Минус на минус — плюс

      — Прости, Ло, я сейчас очень занят, давай поговорим позже.       Фран скинул трубку, а Лололошка скучающе ворочался на кровати, смотря в потолок. Недавно он нашел себе ученика, но занятия с ним проходили всего раз в неделю, и все остальные дни юноша был предоставлен самому себе. Этому школьнику было двенадцать, и он в упор не понимал геометрию, а его мать посчитала, что лето — идеальное время для того, чтоб подтянуть этот предмет. Геометрию в принципе трудно понять, пока тебе нормально не объяснят, по каким правилам там нужно играть: есть теоремы, есть аксиомы, и абсолютно все задачи должны решаться, ссылаясь на некий свод правил. Хотя, наверное, самыми загадочными были задания с доказательствами, тем более для человека, который только-только столкнулся с подобным. Лололошка и сам поначалу долго корпел над каждой задачей, а потом, когда умный одноклассник доступно объяснил, что нужно всего лишь учить теоремы и уметь правильно их применять, юношу сразу осенило. Теперь он старался вложить то же самое в мозг маленького человека, уголок глаза которого дергался при одном упоминании терминов «аксиома» и «теоремы равенства треугольников», отчего голубоглазый тихо посмеивался каждый раз, вспоминая, какая геометрия у него была в десятом классе. Вселяла ужас и дарила бессонные ночи трудящимся. Правда, у Лололошки был козырь в рукаве в лице светловолосого математика под боком, который всегда объяснял все то, что вызывало трудности.       В конце мая у Франа началась сессия. По итогам четвертого семестра ему предстояло отчитаться о прохождении практики в университете, сдать три экзамена — историю и философию науки, английский язык и профильный, по математике и информатике, а также море другой бумажной волокиты со всякими научными работами. Любовь любовью, но учебу никто не отменял. Вот уже почти две недели прошло, а дел у него меньше не становилось, отчего он был чаще уставшим и раздраженным, но пару минут все равно старался уделять на разговоры с Лололошкой обо всем и ни о чем.       Начало июня — это всегда что-то сказочное. Тополиный пух разлетается от теплого ветра и напоминает снег, поэтому возникает некий диссонанс в голове. Юноша сейчас и правда был счастлив. Иногда он засиживался у Франа допоздна словно нарочно, чтоб у него уже не было сил провожать до дома, и они вновь уснули вместе. Лололошке нравился легкий мятный запах его светлых шелковистых волос и тела, и когда он засыпал, то любил утыкаться носом в ямочку на ключицах и обнимать его всем телом, прижимаясь максимально близко. Франу даже в какой-то момент становилось тесно и жарко, потому что юноша медленно, но верно сдвигал его к краю кровати в процессе сна. Он просыпался, бережно приподнимал и, тепло улыбаясь, клал ближе к центру на все две подушки, но все равно понимал: спустя полчаса эти шаловливые руки и ноги вновь окажутся на нем.       Лололошка — этот семнадцатилетний подросток с больными голубыми глазами — свалился на него, как манна небесная. Когда Фран, будучи школьником, читал романы о любви, то всегда убеждал себя, что любовь — чувство утопическое, его познают только главные герои фильмов и книг, а в реальной жизни шанс встретить родную душу настолько мал, что проще даже никогда не мыслить об этом, жить в свое удовольствие, развиваться, строить свою личность по кирпичикам. Фран думал, что любовь обязательно принесет с собой на плечах страдания, терзания души. Вот только когда он вслушивался в мирное сопение под ухом, чувствовал его пальцы на щеке и помогал с математикой, он начал осознавать, что любовь — настоящая, чистая, искренняя — никогда не причинит тебе боль. Это чувство столь возвышенное, что Фран порой даже боялся признаваться себе, что ощущает именно его. Он был уверен, что это невозможно.       Любовь — это химия. Если быть точнее — смесь химических реакций и гормонов. Сначала это фенилэтиламин, вызывающий ощущение наркотического опьянения, эйфорию, неимоверное счастье. Потом — дофамин, потому что с течением времени становится все труднее переживать даже недолгую разлуку, а под воздействием норадреналина человеку кажется, что он способен свернуть горы. Он чувствует необычайный прилив сил, а усталость приглушается ярким чувством влюбленности. Серотонин. Он содержится в шоколаде и клубнике, а еще в любящем взгляде и теплых объятиях. Его недостаток приводит к тревожности, нарушению циркадных ритмов и депрессии. Окситоцин — это про доверие и привязанность, когда расставлены все точки над «i», и нежность между двумя людьми бьет через край.       В один из июньских вечеров, в очередной раз лежа в обнимку перед сном в тусклом свете заглядывающей в окно луны, Фран спросил полушепотом:       — Ло, ты никогда не задумывался о том, — он приподнял его лицо, заглядывая в темно-синие глаза, — что если мы оба так увлечены математикой, — нежный, секундный поцелуй в губы, — то почему между нами так много химии?       — Нет, — юноша улыбнулся уголками губ, — у меня ведь всегда было плохо с химией.       — У меня тоже. Но факт того, что моя любовь к тебе — это химические процессы внутри моего тела, заставляет меня относиться к ней снисходительнее, — он усмехнулся, отчего светлые пряди у лица закрыли глаза, но чужие пальцы мигом заправили их за ухо. — Из-за тебя я полюбил математику еще больше.       — Почему? — наивный, глупый вопрос.       — Потому что, если бы не она, мы бы никогда не встретились. Хотя, если верить в судьбу, то она непременно свела бы нас при любом раскладе.       Любовь — это не только химия, потому что человек — существо биосоциальное. Чувства людей сложны и индивидуальны, каждое имеет свою эмоциональную окраску, общество оказывает влияние на формирование отдельных личностных черт, а любовь невозможна без взаимного уважения между партнерами и преданности.       Сидя за неизменным кухонным столом и попивая охлажденный черный чай с мятой, Фран сосредоточенно печатал недостающие страницы научной работы на ноутбуке, пока Лололошка сидел совсем рядом, положив голову ему на плечо, и внимательно наблюдал за быстро появляющимся текстом. Ему нравилось смотреть, как он работает. Ему нравилось смотреть, как он медленно подносит к губам чашку и пьет чай мелкими глотками. Ему нравилось смотреть, как он заправляет кровать. А Франу нравилось, что он просто рядом, и его присутствие словно прибавляло сил, мотивировало закончить писать побыстрее, чтобы наконец обнять крепко-крепко и поговорить о чем-то. Например, о будущем. Но не о далеком, нет. О том, где они будут завтра, чем будут заниматься и зайдут ли в пекарню у дома за свежеиспеченным хлебом.       У Франа абсолютно вылетело из головы, что после сессии у него запланированы три научные конференции в другом городе. Когда он сдал все экзамены, в мыслях появилось мимолетное чувство облегчения, но факт того, что придется еще на практически месяц выпасть из привычной уютной жизни и оставить этого голубоглазого юношу не мог не удручать. Лололошка еще не знал об этом и, наверное, гулял себе преспокойно с Ашрой, периодически проверяя наличие уведомления от нужного человека о том, что он успешно сдал последний экзамен.       — Я сдал, — раздалось из динамика, когда юноша только прислонил телефон к уху дрожащей рукой.       — Ура! — не сдерживая искренней радости выкрикнул Лололошка, улыбаясь во все тридцать два, и даже чуть не задушил стоящую рядом подругу. — Ты домой? Мы вот с Ашрой у набережной, хочешь, иди к нам.       — Сейчас подойду, — голос на другом конце выражал теплую усталость.       Конечно, Франу хотелось побыть с ним наедине, но он прекрасно понимал, насколько ему важна эта девушка, и как много она сделала для него в те самые три месяца стенаний и бесконтрольных порывов покалечить все, что попадется под горячую руку. Он по-настоящему уважал ее.       Остаток дня они провели втроем. Старший пока решил не сообщать о своем отъезде, чтобы не рушить идиллию этого вечера. В целом, он просто шел рядом, слушая их дурацкие разговоры и невольно посмеиваясь над тем, как это могло показаться со стороны: взрослый парень гуляет с двумя подростками под новомодные шутки и молодежный сленг, удивляясь каждому новому слову.       — Лололошка, нет, ну ты видел?       — Что? Что там?       — Смотри какой котенок! Никогда таких не встречала.       — Я не вижу! Где?       — Да вот же! — она ткнула в него пальцем и рассмеялась, а юноша, когда осознание шутки пришло, расплылся в улыбке и тихо хихикнул. — А помнишь, как мы тут с тобой лет семь назад через перила перелезли и хотели рыбу половить в проруби, когда лед только образовался?       — Такой стыд не забудешь, — Лололошка неловко почесал затылок, скосив взгляд на светловолосого, — но было весело. Я бы может повторил, — заговорщическим шепотом произнес он, посмеиваясь с вмиг нахмурившегося лица Франа, который смотрел на них с недоумением и осуждением.       — Сан-Фран, мы шутим, не нужно сверлить нас своим мрачным взглядом, — Ашра заливисто рассмеялась, обнимая друга и крепко прижимая его к себе.       Наконец утомившись от длительной прогулки, они проводили Ашру до дома. Лололошка взял руку старшего и сплел их пальцы.       — Я так рад, что твои рабочие и учебные страдания ненадолго прекратились! Мы теперь всегда-всегда будем вместе? А можно я буду у тебя жить? — оживленно лепетал юноша, искрясь от нетерпения возобновить их ежедневные прогулки и свидания.       — Малыш, мне нужно уехать на месяц, — раздосадованно ответил Фран, качая головой. — Прости, я забыл тебе сказать. Участие в научных конференциях обязательно для меня, и так как в этом году я их практически не посещал, то записался сразу на три, каждая из которых длится около недели. У меня совсем вылетело это из головы.       Уголки пухлых коралловых губ медленно опустились, а брови немного свелись к переносице.       — А, вот оно как… А как же твой день рождения? Мы же хотели…       — Ничего, отметим, когда вернусь. Прости, мне это очень нужно, правда, — он обвил талию Лололошки рукой, притягивая его к себе. — Пойдем домой?       — Можно я покажу тебе одно место? — шатен смотрел в его глаза с плохо скрываемой грустью. — Там будет хорошо видно звезды. Я понимаю, что ты вымотался сегодня эмоционально и физичес-…       — Хочешь посмотреть на звезды? — Фран слабо улыбнулся и даже немного воодушевился, судя по приподнятым бровям и легкому прищуру.       Минуя кварталы и пустыри, они вышли к тому самому заброшенному аэродрому. Странно, что людей в округе совершенно не было, ведь летом это место обычно притягивает к себе молодежь намного больше, чем зимой. Франу такие места никогда не нравились, он больше предпочитал живописные пейзажи природы, оказывающие расслабляющий эффект, и никакой эстетики в когда-то кому-то нужных развалинах он не видел, если это, конечно, не какие-нибудь древние постройки вроде Парфенона. Лололошка подвел его к поржавевшему кукурузнику и ловко залез внутрь, подтянувшись на руках.       — А я как? — Фран удрученно оглядел свой белый льняной костюм, мельком посмотрел на грязный и пыльный пол самолета и поднял взгляд на лучезарную улыбку младшего. Он тяжело вздохнул и, протянув юноше обе руки, пробубнил: — Помоги подняться на борт, что ли.       Лололошка усмехнулся и затащил его внутрь, отчего ранее идеально белые брюки вмиг окрасились в бурый на икрах и коленях. Фран сначала попытался их отряхнуть, а потом увидел, как юноша без промедления плюхнулся на паршивенький замызганный матрас, положив руки под затылок и устремляя взгляд наверх, и решил, что его одежду сегодня ждет мучительная смерть, потому что больше он эти брюки никогда не наденет. Он осторожно опустился на самый край, желая минимизировать площадь соприкосновения с непонятно-сколько-лет-лежащим-тут матрасом.       — Ты что, брезгуешь?       — Нет, с чего ты взял?       Лололошка лег на бок, ехидно улыбаясь. Он резко обхватил Франа за талию обеими руками и потянул на себя, отчего они оба упали на спину. Лицо старшего выражало полное негодование от сложившейся ситуации.       — Смотри, — юноша указал пальцем на огромную дыру в крыше самолета, через которую было видно звездное небо.       Они лежали молча около двух минут, пока Фран завороженно всматривался в небольшую — насколько позволял обзор сквозь развороченную верхнюю часть несчастного кукурузника — частичку космоса. Его рот приоткрылся от изумления, а в черных глазах отражались искорки Вселенной. Действительно, за городом наблюдать звезды намного приятнее, ведь здесь свет от окон и фонарей не препятствует уединению с мрачным небосводом. Мерцающие точки словно светлячки разбежались по небу. Осознание того, что точно так же когда-то в древности все люди задирали головы вверх и рассматривали созвездия вызывало тревожное изумление. Фран вспомнил декабрь, когда они ночью поехали кататься на коньках и тоже могли лицезреть звезды. Только тогда все было по-другому. Тогда на небе сияли совсем другие звезды. Тогда он еще не мог себе позволить целовать эти губы, что сейчас расплывались в улыбке.       Он скосил взгляд на Лололошку, отмечая его расслабленное выражение лица. Ладонь легла на его щеку, разворачивая голову к себе. Один короткий поцелуй, еще один, два, три, пять — прям как начало последовательности Фибоначчи. Фран осторожно касался губами щек, носа и подбородка, будто дразня самого себя и специально обходя стороной легкую улыбку.       — Спасибо, что простил меня, — Фран наконец поцеловал его в губы, все так же нежно, без иного подтекста.       — Не простить тебя было бы равносильно квадратному корню из минус двух, — Лололошка вновь устремил взгляд в небо, любуясь россыпью звезд. — Иррационально.

***

      Утро перед отъездом Фран провел за гладильной доской, отпаривая все свои десять рубашек разных цветов и с разными орнаментами, четырнадцать футболок и восемь пар брюк. От тридцатиградусной жары, нагрянувшей аж в десять часов, он хотел расплавиться на месте. Лололошка был рядом и испытывал сильное желание как-то помочь, но, когда после очередной попытки прогладить складки на воротнике блузки стало только хуже, старший вежливо отодвинул его в сторону, принявшись исправлять ситуацию и показывать мастер-класс по отпариванию вещей. Юноша безынтересно наблюдал за процессом, периодически зевая, ведь ему пришлось проснуться намного раньше его обычного времени пробуждения, чтобы успеть дойди до дома и, если не помочь, так хотя бы скрасить скучную процедуру сборов своим присутствием.       Лололошка нервничал. Он просто не знал, чего ожидать от своего организма. Знал, что будет сильно скучать, но абсолютно не имел представления о том, какие люди будут окружать Франа там. Наверное, очень умные, взрослые — примерно его возраста — молодые аспиранты и профессора. А он тут: семнадцатилетний школьник со своими навязчивыми, бьющими через край чувствами, так еще и неприступный в плане интимной близости. Хотя Фран несколько раз уверял его, что длительное ожидание нисколько его не смущает и за все то время, что они знакомы, у него ни с кем не было секса, но юноше тяжело в это верилось, потому что он сам по-настоящему хотел его, и практически каждый раз, когда они ночевали вместе, он пытался уговорить старшего на что-то большее, но тот был непоколебим. Удивительная выдержка.       — А с кем останется Кот? — Лололошка гладил черную шерстку, пока Фран суетился вокруг стопок с вещами и периодически отлучался в ванную, чтобы умыть лицо ледяной водой.       — С тобой, конечно. Я оставлю тебе ключи: хочешь — живи тут, не хочешь — приходи каждый день и корми его и тискай. Он любит внимание.       — Я тоже люблю внимание.       — Ты существо разумное, хотя бы покормить себя можешь самостоятельно, — Фран усмехнулся, подойдя ближе и потрепав каштановые волосы. — Корм и туалет я ему купил, деньги тебе оставлю. Должно хватить на мелкие хотелки.       — Если бы ты сообщил мне о своих конференциях раньше, мне бы не пришлось отдавать последние гроши на оплату комнаты. Теперь из принципа придется жить там — деньги же плочены.

***

      Юноша поджал губы, оглядывая помещение. Пустая квартира выглядела еще более безжизненно из-за отсутствия изобилия вещей на вешалках и баночек в ванной комнате. Фран уехал ночью и старался быть на связи настолько долго, насколько это возможно, вплоть до момента отрыва шасси от взлетной полосы. Лололошка в этот момент тоскливо смотрел в окно, вглядываясь в пролетающие по мрачному небу мигающие самолеты и думал, что вероятно в одном из них сейчас находится он.       Дни вновь начали тянуться медленно и скучно. Казалось бы, лето в самом разгаре, уже наступил июль, но Лололошка с трудом заставлял себя совершать какие-то обыкновенные бытовые дела. Ночью он приходил в квартиру Франа и искал себе оправдания вроде: матрас удобный, одеяло не колючее, у подушки обе стороны всегда остаются немного прохладными, из-за чего ее можно было не переворачивать, но в глубине души он понимал, что дело не в уникальном постельном белье, а в мятном запахе, которым оно было пропитано, не в причудливой технологии охлаждения поверхности подушек, а в том, что квартира пустует длительное время.       Они созванивались по видеосвязи ежедневно. Больше, конечно, говорил Фран: в мельчайших подробностях им были описаны здание, люди вокруг, мероприятия, еда в ресторане и какой-то парень, с которым он хорошо подружился в стенах конференции, а потом еще и стал делить с ним съемную квартиру, чтобы не переплачивать.       — … Тут такая архитектура в центре города! Каждое здание как произведение искусства, — его звонкий радостный голос доносился из динамика, — мы обошли все улочки вдоль и поперек, везде так чисто и уютно, а еще не очень жар-…       — Кто «мы»? — голос юноши звучал неестественно и слегка подрагивал.       — Ну, я и Чарли. Нужно же чтоб меня такого красивого кто-то фотографировал на память. А потом мы пошли в музей современного искусства. Знаешь, я в нем ни черта не понимаю, мне больше по душе античность или там… Девятнадцатый век, например. Но он так интересно все мне объяснил, видимо хорошо разбирается, я прям проникся! Если мы когда-нибудь окажемся на одной из выставок современного искусства, мне будет что тебе рассказать. Кстати, вот ты, наверное, мог подумать, что это я с собой много тряпок разноцветных взял, так вот рекордсмен все-таки не я, к сожалению или к счастью, а Чарли! Но до чего же классные у него вещи, практически в моем стиле, он мне даже подарил одну футболку, когда у меня все розовые кончились, а мне почему-то именно сегодня захотелось этот цвет напялить. Хороший он парень, а главное умный, в свои двадцать три да на втором курсе аспирантуры, и не так скучно с ним, как было бы в одиночестве.       Голос Франа звучал оживленно, он как будто не мог остановиться тараторить сочинение на тему «как я провел этот день» или же «мой замечательный новый друг».       — Понятно.       — Что-то ты сегодня злобный, сквозь экран чувствую. Что случилось, малыш? — интонация сменилась на более ласковую, а последнее слово было сказано почти шепотом.       — Ничего, — немного помедлив произнес Лололошка, теребя провод от наушников пальцами и чуть ли не расковыривая его.       — А где ты сейчас? А то у тебя там темно, мне не видно. Ой, погоди секунду, — Фран исчез с экрана, а его голос стал звучать приглушенно из-за того, что он отошел от телефона, — о-о-о, вот эта тебе прям идет. Хорошо сидит, одобряю, — послышались шаги, и его лицо с лучезарной улыбкой вновь показалось. — Так, о чем мы там говорили… А, кстати, вчера мы с Чар-…       — Ты спросил меня о том, где я сейчас нахожусь.       — А, прости, точно. Ну так и где?       — У тебя на кровати. Кота покормил, пыль протер, полы вымыл, лоток убрал. Как-то так вечер прошел.       — Молодец! А зачем ты полы-то мыл? Тебе же нельзя вниз головой корячиться.       — Вау, ты помнишь об этом.       — Эй, что случилось? Я тоже очень скучаю по тебе, правда. Еще две недельки — и я уже вернусь, а впереди будет весь август, полностью в нашем распоряжении, — он говорил это своим привычно-бархатным голосом, от которого по телу тут же пробежались мурашки, а потом резко повернул голову в сторону, когда его позвали по имени: — Что? Да, пару минут и пойдем, погоди.       — Куда пойдешь? — Лололошка чувствовал какое-то щемящее чувство в груди, граничащее с тоской и злобой. Пальцы уже расковыряли резиновую оболочку шнура от наушников, оголяя проводки внутри, отчего юноша нервно цокнул и резко убрал руку.       — Да в бар вот хотели сходить. Представляешь, даже я оделся быстрее, но мы с ним так похожи во многом. Аж жутко порой становится, ха-ха! Ты только не подумай, что я тут прохлаждаться приехал, день сегодня выдался тяжелый и плодотворный, я что-то так вымотался, — Фран зевнул, прикрыв рот рукой, а его темные глаза периодически игриво стреляли в сторону.       — Понятно, — выдавил из себя юноша, со всей силы кусая внутреннюю сторону щеки. Кот, словно почувствовав нервозное состояние человека, на чьих коленях он сейчас мирно посапывал, очнулся и, потянувшись, начал громко урчать, цепляясь коготками за футболку и переставляя лапки на груди.       — Ладно, давай ложись спать. Я напишу, когда буду дома.       Он не написал.       Лололошка проснулся довольно рано на следующее утро и тут же начал проверять сообщения. Пусто. Начал нервничать, кусая кожу вокруг ногтей. Решил отвлечься: покормил кота, посмотрел фильм, помыл холодильник и уже хотел было начать драить всю квартиру, лишь бы неприятные мысли не вызывали стресс и не затмевали весь разум.       Ревность. Поганое чувство, скребущееся в подсознании и словно тот самый демон на плече шепчет на ухо, накручивает, заставляет хвататься за волосы и искать зацепки, сомневаться в себе. Лололошка вторил сам себе: «Я доверяю, я доверяю, я доверяю, мне кажется, это все не так, мне просто не хватает его внимания», но почему было так больно и тревожно? Когда спустя еще шесть часов юноша не увидел томительно ожидаемое уведомление, то решил позвонить самостоятельно.       «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».       Странно. И вот как оставаться спокойным в такой ситуации? Юноша ходил по квартире кругами, обдумывая возможные варианты. Да даже черт с ней, с этой ревностью! А вдруг правда что-то произошло, а он даже не подозревает об этом? Как только он хотел набрать Ашре и излить душу, раздался звонок в дверь, который разом вывел из размышлений. Лололошка недоверчиво скосил взгляд на прихожую и медленно, на цыпочках подошел к двери, заглянув в глазок. Недоуменно выгнув бровь, он сместил щеколду влево.       — О, привет! — глаза разного цвета радостно сверкнули, оглядывая стоящего перед ним юношу в полосатой кофте, пижамных штанах на два размера больше и мягких тапочках. — Меня Фран просил иногда сюда заскакивать, присматривать за тобой, — незнакомец прошел внутрь, внимательно оглядывая помещение, нагло отодвинув рукой все еще застывшего в проходе и неловко моргающего Лололошку, — волнуется за тебя, видимо. Та-ак, ну вроде все чисто, значит убирался недавно. Хотя я не совсем за этим пришел.       — А ты… Вы… Ты… Не знаешь, почему у него телефон выключен?       — Чего? — брюнет вопросительно приподнял одну бровь, остановившись около стола и обернувшись на Лололошку. — Да мы как-то последний раз дня три назад списывались.       — Ну… Он просто вчера сказал, что пойдет в бар с каким-то Чарли и напишет, когда будет дома, но мне от него никакие сообщения не приходили, а дозвониться не получается, — юноша поджал губы и опустил взгляд.       — Он что, совсем дурак? — парень покачал головой, потерев переносицу двумя пальцами. — Хотя ладно, глупый вопрос. Ты главное не переживай, вряд ли с ним что-то могло произойти. Но тебя наверняка еще и другой вопрос гложет, я прав? — он плюхнулся на стул и принялся доставать из рюкзака купленные продукты. — В любом случае, это Фран попросил тебе купить: тут клубника, яблоки, бананы, овощи некоторые… Он просто все твердил мне, что ты плохо питаешься. А вот это, — достав со дна рюкзака толстую книгу, он выложил ее на стол, — лично от меня.       Лололошка прищурился, вглядываясь в название: «Химия любви. Научный взгляд на любовь, секс и влечение». Он нахмурился, подняв смущенный взгляд на брюнета.       — М-м… Спасибо, э-э…       — Берт. Ты это, почитай на досуге. Там много чего интересного, — он подмигнул, взяв в руки телефон. — А давно ты ему звонил?       — Где-то полчаса назад, — отрешенно ответил юноша, перелистывая страницы книги, а когда взгляд зацепился за слова об особенностях спаривания мышей, возможности стимуляции их гениталий и гомосексуальности баранов, резко захлопнул ее с ошеломленным видом.       — Чего ты так смотришь? Это наука, — он усмехнулся, отправляя кому-то сообщение. — А Фран говорил, что ты весьма любознателен.       — Не думаю, что мне интересно поведение баранов-геев.       — Так а вы с ним кт-… Впрочем, давай поступим так: позвони мне, если он не объявится до ночи. Если что, всегда успеем обзвонить морги, правильно? Бедный Франческо, если душа и правда отделяется от тела после смерти, я думаю, что он был бы в ужасе, увидев свой труп. Как же так, он ведь умирал в настроении носить футболку с попугайчиками, а его переодели в какие-то скучные тряпки… — заметив недоуменное выражение лица Лололошки, он тут же откашлялся и добавил: — Да это я шучу так, а то ты весь побледневший какой-то.       Юноша коротко кивнул; юмор внезапного гостя показался ему слишком жестким, но фраза про футболку с попугайчиками почему-то его успокоила. Когда Берт ушел, Лололошка открыл упаковку с клубникой и закинул ягоду в рот, даже не помыв ее предварительно. Пальцы перелистывали страницы подаренной книги, а зрачки устало бегали по тексту.       Через два часа послышался звонок с незнакомого номера.       — Ло, привет! — радостный голос казался запыхавшимся, и от его звучания мгновенно стало легче, хотя обида все еще не отпустила. — Вчера такое случилось… Я тебе с телефона Чарли звоню, потому что мой благополучно утонул на дне бочки с вином, и я тебя прошу даже не спрашивать, как так вышло.       — Почему ты не сказал об этом раньше? Я волновался, — мягко сказано, конечно, учитывая дергающийся уголок глаза и трясущиеся руки.       — Это долгая история, но я отрубился сразу же, когда пришел домой, а утром поехал на конференцию. Да, с похмельем вышло неприятно, я потом очень пожалел о том, что вообще согласился пойти. Этот чудик затащил меня в гей-бар, даже не предупредив, а я ведь человек занятый, мне в такие места не положено, — он резко запнулся. — Но, к сожалению, он меня соблазнил тем, что оплатит всю выпивку. Ко мне там сразу все липнуть начали, фу, такие противные, но благо я свои уроки усвоил давно и водку с пивом не мешал, поэтому всю ночь просто сидел за барной стойкой и пил вино, а Чарли делал вид, мол мы с ним вместе, чтоб к нам обоим никто не лез. Я, конечно, не совсем понял, зачем ему тогда потребовалось идти именно в гей-бар, если он не стремился присмотреть себе кого-то, но да ладно, не мое это дело. Во-о-от, как-то так, — Фран тяжело вздохнул, наконец вывалив Лололошке всю информацию о его ночных приключениях.       — Понятно, — он ненадолго замолчал, обдумывая слова. — А тебе не кажется, что ты ему просто нравишься? Да и ты так радостно о нем рассказываешь, — с явной раздраженностью в голосе наконец выпалил Лололошка, кусая губы.       — Стоп, малыш, ты чего, ревнуешь? — в его тоне слышалось искреннее удивление, и пусть юноша сейчас не видел его лица, но в голове тут же всплыли эти вскинутые черные брови и округлившиеся глаза. — Черт, я даже не подумал, как это могло звучать, — Фран понизил голос, переходя на шепот. — Прости меня. Я очень и очень виноват. Я не хотел давать тебе повода для сомнений, просто знай, что никто другой во всей мультивселенной не будет интересовать меня так, как ты. А мои атомы навсегда принадлежат твоим, помнишь?       — Помню, — он мягко улыбнулся, а в душе словно изменилось течение времени, и от хаоса из терзающих сердце чувств и обиженных мыслей все постепенно пришло в норму, к порядку. И если раньше казалось, что мы никогда не увидим бурную горную реку в спокойном состоянии, то теперь Лололошка мог с уверенностью сказать, что лишь один голос может обуздать эту гневную стихию, отчего взору откроется умиротворенная речная гладь.       Они поговорили еще минут тридцать на отвлеченные темы, после чего где-то у Франа за спиной послышалось возмущенное бормотание, и он резко попрощался, пообещав, что вскоре купит себе какой-нибудь новый телефон. Вдруг устройство завибрировало вновь, а на экране светился все тот же неизвестный номер.       — Я забыл тебе сказать кое-что очень важное перед тем, как бросил трубку, — он учащенно дышал, будто только что боролся за право еще одного звонка. — Я люблю тебя.       Быстрые гудки послышались вновь, и Лололошка почувствовал, как улыбка невольно расцветает на его лице.

***

      Летние дни, все это время утомительно тянувшиеся, для юноши были разделены на два этапа. Первый — до невозможности скучный — до звонка Франа, второй — сам период их разговора длиною в полчаса. Объявлялся математик каждый день в 22:48 с точностью до минуты, потому что в этот момент его временный сожитель ложился в ванну, и он мог спокойно болтать с возлюбленным на другом конце провода пусть даже незначительные тридцать минут, но этого времени им вполне хватало, чтоб поделиться событиями прошедшего дня. После звонка Лололошка сразу ложился спать, мечтая уснуть побыстрее, лишь бы уже наступил новый день. Еще на день ближе к их встрече.       Фран как-то затронул тему своего дня рождения, в очередной раз давая понять, что билеты уже куплены, квартира проплачена, и ничего страшного в том, что они перенесут скромное празднование на несколько дней, просто нет. Однако он все равно чувствовал вину, слыша расстроенный голос и это тихое «хорошо». Ежедневные научные речи просто осточертели до тошноты, и иногда хотелось резко бросить все и вернуться домой.       Сегодня двадцать второе июля. Суббота. Осталось ждать четыре дня, но Лололошка, в целом, к этому времени чувствовал себя не так плохо, как было пару недель назад. От скуки, отвлекаясь от чтения подаренной книги, он чисто случайно увлекся мыловарением, а все потому, что в какой-то момент мыло в квартире Франа кончилось, и ему в голову пришла импульсивная идея — та самая, которая заявляется посреди ночи без стука — сделать его самостоятельно. В интернете юноша вычитал, из чего состоит процесс и какие ингредиенты необходимы для его создания. На следующий день он пошел в магазин и на последние деньги приобрел мыльную основу, фиолетовый краситель, лавандовое эфирное масло, различные добавки и формочки. Франу о своей затее он решил не рассказывать, а то вдруг не получится, и будет неловко.       К процессу приготовления Лололошка подошел ответственно. Откопал в закромах термометр для жидкости, весы и резиновые перчатки. Вполне возможно, что это те самые, которые когда-то давно он принес с собой, когда приходил сюда помогать с уборкой. Уголки губ взметнулись вверх.       Первые несколько изделий выходили, откровенно говоря, косыми и кривыми, неровными и неаккуратными. Но уже с пятого раза, когда через два дня мыло наконец застыло, юноша по-детски обрадовался тому, каким красивым оно вышло: идеально ровное, в форме сердца, нежно-лилового оттенка с запахом и цветками лаванды. Лололошке вдруг пришла мысль, что это могло бы стать неплохим подарком. Во всяком случае, большего он себе позволить просто не мог, а вещь, сделанная своими руками с любовью и стараниями, стоит дороже всех картин в Лувре, по крайней мере, в его понимании.       Лололошка безмерно любил и обожал запах мяты, шлейфом исходящий от белоснежных волос и мягкой кожи. Говорят, что когда-то давно мята ассоциировалась у людей с женской травой, которая привлекает мужчин своим свежим и невинным запахом. Тогда люди верили в ее невообразимые целебные свойства, что мята способна продлить молодость и принести в дом покой и умиротворение. Но лаванда… Она словно была их запахом. Она пахла довольно резко, но оказывала расслабляющий эффект и успокаивала. Гиппократ говорил: «Лаванда согревает мозг, уставший от прожитых лет», и юноша, когда узнал об этой цитате, тут же вспомнил их первую ночь, проведенную вместе, теплый чай и майские прогулки. Было как-то легко на душе, словно он стоял на лавандовом поле.       Сегодня все еще двадцать второе июля. Лололошка считает минуты до наступления следующего дня, чтоб наконец позвонить и поздравить с двадцатишестилетием дорогого ему человека. Он все так же жил не у себя дома, хотя сначала думал, что будет просто приходить переночевать. Фран все еще не купил телефон. Он объяснял это тем, что лучше подкопить немного и приобрести нормальный, чем взять одноразовое нечто за гроши, а еще так можно было избежать нежелательных звонков касательно научной деятельности. В наше время человек без телефона — пропавший без вести в информационном пространстве. Непонятно как с ним связаться, непонятно где он, непонятно как выглядит и трудно представить, чем он занят в свободное время. Но у Франа не возникало проблем с нахождением досуга, тем более в новом городе, где столько неизведанных мест.       На часах телефона пятьдесят девять минут. Время идет предательски медленно. Секундная стрелка настенных часов издает последние тикающие звуки, и на экране высвечивается 0:00, двадцать третье июля. Лололошка быстро находит тот неизвестный номер и нажимает на кнопку «вызов».       «Абонент временно недоступен, пожалуйста, перезвоните позже».

***

      Сегодня двадцать второе июля. Фран договорился с коллегами заранее о планах на завтрашний день: бар номер один, бар номер два и бар номер три. Двадцать шесть — это уже тот возраст, когда ровесники женятся, имеют стабильную работу (или работа имеет их), у многих вообще уже двое детей, а Франа дома тоже ждал своего рода ребенок. Конечно, о своих отношениях с несовершеннолетним он никому не рассказывал, даже когда речь заходила об отношениях в целом, из-за чего возникали надоедливые вопросы вроде: «Ну как там на личном? Когда познакомишь? А тебе кто-то нравится?» Но он старался избегать таких тем для разговоров, мастерски перенаправляя их в какое-то иное русло от замечательной погоды за окном до недавно вышедшей модели Теслы и восхваления деятельности Илона Маска.       Сидя в ресторане с коллегами, каждый из которых посчитал нужным привести свою жену или девушку, ему было, мягко говоря, неуютно. Естественно, все прекрасно понимали, что Фран никогда не приведет к столу девушку, поэтому предпочитали выбирать нейтральное слово «партнер» при затрагивании темы. Он поймал себя на мысли, что хотел бы, чтоб в этот момент рядом с ним сидел его самый красивый, по всем правилам золотого сечения, несомненно, юноша с голубыми глазами. Хотелось сжимать его ладонь под столом, поглаживать коленку так же, как это делала пара напротив, думая, что это остается незамеченным. Хотелось показать всем, мол, вот — мой «партнер», демонстративно поцеловать его кисть и поухаживать, пока эти серьезные мужья за столом даже не удосужились отодвинуть для своих прекрасных дам стулья.       Доедая пресный обед, Фран глянул на вид, открывающийся из панорамного окна ресторана. Само заведение находилось на крыше, а вдалеке, в нескольких километрах, располагался аэропорт. Фран задумчиво подпер щеку рукой, пропуская мимо ушей пьяные от белого вина разговоры за столом, следя взглядом за каждым взлетающим самолетом.       — Франческо, ау, мы вообще-то уходим, — мужчина потряс его за плечо, отчего он дернулся и быстро заморгал, будто только что очнулся ото сна.       Вытащив из кошелька несколько купюр, он вложил их в стаканчик с чеком и поспешил за остальными.       Солнце медленно катилось по порозовевшему небу, скользя мягкими лучами по нагретому днем асфальту — наступал вечер. Когда все люди с нетерпением ждут дня рождения как какого-то сказочного дня, он впервые накануне своего праздника ощущал лишь тоску. И чем ближе маленькая стрелка к двенадцати, тем сильнее пропадало желание вообще отмечать что-либо именно завтра. Фран всегда любил свой день рождения, потому что это как раз то время, когда можно и нужно привлекать к себе внимание, хочется сиять на весь мир и прочие-самовлюбленные-выражения. Но без него как-то не сиялось. Лежа на кровати и раскинув руки в стороны, он кое-что придумал: ему пришла на ум одна мысль, сама реализация которой выглядела дико, но интересно. Спонтанно. Узкие губы расплылись в улыбке.       Как можно просто взять и бросить не до конца завершенную конференцию, людей, с которыми уже давно была договоренность о встрече? А купленные билеты? На самом деле, можно — абсолютно все, что не нарушает закон, особенно, если очень сильно чего-то захотеть. Да, он даже никого не предупредил: своего рода детская шалость на закате двадцатипятилетия. Фран еще пару часов назад тосковал и не имел никакого желания просыпаться завтра и выслушивать эти нелепые поздравления, а сейчас он сидит в самолете и возбужденно трясет коленкой: нервная система явно не рассчитывала на подобные выходки. Первые пару часов наступившего двадцать третьего июля он проведет воздухе, но зато потом, приятно уставший, вернется домой, крепко обнимет любимого, зароется носом в его кудрявые волосы и завалится спать с улыбкой на лице.

***

      Лололошка грустно поглядывал на часы, которые показывали половину четвертого ночи. Он сидел на кровати, обняв колени руками и качаясь из стороны в сторону. За это время он посмотрел фильм, прочитал несколько страниц книги, где говорилось, кстати, о гомосексуальности как о вполне естественном явлении в природе. Юноша, конечно, не хотел ставить на себе клеймо, относя себя строго к какой-то определенной сексуальной ориентации: он просто любил Франа, и теперь его не особо волновало то, почему ему понравился длинноволосый мужчина, а не какая-нибудь одноклассница с пышными формами.       Вдруг живот противно заурчал, и тут он понял, что не ел около семи часов. Теперь на кухне в его временном месте жительства всегда лежали свежие ягоды и фрукты, и юноша потянулся за недавно дозревшим бананом. Он знал, что они неплохо утоляют голод, а еще от них повышается уровень серотонина.       Лололошка уже понятия не имел, чего ждет. Телефон, с которого Фран звонил все это время, все так же был недоступен. Конечно, ему было обидно и грустно, что он не может хотя бы словесно его поздравить и услышать его голос, ведь сегодня они даже не созвонились. Веки начали слипаться, а глаза болеть от усталости и напряжения несмотря на то что пару часов назад он уже смочил их каплями от давления. Юноша, тяжело вздохнув, забрался под одеяло, притянул к себе кота и закрыл глаза. Кожура от банана была небрежно оставлена на столе.       Франу крупно повезло, что на ночь Лололошка закрывал дверь на ключ. Будить его, мило свернувшегося калачиком на краю кровати, было бы преступлением. Он осторожно прошел внутрь квартиры и поджал губы, медленно развязывая шнурки и так же медленно, стараясь не издавать ни звука, сдвинул чемодан, кладя его на пол. Фран бесшумно стянул с себя футболку и сел на край кровати, после чего потихоньку начал пробираться к своему месту, не спеша кладя голову на подушку и еле дыша Лололошке в затылок. Юноша тихо и забавно сопел, периодически морщась во сне, вероятно, из-за ярких сновидений. Рука нежно обняла его сзади, а нос уткнулся в шею, вдыхая родной запах, тут же вызывающий мурашки по всему телу. Лололошка немного улыбнулся, но не проснулся, отчего Фран тихо усмехнулся и, невесомо поцеловав его за мочкой уха, закрыл глаза.       Утро для обоих выдалось добрым. Лололошка чувствовал во сне, что его кто-то обнимал и дышал в спину, но ему думалось, что это был очередной сонный паралич. Ан нет. Когда сознание пробудилось ото сна, он тут же почувствовал на себе чужую руку и аж дернулся от испуга, чуть не вскрикнув и вовремя прикусив губу. Медленно повернув голову назад, его накрыло неподдельной волной настоящего счастья.       Лололошка принялся покрывать его лицо мелкими беспорядочными поцелуями, отчего старший сразу проснулся и по-кошачьи улыбнулся, будто вот-вот замурчит от удовольствия. Ладони неуверенно щупали нежную кожу лица, словно сомневаясь в реальности происходящего, а голубые глаза бегали по траектории от ключиц до бровей.       — Это точно не сон? — юноша только сейчас обратил внимание на то, что Фран лежал без футболки, и немного смутился.       — Надеюсь, что нет, — он ласково улыбнулся, вглядываясь в небесно-голубые глаза.       Порыв неистовой нежности уже было трудно остановить: каждый слишком соскучился, чтобы прерывать этот момент. Всплеск эндорфинов и тестостерона. Мягкие поцелуи превратились в более напористые и жадные, словно до конца света осталось пару минут, и у них есть сто двадцать секунд на то, чтоб выразить все, что давно крутилось в мыслях навязчивым желанием. Фран навис сверху, стремительно снимая с юноши футболку и лихорадочно припадая губами к быстро вздымающейся груди. Сердце бешено стучало под ребрами, перегоняя кровь в нижнюю часть тела. Лололошка прикусил губу, обвив руками чужую шею. Поцелуи спускались ниже, покрывая нежную кожу на впалом животе и выступающие тазовые косточки. Черные глаза на один миг встретились взглядом с голубыми, которые смотрели расфокусированно, охваченные пеленой нарастающего возбуждения. Между ними — разряды электричества, маленькие молнии. Правая рука огладила внутреннюю сторону бедра, длинные пальцы нырнули под хлопковую ткань нижнего белья и остановились в миллиметре от воображаемой черты, за которую, пока что, переходить не следовало. Левая обхватила талию, приподнимая обмякшее от ласки тело, что таяло и подрагивало от каждого прикосновения, а с персиковых уст то и дело срывались шумные выдохи; узкие влажные губы коснулись шеи, выцеловывая созвездия, острые зубы прикусили нежную кожу над ключицами, отчего на этом месте тут же образовалось красное пятнышко, за которым последовало второе, третье… Вскоре Фран мотнул головой, прогоняя наваждение, и, напоследок мягко поцеловав приоткрытые искусанные губы, отпрянул. Лололошка протестующе выдохнул, тихо промычав.       — Почему? — наконец сорвалось с его уст лишь одно слово, прозвучавшее несколько потерянно и разочарованно.       — Потому что я тебя люблю. Хочешь блинчиков? Я тут узнал новый рецепт, — Фран сел, откидывая растрепавшиеся светлые волосы назад.       — Я хочу только тебя.       Старший почувствовал, как краснеют его щеки и мысленно хлопнул себя по лбу, виня за то, что вновь распалил горячие чувства в юноше напротив.       После завтрака Лололошка вручил свое мыльное творение Франу с трепетными словами о безграничной любви, которые были заранее записаны на маленький клочок бумаги, несколько раз смятый в комок, вероятно, в момент ночных звонков. Тот настолько умилился скромному подарку, что тут же крепко обнял юношу и попросил его телефон, чтоб сделать на него фотографию лилового мыла в форме сердца, на задней части которого была выведена та самая функция, и отправить всем друзьям, чтоб похвастаться, ведь никто ранее не дарил ему что-то, сделанное своими руками. Он долго разглядывал его, вертев в руках и принюхиваясь к расслабляющему запаху лаванды. Лололошка, не ожидавший такой бурной детской реакции, стоял в сторонке и наблюдал за этим с улыбкой. Дарить подарки любимым людям — намного приятнее, чем получать.       Как таковых идей на празднование дня рождения у Франа не было, и он не мог придумать ничего лучше, кроме как прогуляться по излюбленным улочкам вдвоем. Если утром в окно сквозь жалюзи пробивались солнечные лучи, то теперь, ближе к вечеру, небо затянулось свинцовыми тучами, порывы ветра усилились, из-за чего зеленые деревья жалобно сгибались, шумно шелестя листвой, а птицы начали обеспокоенно чирикать и летать низко над землей. Лололошка поежился, обхватив себя руками, но старший схватил его за локоть и притянул к себе, накрыв теплыми ладонями покрывшиеся мурашками предплечья.       — Ты уверен, что сейчас подходящее время для прогулки?       — Самое лучшее.       В воздухе пахло озоном — этот газ спускается вниз из более высоких слоев атмосферы с нисходящими потоками во время шторма. Первые капли дождя застучали по крышам домов, и где-то вдалеке послышались глухие раскаты грома. Ветер гнал тучи, смещая эпицентр бури, и через пару минут ливень хлынул с неимоверной силой, а молнии то и дело сверкали над головой. Они стояли на опустевшей дороге, кое-где поросшей травой. Несмотря на скрывшееся солнце, было тепло. Одежда намокла, прилипая к телу; каштановые волосы завились от влаги, а светлые, наоборот, вытянулись в длину, и теперь доставали до поясницы. Фран взял руку юноши, нежно поцеловав выступающие костяшки и поклонился, словно приглашая на танец. Смутившись и тут же звонко рассмеявшись, Лололошка положил ладони на взмокшие и скользкие плечи напротив. Вода стекала по их лицам, гром периодически заставлял испуганно вздрогнуть, но сразу же после этого оба заливались смехом от реакции друг друга. Они периодически целовались, кружась в танце под проливным дождем, а ноздри приятно щекотал запах лаванды и мокрого асфальта.       — Это мой лучший день рождения, Ло, — Фран говорил громко, стараясь перекричать раскаты грома и шум дождя.       — Сто сорок три.       — Что? Говори громче!       — Сто сорок три! Я люблю тебя!