Аврора

      Вопреки мнению большинства окружающих, Стелла дурой не только не была, но и таковой себя не считала.       А потому опустившегося перед ней на одно колено Брендона — именно Брендона, не блядского Ская! — прощать не спешила. Да и не собиралась, если уж на то пошло.       — Стелла…       Она поморщилась, даже не пытаясь скрыть своей неприязни. Сердце так и требовала дать смазливой роже леща, как это сделала Флора, а душа нашептывала, что если тебя ударили в правую щеку, нужно подставить левую.       Но руки чесались. Кулаки сами по себе сжимались. Револьвер, заботливо переданный Блум на всякий-всякий, был заряжен.       — Стелла…       — Соберись, тупое мужло, — рявкнула принцесса позолоты, металла и прочего пенопласта, а также, по совместительству, дурная особа, прослывшая в замке Солярии как «мамкина уголовница» и «папкина бронза».       Она правда не была дурой, нет. Просто закалённая годами дворцовой жизни и различных интриг, Стелла искренне считала, что месть стоит подавать холодной.       — Мне правда жаль, что всё так получилось, Стелла, — покаялся Брендон, но Стелла не прониклась.       Папа тоже в детстве всегда говорил ей, что ему жаль, когда не мог уделить родной дочери и капли своего королевского внимания. Но он и не пытался освободиться от прочих обязанностей, ведь репутация её семейства и без того была шатка. Каждый в Солярии знал, что родня Стеллы пришла к власти путём обмана и революции, лжи и переворотов.       Служанки и прочая прислуга в унисон твердили, что им всем жаль, когда первый большой банкет в её честь был сорван, но на деле собирались по вечерам в столовой и обсуждали, какая их будущая королева зазнайка. И собирала сплетни о ней именно её единственная подруга Нова.       Все ей лгали, когда говори, что им жаль.       За исключением, пожалуй, лишь матери. Луна по натуре своей была не только стервозной, но и требовательной, посему слабачка-фейка в дочерях её не порадовала. Стелла прекрасно помнила тот день, когда мать окончательно разочаровалась в ней.       Она помнила не только отвращение, но боль, которую сама Стелла отчётливо испытала во время её речи. В памяти пусть уже и не так отчётливо, но по-прежнему хранился образ Луны, которая велела перерыть все больницы и найти каждого ребёнка в государстве, рождённого ближе ко дню рождения Стеллы. Шепотки, пусть и тихие, твердили, что принцесса Солярии — самозванка.       Никому никогда не было её жаль.       — Объяснись же, — жалости не было и сейчас, зато обида требовала развернуться и уйти, предварительно топнув ногой.       — Хорошо, — Брендон вздохнул, и внутри что-то надломилось. Нет, она не будет плакать. — Но мой рассказ будет долгим.       — Ну так мы никуда и не торопимся.       — Хорошо, — повторил он. — Тогда, пожалуй, для начала мне стоит пояснить тебе, что я не только не принц, но и не коренной житель Эраклиона вообще. Моя… семья берёт свои корни с начала первых летописей королевства Айсис.       Брендон украдкой поглядел на неё, ожидая увидеть истеричку, но никак не собранную девицу. Стелла, подобно светской даме, держала спину ровно и сопли на кулак о вечной любви наматывать не спешила.       — Мы даже находились в родстве с королевской ветвью, но потом, с приходом Валтора, планеты стали угасать… В Оппозитусе просто изменились потоки магии, а то же Домино не выдержало удара, что уж говорить про Драконом забытый Айсис. — Брендон ещё раз украдкой поглядел на Стеллу. — Моя семья потеряла влияние, у нас не осталось титулов, а мануфактуры потеряли свою ценность после гибели большей части рабочих. Зато у нас оставались кое-какие деньги… Этого было недостаточно, чтобы королевство вновь вернулось к жизни, однако мы по-прежнему имели состояние выше, чем мог позволить себе всякий бедный помещик.       Он перевёл дыхание.       — Я… Я тогда даже не родился, да и прямым наследников престола, если быть честным, не являлся никогда. Однако деваться было некуда, и родичи стали искать выход из ситуации. Так они нашли приют в Эраклионе. Денег, скажу по правде, опять-таки не хватало, но это было лучше, чем ничего…       Стелла нахмурилась и сразу же дала себе мысленную оплеуху за это. Мало ли, морщины появятся.       — Такие одолжения не обходятся просто так, — бесстрастно заметила она.       — Ты права, такие одолжения не обходятся просто так, — он кивнул. — В Эраклионе уже несколько лет шла гражданская война под руководством Йошинойя, а потому казна была наполовину пуста. Нам нужны были наши утерянные связи, а королям — деньги. Отца и троюродного дядю, бывшего короля Айсис, приняли в Совет, а маму нарекли фрейлиной. Тётка скончалась при родах моей дальней сестры Диаспро.       — Знакомое имя, однако.       — Диаспро обещали по достижению совершеннолетия заключить брак с каким-нибудь богатым и важным человеком, а меня пристроили к свите принца. Годы шли, и на церемонии в честь какого-то там посвящения Ская едва ли не убили в младенчестве. С тех пор нас было решено поменять местами на публике для вида.       Вот и подошли к щекотливой теме, ага.       — И твоя сестрица, небось, возомнила себя невестой принца?       — Помолвки не было, однако предварительное заключение всё же состоялось. Диаспро не является официальной невестой, — Брендон пожал плечами, кисло улыбаясь. — Это просто листок бумаги, не имеющий никакую силу. Мы сами удивились предложению королевской семьи о возможном браке, но для нас это скорее плюс, чем минус. Тут, куда ни глянь, выбор не широкий: либо мы продолжаем служить Эраклиону до тех пор, пока не получаем звание, либо ищем покровителей со стороны.       Стелла очень хотела ругаться. Её пыл не стих, но вместе с этим пришло и недоумение.       — Ты — мудак… — не то раздражённо, не то в отвращении заявила она. — Ладно я, сучка крашенная, тебе никем не являюсь, но сестра-то! У тебя на глазах её жених себе дуру ручную искал, а ты просто наблюдал за этим! Ой, бля-я-ять!..       Стелла не соврёт, если скажет, что с этой поры многие вещи встали по своим местам. То, как Скай увивался за первой встречной Блум, отдало неприятной мыслью, что она, Стелла, тоже являлась всего лишь «болтиком» в огромном механизме.       — Я не мог ничего ему предъявить, — Брендон прикрыл лицо рукой. — Да даже если бы и попытался, между ними ничего такого не было. Диаспро сама напридумывала себе и то, что обязательно станет королевой, и то, что Скай к ней теперь привязан. Я не мог бы ничего сделать, даже если бы попытался. Статус у меня по-прежнему не тот и, как ты заметила, я лишь подчинённый.       Стелла поджала губы, стараясь не думать, откуда возникло это понимание.       Ей ведь ещё при разводе родителей сын кучера на пальцах объяснял, кто с кем во дворце ночью спит, и она, интриганка херова, уже тогда знала о таком понятии, как «ничего не должен». Всё это — сугубо договорённость, ложь и обман. Особенно — обман.       — Поэтому ты пытался привязать меня к себе на поводок, — выдавила она, во все глаза глядя, как Брендон нахмурился. — А что? Чего лицо корчишь, а? Недовольный такой, да? Не нравится называть вещи своими словами?       И Стелла, определённо, соврала бы, если бы сказала, что ей не больно.       Это не была любовь до гроба, нет, но их отношения всегда дарили ей умиротворение. Не сложись обстоятельства таким образом, возможно, она даже задумалась бы о эмоциональной близости и прочих душевных откровениях, но теперь — вряд ли.       Во дворце, где мать видела в ней деревенщину с короной на голове, а отец — марионетку, внимание которой можно купить скупой похвалой, всё было иначе. Для народа она была лишь символом царской власти, а для слуг — уверившейся в собственном превосходстве девчонкой, для друзей — скупой и помешанной на деньгах глупышкой.       В Алфее в этом году всё было иначе.       В какой-то степени, она начинала постепенно открываться людям, становясь уязвимой. Однако итог её «слабости» прямо сейчас стоял перед ней и качал головой, будто бы не это мудачьё обдурило её, как дуру.       Отношения с Брендоном тоже были странные, но именно этого и хотела Стелла. Во дворце, где за каждым шагом наблюдал всякий помешанный на манерах человек, был лишь контроль. В Алфее же она звонила на чужой номер и говорила ровно столько, сколько сама хотела, делала, что и как хотела, и в этом была её свобода выбора.       — Стелла, пожалуйста, извини, — он приподнялся. — Я знаю, что не должен был тебя обманывать. Я знаю, что виноват перед тобой. Мне правда жаль.       Ей тоже было жаль.       В главную очередь — себя.       Особенно — себя.       Почему, Дракон, никто никогда не думает о её чувствах? Почему все относятся к ней как к игрушке? Почему ей всё время нужно что-то доказывать? Почему все те, к кому она была бы и сама не прочь привязаться, постоянно давят своей «любовью»?       — Ты хочешь, чтобы я тебя простила? — глухо прошептала она, сдерживая слезы. Обидно было до невозможности.       — Я приму любое твоё решение, честно. — Брендон встал и сел рядом на скамью, но не стал трогать её, давая ей побыть королевой драмы. — Мне стыдно, что я поступил с тобой так. Понимаю, что не должен был, и прощение… Сейчас я не сделал ничего, чтобы заслужить его.       Стелла невидяще поглядела на него, и что-то внутри окончательно сломалось. Должно быть, выглядела она сейчас жалко.       — Я ведь тоже обманывала тебя.       Она не стала ничего пояснять, но Брендон молчал. В конце концов, они, наверняка, оба были виноваты.       В конце концов, если он вступал в отношения и понимал, что обман неизбежен, она также знала, что их «любовь» — временное обстоятельство.       В Солярии не было спокойно уже давно, и предки Стеллы — это не короли, а самозванцы, получившие власть нечестным путём. Каким бы отец не казался безразличным по отношению к ней, свою дочь, пусть и слабачку, он на растерзание революционерам оставлять бы не стал. События складывались не лучшим путём, но Стелла понимала, что отцу, вероятно, придётся жениться, чтобы трон было кому передать, а дочку отдать замуж за принца сразу после школы, дабы она оказалась как можно дальше от всяких интриг.       Лгунья, которая врала всем и даже смогла обмануть саму себя.       До чего же нелепо.       — У нас больше нет шанса? — повёл плечом Брендон, явно стараясь казаться безразличным. Выходило скверно.       — Я не знаю, — ей стало тошно.       Он ждёт от неё сочувствия? Понимания? Пытается надавить, что ли?       Ей не хотелось его жалеть, но при этом что-то в груди так больно колется.       — Я… Мне нужно время.       Не жаль. Не жаль. Не жаль. А жаль.

***

      Время давно перевалило за полночь, а Аврора всё сидела на кровати, склонив голову. Выглядела она как ребёнок, зачитывающий газету, — так её лицо перекосило, пока она сосредоточенно пялилась в пустоту.       — Знаешь ли ты-ы-ы, вдоль ночны-ы-ых дорог шла босико-о-ом, не жалея ног! — вдруг завопила она и с лицом победительницы грохнулась на свою малюсенькую кроватку, если сравнивать с постелью рядом.       Стелла к её припадкам привыкла, хотя поначалу её очень пугали эти неожиданные «скачки пульса», что она даже за грешным фейским делом подумывала на первых порах обратиться к — тьфу-тьфу! — некромантам. Мало ли, в Аврору дух вселился.       — Ты чего не спишь? — Стелла, до этого ступавшая осторожно, напряглась.       — А ты пореветь хотела? — Аврора скучающе покачала головой и хотела было вставить что-то ещё, но вид потрёпанной Стеллы заставил её передумать. — Та-а-ак. Ладно, вижу, что дело пахнет керосином… Могу полежать в гостиной, пока не надоест, но ночью вернусь в комнату.       Она замолкла, поморщившись, когда Стелла хлюпнула носом.       — Н-не надо…       — Ну ок, — Аврора подошла к тумбочке, давая Стелле без каких-либо проблем прошествовать к своей кровати, плюхнувшись на одеяло. Реветь блонде захотелось в голосину.       Её не ценит даже собственная соседка по комнате. Её никто не любит: ни семья, ни парень, ни друзья. Её вообще ненавидят, так в чём смысл жизни, если…       И вдруг по спине пробежали мурашки, когда спину коснулось что-то слишком холодное. Стелла, застигнутая врасплох, заорала.       — А-а-а-а-а!       — Прикольно.       Что-то холодное — это был лёд. Самый настоящий лёд, пусть и не из морозильника, зато наколдованный на коленке и с любовью.       — Ты нормальная?!       Аврора поглядела на неё, как на дебилку, и подняла свои шорты, которые неведомым образом оказались лежать под чужим пузом. Стелла, поначалу взбешенная, потухла, как сдохшая из-за ветра горящая спичка, встретившись с холодными глазами.       Блин, а ведь Аврора тоже одна… Вот блин, подстава! Теперь жалеть только себя не выйдет! Эта лохматая дурында напротив тоже ведь одиночка, и она об этом знает! И не печалится… Странно.       На ум вдруг пришла их первая встреча на Земле, а вместе с тем и брошенная ненароком фраза, что она бомж.       — Ты уж решай, себя только жалеть будешь или как. Мне над душой у тебя висеть тоже не в кайф как-то.       — Аврор… — Стелла покосилась на её пушистый носок. Сама она не переносила холод. — Рорик…       — Да-да, Стеллик?       — А тебе… Тебе совсем некуда идти? Прям вообще-вообще, да?       — Типа да.       Мысль пришла неожиданно, но сейчас это было маловажно. Наверное, так было бы правильно поступить.       — Тогда я приглашаю тебя к себе в гости.       Аврора посмотрела на неё уже как на дуру, но и это был прогресс. Разница между дебилкой и дурой в её глазах была велика.       — Блин, — Аврора почесала кончик носа и громко чихнула. — Пхэ-кхе…       — А? А.       — Стелл, будь моим Крошем, а я буду твоим Ёжиком.