Великая сила искусства

      — Воистину проклятое украшение, — сказал Намджун, сидя перед телевизором в своём новом доме рядом с Сокджином и сыном.       Конечно, это было в новостях, но он знал подробности не понаслышке, правда, не мог о них распространяться. Да и не всех его подробностей знал. Чимину было достаточно того, что один друг страдает из-за него, второго он старался держать в неведении.       Ханбину на днях сняли гипс, теперь нужно было разрабатывать ногу – Намджун осторожно разминал её, лежащую на своём колене.       — Такая грустная история. — Сокджин прикрыл глаза рукой. — Не думал, что этого мальчика ждёт такой ужасный конец…       — Ты знал его? — Намджун повернулся к нему, слегка перестаравшись с массажем, отчего Ханбин пискнул. — Ой, малыш, прости, пожалуйста…       — Он бывал у нас. — Тёмные ресницы дрожали. — Картина в моём доме — его авторства. Он был очень талантлив.       — Моя любимая? С птицей? — Намджун осторожно убрал ногу сына на пол. — Ханбин-а, допрыгай до кухни, пожалуйста, принеси папе воды.       Тому только дай попрыгать, хлебом не корми — тут же ускакал.       — Знаешь, я не могу сказать, что мне его очень жаль, потому что я его не знал, но, конечно, смерть ужасна, а история — грустная. — Намджун придвинулся к Сокджину и привлёк его к себе. — Эй, ну обними меня?       Сокджин кивнул, прильнул к его плечу, обнял обеими руками. Спрятал лицо на плече Намджуна и подумал, знает ли об этом Хосок. Тот самый злосчастный портрет висел сейчас в кабинете Сокджина в галерее, потому что он категорически отказывался занавесить и затолкнуть подальше полотно, которое считал произведением искусства.       — Не представляю, как он на это решился… — тихо выдавил Сокджин.       — Я тоже, — согласился Намджун, имея в виду не только взрыв, но и похищение алмаза. — Но, если бы я мог, я бы поблагодарил его за то, что он не украл из вашей галереи кое-что гораздо более драгоценное.       И даже не шутил.       Сокджин вскинул на него непонимающий под влажными ресницами взгляд: что в его ювелирном салоне, да и во всей галерее могло бы сравниться с этим проклятым бриллиантом?       — Тебя, конечно, — ответил Намджун на этот взгляд, тепло улыбнувшись.       Тот засмеялся против воли.       — Этого тебе не стоило опасаться, — ласково сказал он. — Юнги приходил к Хосоку.       Намджун потянулся к его губам, очень быстро, осторожно поцеловал, прекрасно понимая, что неугомонный сын может прискакать обратно в любую секунду.       — Он ещё не вернулся на работу?       — Заходит ненадолго время от времени, — Сокджин вздохнул. — Он до сих пор плохо себя чувствует, ему бы съездить развеяться в место с тёплым сухим климатом.       И с сожалением выбрался из тёплых рук.       — Я поеду, хорошо? Хочу побыть один, извини. Эта новость меня… сильно ударила. Давай встретимся завтра?       — Хорошо. — Каждый раз, когда Сокджин так говорил, Намджун оставлял за ним это право — оставаться одному, пусть и каждый раз вздыхал от этого. — Но если я буду тебе нужен, просто позвони.       Сокджин поймал прискакавшего Ханбина, дождался, пока тот отдаст отцу стакан с водой, и поцеловал ребёнка в макушку.       — Я каждый день благодарю небо за знакомство с вами обоими, — очень серьёзно сказал он, глядя на Намджуна.       — А я — за то, что оно тебя оттуда отпустило, — улыбнулся тот, прижимая к себе сына. — К нам.       — Сокджин, я нарисую тебе небо, — пообещал Ханбин.       У того этих рисунков набралось уже на целую выставку. Они стояли на столе в его кабинете, были приколоты к муаровым стенам. Некогда элегантный в своей сдержанной красоте кабинет изрядно потерял в своей элегантности, но стал для Сокджина местом, где он не просто решал рабочие вопросы, а отдыхал. Местом, где ему было уютно.       — С облачками, — попросил Сокджин. — У меня как раз есть для него отличное место.              Дело было раскрыто и сдано в архив, но ни радости, ни торжества не было. Оно началось и закончилось волей преступника, и никаких особых заслуг агентов бюро в этом деле не значилось. Тэхён чувствовал себя подавленным ещё и из-за этого: второе дело в его послужном списке, в котором они были не на высоте. Наверное, он и правда слишком американец — они оба с Чимином, если уже второй раз изощрённый азиатский ум оставляет их ни с чем.       Тэхён не был ни великодушным, ни всепрощающим. Добраться до Мин Юнги, который растоптал его друга, он не мог, но жаждал вонзить зубы в Ли Сэберо, найти, вгрызться в него и привести на скамью подсудимых.       Он вернулся к этому делу, едва только дописал отчёты, развернул схемы Чимина и день за днём анализировал, что они могли упустить. С кем нужно поговорить ещё раз? Он едва ли не носом изучал запрошенные из хранилища вещдоков полотна, словно надеялся, что красочный слой даст им какую-то зацепку.       И Тэхён так и не пришел к Чонгуку. Не до встречи было. Сначала действительно не было времени, а после дня рождения Чимина… Какое уж тут свидание, когда друга оставить было страшно даже на час?       Снять брошь с пиджака он не смог, просто повесил его в шкаф — и задвинул, спрятал с глаз собственные чувства подальше. Чонгук приехал сам, не дождавшись.       Он знал всё, что случилось в ту ночь лучше многих, потому что сам это устроил. Ну, вернее сказать, Хаттори Хандзо это сделал, а Чонгук ему просто не мешал. Они оба были заинтересованы в том, чтобы это дело было поскорее закрыто.       Хаттори дал им всем время, чтобы пыль трагедии улеглась; он знал, что Тэхён жив и здоров — ему докладывали, а потом, наконец, приехал к нему сам, чтобы убедиться в этом лично.              Чимин в тот день поехал к Намджуну под предлогом помочь разобрать вещи, ему сейчас как никогда было необходимо что-то разбирать, да и с Намджуном они давно толком не общались, а Чимин так и не смог ему рассказать о том, что похоронил в первую очередь супруга, а уж потом — преступника. С ним, не знающим таких подробностей, иногда было легче. Запирая всю свою скорбь под замок маленькой уточки, Чимин почти идеально притворялся, что всё нормально. Ну, разве что задумывался о чём-то чаще обычного и даже не слышал, что к нему обращались. Если Намджун что-то и замечал, то ждал, пока Чимин сам захочет поговорить. Намджун никогда не лез туда, куда не просят. Особенно — в душу.              Появившись под дверью агента Кима, Чонгук, по своему обыкновению, был в чёрном. За последнее время Тэхён, наверное, уже привык к этому цвету, потому что его родственная душа из него не вылезала.       — Здравствуй. — Тэхён посторонился, пропуская гостя. Он был жив и здоров, но выглядел уставшим. — Что-то случилось?       Он так спросил, словно ждал ещё одной трагедии и готовился к ней заранее.       — Это я хотел спросить, — заметил Чонгук, проходя внутрь. — Хотел спросить, почему ты не пришёл ко мне? Передумал?       Тэхён вздрогнул от его слов, словно только они заставили его вспомнить о данном обещании. Снял с Чонгука пальто, взял за руку и провёл в гостиную, где подтолкнул к дивану и сам сел рядом. Забрался с ногами и прижался к плечу своего гостя, как ребёнок. Впервые за последние недели позволил себе побыть растерянным.       — Я могу извиниться, — глухо произнес он. — Если тебе это нужно.       Чонгук сгрёб его на свои колени, так широко расставив их, что Тэхён скорее сидел между ними, чем на них.       — Лучше объясни, — серьёзно сказал он. — Извинения не помогут мне понять, почему я тебя не дождался.       Он крепко удерживал Тэхёна руками, и правда, как маленького ребёнка, который снова мог куда-то сбежать и спрятаться.       — Мы нашли бриллиант, но ты об этом знаешь, наверное. Все знают, спасибо нашему телевидению и газетам. — Тэхён с каким-то облегчением обнял его за талию, держась крепче. — И человека, который его похитил… Долго объяснять, но моего напарника это сильно расстроило. Они были знакомы. Чимин переживает… А я переживаю за него.       Чонгук задумчиво молчал. Не потому что не понимал такого объяснения, он понимал, учитывая то, что делал для Чимина его значимые украшения. Правда не догадывался, что всё настолько запущено.       — Я могу чем-то помочь? — наконец спросил он, и без ответа Тэхёна понимая, что очень даже может.       Один лишь намёк — и всем вокруг станет легче, Тэхёну — тоже.       Но если Чонгук и мог сделать этот намёк, особенно сейчас, держа Тэхёна в своих руках, когда почти уже и не осталось надежды, что это случится снова, то Хаттори Хандзо сдержал его. Сдержал самого себя, потому что не в его правилах так подставлять людей, которые ему доверяли.       — Оживить этого мерзавца, чтобы я мог придушить его сам? — хмыкнул Тэхён. — Я разное видел, Чонгук, я же не наивный мальчик, но такую беспрецедентную расчётливую жестокость, клянусь тебе, впервые.       Он притих, свернувшись в тёплом объятии.       — Почему ты считаешь это беспрецедентной расчетливой жестокостью? — спросил Чонгук, на мгновение прижавшись носом к его волосам. — Потому что они были знакомы? Я не совсем понимаю. Многие были знакомы с этим парнем, даже я его, кажется, видел в галерее на той вечеринке. Лицо знакомое. Но в чём ты его обвиняешь, кроме его преступления?       Он очень старался идти по краю, не шатаясь. Идти ровно и размеренно, как привык.       — Трудно говорить о чужих делах. — Тэхён запрокинул голову, чтобы его видеть. — Они были знакомы, поссорились, и он прислал Чимину подарок. Тот весь светился. Ты видел, чтобы люди светились? Он был так счастлив несколько мгновений, чтобы потом ему позвонили и рассказали о найденной машине с трупом и алмазом. Сделал, блядь, подарок на день рождения… Мне сложно объяснять, но для меня Чимин — особенный человек.       — День рождения? — Чонгук приподнял брови, внутренне напрягшись, но он так крепко держал Тэхёна, его тело и так было напряжено, что тот вряд ли почувствовал разницу. — Но насколько я понимаю, Чимин не знал о, так сказать, криминальных подвигах своего знакомого? Эта история в любом случае завершилась бы для него трагедией. Даже не знаю, что лучше — похоронить друга или посадить в тюрьму, причём собственноручно.       Он перехватил Тэхёна правой рукой, чтобы второй очень мягко огладить его скулу.       — Я должен спросить. Ты любишь Чимина?       — Не в романтическом плане. — Тэхён смотрел открыто и спокойно. — Но я люблю его как близкого друга, как брата, как свою родственную душу. Мы очень близки.       — Значит, у меня есть шанс? — заулыбался Чонгук, рассматривая его невероятные глаза.       В них была жизнь. Даже сейчас, когда он такой замученный ею.              Тэхён замер ненадолго, зашевелился, выбираясь из его рук.       — Дерзай — и тебе воздастся, — он засмеялся тихо, но искренне. А потом добавил очень серьёзно: — Я бы предпочел собственноручно посадить тебя в тюрьму, чем увидеть мёртвым. Будь осторожен, хорошо?       — Звучит как достойный вызов, — усмехнулся Чонгук. — Но если ты очень хочешь надеть на меня наручники, тюрьму можем исключить из обязательной программы.       Он подался следом:       — А ещё ты обещал мне ужин…       — Не хочу, — покачал головой Тэхён и уточнил поспешно: — Я не хочу надевать на тебя наручники и надеюсь, что мне никогда не придётся это делать. Ужин? Обещал, правда. Когда ты хочешь?       — Совсем не хочешь? Даже в качестве игры? — Чонгук поймал его в очередные объятия. — Я сейчас очень голоден…       — Ну, по запросу могу связать тебе руки своим галстуком, — Тэхён фыркнул, постепенно, минута за минутой, оживая в его руках. — Приготовить тебе ужин? Придется немного подождать.       — Я очень постараюсь тебе не мешать. — Чонгук неотвратимо приближался к его губам. — Но не могу обещать…       — Ты уж постарайся, — протянул Тэхён, — потому что моя кухня совсем не рассчитана на поцелуи.       И вжался в его губы своими, поймал их, чтобы глотнуть воздуха изо рта Чонгука, стать ещё немного живее. Тот не отпустил их просто так, пока не вспомнил их вкус, не насытился, не добился от Тэхёна тихого жалобного стона.       — Наоборот — она такая тесная… Самое то, чтобы зажимать тебя там по всем углам, — проурчал Чонгук, не сразу отстраняясь. — Но я буду хорошим мальчиком, хочу с тобой поужинать.              — Могу я спросить? — подал голос Тэхён через некоторое время, уже на кухне. Он готовил стейки. — Тебе какой обжарки? Ты никогда не слышал имени Ли Сэберо?       Чонгук смирно сидел за столом, но от его взгляда нельзя было скрыться, он был прикован к Тэхёну и следил за каждым его движением, ощущаясь едва ли не как прикосновения.       — Мне с кровью, — ожидаемо ответил и прикусил язык, чтобы не ляпнуть, что хорошую прожарку он предпочитает только в постели. — М-м, вроде не припомню. А почему ты спрашиваешь? Мне поискать о нём что-нибудь?       — Просто подумал, вдруг ты слышал. Имя такое странное. Он у меня проходит по одному делу с подделками живописи… Если вдруг столкнешься, шепни мне, а? — Агент посмотрел лукаво через плечо. — И если хочешь свежих овощей к мясу — помой.       Чонгук тут же подорвался, но никак не мог помыть овощи, предварительно не шепнув над ухом Тэхёна:       — Я поищу…       Он оставил под ним горячий поцелуй и уж только тогда занялся овощами. Тэхён, напряжённо шевеля губами, словно отсчитывая секунды, замер ненадолго над мясом и переложил его в тарелки. Порезал помытые овощи, просто дольками, но немножко рисуясь, глядя на Чонгука и улыбаясь ему, пока нож быстро и равномерно стучал по доске.       — Твой ужин. — Он быстро сервировал стол и сел напротив.       — Благодарю, — улыбнулся Чонгук.       Он ел мясо, не сводя с Тэхёна взгляда, ему не нужно было комментировать, что это очень вкусно: по лицу всё было понятно, по глазам. По тому, как быстро он с ним разделался. И с овощами — тоже. На тарелке ничего не осталось, даже крошки.       — А скажи-ка мне. — Тэхён сначала улыбался довольно, глядя на его аппетит, а потом нахмурился. — Сколько раз в день ты ешь?       Он никогда не подозревал в себе заботливую мамочку, но Чимина приходилось кормить чуть ли не принудительно. То есть как можно чаще подсовывать ему еду и надеяться, что он съест хоть что-то.       — М-м, стараюсь придерживаться четырёхразового питания, я часто тренируюсь, по-другому никак, — ответил Чонгук, протягивая ему пустую тарелку. — Но… Приготовленная тобой еда такая вкусная, что я бы перешёл и на десятиразовое.       — Ух, я уж было испугался, что твоё питание тоже нужно строго контролировать, — выдохнул Тэхён и рассмеялся. — Спасибо. Это очень простая еда. Я однажды накормлю тебя настоящей корейской едой, хочешь?       — Хочу, — легко согласился Чонгук. — Я от тебя всё хочу, Тэхён.       Как будто это до этого не было очевидно.       — Надо было тебе вина предложить, — запоздало спохватился тот. — Ладно, в другой раз, — так легко сказал, не сомневаясь, что этот раз ещё будет.       Сколько бы жизнь не сталкивала его с человеческой хрупкостью, Чонгук казался чем-то незыблемым. Их взаимные обещания казались незыблемыми.       — Кстати, я обещал рассказать тебе, почему сделал тебе именно тигра. Потому что ты — большая хищная кошка, Тэхён. И потому что ты разодрал мою броню в клочья, играючи.       — Только потому, что ты меня разом и озадачил, и понравился. После нашей встречи, первой, в галерее, я понадеялся, что мы больше не увидимся. А когда мы ехали к тебе в мастерскую с Чимином, я так нервничал. Никто не вызывал у меня таких сложных чувств.       — Я бы тебя не обидел, — заверил Чонгук. — Но мне приятно, что не только я испытываю сложные чувства. Мне хочется сожрать тебя целиком, но при этом сдувать с тебя пылинки. Я знаю, что ни то и ни другое тебе не понравится, если только не в совокупности и в малых дозах. Поэтому жду тебя у себя, ты обещал побоксировать со мной, помнишь? И, кстати, вот. Это я обещал тебе. — Он наконец вытащил из кармана чек, сумма там была смешная, конечно.       — Я не боялся, что ты меня обидишь. — Тэхён поднялся со своего места, обошёл стол и встал рядом. — Я боялся, что рядом с тобой во мне что-то меняется. Какие-то векторы смещаются. Это пугает. Мне казалось, что я гляжу в бездну в твоих глазах и хотел туда прыгнуть. — Он тоже хотел быть откровенным.       Отступил, вышел из кухни и вернулся с чековой книжкой. Вписал нужную сумму, вырвал лист и передал Чонгуку обеими руками.       — Я обязательно приду, — пообещал он. — Как только станет получше.       …Как только он перестанет прислушиваться к дыханию спящего Чимина.       Чонгук раздумывал, а не посадить ли его снова к себе на колени, но в итоге поднялся и взял его руки, убрав чек.       — Так бывает, что другой человек очень сильно меняет нас. Так часто бывает с людьми, Тэхён. Не тебе одному страшно.       Он прижал их ладони друг к другу, подняв их вверх, как будто какая-то невидимая стена разделяла их, но смотрел на него так, как будто никаких стен не было.       — Во мне тоже меняется. Уже изменилось. И я тоже этого боюсь. Слишком долго я строил новую версию себя самого, чтобы не бояться вернуться к старой. Но с тобой у меня это получается очень легко. А вот без тебя, когда я тебя не вижу, не чувствую… Всё меняется обратно, — и переплёл их пальцы. — Поэтому я буду очень ждать, когда станет получше. И я дождусь.       — Прости, у меня нет знакомого гениального художника, который мог бы написать мне портрет. — Тэхён был смущён, но взгляд не отводил. — Чтобы ты смотрел на него и был Чонгуком. Чтобы мне никогда не пришлось пускать в ход наручники.       Он скользнул вперёд, вплотную, словно нет и не было никаких стен, а Чонгук тут же обхватил его за талию, прижимая его ладони к своей груди.       — Ни один портрет, ни один самый гениальный художник не передаст тебя для меня так, чтобы мне хватало этого портрета. Силу твоего взгляда, бархат голоса, манящий магнит твоих губ, терпкий аромат твоего тела… Никто этого не передаст, мне будет недостаточно даже самого изысканного портрета, Тэхён, — проговорил он.              — Кхм, — осторожно обозначил своё присутствие вернувшийся домой Чимин. — Простите, что я помешал, я просто хотел положить продукты в холодильник.       Тэхён вздрогнул, отодвинулся и посмотрел на Чонгука с укором, а на Чимина — виновато.       — Я даже не услышал, как ты вошёл, — признался он и стукнул легонько Чонгука по плечу. — Вот видишь, я уже не отслеживаю, что происходит вокруг меня!       — Вижу, — усмехнулся тот, нехотя отстраняясь. — Добрый вечер, Пак Чимин.       Он отодвинулся, давая ему пройти к холодильнику, и добавил с улыбкой:       — Я пойду, не буду вам мешать. Проводишь меня, Тэхён? — Как будто сам ещё не понял, где выход.       — Разумеется, — светски отозвался тот, проводил его к выходу и подал пальто. А потом прижался вновь, выгибая шею, словно подставляя её под крепкие зубы.       Чонгук не успел даже застегнуться, поймал Тэхёна руками, вжимая в себя, и хищно лизнул эту шею, перед тем, как вгрызся в неё. И тот застонал, едва слышно и благодарно. Там и пообещал:       — Я обязательно приду. Дождись.