MEET YOUR FEAR.

Руки дрожали и в горле от переживаний покалывало. Но больше тянуть нельзя было. Нейтон повернул конверт и резко открыл. В нем оказался аккуратно сложенные листы. Он достал и развернул его. Письмо. Нельзя было не заметить того, что оно было написано на неизвестном языке. Но Нейтон пробежался взглядом по первой строчке и понял каждое слово. Тогда он продолжил читать. « Дорогая Кэт, Если ты читаешь это письмо, значит, ты не успела и оказалась в ловушке. Уверен, ты не понимаешь о чем я. Моя родная, любимая Кэт… Выводя эти строки, я свято надеюсь, что твои нежные руки не коснуться этого шершавого листка бумаги. Иначе все кончено. Я только хочу знать, помнишь ли ты тот день, когда все закончилось для меня? Потому что я до сих пор помню. Но нам с тобой нужно вспомнить тот день, когда все только началось. Это произошло двадцатого октября 1873-го года. Служанка Иоанна сказала мне, что Эвелина – твоя мать отдыхает в саду. Когда я пришел на самое дальнее место, где она любила уединяться, я застал дивную сцену. Она поглаживала свой живот, в котором была ты и с улыбкой на ее нежном, мраморном лице, шептала, как любит и ждет твоего появления. Я не хотел нарушать ее собственную тишину, но мне не терпелось ее обрадовать. Тогда я оповестил твою мать, что купил дом в Англии, и мы спокойно можем начать новую жизнь. Никто нас не потревожит в тихом городке Глостере – на Юго-западе Англии. Кажется, в ту секунду не было счастливее человека, чем Эвелина. Я был так горд, что сделал эту покупку и теперь нас с женой ждет новая жизнь. Вот так мы и покинули Варшаву. Дом построился так быстро, как будто прошло всего лишь десять минут. Я открыл свой бизнес, руководил фабрикой и очень быстро стал авторитетом для окружающих. Про свое прошлое в Польше мы с твоей матерью быстро забыли, сменив фамилию Хачерски на Хатчерсоны. Последним ожиданием было твое появление на свет. Тот день, я помню, отличился диким холодом, когда кости промерзали, и губы в мгновенье синели на воздухе. 14 февраля. Теперь с улыбкой на своем морщинистом лице осознаю, что не зря ты, моя милая, родилась в такой холодный зимний день. Это заложило в твоем характере аналогичный холод и мороз. Твой взгляд, который замораживал. Как только медсестра вышла из комнаты, и я взял твое хрупкое тельце в свои руки, совсем тихо я прошептал тебе на ушко «Добро пожаловать в этот мир, Катажина». Но следующая минута была самой ужасной в моей жизни. Лана сказала мне, что моя жена мертва. Эвелина потеряла много крови, и сил выжить не хватило. Чтобы не уронить тебя, Лана выхватила тебя из рук, и я упал на колени. Мой крик разнесся по всему дому ужасающей волной. Но и этого крика было мало. В тот день я потерял свою единственную любовь, но обрел новую, которую поклялся вечно любить, защищать и беречь. Проходили годы, ты росла, становилась очаровательной девушкой и, кажется, я так и не заметил тот момент, когда ты перестала играть с куклой Журавкой и стала интересоваться совсем другими вещами. Однажды из окна я увидел, как ты мило беседуешь с каким-то юнцом. Он протянул тебе белую розу, и его рука пробежалась по твоей щеке. И, как отец, я не мог не заметить румянец на твоей белоснежной коже, что досталась тебе от матери. Когда я спустился по лестнице на первый этаж, ты влетела в холл и закружилась на носочках со счастливой улыбкой. Я остановился и сурово посмотрел на тебя. А ты подлетела ко мне, поцеловала в лоб и сказала, что влюбилась в замечательного парня и это навсегда. Его звали Пол. Он был военнослужащим. И снова время. Я разучился замечать его. Оно проходило мимо меня. Заботы по работе становились на первое место, и для меня было удивлением, когда полным ходом пошла подготовка к свадьбе. Ведь ты была беременна, и уходить было некуда. Но разница была в том, что вы с Полом любили друг друга и ваш брак стал счастливым. Но вот твой муж отправился на фронт и ты, как никогда, изменилась в лице. Не улыбалась, ходила мрачная, от одного окна к другому, ожидая любимого. Нося в себе новую жизнь. Я боялся за тебя, за вас, но ничего не мог сделать. Кэт… Я пережил тот день дважды, когда держал своего внука в руках. Мне тут же вспомнился момент, когда я держал тебя, а душа твоей мамы ушла на небо. Я был самым счастливым дедушкой. Я подарил имя твоему сыну – Лемюэль. Это было счастьем уже тогда знать, что у меня есть наследник. И я помню до сих пор, как пообещал тебе, что буду всегда рядом и буду помогать вам. Ты не верила мне. Никогда. Даже тогда, когда у меня отняли мое золотце, мою маленькую ценность. Ты обвинила меня в этом. Я понимаю, ведь ты же мать, Кэт. Но я любил Лемюэля, любил, как никогда и никого. И я не желал этого конца для него. Я чувствовал между нами странную связь и знал, что мой внук – особенный. Он настоящий Хатчерсон. Он – мое зеркало. Мне больше ничего не надо было, только смотреть, как малыш подрастает, становится живым. Но, как облако в небе растворяет ветер, так судьба забрала и Лемми. Ты не захочешь вспоминать тот октябрьский день девятого года. Но, прости меня, дорогая, мне придется тебе напомнить. Никто не ожидал того, что Пол вернется с войны живым и невредимым. Он был таким счастливым, зайдя в дверь и увидев твое лицо. Стоя на лестнице, я чувствовал твое дыхание, твое волнение. Затем картинка сменилась и вот, вы уже обнимаетесь и ты, доченька, льешь слезы счастья от того, что пережила расставание с любимым и теперь ничто вас не разлучит. В коридоре раздался детский смех. Няня играла с Лемюэлем и он, испугавшись Пола, остановился за длинной юбкой Терезы. Я продолжал стоять и наблюдать, как счастливая семья радостно смеется. Тогда вы были единым целым. Я был так счастлив. Ты подбежала ко мне, и как когда-то набросилась мне на шею, пропев что-то вроде «Папочка, я так Вас люблю!». Ты помнишь, Кэт? Самый лучший день. И после последовал мрак. Темень, горе легло на нашу семью. Когда твой муж, к которому я до сих пор не могу испытывать ничего, кроме презрения и ненависти, уничтожил свет моей жизни, твоей жизни. Уничтожил Лемюэля. Он зашел в мой кабинет и сказал, что забирает мою дочь и внука. Вы уезжаете. Перед глазами потемнело. Я просто боялся оставаться один. Я привык к Лемюэлю, к его чистоте, смеху и ловкости. Я не смог бы перенести эту разлуку. Я поднялся со своего кресла и тихо, но грубо сказал, что никто никуда не уедет. Мы все будем жить, как жили. Ведь дом большой и места хватит всем. Но Пол ответил, что вы его семьи и он решает, как вам жить. Помню, как в комнату забежал мальчуган, чтобы похвастаться, что он нашел мою сигару. Маленький проказник! Я подбежал к твоему сыну и схватил его на руки. Пол наглым тоном приказал мне его отпустить. Не слушая никого, я вышел из кабинета и отправился по коридору. Он гнался за мной и выкрикивал, что Лемюэль не принадлежит мне, и что я не имею права вот так поступать. Но я имел! Потому что я был с ним в этот год. Я научил его первым словам, я был свидетелем, как он пошел. Кэт, ты помнишь все это, милая, ты не можешь возражать, что я был для твоего сына никем! Когда я дошел до ступенек, он развернул меня к себе, очень резко, не успев среагировать, я уронил Лемми. Он скатился вниз по лестнице и больше его не стало. Я помню каждый свой удар, что наносил Полу. Я помню каждый твой крик, когда ты застала эту картину. Картину, что не исчезает с-под моих глаз, по сей день. Когда его маленькое переломанное тело лежало на холодном полу, и никто ничего уже не мог сделать. Бог рассудил все. Он поступил с нами так, как посчитал нужным. Я не простил Бога. Я не простил себя. И ты, любовь моя, не простила меня. Ты больше не смотрела мне в глаза. Ты не говорила. После похорон ты собрала вещи и уехала. Ты не сказала никому, куда и как надолго. Исчезла. А я сошел с ума. Я остался в доме совсем один. Прогнал всех. Только я на все четыре этажа. Только мой голос разносился по комнатам и коридорам, мой плач, мой крик… Тогда я и сделал это. Я проклял этот дом! Потому что больше не было сил так жить. Я поклялся, что никто и никогда, переступив порог моих владений, не выйдет из них живым, только за счет за смерти другого. Дом должен иметь своего владельца всегда. Неважно кто это будет – я, мне осталось совсем недолго, или Лемюэль, чья душа, как мне кажется, до сих пор блуждает по дому. Сейчас я доживаю свои последние дни в проклятом доме, где каждого будет ожидать то, на что он заслуживает. Я опять же жажду, чтобы ты никогда не вернулась в фамильный особняк Хатчерсонов на Грэй Хилл. Но если ты держишь это письмо, если твои руки дрожат и дыхание сбито, значит поздно. Значит и ты, Кэт, попала в ловушку, из которой тебе не выбраться. Прости меня. Моя родная, любимая доченька, прости. Это все, о чем я смею тебя просить. Каждый день я молю, чтобы хотя бы в глубине души ты меня простила и не проклинала. Я сам себя проклял. Я не выйду из дома. Никогда. Мое проклятье меня погубит. Совсем скоро. И мне даже не хочется, чтобы проходили дни. Мне будет достаточно дописать последнее слово, спрятать письмо и отправиться в Ад. Я заслужил это. И мои последние слова к тебе. Я люблю тебя, Кэт. Прости…» Нейтон не знал точно, сколько времени прошло с тех пор, как он прочитал письмо. И уж однозначно не понимал, почему ему удалось прочесть его на незнакомом ему польском языке. Возможно, именно таким образом он был связан с домом, как Милен и Джей – голосами в голове, а Колин – снами. Сайкс ничего не понимал. Он знал всего лишь то, что причина всех их страданий была в одной истории, которая имела несчастливый конец. Она объясняла все. Они пережили муки других людей. До них в доме оказывались другие жертвы, которые не спаслись и не вышли. Но за счет Джея, дом отпустил их. Старик Даниэль Хатчерсон освободил Нейта, Милен и Колина. Теперь у дома появился еще один владелец. Молодой парень, который не подписывался на эту должность, и занял ее, потому что выбора не было. На столе лежала зажигалка. Она принадлежала Джею МакГинессу. Парень всегда забывал ее, когда бывал у друга. Нейтон встал с пола. Ноги из-за сидения в одном положении затерпли. Шатен подошел к столу и приставил зажигалку к старым, пожелтевшим листам. Письмо вспыхнуло ярким фиолетовым пламенем и за несколько секунд превратилось в пепел, который он развеял за своим окном. Никто не узнает о письме, об ответах. Он не расскажет Милен или Колину. Эта тайна никого не касается. Пусть они забудут. Только Нейтон будет знать о том, что случилось на самом деле. Нейтон и стены особняка, что стоят на пустой и серой Грэй Хилл по сегодняшний день.