Сергей Сыромятников(Сигма)
Не сказать, что ему понравилось в больнице. До этого он мог получить медицинскую помощь от сородичей или в медпункте казино. Последнее и то редкость. Но в целом, он не лежал в больницах, а лишь так же как и большинство случаев — слышал или видел. В первую очередь не понравился катетер. Мерзкая вещь, а от осознания, что она у тебя под кожей, ещё противнее. Когда вводят лекарство тошнит. Если слишком сильно согнуть в локте, то болит. Дальше по списку идет смертная скука. Ему нельзя было ничем заниматься первые недели: ни чтения, ни использование ноутбука, который любезно предоставил Ацуши, ни яркого света. Сон и тупое залипание в потолок, или коль хочешь развлечься, то просто думай. Думай ни о чем, думай о будущем, думай как до этого дошло. И все это никак не радовало, ведь начинала болеть голова от смутных эмоций. Единственное спасение – сон. Но был бы он спокойным. Бессоница страшная, и даже введенное снотворное почти не помогло. Он боялся спрашивать, наведывал ли его кто-то. Боялся выставить себя глупо перед собой: на что он надеется? Но сам понимал, что ему до жути одиноко. А постоянные мысли втягивали в глубокий колодец, на дне которого он засел. На том дне плавали слизни, в дырах прятались сколопендры. Где-то рядом был опухший труп кошки, что случайно свалилась. Они все подобны слизкими и противными мыслями, что въелись в мозг. Просвет солнца виден, но ты к нему больше не тянешься, и он тоже. В горле ком от наглотавшейся воды, а ноздри жжет. Он может всплыть, но не хочет. Единственное, что ему этот свет оставил: резинки, одежду и запас еды с водой. Он переворачивается на койке, просовывая руку с катетером меж согнутых колен. Хороший совет, что дала ему его медсестра. Так действительно не сильно болит. Посмотрел на тумбу, увидев на ней все ту же кучу еды, что уменьшалась очень и очень медленно. Ведь аппетит был настолько ничтожен, что мед сотрудники просто заставляли пихать в пасть еду. Персики, что скоро сгниют, запакованные кексы и бутылка с водой. Ещё больше внутри тумбы. Он взглотнул слюну. Хотелось есть, но нет аппетита. Слюна была лишь водой, что скучивала живот в болях. Может, попробовать опять поспать?... Уже полуприкрытые глаза округлились, когда он услышал стук в дверь. — Сигма, ты спишь? — отрицательное мычание. Он не сводил глаз со шторки, зная в какой щели должен появиться человек. Свет уже не давал такую жгучую боль, но был неприятным. Женская фигура раздвинула ткани, впустив на секунду колющий свет — Лекарства. Он откровенно сморщился, только сделал вид, что просто закусил губу. Без вопросов вытянул нужную руку и молча наблюдал за тем, как растворяли в одной жидкости порошок, а после вводили. Потом брали просто что-то водяное. Он чувствовал как наполнялась вена, как лекарство текло по ней сильным ручьем, вытесняя кровь, от чего дрожь ползла от руки к затылку. Он сцепил зубы, но молчал. — Твое состояние уже стало лучше, потому, к тебе уже могут приходить. — ампулы были убраны обратно на поднос. — К тому же, к тебе уже хотят зайти. Я пришла так же узнать твоего разрешения. Он замер, шокировано смотря на миссис Садзуки. Что ж, к нему уже наведывались, но это уже кажется настолько далеким воспоминанием, что почти забыто. Он уверено кивнул. Было даже любопытно. Сейчас он был бы рад любой компании. Будь то даже не самый приятный человек. Просто человек, кто-то помимо врачей с короткими разговорами, и то только по делу. Только иногда Юме отличалась: могла немного посидеть и поговорить ни о чем. В основном это касалось её жизни, но даже такое интереснее слушать, чем собственные мысли или тишину. Женщина уже покинула комнату, и за дверьми было слышны бормотания. И казалось, перед вновь осторожно отварившейся дверью сердце замерло. Сигма сел, настороженно вглядываясь в занавес и придерживая руку, в которою вводили лекарства. Боль была неприятной и тягучей. Секунда, две, и он слышит скромный, почти стеснительный голос: — Эм... Сигма? Ты тут? Я могу зайти? — губ коснулась такая теплая улыбка, когда он услышал знакомый голос. Его он забыл, когда проснулся. Но теперь кажется, среди всех он особенно отдается эхом в памяти. — Да, заходи. — он прочистил горло от хрипотцы, той, когда долгое время лишен речи. Быстро поправил челку и подтянул резинку, стараясь делать это без неудобств. Ведь синяк уже пошел по руке, скоро иглу будут опять менять. И с особой, почти нервной улыбкой Сигма смотрел на лицо, что высунулось из-за тканей. Тот выглядел так же смущенным, но прошептал приветствие, выравниваясь в полный рост. Они уже виделись мельком, когда двуколор только пришел в сознание: осторожно отодвинутая двумя пальцами – указательным и большим – шторка, а после махание рукой. Тот сразу же получил небольшую взбучку от врачей, когда те заметили, что с пациентом пытаются контактировать. Оба чувствовали себя неловко тогда. Было неуютно, что из-за него Накаджима получил. — Привет. — Ацуши кивнул, переминаясь с ноги на ногу. Не составляло труда, из-за особого зрения, узнать во мраке лицо. И казалось, его прежняя мягкость, граничащая со сталью и светло-серые глаза канули в этом мраке. Почти ничего не изменилось от нахождения в частном доме. — Мм... ну.. я хотел тебе кое-что подарить. — бумажный пакет в руке зашерудил, и тот достал обычную... мягкую игрушку. Кролик с висящими опущенными ушами, очаровательным кружевным воротником с розовым бантиком. Кролик был кремового цвета, легкий и послушный на подъем. Как не поверни, то так же повиснет. Кролика усадили на колени, и голова игрушки сразу завалилась вперед, почти что падая. Сигма потерял дар речи, лишь с приоткрытыми губами смотря на игрушку. Хотел что-то бы сказать, но не мог. — Это Кёка подобрала. Ну, да, мы знаем что ты уже не маленький, но подумали, что это лучший вариант. Он помялся, явно чувствуя себя некомфортно. В особенности, когда на подарок никак не реагировали, а просто смотрели. Дарить сразу мягкую игрушку практически незнакомцу, пусть и симпатизирующему тебе, все ещё смущает. Накаджима повесил голову, нашептывая неловкие извинения. На щеках появился румянец стыда, но двуколор довольно резко для своего положения ухватил игрушку. — Нет, нет, что ты. — он осторожно поддерживал запрокинутую голову игрушки, кидая восхищенный взгляд то на неё, то на юношу. Он гладил новый мех, что переливался даже с отсутствием света. Чувствовал запах нового, и будто бы относился к игрушке как к живому. Он осторожно притулил сшитый нитями нос к себе, зарывая пальцы в меху. — Мне очень нравится. В глазах опять мелькнула звезда, что так любовалась новой вещью. Он гладил игрушку как младенца по голове, понимая, настолько сходил с ума без чего-либо для взаимодействия. Тигр сначала был обескуражен, но смог облегченно выдохнуть, улыбаясь такой картине. Все же, не прогадали. — Как ты себя чувствуешь? — Ацуши присел на стул, стоявший рядом. Заиграло дежавю, но никто виду не подал. Вопрос обычный, такой же, что говорят врачи. Но он ощущается по-другому, когда ты слышишь его из уст других. — Ну... голова иногда болит. — он бы мог пожаловаться ещё на несколько нюансов, но не стал. Сам же не признавал свое вымученное положение. Ведь и так пережил нечто хуже, чем сейчас. Ацуши ответил сложено, ответ был практически сухим. Они не знали о чем говорить, хоть и хотели. Поняв, что нужно как-то спасать ситуацию, Сигма решил первым задать вопрос, который, возможно, его сильно интересовал. — Ацуши. Расскажешь, что у вас есть в агентстве? Накаджима поднял опущенную голову и перестал перебирать пальцы, будто бы не услышал вопроса. Но быстро закивал, уже начиная перебирать все воспоминания и мысли.***
Дни проходили довольно тягуче, и особенно когда те, кто приходил, уходили. Время будто как на зло замедлялось, а вечерами съедало заживо чувство того, что, возможно, нужным он так и не станет. Совсем недавно позволили открыть шторы, и кажется, свет был уже чужд. Глаза щипало, давило, но на удивление не так сильно, как в доме. До этого он лишь выныривал из мрака, чтобы вновь в него окунуться. Теперь это позади, и может прочесть или начать выводить узоры на кафеле. Посещение и разговоры были как глотком свежего воздуха, прежде чем опять упасть в пучину колодца. Кёка, Ацуши. Редко Наоми. Эти имена были вырезаны в памяти чем-то острым, когда к нему заходили. Совсем недавно у него на руках оказался пакет с домашними фруктами. Некто, по имени Кендзи, поделился урожаем. Жаль, что аппетит так и не нагулялся. С мобильника, что ему любезно предоставила школьница, иногда звонили и перекидывались парой слов. Оповещали, что зайдут. А когда что не смогут. Эти дни казались особенно траурными в глубине души, но как всегда, единственное что он покажет, так это одиноко сидящая игрушка под пахой. Она будто вместе с ним листала соцсети на ноутбуке, рассматривая чьи-то мысли и умиляясь с картинок маленьких панд. За рождением которых тот активно следил. В особенности, было обидно, когда кое-кто не сумел даже разок явиться на глаза, когда почти что месяц уже прошел. И чувствовал ли он обиду? Да, ещё как. Сюда же затянули, дав тусклую надежду, и сами же бросили. Было одно такое чувство, что нарастало с каждым днем все пуще: чувство обмана. Оно стояло практически на ровне с чувством ненужности. Было больно от этого ещё и за то, что он ему мог доверять. Он видел, что человек по себе не очень серьезный, но с ним действительно чувствуешь себя защищенным. "Ха-ха. Ты забавный. Я вытащу тебя отсюда живым." Кажется, уже бывший владелец казино, фыркнул, стряхивая чужую руку со своего плеча. Излишнее внимание и шум в такой ситуации раздражали, в особенности, когда по чужой крови течет яд. Разве ему сейчас не стоит вести себя спокойнее, чтобы отрава ненароком не разогналась быстрее? Мнение об этом человеке было не так прекрасно после того, как он увидел сцену, где он хохоча, вводит шприц в вену. Да, ему даже мерзко находиться с подобным человеком, но его мнения в принципе не спрашивали. Наверное, к нему стала подогреваться особая ненависть, но никто об Осаму не упоминал, и он сам не спрашивал. Обида пускала корни, что ещё немного, и перерастут в дубовое дерево. Вчера он сидел без кого-либо, и сегодня не ждал. Он бесцельно перелистывал манги, что успел перечитать по второму кругу. Крепко сжимал под рукой игрушку, когда слизь особенно ярко лазила по мозгам. Тяжелый вздох вырвался с губ, и он сжался в клубок, отводя взгляд и в который раз видя картины в тенях. Сознание тихо утихало, засыпало. Единственный плюс всей ситуации в том, что он явно окупит все бессонные ночи в Небесном Казино, пока находится здесь. Он спит, слыша лишь приглушенные шаги, слова, езду автомобилей. Чье-то пение и захлопывающиеся двери, детский плачь. Тень, нависшая над ним, и резкое молчание всего, что их окружало. Серые глаза открываются, и он видит темный силуэт перед собой. в глазах мутнеет, свет особенно дерзко бьёт и не дает разглядеть черты. И только по голосу рефлекторно хмурится. — Твой трехлетний возраст оправдывается? — гость сковано наклоняется, вытаскивая из чужого плена игрушку. Берут бедную игрушку грубо, за ухо. Он осматривает её, хмыкает и усаживает себе на колено, будто бы делая из неё такого же зрителя. Он улыбается по-дурацки, пряча руки куда-то в карманы. В тени от света за окном он выглядит мрачновато, но не менее загадочно. Сигма фыркает и вновь подводиться. Но теперь садиться на край кровати, свиснув с койки ноги. Они перекидывались взглядами. Один раздраженно, уже желая отсутствия второго, а тот совершенно умиротворенно. Будто бы и ничего такого не случилось, что случайно забыл о человеке, что сам же и привел. — Что тебе нужно? — Ну-ну. Чего сразу так грубо? — Дазай поднял опустившиеся на руки глаза, высмеяв эти слова как неудачную шутку. Двуколор мог бы уже сорваться и начать выпрашивать, какого черта он пропадал все время. Все что за это время копилось в черепе готово выползти гадкой змеей, что сдавливает глотку. Но он сам понимал, что перед собой же опозорится. Нижняя губа зажимается меж зубами. Но вдруг, по бедру Дазая скользит нечто черное. Все внимание вмиг прикрепляется к черной полоски, а прежние мысли как выключателем щёлкает. Полоса вновь ударилась по чужой ноге. Он вытянул руку и пальцем указал на хвост. — Это что? — Сигма кивает на него, и Дазай, опустив глаза, цыкает. Бинтованные ладони поднимают комок под одеждой, и немного покопавшись, он вытаскивает из-под рубашки черного кота. Игрушка пошатывается на чужом колене, и прежде чем она упадет, её резко перехватывают и ставят на кровать. Теперь на чужих коленях кот, что щуриться от света и большими глазами изучает округу. У брюнета улыбка до ушей, и довольно наблюдает, как животное начинает перебираться с колен на койку. Очень осторожно ставит первую лапу на койку, сначала два раза нею дотронувшись, будто проверив и температуру и качество простыней. Потом и все остальные лапы. Нюхает в ткани запах чужого тела и больничных лекарств. На кота смотрят, как на звезду с телепередачи: каждый шаг хочется заснять, и две пары глаз внимательно за нею следят. И Сигма неуверенно заносит руку над головой животного. Сначала то пригнулось, шарахнувшись от ладони. Зрачки в золотой радужке сузились, и наострив уши назад, тот начал нюхать пальцы. Нюхал тщательно, то сяк, то так вертя головой. И когда проверка была пройдена успешно, он отстранился и облизнулся, вновь начав осторожно перебирать лапами по постели. — Правда очаровательный? — даже гордился тем, что в больницу пронес животное. Кот начал подходить ближе к белобрысому, и тот сразу же провел всей ладонью по спинке. Тот выгнулся на встречу, поднимая хвост в конце повыше. Поставил лапы на чужие бедра и поднялся, при этом даже не планируя долго оставаться на чужих ногах. — Как ты его сюда пронес? — ладонь вновь погладила хребет. — Быстро. — Осаму улыбнулся, вставив подбородок меж указательным и большим пальцем. — А теперь потерпи, дружок. — голова кота запугано спряталась в ткани рубашки. Пуговицы около маленькой головы были открыты, и удобнее подложив под него руки, он вбежал в открытые двери больницы. Бежал ближе к стене, оббегая людей как какие-то столпы на середине дороги. Черная шерсть терлась о живот, от чего было жарко. Поворот был немного резким, и он скользнул обувью по плите, из-за чего при торможении ударился плечом о стену. Зашипев и отпрыгнув от стены, он чуть не столкнулся с шокированным мед сотрудником. А вот именно с ними и нужно быть осторожным! — У вас мобильный выпал! — Осаму даже не остановился перед ним, предпочитая бежать вперед, пока врач растерянно рассматривался вокруг. Единственное, как мужчина отреагировал, так это сконфуженно нахмурил брови, когда услышал мяуканье позади себя. Сероглазый вздернул бровь, но ничего не ответил, в последний раз погладив кончик хвоста, прежде чем кот скрылся за спиной. Сигма скопировал чужую позу, закинув ногу на ногу, и сложил на колене руки в замок. — Как шрам? Голова? — невзначай поинтересовались. Кажется, лишь для виду. Но все же, разговор с чего-то стоило начать. — ... — молчание с многозначительным взглядом. Серые глаза становились пронизывающе белыми и острыми в лучах солнца, делая его намного строже. Былая обида вновь проснулась, и больным комом давила на лоб. — Все хорошо. — Прекрасно. Потому что тебя скоро выпишут. — Дазай помахал пальцем в воздухе, а после, принялся стаскивать с плеч бежевый пиджак. Новость о том, что его выпишут как-то не особо на что-то повлияла. Как кроме осознания, что можно будет комфортно принять душ. Такая радость как спичка: быстро иссекаемая. Потому что практически ничего не поменяется, когда он отсюда уйдет. Уверен, что таблетки в арсенале питания все ещё останутся. — После выписки что со мной будут делать? — кот за спиной спрыгнул с койки. Дазай смял плащ и подложил себе под локти. — Ещё немного побудешь в том доме. У нас квартиры пока заполнены, да и работёнки тоже пока есть. — рот открылся, в вопросе о помощи с работой, но тут же закрылся. Неужели он... боялся? И квартиры...Разве они не постоянно заняты? Ждать смерти одного из сотрудников или что? Но прежде чем вопросы были заданы, Осаму вскочил с места, что-то крича коту. Губы сжались в тонкую полоску, а пальцы вцепились в складки надоевший простыни. Сейчас не было места для страха или неуверенности, но черт возьми... он не хочет опять чувствовать это опустошение и разочарование, когда только вышел из медпункта ВДА. — Ну, впрочем. — уже с котом на руках, что мурлыкал от того, что его чесали под подбородком. Кот практически сливался с цветом жакета, только златистые глаза было видно. Невзначай Сигма протянул руки, желая вновь ощутить мех и вибрацию на руках. — Неделю, а может меньше, ты тут ещё будешь. Так что не робей. Скоро мучить тебя больше не будут. Тот только хмыкнул в ответ, гладя и обнимая маленький трактор на коленях. Его вибрации отдавались в живот, а они, казалось, вели к сердцу. Глупая улыбка наконец пришла за долгое время. Пальцы зарывались в мех, гладили хрящики ушей, гладили шейку. А вопрос о том, откуда взялось животное так и остался висеть в воздухе. По крайне мере, кажется, если бы у Дазая был бы кот, он не был б таким упитанным. Умер от голода сразу же. Как тот же мопс Николая, что рассказывал это как какую-то шутку. Хотя, прихвостень Федора, что его же и подарил, был очень недоволен. Настолько, что даже Сигма прознал о такой ситуации. — Ну, ладно. Вижу, ты в добром здравии, потому долго задерживаться не буду. — пиджак подхватили со стула и закинули на плече. Вот только, после этих слов настроение упало на дно океана. Только успокоился... Когда чужие руки начали тянуться к коту, Сигма резко вскрикнул. — ХЭЙ! — кот на руках почти сорвался, но его успели вовремя к себе притулить. Уши его гнулись назад, а умиротворенное мурчание пропало. Как и та мирная вуаль, что обволакивала всех троих. Он хмурился, смотрел недовольно. Даже не успев дать себе отчета, когда он успел настолько расслабиться и сгнить, что начал жаждать обычного людского присутствия. Сейчас оно казалось чем-то желанным, а не как всегда, обыденным. С самого своего "рождения" с ним были люди. В казино было тоже много людей. Но сейчас он впервые ощутил нечто подобное. Он был откровенно зол и на поведение Дазая, и на подобные действия. Но прежде чем открывать ворота эмоциям, он ровным голосом процедил. — Сядь. Лицо Дазая застыло в гримасе улыбки с широко открытыми глазами. Кот тяжело вздохнул на руках, бегая глазами по комнате. Другого такая реакция, кажется, заинтересовала, и тот действительно плюхнулся на место, послушно складывая руки на слегка разведенных ногах. Такая послушность конфузила. Да в целом, этот человек конфузил! Поведением, поступками, мимикой, словами! Тем не менее он ухватился за этот колючий спасательный круг, даже если и принудительно. — ...Как минимум, я ещё не натешился котом. — оправдание, что пришло в голову первым. Хотя с любой стороны это выглядело как каприз. Но, кажется, только в этой ситуации он смог вытереть ноги об свою же гордость. Он задумчиво гладил кота, а на него смотрели с ожиданием. Потому что подонок чувствовал, что он хотел ещё что-то помимо ласки с котом. А только сейчас пришло осознание, насколько же они с Дазаем... малознакомы. Они не знают о друг друге практически ничего, кроме поступков во время побега из тюрьмы. Даже тот вечер был мизерным. Они будто бы знакомые через одного человека: знают лишь поверхностные факты, и если остаются наедине, молча смотрят в пол. Глаза зацепились за стопку манги, и провели пальцами по боку животного, он протянул руку к книжке. Он взял её и показал Осаму, надеясь, что тот знает об этой истории. Если нет, то выйдет слегка неуютно. — Ты знаешь эту мангу? — ....Да. — сложно описать, какое облегчение он испытывал. Кот кажется, вновь начал урчать на руках у человека, ощутив спокойствие. — Я её уже перечитал и хорошо усвоил сюжет, и хотел бы обговорить его. — он опустил мангу, ложа её где-то под бедром. Он опустил руку обратно на кота, уже смакуя то самое чувство долгого разговора или элементарное, простое присутствия человека.