечо.       Люмьер сильнее напрягает мышцы лица и выполняет приказ. Его голубые, небесного цвета глаза блестели от новых слёз, когда они смотрели в ответ на хозяина, в глазах которого застыло желание беззастенчиво по-зверски совокупится с ним прямо здесь и сейчас. Чудовище вновь опускается к губам и настойчиво входит в рот, оплетая сухой от страха язык. Лапа тянется нежным лицом вверх и зарывается пальцами в белом парике, стремясь избавиться от него. – Нет, — произносит лакей, хватая тонкими пальцами толстое запястье господина.       Удивительно, но тот забирает лапу и впивается в мужскую ладонь, легонько её сжимая. Другая лапа в мгновение ока резко тянет кончик шейного платка и развязывает его. За платком вниз упал и жюстокор. Люмьер задыхается и дрожит, слыша, как проклятый принц наслажденно ворчит, чавкая и посасывая его шею. Он хотел закричать, хотел упасть на колени и умолять, чтобы его убили и больше не мучили этими сладкими невыносимыми пытками, но тщетно. Голос мужчины глубоко застрял в горле, его душили слёзы, которые безудержным потоком лилися из глаз и омывали щеки.       Пуговицу роскошного золотого камзола расстегнули. Мужчина открыл заплаканные глаза и смотрел, как толстые пальцы настойчиво расстегивают ткань. Острые когти проходили по тонкой ткани и слуга затаил дыхание, боясь, что одежда порвется. Зверь терял терпение, когда его пальцы запутывались в камзоле, а пуговицы, словно умышленно не расстегивались. Раздраженно рыча потянул ткань по сторонам. Пуговица слетает с костюма и со звонким стуком падает на пол. Слуга потянулся пальцами к лапам хозяина и остановил его, получая сердитое гарчание. — Й-й-й-я сам.       Хозяин тяжело дышал, едва отрываясь от покрасневшей от засосов шеи. Как только камзол больше не стягивал тело — прижал его к себе, не позволяя вырваться и отступить. Одно движение и кюлоты сползли слегка вниз на слишком тонких бедрах.       Не тратя времени зря обнажил худые не широкие плечи и продолжил ставить на них засосы, наслаждаясь дрожью кожи от собственных прикосновений. Лакей вовсю втягивал живот и извивался в противоположную сторону, не идя навстречу таким ласкам. Чудовище и не возражало, так или иначе его ненаглядный Люмьер полностью в его власти. Его пальцы крепко сжали тонкую талию. Не встречая слишком большого сопротивления, стал медленно опускать ладонь к бедрам и затем резко подниматься вверх. Слуга тяжело вздохнул, когда массивное тело хозяина навалилось на него сверху, а лапы жадно впились когтями в бедра.       Почувствовав, как в ягодицы врезается пах Зверя, резко выгнулся назад. Хозяин вовремя подхватил его и сердито вонзился кликами в кожу. Мужчина зашипел от боли, толстые пальцы с когтями потянулись вниз, оставляя на груди тонкие красные полосы. Зубы сжались на плече, чтобы сразу замениться языком на болезненной ране. Сладковатая человеческая кровь была куда сытнее животной, а её запах сливался с мускусным благоуханием феромонов хозяина и пьянил так, что сносило крышу. — Хозяин пожалуйста… — Молчать, — оборвал его просьбу с угрожающим рычанием и шлепнул по заднице.       Люмьер прикусил губы, из которых текла кровь и попробовал ещё раз. — Только не на полу.       Через мгновение его бросили на пильную кровать и не давая опомниться стянули кюлоты и нижнее белье. Зверь замер, очерчивая взглядом своего слугу. Без одежды он казался ещё более стройным. Плоский живот, узкая талия и довольно широкие бедра с мягкими упругими ягодицами, которым бы позавидувала любая барышня, которую приходилось раньше знать проклятому принцу.       Зверь набросился на него поглаживая лапами гладкую, как у младенца кожу. На теле мужчины не было ни маленького пучка — все хорошенько выбрито, словно он готовился к этой встрече заранее. Так даже лучше. Толстые пушистые пальцы опускаются к паху и резко останавливаются на нем. Люмьер не сдерживается и стонет, когда тот водит рукой вверх вниз по члену, а затем фыркает. Палец настойчиво вошёл в темное отверстие и затягивался все глубже, случайно царапая когтем стенку. Лакей вздрогнул. Но палец никуда не делся и растягивал его все сильнее.       Мужчина пыхтит, по его щекам текут слезы, он крепко сжимает простыню, терпя невыносимую боль, когда в него резко входят и медленно, словно дразня выходят. — Пожалуйста, хозяин, не надо. — Я приказывал тебе молчать!       Два пальца резко зашли в отверстие, метрдотель с трудом сдержал крик. Краем глаза он робко взглянул на Чудовище, член которого выперся толстой огромной горбинкой в штанах. Голубые глаза округлились от шока, он сжал ноги, за что его снова ударили по заду. — Мне собственноручно раскинуть тебе ноги?       Боясь хужего, послушно повернулся в стойку и расслабился, но как только пальцы снова оказались в нем - сжался. Зверь зарычал и раздвинул ягодицы, царапая кожу когтями. Мужчина кряхтел, словно старый дед, что вызвало у оппонента насмешливую улыбку. Как долго он ждал этого момента. И вот теперь Люмьер полностью находится в его власти.       Чудовище ткнул пальцами немного выше, тот закричал и плюхнулся лицом в постель, тяжело дыша. Его будто пронзило молнией, чувство было просто невероятным, оно заглушило на мгновение боль и разнеслось по телу сплошным удивительным удовольствием. Замраченный новым чувством он едва почувствовал, как от него оторвался хозяин. – «Неужели он передумал?», — промелькнуло у метрдотеля в голове и Люмьер сразу вскочил, чтобы убежать. Но было поздно.       Массивная лапа втоптала его лицо в матрас с сердитым рычанием и сдавила шею. Другая же лапа широко расставила ноги метрдотеля и крепко ухватилась за бедра, когда головка его огромного звериного ствола вошла во всё ещё тесную дырочку.       Люмьер задыхается от слёз, едва сдерживая невыносимую боль. Чувствовалось так, будто его медленно и постепенно разрывают изнутри. Чудовище довольно зарычало, когда ему удалось полностью войти внутрь. Он отпустил шею метрдотеля и потянул его за парик вверх. Тот поднял голову, быстро набирая в грудь воздух. Ещё бы несколько мгновений, и он бы умер. Хозяин понемногу вытягивал прибор назад, чтобы резко впихнуть назад. Слуга громко закричал и попытался вырваться. Массивное тело хозяина налегло на него. Он продолжал качать бедрами. Мужчина кричал даже несмотря на то, что ему крепко сжали лапой рот и продолжал руками цепляться за постель, пытаясь вырваться из этой мучительной ловушки. Но тщетно.       Зверь толкался грубо и дико, время от времени порыкивая от удовольствия, когда истощенное тело метрдотеля после длительного сопротивления распласталось на кровати и подергивалось в принудительном такте за насильником. У него уже не было сил кричать, он сорвал голос и просто уставился в одну точку комнаты, ожидая завершения. Для него казалось, что прошла целая вечность, когда Чудовище с оглушительным рычанием кончило прямо у него и навалилось устало сверху.       Люмьер чувствовал, как горячее чужое семья разливалось по кишкам и как сильно пульсирует набухший член у него внутри. Его соединили как сучку. Когда, наконец, эти минуты унижения прошли, господин откатился от него в сторону. Лакей медленно сполз с кровати на холодный пол, чувствуя, как белая жидкость медленно вытекает из него. Мужчина едва заставил себя встать и начать одеваться, слушая грязную похвалу в адрес своего тела, которое испортили многочисленными новыми царапинами и укусами. Натянув камзол, накинул сразу жюстокор и как-нибудь завязал на шее платок, чтобы прикрыть следы засосов. Зверь медленно поднялся с кровати и подошёл к нему и ухватил за талию, чтобы тот смог услышать его следущие слова. Чём дольше он шепчет лакею на ухо, тем больше становятся его испуганные глаза. Наконец Люмьер отрывается от него и отступает назад. — Я сделаю всё и даже больше, чтобы ты остался со мной, потому что ты мой! Только мой!       Он стоял и смотрел, как тонкая фигура мужчины исчезает за дверью комнаты. Он даже не пошевелился, чтобы остановить его. Улыбка сияла на зверином лице и скоро переросла в истерический хохот. Беглецу некуда бежать — он здесь в ловушке.       Люмьер ланью выбежал из западного крыла и едва остановился, чтобы не опрокинуться через перила. В главном фойе стояли его взволнованные друзья и все как один были предметами. Он мгновенно выпрямился и торопливо спустился на низ, пропуская их вопросы сквозь уши.       Заперся в королевской бане. Там начинает хаотично двигатся, вбрасывая в горячую воду побольше всевозможных благоухающих пряностей, которые смогли бы перебить запах Зверя на его теле. Когда все было готово — вскочил в просторную ванную. Вода острыми колючками щепала свежие раны, но он опускался всё ниже, пока не опустился в нее по плечи. Именно то, что ему сейчас нужно. Поплавать между лепестками роз и зажечь ароматные свечи. Неважно что это все сделано для развлечения богатых гостей — их здесь больше нет и никогда не будет. — Почему он меня не задушил? — вырывается вопрос хриплым голосом, что он сам удивляется его тихому сломанному звучанию.       Он никогда не чувствовал себя таким разбитым. Таким преданным. Раньше мужчина был готов на все, чтобы вызвать у маленького хозяина улыбку, а сейчас… С легким стуком падает пробка из бутылки. Насыщенная пьянящая жидкость, кровавой водичкой стекает прямо в бокал. Мутные черные мысли смешиваются с алкоголем. Люмьер хрипло смеется, изливая на себя остальное вино. Полочка качается, когда из неё достают и открывают одну за одной бутылку пока она совсем не опустела. Метрдотель стоит в кровавом бассейне, не переставая смеяться. Бокал разбивается о стену, а за ним летят и все пустые бутылки, образуя красные пятна. Красное и белое. Как же хорошо оно сочетается на стенах, как хорошо оно сочетается на нем.       Метрдотель поднимается и проходит босяком по стеклу, чтобы достать ящик с другим алкоголем. Пряный, немного дымный древесный запах виски совсем вскружил ему голову, стряхнув ладонями обломки стекла со стоп и совсем не заботясь о царапинах плюхнулся в воду назад, напиваясь так, словно последний раз в жизни. Виски оставляло во рту ароматный привкус ванили, от которого его начало тошнить. Но даже это не заставляло его остановиться. Пустые бутылки в который раз полетели в стену.       Лишь теперь, пьянее любых таверновских пьяниц, он расслабился, оглядывая свою безумную работу вокруг и улыбаясь. Это было хаотично. Но это было красиво. Его жизнь была красивой. И уж если умирать, то только так красиво. Он расслабился и нырнул на дно, открывая глаза.       На мутной красной воде плавали лепестки, как корабли на море. Так спокойно и мирно они колыхались на волнах, которые образовались от его движений. Мужчина замер смотря на лепестки и вспоминая свои годы юношества, проведенные на берегах Сены и свои первые кораблики, которые он сделал ребёнком из листьев и палочек. И если, чтобы почувствовать те минуты счастья, ему надо умереть — он готов. Последние пузырьки воздуха покидали его, когда лакей тянул ладони к лепесткам, чтобы в последний раз потрогать их. Нежная гладкая поверхность лепесточка, заставляет его окончательно утонуть в этих чувствах. Утонуть. Вот черт!       Люмьер рывком выпливает на поверхность. Его грудь жадно набирает воздух, выпуская наружу воду и заодно весь алкоголь, который он выпил. Когда его уши наконец-то откладывает от воды, он слышит шум за дверью. Стук больно бьет по вискам. За ним звучит и голос: — Люмьер милый, ты меня слышишь?!       Госпожа Поттс — заботливая экономка, которую превратили в чайник – ужасное наказание для женщины, которая восемь лет назад стала матерью в довольно пожилом возрасте. Она взволнованно тараторила и стучала своим фарфоровым носиком-рукой дальше. Он молчал. Эта женщина — его ангел хранитель. Её молитвы заставили его ухватиться за крошки никчемной жизни и вынырнуть на поверхность. — Почему? Почему вы спасли меня? Я хотел умереть! — кричит ей и хнычет, из-за чего его едва слышный голос превращается в непонятные хрипы. — Люмьер, слава небесам, ты жив!       Она радостно бормотит что-то дальше, а мужчина наконец-то одевается и выходит из бани с немым бледным лицом.