Эти сумасшедшие ночи. Михаил

      Михаил останавливается около пышного куста роз, когда замечает, что Сэм нервно меряет шагами мощеную светлым булыжником аллею. Проведенные вместе недели научили различать не только оттенки настроения, но и улавливать эмоции, не прибегая к ангельским силам. Сейчас Сэм явно нервничает и слегка злится. Михаил без труда приходит к такому выводу, глядя на дерганые движения и чуть сведенные брови. Узнать о причине можно, просто задав вопрос. Они достигли достаточного уровня взаимопонимания. Михаил уверен, что Сэм ответит честно. Но ответ очевиден настолько, что спрашивать нет нужды. Завтра они отправятся на кладбище Сталл. Завтра состоится предначертанная битва. Михаил знает, что она должна произойти. Но странно не по себе даже ему. Настроение Сэма не удивляет.       На мгновение хочется улететь. Не тревожить Сэма еще и своим присутствием. Но найти поддержку и подарить ее хочется намного больше. Михаил делает шаг вперед. Сэм его еще не увидел. Он глубоко в своих мыслях и не смотрит по сторонам. Михаил отмечает, что в уголке, сходном с любым другим раем, Сэм чувствует себя в безопасности. Внутри вспыхивает радость. Губы почти трогает улыбка. Михаил невольно вспоминает их первую встречу лицом к лицу. Сэм нервничал намного больше, чем сейчас, но держался очень уверенно. Сразу изумил сутью обращения: предложил себя в качестве сосуда. Привел главный аргумент: если он станет его сосудом, то уже не станет сосудом Люцифера. Не забыл выдвинуть требования, первым из которых была безопасность его братьев. Подготовился очень ответственно. Потому что это Сэм.       — Михаил? — обращение отвлекает от размышлений. Заставляет сфокусировать взгляд на Сэме. Тот явно заметил его случайно, но теперь смотрит в упор. — Что-то случилось?       — Нет, — Михаил отзывается быстро и уверенно. Не хочет оставлять Сэму возможность терзаться сомнениями или страхом даже лишнюю секунду. — Я подумал, что мы могли бы поговорить или просто провести время вместе.       — Хорошо, — Сэм заметно расслабляется. И все равно остается в напряжении. Пытается улыбнуться, но выходит у него плохо. — То есть хорошо, что ничего не случилось. И да, конечно, мы можем поговорить. Или, если хочешь, провести тренировку.       — Я не думаю, что мы будем готовы лучше, чем сейчас, — Михаил отвергает щедрое предложение без колебаний. Уже привычно занимать тело Сэма почему-то совсем не хочется. Даже идея просто неспешно прогуляться по аллее, очень по-человечески, что должно понравиться Сэму, привлекает больше. Михаил не видит причин, почему бы ее не реализовать. Предлагает: — Прогуляемся?       — Что? А, да. Конечно. Почему нет? — Сэм выглядит немного разочарованным, но соглашается легко.       — Ты слишком нервничаешь, — замечает Михаил. Перемещается на аллею перелетом. Первым идет вперед. Размышляет, связано ли разочарование Сэма с его отказом. Найти ответ кажется менее важным, чем попытаться успокоить. — Сэм, все будет хорошо. Если мы победим, ты уже завтра вернешься на Землю вместе с Дином и Адамом.       — И Дин убьет меня, когда узнает, что его рай с длинноногими красотками и текилой был качественной фальшивкой, — Сэм усмехается, но так невесело, что сущность пронизывает горечь. Михаил невольно хмурится. — Если, — Сэм повторяет слово и смотрит куда-то в пространство. — Но если нет, то…       — Смерть будет для тебя милосерднее, — говорить это Сэму не хочется, но правда такова, как она есть.       — Я знаю, — перед ответом нет ни заминки, ни паузы. Сэм сжимает губы. Смотрит по-прежнему куда-то в абстрактную даль, но продолжает идти и ни разу не сбивается с шага. — Знаю, что если Люцифер выиграет, он сделает все, чтобы уничтожить мир и людей. Я не имел в виду… А знаешь, неважно.       — Сэм? — Михаил останавливается. Размышляет мгновение, а затем решительно преграждает Сэму путь. Уверенность, что он чего-то не понимает, толкает задавать вопросы. — Если ты не имел в виду себя, тогда о чем речь?       — Я… Если, то мы погибнем оба, — озвучивание очевидного факта не проясняет ситуацию нисколько. Михаил хмурится сильнее. Сэм впервые за долгое время избегает его взгляда. — Впрочем, надо ведь верить в лучший исход, так? Ты уверен, что люди не пострадают?       — Я обещал тебе, что ангелы задействуют все силы для того, чтобы оградить человеческий мир от возможных последствий нашей битвы. Я всегда держу свое слово, Сэм, — голос невольно звучит холоднее. Михаил не злится, но не понимает, почему они снова говорят о том, что обговаривалось не раз ранее, а не о том, что тревожит Сэма сейчас. — Если бы в нашей договоренности что-то изменилось, я бы поставил тебя в известность.       — Прости, — Сэм извиняется быстро и искренне. Трет подбородок. Даже бросает на него мимолетный взгляд. Пытается улыбнуться. Получается еще хуже, чем прежде. — Я… да. Мы обо всем договорились. Почему здесь всегда день? — вопрос неожиданный настолько, что Михаил теряется.       — Это место заготовка под рай. Разумеется, в твоем случае, как и в случае Дина, это не посмертный рай. Но принцип устройства остался в основе, — Михаил дает объяснения почти машинально. Желание прочесть мысли Сэма и получить необходимые ответы крепнет внутри. Данное ранее обещание не делать этого без разрешения, не позволяет так поступить. — Если ты хочешь изменить что-то конкретное, это не представляет никакой проблемы. Тебе достаточно сказать или показать, какой бы результат тебя устроил.       — Это необязательно… — виновато начинает Сэм, но умолкает. Явно обдумывает что-то несколько секунд. Глубоко вздыхает. Уверенно продолжает, очевидно, приняв решение: — Лучше показать.       Михаил без колебаний касается кончиками пальцев лба Сэма. Считывает яркую картинку ночного неба, усыпанного звездами и украшенного сияющей Луной. Соблазн двинуться чуть глубже силен. Но изменить своим убеждениям и нарушить свое слово Михаил не может. Отнимает пальцы. Мысленного пожелания достаточно, чтобы вокруг них воцарилась правильная ночь. Ровно такая, как сейчас царит на Земле. Сэм слегка вздрагивает от резкой перемены. Оглядывается. На его губах появляется слабая, но настоящая улыбка. Та, на которую неизменно хочется улыбнуться в ответ. В голову приходит новая мысль. Михаил скользит взглядом по саду, который в темноте выглядит совсем иначе. Создает между двумя пышными кустами, возле которых они стоят, широкую скамью.       — Мы можем присесть, — предлагает Михаил Сэму, который любуется небом, запрокинув голову.       — Конечно, — Сэм соглашается раньше, чем начинает искать взглядом скамью.       Внутри селится неприятное ощущение. Многократное единение с Сэмом как с сосудом настроило на него сущность. Обычно, находясь рядом, Михаил ощущает легкость. Но не сейчас. Скамья кажется слишком жесткой. Разговор увядает совсем. Сэм бегло улыбается. Вновь запрокидывает голову. Михаил сжимает губы. Идея провести время с Сэмом уже не кажется хорошей. В этом не было особой необходимости. Если первые разы единения, которое Сэм упрямо именовал тренировками, у них еще были проблемы, обусловленные отсутствием доверия, то впоследствии они легко сошлись во многих аспектах. Быстро выяснили, что предпочитают избегать бессмысленного риска, умеют просчитывать свои действия даже при дефиците времени, но способны и импровизировать. В итоге их симбиоз уверенно приблизился к идеалу.       — Сэм, если ты хочешь побыть один, я могу уйти, — тишина давит, и Михаил предпочитает ей предложение, которое сильно не нравится. Кому-то другому он бы не предложил. К кому-то другому он бы не пришел. Но это Сэм. — Это ничего не изменит между нами, — без уверенности добавляет Михаил, вспоминая, что люди придают большое значение озвучиванию подобных уточнений.       — Что? Нет, я… — Сэм переключается сразу же. Сосредотачивается на нем. Только выглядит еще более нервным. Михаил чувствует легкое раздражение. Проблема явно есть, но понять, в чем она заключается, никак не получается. — Не надо уходить. Мы можем поговорить о чем-нибудь. И… спасибо, — Сэм ведет рукой по воздуху. Михаил не сразу понимает, за что именно благодарность. Сэм улыбается. — Мне этого не хватало. Просто посмотреть на звезды.       — Надо было сказать раньше, — без упрека замечает Михаил и вспоминает об упущенной детали картинки, которую собрал в своем воображении Сэм. На скамье между ними появляется пара бутылок пива. Сэм моргает. Заметно смущается. — Что-то не так?       — Нет, нет, — быстро заверяет Сэм. Все еще смущенно усмехается и слегка жмет плечами. — О пиве я подумал случайно. Но это здорово. Спасибо. Слушай, я… Насчет битвы… — неуверенность возвращается в поведение Сэма как по щелчку. Совсем ему не подходит. — Или ладно. Проехали. Все будет хорошо.       — Сэм, я обещал тебе не касаться твоих мыслей, — раздражение становится сильнее и отражается в голосе. Сэм слабо вздрагивает. Дергается так, что невозможно понять, к нему или от него. Михаил ощущает растерянность. Продолжает говорить, чтобы закончить мысль: — Я не желаю нарушать свое слово. Но я не понимаю, что не так. Тебя что-то беспокоит.       — Нет, все… — поспешно начинает возражать Сэм. Умолкает. Сжимает кулаки и губы. — Проклятье. А знаешь что? Ладно. Да, ладно. Когда я говорил, что если что, то погибнем мы оба… Ты. Если Люцифер выиграет, погибнешь ты.       — Разумеется. Это очевидно. Но я все еще не понимаю… — Михаил осекается, когда Сэм наконец-то смотрит ему в глаза. Прямо и долго, как и всегда. Для того чтобы различить во взгляде страх и отчаяние, не нужно быть ангелом. Ими от Сэма просто разит. В мыслях мелькает догадка, которая кажется почти невероятной, но объясняет все странности в поведении Сэма. Михаил застывает. Медленно произносит: — Ты беспокоишься за меня.       — Разумеется. Это очевидно, — Сэм пытается передразнить. Голос срывается и подводит его. Догадка почти становится уверенностью. Он небезразличен Сэму. Совсем не потому, что от него зависит судьба мира. — Проклятье, Михаил, я знаю, как это выглядит, ладно? Мы здесь сколько, пару недель? Пару месяцев? Ты — единственное живое существо рядом, с которым я общался за все это время. У нас общая цель. Я был твоим сосудом. Но я… Я знаю, что я к тебе чувствую. Не потому, что мы заперты здесь вдвоем и ты моя единственная компания. Я понимаю, что ты не обязан…       Михаил подается вперед рывком. Игнорирует бутылки, которые летят на траву. Целует, обрывая все более быструю и нервную речь. Сэм отзывается мгновенно. Придвигается ближе. Обхватывает одной рукой за шею. Почти судорожно цепляется за его плечо другой. Целует в ответ лихорадочно. Словно следующего мгновения у них уже нет. Михаил пытается отстраниться мягко. Сэм отпускать явно не хочет и только сильнее сжимает его шею. Неожиданно покрывает ее поцелуями. Без уверенности, но настойчиво. Этому хочется поддаться. Ответить равноценно. Зайти дальше. Михаил заставляет себя податься назад настолько, чтобы между ними образовалась дистанция. Во взгляде Сэма — обида, разочарование и смирение. Желание их погасить вспыхивает моментально.       — Сэм, — мягко зовет Михаил. Позволяет жажде и восторгу, которые испытывает, отразиться в голосе. Сэм явно их улавливает. Вскидывает голову. В его взгляде проступает надежда. Почти затмевает все остальные эмоции. — Тебя ведет отчаяние. Это неправильно.       — Не оно причина того, что я делаю, — Сэм возражает горячо. Качает головой, подтверждая отрицание. — Я боюсь завтрашнего дня. Я боюсь за тебя, за людей, за братьев. Но к тебе меня толкает не страх и не отчаяние. Меня тянет к тебе… Это началось не сегодня. Но я понимаю, что ты не…       — Сэм, — Михаил обрывает горькую фразу. Сжимает подбородок Сэма пальцами. — Ты сделал бы то же самое, если бы завтра нас не ожидала битва?       — Да, — ответ твердый. В нем нет ни капли сомнения. — Но я не хочу заставлять тебя быть со мной, если ты этого не хочешь. Я не откажусь быть твоим сосудом и пойму, если…       — Меня не надо заставлять, Сэм, — Михаил сжимает пальцы чуть крепче. Позволяет эмоциям насытить свой взгляд. Сэм судорожно вздыхает. Подается ближе, но останавливается. Сжимает кулак так, что хрустят суставы. Михаил хмурится. Чувствует, что упускает что-то еще. — Ты мне не веришь?       — Нет, дело не в этом, — Сэм отвечает очень быстро. Будто боится не успеть ответить. Или успеть передумать отвечать. — Я верю. Просто… — Сэм опускает глаза. Молчит долгое мгновение. А потом отчаянная решимость расходится от него волной. — Просто скажи, что ты не видишь во мне Люцифера.       — При чем тут мой брат? — Михаил искренне теряется. Не может сложить факты друг к другу. — Ты думаешь, что мы с ним были?..       — Нет, нет. Боже, — Сэм мотает головой так, что подбородок приходится отпустить, чтобы не причинить боль. — Я не об этом. Михаил, мы оба знаем, что я делал в прошлом. Демонская кровь и… Даже Дин называл меня монстром. Ты…       — Я, — Михаил пресекает самобичевание, когда понимает, в чем заключался вопрос Сэма, — вижу перед собой самоотверженного человека, Сэм. Человека, ради которого я захотел узнать мир людей. Человека, для которого я захотел его спасти.       Сэм раскрывает глаза. Смотрит на него. Будто бы задыхается воздухом. А потом рвется вперед и сминает его губы лихорадочным поцелуем. В его действиях сквозит исступленность. Но Михаил чувствует, что она следствие только страсти и влюбленности, которые ведут Сэма. В голове всплывает мысль, что для людей очень важно иметь подтверждение взаимности их чувств и условное разрешение на действия. Михаил принимает ее. Отвечает на требовательный, но не лишенный нежности поцелуй. И позволяет себе не думать. Сэм клонится назад, не отрываясь от его губ. Тянет его за собой. Михаил приходит к выводу, что Сэм пытается лечь на скамью. Несложно расценить это как предложение зайти дальше. Михаил не колеблется. Чувствует, что желание Сэма искреннее и осознанное. Как и его.       Выдержка изменяет. Посыл силы заставляет их одежду исчезнуть с тел и приземлиться смешанной кучей на траву неподалеку. Сэм слабо вздрагивает. Разрывает долгий поцелуй. Пытливо смотрит в глаза. Он сомневается не в себе. Михаил понимает это без труда. Целует вновь и не сдерживает желание. Проходит поцелуями по сильной шее, на которой удивительно нежная кожа. Сэм тихо стонет. Запрокидывает голову и обвивает его бедра ногами. Михаил мимолетно радуется, что создал достаточно широкую скамью: они помещаются легко. Жесткость ложа Сэма явно не заботит. Взгляды встречаются вновь. Зрачки Сэма расширены. На миг кажется, что в них отражаются звезды. Желание познать единение иначе, чем с сосудом, сжигает. Михаил двигает бедрами так, что возбужденный член вжимается в ягодицы Сэма.       — Михаил, я… — Сэм вздрагивает снова. Идеальное зрение позволяет заметить, что он краснеет. — Я хочу. Но я никогда…       — Я не причиню тебе боли, Сэм, — обещание весомое и искреннее. Дать его легко. — Только не тебе.       Сэм смотрит будто бы потрясенно. Резко обхватывает его за шею. Тянет к себе и увлекает в глубокий поцелуй. Сжимает ноги сильнее. Михаил сдерживает желание ворваться в распаленное тело немедленно. Подарить Сэму абсолютное наслаждение хочется намного больше. Они дарят и принимают поцелуи. Превращаются в слитный комок страсти и нежности, где ни одна не может взять главенство. Они равны. Михаил без устали ласкает совершенное тело. Сэм красив настолько, что мог бы стать олицетворением греха. Но стал тем, кто вызывает восхищение. Михаил медленно оглаживает упругие ягодицы. Вкладывает силу в каждое касание. Благо, он узнал о мире людей достаточно, чтобы понимать, что делать сейчас. Но смущать Сэма необходимой подготовкой не хочется. Правильно направленная сила избавляет от необходимости это делать. Абсолютное наслаждение. Это кажется хорошей целью.       Сущность звенит от желания. Сэм мечется под ним. Стонет все громче. Целует жестче. Умоляет не словами, но взглядом, каждым движением и каждой лаской. Он готов и телом, и душой. Михаил сдается бушующему желанию. Скользит рукой вниз. Убеждается, что Сэм отлично растянут и смазан. Мягко толкается в него. Сэм стонет так, что дрожь пробивает изнутри. Пытается податься навстречу. Михаил не позволяет, но делает рывок бедрами и входит до упора. Долго целует. Впитывает в поцелуе новый протяжный стон. Сэм снова пытается двигаться. Более явно выразить желание невозможно. Переход от нежности к страсти не получается поймать. Но Сэм словно становится живым огнем и в нем можно только гореть. Первые осторожные движения сменяются мощными и резкими толчками.       Стоны, хрипы, вскрики, мольбы, шлепки плоти о плоть, — все мешается и уничтожает остатки сдержанности и контроля. Они едины в растянутом миге. От этого сущность переполняет счастье. Михаил срывается на неровный, безумно быстрый темп. Не щадит их обоих. Сэм пощады явно не желает. Впивается в его плечи пальцами так, что проминает плоть почти до кости. Царапает кожу короткими ногтями. Стонет настолько чувственно, что звук впитывается под кожу. До безумия под звездами, россыпь которых мерцает высоко в существующем теперь небе, им один шаг. Грань размывается, ускользает. Сэм вдруг поднимает голову. Кусает его шею и плечо. Глухо вскрикивает ему в губы. Нежно гладит спину, но целует почти по-животному грубо. Оргазм накрывает их одновременно.       Звезды будто летят прямо на них. Осыпают необычным дождем. Михаил не думает, насколько человеческое восприятие мира у него сейчас. Он изливается глубоко внутри Сэма и тяжело падает на него сверху. Рваное дыхание рядом с ухом странно успокаивает. Сэм сухо всхлипывает. Скребет без силы пальцами по его спине. Сейчас не нужно читать его мысли, чтобы почувствовать, насколько ему хорошо. Михаил улыбается Сэму в плечо. Медленно и неспешно гладит его бок. Ловит мысль, что теперь место действительно рай. Их личный рай. Сэм бормочет что-то невнятное. Михаилу требуется секунда и усилие, чтобы понять, что речь идет о душе. Шевеление рукой решает проблему. Сэм трется щекой о его висок. Выражает жестом благодарность, но и многим большее.       — Сколько, говоришь, у нас времени до битвы? — голос Сэма звучит хрипло, но слова он на этот раз проговаривает четко.       — Достаточно, — Михаил поднимает голову и в тот же миг тонет в новом поцелуе.