Пигмалион

- мне очень жаль... Я правда не хотел. В тот день мы не пошли смотреть на закат. Сожаление и боль превосходили тягу к прекрасному. - ты не виноват, - гораздо более холодно отвечала Она, - мне больно, это так. Но я понимаю твои чувства. Хотя и свои отрицать не могу. А боль... Она пройдет. От одной жалкой трещины ничего не будет... Она с сожалением взглянула на крошечное окошко где-то под потолком. - сегодня мы так и не увидели, как день сменяет ночь... Жаль. ... Хотя в нас теплилась ветхая надежда на светлое будущее, с каждым днём становилось только хуже. Мои срывы участились, а её крохотное тело все чаще покрывалось уродливыми, по-солдатски грубыми сколами. Я ненавидел себя. Ненавидел Её. Ненавидел весь мир за то, что такая светлая, по-кукольному наивная любовь столь стремительно обращается в прах. И больше всего ненавидел то, что этот процесс неизбежен. Она начала меня бояться. Она терпела, как и прежде: смиренно принимала свою долю и всю боль, которую я регулярно Ей причинял. Но время шло, и кукольные, чернее ночи, глаза, обретали все более пустые, стеклянные очертания. Вскоре, Она стала совсем такой, какой я встретил Её впервые. Как иронично. Как больно... ... Повелитель сегодня был особенно зол. Время неумолимо шло к поражению, Железный Дровосек с минуты на минуту должен был явиться в Изумрудный город. - собирайте солдат и держите оборону, - флегматично, без былого задора говорил я, - Двух-трех - в засаду. С собой возьмите ушат воды и верёвки. Когда он подойдет - хватайте, связывайте как можно крепче, и... - а ну, цыц! Нашелся тут командир... Его надо брать хитростью. Раздобудь-ка мне мешок соломы и краски, живо. Потом пойдешь шпионом и заманишь его в купель... Иди-иди, не обломишься. "Даже сейчас Ваше Величество не удосужилось проявить к подданным хотя бы долю уважения... Ожидаемо, но все еще обидно." - будет исполнено. Сейчас, мне было плевать на всё. Плевать на судьбу соломенной болванки, которую Урфин изготовил в качестве приманки для Дровосека, плевать на железного сентименталиста, корчащегося от боли под струями ледяной воды... Бой заочно проигран, и все это понимали. Но, вероятно, кроме самого диктатора. Окончательно поняв, что мои обязанности на этот день выполнены, я медленно шёл к маленькой темнице в самом углу, понимая, какая участь ждет Её сейчас. Мне было страшно и стыдно, но чудовищное нутро само вело меня калечить Её и без того несчастную судьбу. - Я пришёл. Ответа не последовало. - все еще обижаешься на меня? Могу понять... Как ты себя чувствуешь? От собственных слов стало тошно. Однако, в ответ снова последовала лишь тишина. Открыв двери темницы, я впал в ужас: Она была пуста. Меня охватила паника. Я искал Её везде: в кабинетах, свободных темницах, тронном зале... Её не было нигде. Стоя в одном из коридоров дворца и дрожа от одной мысли, что с Ней могло произойти, я услышал тихий рык и до боли знакомый, мягкий, слово шёлк, голос откуда-то справа. Переговорная... - ты забыл о нашем договоре? Я был слишком низок и слаб, чтобы снести дверь с петель, однако, резонанс от её хлопка от стену разнесся, наверное, по всему правому крылу дворца. Топотун сидел, смотря на меня свирепыми очами и бережно, по-отцовски держа в руках Её - крохотную, изрядно потрескавшуюся и очень напуганную. - ты обещал, что не будешь вредить Ей, и не сдержал слово. - а ты обещал не лезть в наши дела! - я не мог! Ты настолько обезумел, что сам уже не видишь, сколько боли причинил Ей. Ты искал любовь и преданность, а в итоге я держу Её на своих лапах и успокаиваю, потому что больше, видимо, некому! И кто теперь из нас животное, Эот Линг? На полу переговорной лежала одинокая спичка, оброненная кем-то случайно. На меня упала пелена... - ты зашел слишком далеко, Топотун... Ладно! Не хочешь по-хорошему - будет по-плохому. Я резко подхватил и крепко сжал в ладони оружие манипуляции. - ты не посмеешь. - либо ты возвращаешь мне Её, либо... Ещё мгновение - и горящая спичка уже написала над моей головой. Иного выхода уже не было. - я подожгу себя, клянусь, подожгу! Я не смогу жить без Неё, ты прекрасно это знаешь, животное! - кричал я истошно, смотря безумными глазами на Медведя и Её, что испуганно прижалась к нему. Оба смотрели в на меня в ужасе, ожидая неизбежного. Я уже готовился принять смерть, ведь был уверен, что больше никогда не увижу Её, как вдруг откуда-то из громоздких шерстяных лап раздался пронзительный, словно разбивающаяся в дребезги фарфоровая чашка, крик. - безумец, что ты творишь?! Она ловко соскочила с лап Топотуна и подбежала ко мне: кукольные глаза были полны страха и сожаления. - умоляю, остановись... Я не смогу жить без тебя, Эот... Топотун, отними у него спичку, он же сейчас сгорит! Медведь тут же вырвал пламя у меня из рук, задув его. Но я четко понимал: он не хотел этого делать. Он желал мне смерти, и я был её достоин. - так-то лучше, - Она обняла меня, так крепко, как только могла, отчего Её испещренное трещинами тело разрушилось ещё сильнее, - никогда не пугай Меня так больше. Я обессиленно упал на колени. Ровно так же, как и в тот раз, когда впервые причинил Ей боль. - почему Ты не дала мне умереть? Я же просто чудовище... - Я знаю. Но все равно не могу оставить тебя... Мне больно и тяжело с тобой, это действительно так, но ещё с момента самой первой трещины, которую ты оставил на мне, Я понимаю: ты был прав. Я не решился обнять Её в ответ. Слишком страшно. Слишком больно. - Именно эти раны заставляют Меня чувствовать себя живой... Ты заставляешь. - что здесь происходит?! На этот раз, лица всех, кто находился в переговорной, окрасились ужасом: случилось то, чего боялся каждый из нас. В переговорную вошёл Урфин Джюс.