Река, что обточила камень

      Аякс вскакивает на постели и призывает водные клинки, что режут гладь воздуха, так ни на что и не наткнувшись. Ещё ночь, он чувствует, хоть плотные шторы и задёрнуты так, что меж ними нет ни единой полоски света, и в комнате было бы темно даже днём.       Неужто шорох лишь привиделся его поражённому негожим для воина страхом воображению? Нет, не может быть. Его рефлексы не для того тренировались им и его отцом на протяжении стольких лет, чтобы подводить. Здесь, совсем рядом от него, кто-то притаился, и он не уснёт, пока не истребит угрозу.       Юноша медленно ступает на застланный толстым мягким ковром пол и всматривается в непроглядную тьму перед собою, словно способен разглядеть очертания врага. — Кто здесь? — резко спрашивает он, обходя огромную даже для привыкшего к роскоши царевича Снежной постель, и облизывает губы. — Если ты назовёшься, я, быть может, и сохраню тебе жизнь. Ну же, где твоё благородство? Ты что же, девица, чтоб таиться по углам?       Аякс осторожно нащупывает подрагивающей рукой край постели и медленно отходит от неё. Он ещё слишком мало привык к императорской опочивальне, а потому не может даже представлять, где именно находится расставленная по ней мебель. Юноша способен лишь попытаться определить местоположение низкого столика, но темнота стирает всякое представление о пройденном им расстоянии.       Быть может, довольно брожения без света? Он ведь может кликнуть стражу, и та примчит через несколько мгновений, чтобы служить ему верой и правдой. Нет, нет. Моракс тоже звал на помощь, когда Фатуи отобрали его Сердце, но ведь никто же не пришёл. А он был Гео Архонтом, он имел права и основания доверять Миллелитам. Юноша спотыкается о собственные ноги и едва успевает убрать водные клинки, прежде чем падает на колени. Он застывает, словно хищник, и жадно прислушивается к каждому шороху, пока сердце стучит у него в висках и на шее.       Неужели он мог ошибиться? Видно, и вправду прийдется ему искать успокаивающие травы, которые советовала Тоня. Кошмары мучают Аякса, пожалуй, слишком сильно для человека, добравшегося до самой вершины власти и не собирающегося её отпускать.       Селестия, и зачем только матушка взяла на душу тяжкий грех, подстроив предательство? Неужели не ведает, что кровь Архонта с рук не смыть не только ей, но и её детям? Уж лучше и вовсе не получить Ли Юэ, чем пойти на подобное!       Хотя он, должно быть, заблуждается, рассуждая так, как следует рассуждать честному воину. Царица — Архонт, а не солдат, её видение должно отличаться от того, что дозволено ему самому. Она имеет право не задумываться о чести в тех делах, которые никогда и ни за что не предадутся огласке. Не людям выступать судьями распрей Богов, Аякс уже давно запомнил.       Юноша касается пальцами ковра, пытаясь вспомнить, как выглядят его узоры, и собирается вставать, пока не касается чего-то твёрдого и холодного. Он желает вскрикнуть и отскочить, но честь не позволяет, а потому Тарталья лишь сжимает в руке толстый шнур, прежде чем тот не издаёт шипения.       Ах, вот что его разбудило. Чуткий к любому движению и малейшему шуму Аякс не смог продолжить сон, как только услышал змеиное шипение.       Юноша вздыхает сквозь стиснутые зубы и, принудив дрожь в руках утихнуть, зовёт стражу так громко, как только способно его горло. В темноте он ничего не сделает змее, если не знает даже, где именно находится её голова. Мудрый воин никогда не отринет помощи тех, кто обязан её оказать, если подобное бахвальство приведёт его лишь к смерти, таков был закон его отца.       Миллелиты влетают в комнату с горящими факелами, бледные, словно император уже погиб, и готовые бороться хотя бы и с тысячной армией врага. Они застывают на пороге, обнаруживая Тарталью восседающим на полу в нижних одеждах, не смея тревожить его горящий взор более того, каков он уже есть. — Уберите от меня гадюку, — тихо, но отчётливо приказывает юноша. — Немедля.       Миллелиты смотрят друг на друга, не решаясь заговорить. — Её поджечь надобно, — наконец говорит один из них, опуская глаза. — Так подожгите, — приказывает император, прижимая ладонью морду змеи к ковру, чтобы она не могла разинуть пасть. — Чего вы стоите? Я должен отбирать у вас факел?       Солдаты лишь топчутся на месте. Слишком силён страх поджечь ковёр, горячо любимый императором. — Отчего бы вам не использовать копья? — зло, словно сама змея, плюётся Тарталья. — Где ваше пресловутое оружие? Уж не им ли было повержено столько чудовищ в Разломе?       Змея врывается, пытаясь ускользнуть, и бьётся, будто в судороге, пока юноша удерживает её одной рукою. Он отчаивается дождаться помощи от стражей, а потому призывает один из клинков, что оказывается весьма неудобно вдали от Глаза Бога, и заканчивает муки животного самостоятельно.       Что ж, лучше узнать о глупости и трусости солдат перед важным боем, а не во время, судит император. Его матушка мудра, что приставила к нему многочисленную армию Фатуи, ибо Миллелиты скорее сбегут, чем выполнят его приказ. — Итак, — произносит Тарталья медленно, придавая едва заметным снежанским выговором ещё больше твёрдости каждому произносимому им слову. — Вы все разжалованы и уволены. Вам впору обрабатывать землю, а не служить щитом Ли Юэ, трусы. Вон из моих покоев. Чтобы завтра духу вашего здесь не было, а не то найду каждого и лично отрублю голову, вам ясно?       Солдаты отступают к выходу, встречаясь с грозным, вспыхивающим, кажется, самой смертью в дрожащем свете факелов взглядом императора, но не отвечают ни слова. Они знают, что помощи ждать не от кого, когда Первый советник отошёл ко сну, а потому не смеют перечить.       Довольно того, что они сдадут смену иным, более опытным, Миллелитам и никогда не возьмутся за карты, поистине исчадие Бездны. Господин Чжун Ли не позволит оставить их без крова и моры за малейший промах, уверены солдаты.       Госпожа Нин Гуан поднимает голову более от удивления, чем из желания следовать этикету. Она постукивает пальцем по одному из дворцовых счетов и наблюдает за ворвавшимся в комнату императором так, словно видит в нём лишь нерадивое дитя, а не повелителя.       Чжун Ли кланяется, используя возможность разглядеть юношу, и сжимает губы, ожидая, чтобы Тарталья поздоровался первым, позволив советникам говорить. — Сегодня ночью меня навестила Ваша сестрица, госпожа Воля Небес, — презрительно говорит Аякс, сжимая спрятанный в рукав кулак. — Будьте любезны, скажите остальным, чтобы более ко мне они не наведывались. Ах да, похороните эту с достоинством.       Нин Гуан лишь приподнимает бровь, глубоко вздыхая, и смотрит Мораксу в глаза. Она не имеет ни сил, ни желания смотреть на юношу. — Я не имею сестёр, император, — только и отвечает она, смиренно сжав руки перед собою. — Боюсь, я не понимаю, что Вы… — Не понимаете? — переспрашивает Аякс, прежде чем улыбнуться. — А это тогда что, извольте объяснить?       Он кидает во Вторую советницу голову змеи, осторожно отрезанную от остального тела. Глаза юноши вспыхивают детским азартом, омрачённым жестокостью, когда женщина отступает назад на несколько шагов, так и не поймав предмет.       Чжун Ли подходит ближе, склоняясь над полом, прежде чем отпрянуть. Аякс замечает на его лице замешательство, появляющееся столь редко, что император, верно, мог бы сосчитать по пальцам каждый миг, когда замечал его, если бы пожелал. — Где Вы нашли эту змею, император? — спрашивает Первый советник, забывая о приветствии.       Юноша улыбается, не желая скрывать удовольствие от произведённого его небольшой сценкой эффекта. Он рад, словно малое дитя, а потому не сердится на Чжун Ли, взирающего на него с непочтительным для подчинённого императору человека выражением лица.       Хотя нет, Аякс никогда не стал бы злиться на советника за подобное. По крайней мере, он достаточно суров и честен, и ни один вернейший из Фатуи не чета Чжун Ли. Все их суждения, высказанные вслух, всегда являются следствием или погони за личной выгодой, или указа Царицы, а император не способен терпеть лжецов. — Разве я не сказал? — спрашивает он, приподнимая брови. — Она приползла ночью.       Юноша наблюдает за тем, как Вторая советница медленно наклоняется и поднимает голову змеи двумя пальцами, увенчанными изящными украшениями, напоминающими когти, и смотрит на неё. — Узнаёте сестрицу? — интересуется юноша, счастливый, что способен шутить над женщиной подобным образом.       Нин Гуан словно не замечает слов императора, с шелестом одежд кланяясь Первому советнику и передавая добычу Аякса ему. Она лишь поджимает красные губы, теперь имеющие ещё большее сходство с двумя едва заметными лентами и обращает к Чжун Ли пламенный взор.       Императору не нравится, когда Воля Небес поступает подобным образом. Он начинает выглядеть глупцом, дозволяющим слугам судачить о нём, но не имеет сил возражать против мимолётных взглядов, которые советники дают друг другу. Госпожа Нин Гуан, сущая змея, и господин Чжун Ли всегда находят выход из положения, не давая ему возможности обречь их на кару. — Она ядовита, — замечает Первый советник, раскрывая рот твари и осторожно касаясь пальцем её зуба. — Но в Ли Юэ уже давно никто не погибает от её яда. Противоядие слишком просто и быстро в приготовлении, чтобы кто-то использовал подобных змей для умерщвления. — Вот как? — спрашивает Тарталья и складывает руки на груди. — Что ж, тогда попрошу вас обоих уведомить своих друзей, что они невероятно глупы. — Наших друзей? — Голос Нин Гуан на несколько секунд кажется юноше чрезмерно звонким, но затем он отбрасывает подозрения. — Право, император, нам с Первым советником невыгодно устранять Вас, если Вы не желаете брать в расчёт нашу верность.       Чжун Ли хмурится, император подмечает, как сдвигаются его брови, но так и не произносит ни слова. — Это послужило причиной увольнения ночной смены Вашей стражи, я прав? — спрашивает он, поднимая глаза и впиваясь ими в глаза юноши.       Аякс хочет сделать шаг назад, но принуждает себя удержаться. Что это за правитель, не способный устоять перед одним жалким взглядом своего слуги? Нет, такого никто уважать не станет. — Мне не нравится Ваш тон, — вместо ответа говорит император, резко дёргая плечом. — Никто не имеет права обращаться ко мне с подобным снисхождением.       Чжун Ли покорно склоняется, тяжело вздыхая. Его лицо не выражает ни капли раскаяния, одну лишь усталость, но Тарталья решает, что советник довольно наказан. Он питает слишком тёплые чувства к этому человеку, чтобы желать шутить над ним так же, как над другими.       Более того, убеждает себя Аякс, если кто и будет выставлен дураком, если он решит проучить Чжун Ли, так это он сам. Первый советник даже низко кланяясь выглядит так, словно отошёл от императорского трона всего на несколько секунд, а потому любое оскорбление будет выглядеть попросту жалко. Тарталье нужна репутация сильного правителя, а не бездумного тирана. — Приношу извинения, — отчётлив говорит мужчина, так и не выпрямляя спины. — Я не желал задеть Вас, император. Я хотел быть уверен в том, что прав. Один лишь Дендро Архонт способен читать мысли. — Довольно, — прерывает его Аякс. — Вы прощены.       Он наблюдает за тем, как мужчина выпрямляется, и облизывает губы. Аякс не способен понять самого себя в стремлении приблизить Первого советник столь сильно и дать ему всю милость, если тот лишь и делает, что насмехается над авторитетом императора, единственной вещью, которой юноша дорожит в проклятом регионе. — Благодарю Вас, император, — исполненный достоинства, говорит Чжун Ли. — Вы желали дать этим солдатам поблажку, не так ли? — интересуется юноша. — О, нет, не пытайтесь солгать мне, господин Чжун Ли. Я знаю Вас и то, что о Вас говорят. Можете даже не надеяться, что я допущу подобное, ясно Вам?       Тарталья принуждает себя быть строже с Первым советником, чтобы никто не смог даже заподозрить его странных чувств. Он готов давать советнику поблажки тогда, когда предмет спора не имеет отношения к представлениям Снежной о дисциплине. В том же случае, если они затронуты, добиться своего для Аякса уже вопрос чести. — Вы правы, император, — с едва уловимой улыбкой отвечает Чжун Ли. — Я действительно желал дать Миллелитам возможность нести службу вне дворца. Но поверьте, они не получат моей поддержки после того, как настолько безразлично отнеслись к Вашей безопасности и допустили появление змеи в Ваших покоях.       Аякс не видит в чужих глазах ничего, кроме искренности, и вздыхает. Первый советник горазд на слова, это все знают. Но сколь он горазд на подобное отношение к безопасности императора? Не лживы ли его слова? Не выжидает ли он момента, чтобы напасть, когда юноша забудется? — Можете не сомневаться, господин Чжун Ли, я лично прослежу за тем, чтобы Вы выполнили обещание. Или, быть может, лучше самостоятельно разберусь с этими ленивыми никчёмными трусами. — Они уже отосланы, император, — мягко прерывает его Первый советник. — Вы сказали им покинуть дворец без промедлений. — Да, верно, — бормочет юноша, опуская глаза. — Что ж, тогда забудем о них. Я желаю размяться после обеда. Проследите за тем, чтобы мне выбрали подходящего противника. Или, что ещё лучше, станьте им, господин Чжун Ли. Ваш стиль боя вполне увлекателен. — Благодарю Вас, император, — кланяясь, отвечает советник. — Но сегодня никто не сможет составить Вам компанию. Во второй половине дня прибывают послы из Мондштата. — Ах, да, — морщась, соглашается юноша. — Хорошо. Я, очевидно, уже не могу отказать им.       Он ненавидит вести подобные заседания, поскольку не понимает более половины того, что на них происходит. Каким бы прекрасным воином он ни был, Аякс едва ли не беспомощен во всём, что касается дипломатии. Он способен обмануть человека, и не одного, а многих сразу, способен расположить к себе даму, или, если пожелает, притворившись простолюдином, найти знакомого среди обычных не обладающих высоким складом ума людей, но не может понять уловок, к которым прибегают Архонты. Где грань между лестью, страхом и презрением? Он не желает знать.       Есть ли у Мондштата план по истреблению власти Снежной в Ли Юэ? Объединится он с Сумеру или Ли Юэ? Действительно ли для Барбатоса столь значима связь с регионом камня? Никто не способен ответить Тарталье, а сам он уже порядочно устал бродить по лабиринтам этикета. Не будь указа матушки всеми силами поддерживать хорошие отношения с регионом Свободы, он бы попытался расправиться с ним так, как хочет с Сумеру.       Но нет, он не может. Мондштат слишком близок к Снежной, чтобы он имел право нападать. Царица поддерживает лишь тех, кто может принести ей пользу, а иных уничтожает, Тарталья успел понять эту простую истину уже давно. Он не имеет желания проверять, распространяется ли подобное правило и на её детей, поскольку страшится обнаружить, что действительно распространяется. Ему проще оказаться полезным и любимым ею сыном, чем мёртвым дураком. — Устройте им хороший приём, господин Чжун Ли, — добавляет император, склоняя голову набок. — Слуги уже предупреждены, — уверяет его Первый советник. — Они готовы приступить к исполнению обязанностей в любой миг. — Вот и чудесно, — бросает Аякс, разворачиваясь к Чжун Ли и Нин Гуан спиной и намереваясь покинуть комнату. — Если кому-то из вас будет угодно искать меня, после завтрака я буду в своих покоях. Но лучше бы вы дали мне отдохнуть.       Воля Небес провожает юношу насмешливым взглядом. Она прекрасно знает, сколь мало он бывает занят важными делами, чтобы мочь от них устать. Тем не менее, она склоняется и опускает глаза так, словно подчиняется его приказу без возражений. Моракс же не отвечает ничего.       Аякс прогоняет всех слуг, устраиваясь на подушке на ковре, и уже готовиться зачитать, наверное, в сотый раз последнее письмо Тони, когда Первый советник прерывает его отдых. Юноша вздыхает и откладывает бумагу, поднимая взгляд, полный недовольства. — Ну, господин Чжун Ли, чего же Вам угодно? — спрашивает он, складывая руки на коленях.       Любой, кто провёл во дворце хотя бы неделю, уже знает, что следует опасаться подобного настроения императора. Это ещё не худшее, чем возможно столкнуться, но большинство слуг не решаются продолжить беседу даже в такие моменты.       Чжун Ли же едва заметно улыбается, продолжая стоять на месте, словно неприступная каменная крепость, готовая к обороне. — Мне угодно, император, — говорит он ни на секунду не дрогнувшим голосом, всегда завораживающим юношу его твёрдостью и грубостью, кажущимися самыми аристократическим в устах Первого советника. — Напомнить Вам о договоре со Снежной. — Договоре со Снежной? — повторяет за ним Аякс, облизывая губы. — О чём Вы говорите, господин Чжун Ли?       Юноша морщится, желая казаться рассерженным, а не удивлённым. Советник может не обратить внимания на его гнев, всегда занятый лишь собою и мыслями о Ли Юэ, но, по крайней мере, Тарталья не потеряет собственного лица перед слугой.       Чжун Ли поднимает глаза к потолку и некоторое время молчит, лишь после этого медленно отвечая: — Договор между Ли Юэ и Снежной о поставках специй через Мондштат.       Юноша фыркает. — Вы полагаете, что я забыл о нём? — Я боюсь, что Вы можете забыть его во время переговоров, — словно взмахивая клинком лучшей стали, отрезает Первый советник. — Потому спешу напомнить Вам. — Благодарю Вас за предупредительность, господин Чжун Ли, — холодно отвечает ему император. — Но в ней не было необходимости. Поверьте, я не так глуп, как Вы считаете. — Я считаю, что Вы умны, император, — уверяет юношу Моракс. — Но чрезмерно предаётесь эмоциям. Вспыльчивость будет дурным советником перед сильным врагом, император. — Вы покинули военную службу, — резко возражает Тарталья, гордо вскидывая голову. — Я полагаю, Вы не справились с трудностями войн, господин Чжун Ли. Не Вам учить меня, как вести себя с противниками. — Учить Вас всему — мой долг, император, иначе бы я не стал Вашим советником, — отвечает Чжун Ли так спокойно, будто юноша не нанёс ему оскорбления. — Можете говорить что угодно, господин Чжун Ли, — бросает Аякс, пожимая плечами и пытаясь вложить во взгляд достаточно презрения, чтобы советник отступил под его напором. — Но я никогда не признаю, что есть армия сильнее той, что управляю я, кроме армии Снежной. Мондштат не годится Фатуи во враги, тем более нельзя назвать его сильным.       Юноша уже говорит лишь ради того, чтобы возразить, задеть непоколебимого Чжун Ли. Он не способен переносить каменное спокойствие советника, видно, полагающего, что он имеет право указывать самому императору, что следует делать.       Нет, Первый советник нашёл себе дурного противника. Быть может, Моракс и был бы глух к его порицанию, но не Аякс. У Моракса было бы то, о чём юноша мечтает и чего он никогда не получит — Сердце Бога, закрепляющее за ним право на трон Ли Юэ. Как бы сильно Тарталья ни бился, он не получит себе подобную драгоценность, а потому должен добиваться власти иными путями. Он не может позволить себе слабости Архонта, ибо, если не вырастет на нём самой крепкой брони из гнева за любое неверное слово, народ никогда не смирится с его властью, Аякс уверен. — Ордо Фавониус славится мастерством, император. Это слаженно работающий механизм, — возражает советник, склоняя голову. — А можете ли Вы доверять своим солдатам?       Император открывает рот, но не находит, что следует ответить. Чжун Ли прав, но Тарталья не смеет признать собственной ошибки. — Я уже сказал Вам, что не собираюсь устраивать войны с Мондштатом, — говорит он, чтобы не отвечать на вопрос советника. — Миллелиты мне не понадобятся до конца сего месяца, поэтому можете поберечь слова, господин Чжун Ли. Более того, я уверен, что мне не придётся прибегать к их помощи. Довольно армии Фатуи.       Губы Первого советника вздрагивают, будто он желает что-то сказать, но он так и не произносит ни слова, только вздыхает. Император улыбается, позволяя своим глазам сверкнуть, и опускает ресницы. — Что ж, если Вы не имеете более вопросов, можете идти, — указывает он так, словно никогда и не был зол на мужчину. — Потому как я сказал не тревожить меня без особо на то повода. — Приношу извинения, — говорит Чжун Ли, не раскаиваясь. — Я уже покидаю Вас, дабы не нарушать покой.       Разве Аякс может не восхищаться этим человеком?