— Ты стал моей самой большой ошибкой. — А ты стал моим самым большим сожалением.
***
Человек привыкает к одиночеству. Сначала один вечер. Потом второй. Неделя. Две. Уже месяц. Мысли становятся всё тяжелее, грудь сжимается при фантомных прикосновениях, и в зеркале уже нет этой улыбки, что касалась глаз. Горло сжимается от слёз, но окружающие видят всё тот же грим – никаких изменений. Просто человек захлёбывается от эмоций, прячась в тени. Антону казалось, что это нормально. Он привык. Привык просыпаться в холодной постели. Привык завтракать один. Привык наслаждаться тишиной. Он и не задумывался о чём-то другом, прекрасно понимая, что по-другому не сможет. Все эти встречи, разговоры о будущем, мечты… Это не о нём. У Антона нет мечты. Нет надежды. В нём нет любви. Но порой, сидя ночью на полу в собственной студии, он чувствовал себя опустошённым. Уставшим для завтрашнего дня. Он не был готов вновь проснуться утром и встречать клиентов с улыбкой на лице: люди тянулись к нему, что было довольно противоречиво, ведь, несмотря на работу, он желал остаться один. Желал отгородиться от всех и просто существовать в собственном маленьком убогом мирке. Порой, когда клиентов было немного, он рисовал на стенах студии, всю ночь сидя размазанный в красках и пребывая далеко в своих думах, вырываясь из них только с будильником, оповещающим о раннем утре. Тату студия находилась на первом этаже, как и небольшая кухня с туалетом, предназначена для клиентов, пока на втором была личная спальная с ванной. Антон всегда мечтал о своём месте, и, спустя несколько лет тяжёлой работы, он смог позволить себе довольно приличное место почти в центре Москвы. Он не был привередлив – ему достаточно было малого. Но даже это малое, это простое не дарило ему свободы. Свободы от собственных кошмаров. Каждый день одно и то же: на завтрак кружка с кофе, после работа над эскизами, клиенты, и если некоторые из них засыпали, пока Антон работал, то другие кричали от боли каждую минуту, прося частые перерывы. В такие дни Антон проклинал свою работу, чувствуя к вечеру головную боль, от которой никакие таблетки не помогали. Люди его раздражали, но он любил свою работу. Антон был ходячей противоречивостью сам себе. Этот день ничем не отличался от других, не считая того, что клиенты никак не облегчили работу. Сначала один парень полчаса раздумывал, где и в каком размере он хочет татуировку, но стоило Антону приложить эскиз, как клиент начал возмущаться, что всё не так. После клиентка все два часа во время работы рассказывала истории из своей жизни. И Антон правда не против был слушать других, радуясь, что сам может просто сфокусироваться на работе, но девушка постоянно тревожила его, спрашивая мнение по той или иной ситуации. Другой клиент же опоздал, и после, как только Антон думал, что закончил сегодня с работой, неожиданно в дверь студии постучалась молодая пара, решившая спонтанно сделать парные татуировки. Антон мог отказать. Сказать, чтобы они приходили по записи – он не гнался за деньгами и клиентами. Его работы говорили сами за себя, и порой люди тянулись из других городов ради татуировки. Он мог отказать, но молодая пара выглядела такой счастливой, что фантомная боль вновь напомнила о себе, ледяным холодом пройдясь по грудной клетке. Кто он такой, чтобы рушить чужое счастье. Он был уставшим и даже дешёвый растворимый кофе не помогал вернуть энергию. Уже было десять вечера, студия давно закрыта, только свет в окне говорил о том, что Антон всё ещё внутри. А куда он мог пойти? Он недавно переехал в столицу, покинув родной город, и только единственная подруга Оксана, с которой он был знаком ещё со школы и которая уже пару лет жила в Москве, имела его контакт. Все остальные исчезли из его жизни, будто он был отбросом. Мусор. Усталая улыбка накрыла губы парня, и тонкие пальцы рук вцепились в русые волосы, оттягивая их, будто это могло помочь пробудиться. Щелчок зажигалки и студию накрыл запах дешевых сигарет. Антон не утруждал себя идти на балкон, держа пепельницу на подоконнике на кухне и куря в открытое окно. Потерянный взгляд скользнул по пустой улице. Было странно видеть улицы столицы такими безлюдными. Антон боялся тишины. Она его пугала. Она веяла неизвестностью. Он засыпал лишь под музыку или шум автомобилей. Если вообще умудрялся лечь в кровать до утра. Боль в висках утихала, и парень достал вторую сигарету, подмечая, что утром стоит сходить за новой пачкой. Он хотел спать, но тревога не позволяла закрыть веки, заставляя быть постоянно на страже. Тишина действительно страшила. — Может, пойти в клуб, — вслух произнёс Антон, лениво откидывая голову и затылком прикасаясь к холодной стене, которая в данный момент казалась слишком удобной, чтобы хоть куда-то идти. Антон не любил людные места, но он любил шум. Он ненавидел алкоголь, но обожал развязность, которую он давал. Одни противоречия. Порой Антону казалось, что у него раздвоение личности, но психотерапевт, которого он однажды навестил, опроверг эту мысль, говоря много о детских травмах и их последствиях. Антон ничего не понимал, без особого интереса слушая врача. — Чего Вы хотите, Антон? — Я не знаю. Психотерапевт с улыбкой на лице сказал, что это нормально. Антон решил не углубляться. Он просто был сломанным. Бракованным человеком. Неправильным. Он больше не появлялся у врача и сам не знал, почему. Было ли это интуитивным страхом откопать что-то забытое или же нежелание что-либо менять. Холодный ветер заставил парня вздрогнуть. Сигарета уже давно была докурена и между тонкими пальцами Антон держал окурок, пустым взглядом рассматривая его, будто только сейчас поняв, что именно он держал в руке. Взгляд зелёных глаз метнулся к освещающим улицу фонарям, и тишину прервал тяжёлый выдох: — Какая печальная пустота. Антону хотелось плакать. Хотелось скрутиться в кокон из одеял и спрятаться в кровати. Хотелось закрыться в комнате на неделю, послав всех к чертям. Но глаза его оставались пустыми – этот грим слишком сильно прирос к лицу, и парень уже сомневался, где он, настоящий. Его больше ничего не интересовало. Выкинув окурок через окно и закрыв его, он медленно поднялся с подоконника, тихим шагом направляясь в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. Головная боль была слишком сильной, чтобы он мог спокойно заняться рисованием на стенах или эскизами, поэтому, решив сходить в душ, он взъерошил пряди волос, что вились кудрями, закрывая лоб, перед этим взглянув на оповещения в телефоне. Не считая новых сообщений от клиентов, которые он собирался просмотреть утром, больше никто ему не писал. Да и не было кому. Собираясь выключить свет в студии, Антон на миг остановился у лестницы, оглядывая место работы, и, удостоверившись, что всё было убрано, он хотел нажать на выключатель, но стук в дверь прервал его мысли, заставив застыть на месте. Последовавшая тишина накрыла тело мурашками, и парень нахмурился. — Послышалось? И когда он решил, что это слуховые галлюцинации, что ничуть не успокаивало, стук в дверь повторился, откидывая все мысли о сумасшествии. Но Антона ничуть не радовала мысль о столь позднем госте. Какое-то время он просто стоял на месте, размышляя, стоит ли пойти и открыть дверь или же просто притвориться, что никого нет, просто оставив свет включенным. Стук повторился, но уже громче, и Антону даже показалось, что с каким-то отчаянием, что сподвигло его подойти к двери и с опаской повернуть ключ, медленно её открывая, после чего его брови ещё больше нахмурились. За порогом, плечом облокотившись о стену, стоял довольно высокий мужчина. В темноте улицы Антон уловил глубины океана цвета глаза и улыбку, искажённую гримасой боли. Одной рукой держась за правое плечо, в другой незнакомец держал сумку. На нём было довольно простое тёмное пальто, а горло окутано тонким шарфом, уберегая от осеннего ветра. С немного растрёпанными волосами и змеиным взглядом он скорее напоминал странника из сказки, чем очередного прохожего, и какое-то странное чувство на счёт мужчины не давало Антону покоя. — Прошу простить за поздний визит, но не могли бы Вы протянуть руку помощи? — тихим, бархатным голосом спросил незнакомец, хищным взглядом цепляясь за парня напротив, имея полную уверенность, что ему не откажут. И это ещё больше насторожило Антона, но после этих слов он заметил красные разводы на чужой руке, прикрывающей плечо, и его сердце мгновенно пропустило удар. Что-то было не так, и Антон понимал, что, согласившись помочь, вовлечёт себя во что-то непонятное. Он только переехал и не желал прерывать своё тихое существование странными событиями. Но мог ли он оставить человека в беде за порогом своего дома, когда тот просил о помощи? Его сомнения не остались незамеченными незнакомцем, после чего тот медленно, но с лёгким раздражением произнёс: — Я заплачу за Вашу помощь. Просто позвольте войти. И Антон ничего не мог с собой поделать, кроме как отступить на шаг, впуская мужчину внутрь, сразу же закрыв за ним дверь на замок. Он никогда не считал себя хорошим человеком. Никогда не стремился быть героем, примером для подражания. Он разрывал все морали, заставляя людей видеть в нём худшее. Так было безопаснее. Это позволяло не сковывать себя цепями ожиданий. — Довольно уютно, но тут так мало места. Как Вы тут работаете? — голос незнакомца вырвал Антона из мыслей, и только тогда он заметил, что всё ещё стоял у двери, пока мужчина без разрешения бродил по его студии, рассматривая эскизы на стенах, после чего с выдохом, всё ещё держась за плечо, уселся на чёрный кожаный диван рядом с маленьким столиком. Антон не знал, чему возмущаться: вопросу или поведению мужчины. — у Вас не найдётся кофе? Сомневаюсь, что какое-либо кафе открыто в такое время, а работы ещё много. Антон всё так же стоял у двери, с ошеломлением разглядывая мужчину. Теперь он более отчётливо видел его лицо. Морщинки между глаз говорили о том, что ему где-то тридцать пять, тень усталости уселась в темных кругах под глазами, но всё та же хищность ни на миг не покидала губ брюнета, вызывая у Антона тревогу. Став целью этих голубых, глубоких, словно бездна, глаз, он хотел развернуться и бежать прочь из собственной студии, лишь бы избавиться от этого липкого, омерзительного чувства страха. Будто он добыча. — Есть только растворимый, — пытаясь сохранять спокойствие, произнёс Антон, направляясь в сторону кухни и ставя чайник. Он чувствовал на себе пронзительный взгляд незнакомца, ощущал его каждой клеточкой своего тела, и ему было противно. Он ненавидел такое внимание. — Как тебя зовут? — поинтересовался мужчина спустя время, решив сломать последние границы, что оберегали Антона от нежеланной близости. И парень был готов сорваться с места, закрывшись в душе, лишь бы его оставили в покое. Сегодня был действительно ужасный день. Бросив беглый взгляд на незнакомца, который всё также не отрываясь разглядывал его, Антон тяжело выдохнул, прикрыв глаза, и, направившись к шкафчику в студии, достал оттуда небольшую зелёную коробку. Игнорируя чужой вопросительный взгляд, он положил её на стол, сев на пуфик прямо напротив мужчины, после чего чуть дрогнувшим голосом сказал: — Снимите пальто. — Что? — и в глазах незнакомца было столько изумления и непонимания, что Антон позволил себе довольно хмыкнуть, открывая коробку и ища вату и перекись. — Нужно обработать рану, иначе Вы зальёте кровью весь мой диван, — пояснил парень уже более уверенным голосом, в мыслях думая о том, что иметь дело с потерявшим сознание человеком совсем не хотелось. Мужчина в тишине наблюдал за действиями парня, пытаясь решить какую-то загадку у себя в голове, но, когда Антон, держа в руках вату, взглянул на него в ожидании, брюнет убрал ладонь от раны, медленно и с осторожностью снимая чёрное пальто. Антон отметил дорогой бренд одежды, и с насторожённостью оглядел мужчину вновь, пытаясь понять, насколько он влип, но его внимание сразу же привлекла кровоточащая рана на плече. Она не была глубокой, но крови было достаточно, чтобы глаза Антона накрылись волнением. Закусив губу, он пытался успокоить собственные мысли, не замечая внимательного взгляда на себе. — Это похоже на покушение, — тихо произнёс парень. Он не был уверен, если незваный гость услышал его слова, но уголки губ того вновь приподнялись в хищной улыбке, а в глазах блеснула опасная искра: — О, поверьте, я об этом прекрасно осведомлён. И Антон проклял момент, когда решил открыть эту чёртову дверь, потому что мужчина явно не был простым пострадавшим, учитывая его поведение. — Так как тебя зовут? — поинтересовался старший, вновь переключая внимание на хозяина студии, на что Антон недовольно нахмурился. Незнакомец был назойливым, не имеющим границ. Раздражал. — Антон, — буркнул парень, смотря куда угодно, лишь бы не в эти голубые глаза напротив. — Антон, — повторил мужчина, чётко проговаривая каждую букву, после чего протянул руку, игнорируя боль и кровотечение. — Арсений Сергеевич Попов, полномочный представитель правительства Российской Федерации в конституционном и верховном суде Российской Федерации. Приятно познакомиться. Антон с изумлением и страхом уставился на протянутую руку, чувствуя нарастающую головную боль, что заставила стиснуть зубы и устало опустить голову, свободной рукой схватившись за прядь русых волос. Парню казалось, что вся тяжесть мира была сброшена на его плечи, и он был без понятия, как от неё избавиться. — Господин Попов, давайте я обработаю Вашу рану, сделаю Вам кофе, и Вы просто уйдёте. Разойдёмся, как в море корабли, а? — с надеждой предложил Антон, подняв измученный взгляд на мужчину, но тот лишь пару раз моргнул, будто не веря услышанному, убирая руку и вальяжно откидываясь на спинку дивана, твёрдо произнося: — Не хочу. Впервые Антон предпочёл бы остаться один в гнетущей пустоте.