Между ноябрем и июнем. Дополнительные материалы

      На следующий день после несостоявшегося венчания с самого утра князь Мышкин поехал в Петербург. Вере понравилась его решимость и бодрое состояние духа, поэтому она успокоилась, когда он сказал, что вернется сегодня же. Она не знала о его московских приключениях, потому и не представляла, на что он способен, если какая-либо мысль завладеет его сознанием. Если бы она все это знала, то беспокойство ее усилилось бы в несколько раз. Князь же был уверен, что накануне произошла какая-то большая ошибка, которую он должен исправить, и в восемь часов утра он уже шел по одной из улиц Петербурга. Впрочем, в рогожинском доме он никого не застал, это одно уже было подозрительно, и тогда он пошел в Измайловский полк. Но там ее тоже не оказалось. С того момента он начал понимать, что произошло что-то страшное. Хозяйка квартиры давала какие-то советы, но он уже не слушал. Книга, которую она читала, попалась ему на глаза, и он взял ее с собой. «О чем она думала? Какими были ее мысли?» — такие вопросы возникали у него в голове. «Отдам ей книгу при встрече, она должна обрадоваться», — успокаивал он себя.       К вечеру мозг его работал уже на пределе. Князь подумал о том, что сейчас может делать Рогожин. Когда он вышел из гостиницы, кто-то подошел к нему в толпе. Это был Парфен. Лицо его было обвязано шарфом по самые глаза. Но серые глаза его горели огнем сильнее, чем когда-либо. Он повел князя за собой. «Где Настасья Филипповна?» — спросил князь. Его била дрожь, но совсем не от страха. Он догадывался, что сейчас встретит ее, и радость в его сердце смешивалась с предчувствием чего-то страшного, и чувство это охватывало его тем сильней, чем ближе они подходили к дому Рогожина. Страшная догадка и раньше приходила ему на ум, но он не хотел в нее верить. И вот они оказались на месте. На пороге дома Парфен знаками показал вести себя тише. Князь понял это, и словно воры они зашли в дом. По дому шли медленно и как можно тише. Князю показалось, что прошла целая вечность, пока они поднялись по лестнице, прошли многочисленные темные комнаты, заставленные старинной мебелью. И вот, наконец, они зашли в кабинет Парфена. Первое, что бросилось в глаза князю — это садовый нож, лежавший на столике: он весь был в крови. Страх охватил его.       — Где Настасья Филипповна? — спросил он еще раз.       Рогожин молча показал на занавеску, разделявшую комнату на две части. Князь зашел за нее и оказался рядом с большой кроватью. На кровати лежала Настасья Филипповна. В том, что это она, не было сомнения — луна осветила ее прекрасное лицо, которое даже во сне было полно страдания. Князь смотрел на нее словно завороженный. «Слишком неподвижна. Жива ли она?» — подумал он и протянул руку, чтобы дотронуться до ее щеки. Не успел он этого сделать, как Настасья пошевелилась и открыла глаза.       — Лев Николаевич, уж не снишься ли ты мне? Откуда ты здесь? — сказала она, поднявшись и не веря своим глазам.       — Жива, — произнес князь.       — Конечно жива, а ты что подумал? Ты посмотри на него, на себя не похож, сутки что ли не спал? Да что это с тобой? — говорила она, взяв его дрожащую руку своей теплой рукой.       Князь никак не мог унять дрожь, он упал на колени и заплакал.       — Там нож, и на нем кровь, вот я и подумал… — проговорил он.       Рогожин, молча наблюдавший за этой сценой, вдруг стал разматывать шарф, который не снимал все это время с лица. Когда он наконец его развернул, взору открылась ужасающая картина: его рот был разрезан от уха до уха, а шарф пропитался кровью.       — Видишь, что он с собой сделал! — воскликнула Настасья Филипповна. — А все потому, что сказала я ему, что он слишком серьезный, не улыбнется никогда, все сидит молча.       — Теперь-то я улыбаюсь всегда, — с мрачным весельем ответил Рогожин.       — Нет, зря я с тобой сбежала, — проговорила она после небольшой паузы. — Но и с князем мне не быть, — обреченно сказала она и вышла из кабинета, оставив князя и Рогожина одних.       — Что ж ты сидишь? — насмешливо спросил Парфен.       Князь, опомнившись, бросился за ней. Когда шаги его стихли, безумный смех Рогожина раздавался еще долгое время, отчего у дворника, разбуженного в своем флигельке, кровь стыла в жилах.       В тот день князь догнал ее, и жили они долго и счастливо.