Тоннель в небе

После истории с крушениями дирижаблей «Боннет инкорпорейтед» Стид серьезно подошел к инженерной стороне вопроса. Он, конечно, примерно представлял, как конструируются дирижабли и как устроен паровой двигатель, но никогда не вдавался в детали, всегда немного пренебрегая этим из чистой вредности. Ему не нравилось соблюдать интересы семьи, если была возможность увлечься чем-то другим, например, ботаникой. Но сейчас дирижабли вызвали реальный интерес, и Стид подошел к вопросу, как всегда, тщательно и серьезно, закопавшись в книги и исследования. Надо ли говорить, что Эд оказался первой жертвой, кому он начал вываливать тонны полученной новой информации, а потом и ожидаемо принес первую книгу — просто для ознакомления. И Эдвард его, конечно же, поддержал, потому что делал так всегда. Когда Боннет кидался в новое увлечение с головой, он частенько забывался, упуская из виду происходящее вокруг. Поэтому Люциус, ворвавшийся к нему в спальню посреди ночи с воплем: «Миссис Боннет рожает», напугал Стида до икоты. На этот раз Стид настоял на том, чтобы присутствовать при родах. Мэри была абсолютно не против, хотя врачи пять раз пытались выставить его из палаты. Луис родился перед рассветом. На этот раз имя выбирала Мэри, заявив, что еще одного пирата в доме они не потянут, вполне хватает Альмы. Стид не возражал, только, улыбаясь, наблюдал за тем, как ловко пеленают сына медсестры. Он был счастлив, что теперь разговор про наследника будет закрыт навсегда. Правда, его одолевали опасения, что семьи Боннет и Аламби все равно так просто не отстанут от своих детей и, скорее всего, попытаются взять внука в оборот как можно раньше. Опасения Стида оказались не беспочвенны, но даже он не ожидал, что уже на третий день после рождения Луиса, когда сын и Мэри еще будут в больнице, к ним в поместье приедут его мать и миссис Аламби с визитом вежливости. Именно так было написано в карточке, которую доставили за два часа до их прибытия. Стид не понимал, почему нельзя просто приехать к детям без всякой там вежливости. Причина «мы давно не виделись и скучаем» была бы для него более чем удовлетворительна. Но Стид никогда до конца не понимал всех нюансов этикета в высшем свете, а общение с Эдом, а потом и Люциусом, кажется, сделало его еще более либеральным. Отец и тесть регулярно упрекали Боннета в слишком свободных взглядах на политику компании. Большую часть этих упреков Стид постепенно научился игнорировать. Осталось научиться игнорировать комментарии матери и тещи по поводу воспитания только родившегося сына. Боннет предполагал, что домашний ужин может быть ужасен, но что он станет гребаной катастрофой… — Я связалась с директором школы-интерната имени Виллингтона, — неторопливо произнесла миссис Боннет, оценивающе рассматривая блюдо, стоящее перед ней. — Зачем? — нахмурился Стид. — Как зачем? — покровительственно посмотрела на него миссис Аламби. — Чтобы записать Луиса. А я в свою очередь уведомила ректорат Академии, чтобы они ожидали нового студента на факультете бизнеса. — Что? — Стид ошеломленно переводил взгляд с одной женщины на другую и пытался уложить в голове, что для его сына уже начинают расписывать будущее, не осведомившись, что хотят родители и сам ребенок. — Грегори, прекрати делать такое лицо, — одернула его миссис Боннет. — Ты же знаешь, что в нашей семье принято, чтобы все мужчины учились в Виллингтоне, а потом заканчивали Академию. Это неизменно уже несколько поколений. — Я сейчас, возможно, скажу глупость, — стараясь сдерживать растущее недовольство, произнес Стид. — Но вы не хотели сначала спросить у нас с Мэри? — Ты сказал глупость, — отрезала мать. — Давай закончим этот бессмысленный разговор. — Нет, не закончим, — решительно отодвинул от себя тарелку Стид и скрестил руки на груди. — Я не давал разрешения на то, чтобы Луиса куда-либо записывали и ожидали на каких-то факультетах. Ему всего три дня! — Грегори, давай обойдемся без драмы, — покровительственно сказала миссис Боннет и обменялась с миссис Аламби выразительными взглядами. — Этот вопрос решен. — Нет, — отчеканил Стид. Кажется, его тон и решительность поколебали уверенность двух дам, потому что на этот раз они посмотрели друг на друга растерянно. — Думаю, что ты не совсем осознаешь… — начала миссис Аламби, но Стид не собирался слушать этот бред. Нет, нет и нет. Пусть родители когда-то решили его судьбу, но он никогда не поступит так с сыном. И никто не заставит Луиса делать то, что он не хочет. За Стида бороться было некому, но у Луиса был отец, который не собирался позволять портить ему жизнь с самого рождения. — Простите, что перебиваю, миссис Аламби, — холодно произнес Стид. — Но вы забываете, что я — отец Луиса и глава этой семьи. Никто не будет распоряжаться жизнью моего сына без моего ведома и его желания. — Грегори, что ты несешь? — возмутилась миссис Боннет. Стид и так с трудом сохранял спокойствие, а мать продолжала тыкать его ненавистным именем. — Какие желания? Луису нет даже года. — Вот именно, — Стид чувствовал злость, кипящую внутри, он из последних сил сдерживал оскорбительные слова, рвущиеся с языка. — Ему всего три дня, а вы уже пытаетесь распланировать его жизнь. Я запрещаю! — он повысил голос. — Вы завтра же отзовете ваши прошения, и Луиса вычеркнут из всех списков. Мы с Мэри сами выберем ему школу, а позже Луис решит, где захочет учиться. И если ему захочется быть уличным художником или водителем подвесного трамвая, он будет им! Обе женщины в голос ахнули, изящно прикрыв рты салфетками. Стид медленно встал из-за стола. — Надеюсь, что мы друг друга поняли, леди, — он внимательно посмотрел сначала на мать, а потом на тещу. — Я непременно проверю, сделали ли вы то, о чем я попросил. А теперь позвольте вас оставить, — Стид учтиво поклонился. — Можете насладиться ужином. У миссис Оливеры восхитительно получаются десерты. Хорошего вечера! Не дождавшись ответа, Стид развернулся и вышел из столовой. Удовлетворение от итога разговора немного остужало злость. Чтобы окончательно успокоиться, Стид направился в детскую к человеку, который всегда был счастлив его видеть и умел по-настоящему радоваться жизни. Боннет был твердо уверен, что не позволит никому разрушить жизни его детей. Стид усмехнулся — если захотят, сделают это сами, но никак иначе. Иногда течение времени особенно удобно отмечать по изменениям, что происходят в семье. Вот Альма уже бойко говорит целыми предложениями, вот Луис пытается ползти по ковру. Жизнь будто утекала сквозь пальцы, если остановиться и задуматься над этим. В компании тоже начали происходить существенные изменения, не без помощи Стида, к его тайному удовольствию. Совет директоров наконец созрел до идеи расширения бизнеса в Южной Америке. Открытие офиса и завода по сбору дирижаблей в Аргентине должно было стать большим шагом и крупным финансовым вложением. — Думаешь, это хорошая идея? — с сомнением протянул Люциус, подавая первое соглашение по началу строительства завода неподалеку от Буэнос-Айреса. — Это тысячи новых рабочих мест, расширение возможностей для перевозок грузов, отличный скачок в развитии для компании, которая много лет топчется на месте, — не поднимая головы от бумаг, ответил Стид. — И ты не боишься, что все сорвется? Стид наконец оторвался от чтения и посмотрел на Люциуса. — С чего такая забота? — Это крупная сделка, и вообще… — замявшись, произнес Сприггс. — Люциус, — нетерпеливо пристукнул ручкой по столу Стид, понимая, что секретарь пытается что-то сказать, но почему-то не решается. Что для него весьма нехарактерно. — Вдруг из-за этого вся компания прогорит, — все-таки не выдержал Люциус. — Ты лишишься состояния, и я снова окажусь на улице! — Долго выстраивал этот план? — скептично приподнял бровь Стид. — Ночей не спал, — огрызнулся Люциус. — Лучше бы вместо этого прочитал книгу по экономике, которую я тебе дал еще месяц назад, — тяжело вздохнул Стид. — Тогда бы не разводил панику, — потом все-таки пояснил: — Даже в случае неудачи компания никуда не денется, хоть и понесет значительные убытки. — Уверен? — подозрительно посмотрел на него Люциус, как бы оценивая, можно ли доверять словам начальника. — Вполне, — отозвался Стид и себе под нос пробурчал: — А вот Эд бы уже успел четыре раза прочитать эту книгу. — Чего? — не расслышал Сприггс. — Иди работай, — чуть громче произнес Стид. — И не мешай мне. Люциус невозмутимо тряхнул волосами, делая вид, что только что не допытывал Боннета о своем дальнейшем благополучии. В целом Стид понимал его обеспокоенность. Но Люциусу сохранение работы он хотя бы мог гарантировать, в отличие от всех остальных людей, работающих на компанию, если что-то в плане по расширению пойдет не так. Стид старался глушить свое беспокойство на встречах с Эдом, чтобы не уходить в своих рассказах в управленческие вопросы. Они все еще изо всех сил избегали некоторых деталей своих личных жизней. Наверное, так и правда было легче. Стид понятия не имел, как бы реагировал, если бы Эдвард вдруг начал рассказывать, как проходят его так называемые «дела», хотя было чрезвычайно любопытно! Но эта тема оставалась закрытой, так что Боннет, как всегда, прикрывался книгами, которые были безопасны и актуальны всегда. Правда, сейчас чтение от художественной литературы плавно перетекло к научной, по большей части посвященной дирижаблям. Стид как раз нес новый труд одного голландского механика по поводу облегченной конструкции каркаса, который хотел обсудить с Эдом. В последнее время Боннет все чаще задумывался, не пора ли заняться вопросом абсолютно новой модели дирижабля, учитывая инновационные достижения в области механики и инженерии, появившиеся за последние годы. Еще издалека стало видно, что в тоннеле горит лампа, а это означало, что Эд уже ждет его. Тот и правда ждал, сидя прислонившись спиной к стене, совсем близко к краю. В правой руке Эдварда дымилась длинная трубка, которую он иногда подносил ко рту. — Привет, — еще издалека помахал ему Стид. Эд мгновенно повернулся к нему и махнул в ответ. Боннету могло показаться, но тот словно попытался спрятать трубку, хотя очевидно, что было поздно. — Не знал, что ты куришь, — весело заявил Стид, присаживаясь неподалеку. Он втянул носом воздух, принюхиваясь, потом уточнил: — Табак? Эд озадаченно посмотрел на него и спросил: — Что же еще? — Всякое бывает, — пожал плечами Стид. — На окраинах Нью-Бриджа в барах не только наливают алкоголь. И курят далеко не только табак. — А ты откуда знаешь? — прищурился Эдвард. Стиду показалось, или в его тоне промелькнула угроза в стиле «Только попробуй сказать, что ты бываешь в подобных местах»? — Ты удивишься, но очень часто партнеры из Европы жаждут более экзотических впечатлений, чем поход в самый модный ресторан Нью-Бриджа. — Значит, богачи балуются опиумом? — хмыкнул Эд. — Вот новости-то. Но я надеюсь… — он помахал трубкой в воздухе. — Ты не… — Нет, конечно, нет, — рассмеялся Стид. — У меня и без того дури в голове хватает. Эд добродушно усмехнулся, его взгляд смягчился: — Это правда. В твоем случае опиум противопоказан. — Я даже табак не пробовал, — задумчиво потер подбородок Стид. — Могу я попробовать? Он протянул руку и вопросительно посмотрел на Эдварда. Тот немного смешался, но потом все-таки протянул свою зажженную трубку. — Только не затягивайся глубоко, — посоветовал он. Стид почти что с трепетом взял трубку из рук Эда. Взгляд невольно упал на запястье, ярко освещенное лампой. На мгновение Боннет даже забыл, что очень заинтригован возможностью попробовать нечто новое. Клеймо, которое раньше уродливыми белыми шрамами выделялось на запястье Эда, теперь было полностью закрыто небольшой татуировкой в виде дома. Неужели это означало, что Эд наконец-то ушел из банды? Но Стид боялся спросить напрямую. И еще больше боялся услышать отрицательный ответ. — Хэй, Стид, — помахал перед его носом ладонью Эд. — Ты чего завис? — Извини, настраивался на новый опыт, — обезоруживающе улыбнулся Боннет, поднося трубку ко рту. Он осторожно обхватил губами мундштук и сделал неглубокую затяжку. Горло защекотало горьковатым травянистым привкусом. Стид прислушался к ощущениям, потом разомкнул губы, выпуская дым наружу. — Странно, — прокомментировал он. — Не всем нравится, — пожал плечами Эд, который очень внимательно наблюдал за его манипуляциями с трубкой. Стид сделал еще одну затяжку, пытаясь определиться — кажется ему вкус приятным или нет. — Наверное, все-таки не мое, — наконец поделился своими выводами Стид. Он протянул трубку обратно Эду. Тот взял ее, секунду смотрел на мундштук, а потом глубоко затянулся. — Выглядишь с ней… хм… опасно, — попытался пошутить Стид. Он все еще обдумывал, как бы помягче узнать у Эда, что значит появление новой татуировки на руке. — Я кажусь тебе опасным? — с плохо скрываемым разочарованием спросил Эд. Стид не ожидал такой реакции. То есть весь образ Эдварда буквально кричал о том, что он может быть опасен. И, скорее всего, большинство людей его могли так воспринимать, но только не Стид. — Нет, что ты, — замотал головой Боннет. — Я хотел сказать, что смотришься круто. Ох, не знаю, как выразиться. Очень дополняет твой образ, — он умоляюще посмотрел на Эда, пытаясь передать взглядом «Пожалуйста, спаси меня из этой неловкой ситуации. Я не хочу тебя обидеть». Эдвард усмехнулся и отложил трубку после еще одной затяжки. — Комплимент засчитан. — О, спасибо! — сложил ладони в молитвенном жесте Стид. — А то я думал, что сейчас придется долго объяснять, что я имею в виду. Иногда у меня очень плохо с выражением мыслей. — Особенно когда они парят где-то в небе, — подколол его Эд, указывая куда-то в облака. Стид проследил за направлением, но только в очередной вспышке маяка увидел плывущий в небе дирижабль. — Да, я увлекающаяся натура, — прыснул Стид. — Но это не значит, что я не могу интересоваться несколькими вещами одновременно. — И как там твоя глициния? — иронично спросил Эд. — Цветет и пахнет, — сдерживая желание показать язык, словно мальчишка, ответил Стид. — Врешь, — парировал Эд. — Ты посадил ее всего полгода назад. — У тебя слишком хорошая память, Эдвард, — вздернул подбородок Стид и все-таки показал Эду язык, оба расхохотались. — Но я правда принес сегодня одну потрясающую книгу про конструирование. — Показывай, — милостиво махнул рукой Эд, откидываясь чуть вбок, в сторону Боннета, и опираясь на локоть. Стида не нужно было просить дважды. Он с готовностью вытащил книгу. Стид не ожидал, что совет директоров единогласно примет решение и предложит ему отправится в Буэнос-Айрес на год для налаживания бизнес-процессов и наблюдения за становлением производства. Вообще-то, Боннету казалось, что среди верхов его недолюбливали, не одобряя идеи, которые он с некоторых пор не только предлагал, но и активно продвигал. Например, увеличение зарплат для рабочих на погрузках и в цехах или предоставление более длительного отпуска в случае травмы на производстве. — Мне кажется, они просто хотят от тебя избавиться, — невозмутимо поделился своими мыслями Люциус. — Ты для всех как заноза в заднице. — Люциус, что я говорил про твой сленг? — устало потер лицо Стид и откинулся в кресле. На фоне этого двадцатилетнего мальчишки он казался себе унылым стариком. — Здесь никого, кроме нас, нет, — Люциус демонстративно обвел рукой домашний кабинет, в котором они проводили время перед ужином. — Это не значит, что нужно… — начал было Стид, но сам себя прервал: — А, к черту все! — А так выражаться можно? — съехидничал Сприггс. — Ой, заткнись, — легко отмахнулся Стид. — Кстати, ты же понимаешь, что без секретаря в Буэнос-Айрес я не поеду. — Мне придется тащиться в Южную Америку в каюте люкс и год жить в роскошных апартаментах? — притворно ужаснулся Люциус. — Только не это. — А еще паковать все мои чемоданы, — мстительно прищурился Стид. — И распаковывать. — Я же не дворецкий! — возмутился Сприггс. — Конечно, нет. Тебе платят больше, — усмехнулся Боннет. — Поэтому изволь поднять задницу с моего стола и составить список вещей для поездки. Завтра с утра покажешь. — Сказал бы еще: принеси ровно в полночь, — наигранно драматично ответил Люциус, медленно сползая с края стола, на котором действительно удобно сидел последние полчаса. — Спать надо ночью, а не списки составлять, — надеясь, что Люциус не заметил прилившую к лицу краску, сказал Стид. Сегодня ночью он собирался встретиться с Эдом, чтобы рассказать, что уезжает на целый год. Честно сказать, он смутно представлял, как сможет провести триста шестьдесят пять дней без их встреч, но уже договорился с мистером Льюисом, что теперь тот будет переправлять письма на имя мистера Эдвардса в Аргентину по временному адресу Стида. Возможно, было бы проще дать Эду свой адрес и получать письма напрямую, но за все эти годы Боннет привык считать их переписку своей маленькой тайной, а вездесущий секретарь точно попытался бы сунуть свой любопытный нос в необычную корреспонденцию. Да и повод встретиться с мистером Льюисом и поддержать его маленький бизнес был не лишним. — Кто бы говорил, мистер вечные мешки под глазами, — дерзко заявил Люциус, уже берясь за ручку двери. — Переходишь черту, — предупредил Стид. На самом деле он не злился на выходки Люциуса и его острый язык, но иногда было полезно его осадить, иначе у секретаря были все шансы раскрутить Боннета на правду о его регулярных недосыпах, которые пока все еще можно было объяснять излишним трудоголизмом. К тому же некоторые ночи Стид и правда проводил за бумагами, особенно в преддверии открытия нового направления. Ужин с Мэри прошел за легкой и непринужденной беседой, в которой жена высказала сожаление по поводу его отъезда. Стид был искренне тронут. Он тоже заверил, что будет скучать по ним. Мэри обещала писать и присылать фотографии Альмы и Луиса. После десерта Стид отправился к детям, чтобы почитать им на ночь. И только в полночь он решил, что можно выходить из дома. Сегодня Стид прихватил с собой небольшую бутылку австрийского шоколадного ликера, который подарили ему европейские партнеры в последнюю встречу. К бутылке прилагался довольно изящный набор для пикника с ликерными рюмками. Их Стид тоже взял с собой, рассудив, что пить из одной бутылки сладкий тягучий напиток может быть неудобно. С погодой сегодня не повезло. На улице дул сильный ветер, тучи низко плыли над городом, будто бы задевая особо высокие шпили башен. Насколько Стид знал, все грузовые рейсы «Боннет инкорпорейтед» были отменены в связи с приближающимся штормом. В тоннеле ветер завывал еще сильнее, и Стид порадовался, что надел плащ и даже прихватил с собой клетчатый плед из все того же набора для пикника. В случае чего, им можно было накрыться. Или предложить Эду, если тот замерзнет в своей пижонской куртке. Стид нежно улыбнулся, вспоминая, как Эдвард упорно доказывал, что его одежда идеальна в любую погоду, что, впрочем, не мешало ему снимать куртку в жару, оставаясь в одной черной футболке. Надо отметить, что плед и правда пригодился. Стида буквально распирало от своих пророческих прогнозов. Несмотря на ликер, что они неторопливо потягивали, сидя у стены, Эд действительно очень быстро замерз. Теперь он сидел, завернувшись в плед, и выглядел предельно очаровательно. Стид прилагал неимоверные усилия, чтобы не сказать ему об этом. Возможно, это был бы не лучший комплимент. Где-то к середине ночи они оба расслабились и перешли от очередного витка обсуждения дирижаблей на новый иранский роман, который в этот раз раздобыл для них Эд. Стид все не мог подгадать момент, чтобы рассказать о своем отъезде. Это все больше и больше угнетало его, так что некоторые реплики стали звучать невпопад. Видимо, это не укрылось от Эда, потому что через какое-то время он со вздохом сказал: — Ладно, Стид, выкладывай. — Не понимаю, о чем ты, — мгновенно вскинулся Стид, но быстро понял, как глупо это прозвучало. — Извини. Так заметно? — Ты на иголках с первых минут, — Эд покрутил в руке рюмку на длинной ножке. — Несмотря на этот жидкий шоколад, который ты по-прежнему пытаешься называть алкоголем. — Это ликер, — раз в десятый пояснил Стид. — Я знаю, что такое ликер, — передразнил его Эд. — Я работаю в чертовом баре. И это, Стид, не ликер. — Бессмысленный спор, — развел руками Стид. — Ты видел бутылку и читал этикетку. — Там написано непонятно что, — надулся Эдвард. — Это немецкий. — Без разницы. Я все равно не умею на нем читать. — Но на этикетке… — Нет, Стид, нет. Боннет закатил глаза и поднял левую ладонь вверх, признавая поражение и останавливая спор, идущий уже по третьему, если не по четвертому кругу. Ему нужно было собраться с мыслями и наконец сказать то, что он должен был сказать. — Эд, я уезжаю в Южную Америку. В командировку. По работе. Эдвард замер с рюмкой, поднесенной к губам. Он задумчиво провел кончиком языка по кромке, ловя маленькую каплю ликера. — Южная Америка — понятие растяжимое, — наконец ответил он. — В Буэнос-Айрес. У компании там дела, — дернул плечом Стид, не горя желанием вдаваться в подробности. — Надолго? — несколько напряженно поинтересовался Эд. Боннет ждал этого вопроса и очень боялся его. — На год, — тихо сказал он и посмотрел на свою руку, сжимающую ножку рюмки. — О… Ого… Вот это я понимаю — дела, — голос Эда прозвучал как-то излишне радостно и ненатурально. — Не то чтобы мне очень хотелось, — это была чистая правда, но у Стида был долг не только перед советом директоров, но и перед сотрудниками, которым расширение компании могло принести пользу. — Но я непременно буду писать! Уже договорился с мистером Льюисом, и он будет пересылать твои письма в Аргентину. — Отличная новость, — откашлявшись, произнес Эд. Стид украдкой посмотрел на него, но у Эдварда был очень отрешенный вид. Сложно было понять, о чем он сейчас думает. — Берешь с собой Люциуса? — Куда же без него, — усмехнулся Стид. — Он уже пакует вещи и предвкушает полет в каюте люкс, — Стид вздрогнул, вспоминая, что придется почти день лететь до Буэнос-Айреса на дирижабле. — Это будет мой первый полет. — Ты это серьезно? — к облегчению Стида, маска безразличия Эда треснула. — Да, — кивнул он. — Никогда раньше не летал. — Ты живешь в Нью-Бридже и ни разу не летал на дирижабле, — как бы не веря, произнес Эд. — Чувак, невероятно! — Хочешь сказать, ты летал, — насупился Стид. — Было дело, — улыбнулся Эд и поднял рюмку вверх. — Тогда давай выпьем за твой первый полет. — За первый полет, — улыбнулся в ответ Стид и легонько ударил своей рюмкой о край другой. Он уже скучал по Эду, а ведь они все еще сидели в тоннеле, пили сладкий, почти приторный ликер и болтали обо всем на свете, словно через неделю снова увидятся на этом же месте. К рассвету они оба начали активно зевать, а маленькая бутылка давно опустела. На улице начал накрапывать мелкий дождь, который время от времени ветер заносил внутрь. — Думаю, нам пора, — сладко потянулся Эд, выпутываясь из пледа. Он поежился и немного грустно посмотрел на теплую ткань, из которой пришлось вылезти. Стид тоже встал на ноги, разминая немного затекшую спину. Эд аккуратно свернул плед и протянул Боннету, чтобы тот убрал его в сумку вместе с остальными вещами. — И книгу не забудь, — кивнул Эдвард в сторону лежащего на полу томика. — Оставлю тебе. Чтобы к моему возвращению стал экспертом по конструированию дирижаблей, — скрывая грусть в голосе, широко улыбнулся Стид. Эд поднял книгу и сунул под мышку, поднимая воротник, чтобы ветер сильно не задувал. — Сомневаюсь, что одной книги будет достаточно. — Тебе не хватило восьми месяцев, на протяжении которых я без умолку рассказывал о дирижаблях? — Стид не мог перестать улыбаться и не мог перестать смотреть на Эда: немного нахохлившегося от промозглой погоды и растрепанного после сидения в пледе, укрывшись с головой. — Учиться полезно, — возразил Эд. На какой-то момент показалось, что он хочет сказать что-то еще. Он тоже не спускал со Стида глаз, словно стараясь запомнить его в мельчайших деталях. Стиду хотелось сказать, что не нужно так стараться, ведь у Эда в запасе есть две фотографии, так что он вряд ли забудет его внешность за год, но почему-то шутливая фраза никак не покидала пределы мозга. Ладони жгло от желания прикоснуться напоследок, хотя бы к плечу. Стид упорно сдерживался, давя в себе любой порыв. — Я пойду, — наконец произнес Эд, беря на себя самый сложный первый шаг вглубь тоннеля. — До встречи, Стид! Буду ждать твоих писем! Он грустно улыбнулся и развернулся, чтобы уйти. Стиду почудились слезы в карих глазах. Проклятие, как же он не хотел уезжать! Или если уж уезжать, то только с… — Эд, подожди! — Стид сделал шаг вперед, неосознанно протягивая руку, словно надеясь поймать Эдварда за плечо. Тот остановился и повернулся. — Поехали со мной в Аргентину, — срывающимся голосом предложил Стид. Его захлестывали эмоции. Они перемешивались в дикий коктейль с надеждой и нерастраченной любовью. В голове крутилось: «А что, если… А что, если Эд…» На лице Эда появилось уязвимое, абсолютно растерянное выражение. Глаза не мигая смотрели на Стида. Стид не мог понять, видит ли он те же мучительный голод и тоску, что испытывает сейчас сам. Он ждал ответа, понимая, что дрожит то ли от холодного ветра, дующего в спину, то ли от нетерпения. Вдруг Эд ответит «да»… Перед мысленным взором пронесся ворох идеалистических картинок, о которых Стид мог только мечтать: они с Эдом сидят днем в кафе в далеком Буэнос-Айресе, идут вместе по улице, заходят в книжный магазин и выбирают книгу, целуются вечером на балконе и пьют темный выдержанный ром, а не паршивое пойло Пабло, ложатся вместе в одну постель… а потом… Потом возвращаются через год в Нью-Бридж. Стида пронзило озарением. Счастье, которое он нарисовал так ярко еще секунду назад, мгновенно превращалось в разверзшийся ад при возвращении. Дома его ждут Мэри и дети, а Эда — его работа в баре и вечные «дела». После года рядом с Эдом Стид не знал бы, как жить без него. Как смотреть в глаза жене и Альме с Луисом. Стида бросило в жар. Он отчаянно хотел забрать свои слова назад, но вопрос словно бы до сих пор звенел в утреннем прохладном воздухе. Эд первым справился со своими эмоциями. Мгновение — и он стоял и смотрел на Стида душераздирающе открыто, не скрывая боль, и вот словно окаменел, убрав всякий намек на чувства, только глаза яростно сверкали. — Нет, — твердо произнес Эд и отвернулся. Стид уже понял, что услышит, и невыносимо ясно осознал, что это правильный ответ на совершенно отвратительный вопрос. Но сердце все равно с оглушительным звоном разбилось на части. Он стоял и смотрел вслед любимому человеку, которому причинил боль, потому что снова поддался порыву. Эд сделал несколько шагов, но вдруг резко остановился и быстро обернулся, снова обжигая Стида взглядом. Боннет даже отшатнулся, ощутив волну гнева, идущую сейчас от Эдварда. — Я давно хотел спросить, — удивительно безэмоционально проговорил Эд. Его тон шел вразрез с почти безумным взглядом. — Стид, у тебя есть дети? Этот вопрос, как удар под дых, выбил из легких весь воздух. Тело онемело, а сердце замерло. Понимание, что от ответа не уйти, пронзило, как пуля, попавшая точно в цель. — Да, — одеревеневшими губами прошептал Стид. — Девочка и мальчик. Ноздри Эда раздувались, словно он делал титаническое усилие, чтобы остаться на месте, а не рвануть в тоннель. — Рад за тебя, — все так же ровно сказал он. — Хорошего полета, Стид. И порывисто развернулся, скрываясь в темноте в считанные секунды. Стид так и остался стоять на краю тоннеля памятником самому себе. Он совсем не так представлял себе этот разговор. Он бы хотел, чтобы все было иначе. Но, похоже, сам убивал любую свою попытку держать отношения с Эдом в равновесии. В конце концов, Эд был не железным. И Стид прекрасно понимал, что заслужил гораздо больше гнева с его стороны. Он проглотил застрявшие в горле извинения. Они ничего не исправят. Через неделю он будет в Аргентине. Перед отъездом Стид купил портативный фотоаппарат. Он определенно проигрывал по цвету и четкости технике, на которую снимала Мэри, но жена все же одобрила модель, сказав, что для путешествия подойдет. Стид хотел не только получать фотографии из дома, но и слать что-нибудь в ответ. Хотя в первую очередь, к своему бесконечному стыду, он думал о том, как будет делиться снимками не с семьей, а с Эдом. Стид попробовал назначить еще одну встречу с Эдвардом, потому что после последней остался крайне неприятный осадок, и все полностью по его вине. Но в ответ получил письмо, в котором Эд достаточно спокойно объяснял, что занят, и они не успеют встретиться до отъезда. Это очень опечалило Боннета, но, честно сказать, он не рассчитывал на положительный ответ. В этой ситуации ему хватило того, что Эд хотя бы не проигнорировал предложение совсем. Полет до Аргентины прошел гораздо лучше, чем Стид думал. Люциус так вообще был в полном восторге от каюты класса люкс и от огромного пассажирского дирижабля в целом. Он постоянно дергал Боннета, задавая кучу вопросов, но Стид был не в настроении. Его мысли по-прежнему занимал последний разговор с Эдом. Люциус в конце концов оставил его в покое, заявив, что лучше проведет время в баре. Стид не возражал. Немного покоя ему бы не помешало. В Буэнос-Айресе мотокэб отвез их в дорогой отель в престижном районе, где компания «Боннет инкорпорейтед» сняла пентхаус для председателя совета директоров. Для Стида потянулись тяжелые рабочие дни, которые были забиты тысячами дел и встреч. Его график всегда отличался особой загруженностью, но сейчас стал совсем безумным. Он еле успевал выкроить время на обед и написание писем Эду и домой. Люциус постоянно жаловался, что они крутятся как белки в колесе и что ему вечно приходится таскать с собой фотоаппарат, потому что Стид пытался уловить любой момент для фотографии. Красивых видов в городе и окрестностях вполне хватало, а вот времени было в обрез. Письма в Нью-Бридж и оттуда шли теперь в разы дольше. Это печалило. Стиду не хватало скорости пневмопочты. Мэри регулярно присылала ему фотографии детей с небольшими письмами, написанными ровным мелким почерком. Она обычно рассказывала про успехи Альмы, про первые шаги Луиса, про дела в поместье и цветочный павильон, за которым Стид умолял присмотреть. К большому удивлению Боннета, Эд стал писать более пространные письма. Видимо, сказывалась их разлука и отсутствие встреч. Теперь Эдвард чаще стал рассказывать истории из бара: как один пьянчужка надеялся незаметно стащить кегу пива прямо из-за стойки, как пришлось разнимать драку двух придурков, как Пабло чуть не продал отличную бутылку выдержанного виски за бесценок. Иногда он даже писал про местные новости или делился впечатлениями о поездках на соседние острова, как и прежде. Эти письма грели душу, и Стид перечитывал их по несколько раз в ожидании новых. Он сильно скучал по Эду. Скучал каждый день. Каждую ночь, снимая кольцо с голубым камнем и кладя на тумбочку, он говорил: «Спокойной ночи, Эдвард», и каждое утро, надевая обратно, шептал: «Доброе утро, Эд». Через три месяца Стиду стало казаться, что он навечно застрял в Буэнос-Айресе. Однажды утром он проснулся с ощущением бесконечной усталости. Умывшись и одевшись, Стид прошел в кабинет и открыл ежедневник, где были расписаны встречи на день. Он внимательно посмотрел на дату, и вдруг в голове что-то щелкнуло. Боннет отчетливо вспомнил этот день пять лет назад: как злой, ошеломленный и потерявший веру в мир он шел в свое секретное место, чтобы покончить со своей неудавшейся жизнью. Именно в тот день его судьба изменилась навсегда. Это принесло столько счастья и столько боли. Стид зажмурился. Он отчетливо вспомнил улыбку Эда, его теплый взгляд, голос, произносящий его имя в первый раз. Стид решительно надел пиджак и вышел в коридор, столкнувшись там с Люциусом. — Доброе утро, — поздоровался Сприггс. — Итак, у нас сегодня… — Отмени все или перенеси, — не терпящим возражения тоном прервал его Стид. — Что, прости? — округлил глаза Люциус. — Ты видел, сколько у тебя встреч? — Ты — секретарь. Это твоя работа. Уладь, — бросил Боннет и вышел за дверь, оставив остолбеневшего мальчишку в коридоре. Стид был уверен, что тот справится. Люциус был превосходным помощником, которому, конечно же, нравилось ныть и жаловаться, но работу свою он выполнял прекрасно. Весь день Стид бродил по городу. Он присаживался на скамейки и за столики уличных кафе, чтобы написать несколько строк в новом письме для Эда. Он думал о нем, думал о всех их встречах за последние пять лет. Думал о том, сколько всего они дали друг другу и сколького лишились по вине друг друга. Стид позволил себе представлять, каково бы это было, если бы Эд согласился поехать с ним в Аргентину. Да, он до сих пор понимал, что это было глупое, необдуманное и крайне эгоистичное предложение. Но сегодня, в годовщину их встречи, Стид позволил себе роскошь мечтать об этом. Он стоял на пирсе, смотрел на океан и думал, как бы держал Эда за руку, а ветер трепал бы его отросшие волосы. Он представлял, каким невероятно красивым был бы костюм, который они вместе выбрали бы в той симпатичной одежной лавке. Стид никогда не видел Эда в чем-то светлом и ярком. Только в первый год знакомства у него была фиолетовая, выцветшая футболка, и ту Стид умудрился порвать. Под вечер Боннет купил в магазине бутылку дорогого выдержанного рома, а потом неспешно направился в сторону своих апартаментов. Уже стемнело, когда он и наполовину пустая бутылка появились в темном пентхаусе. Видимо, Люциус уже ушел спать. Стид надеялся, что секретарь не слишком обиделся на его утреннюю выходку. Не так уж часто Боннет позволял себе спонтанные выходные. А может быть, вообще никогда до этого дня. Проскользнув в спальню и закрыв за собой дверь, Стид скинул пиджак, развязал галстук, зажег свечу и сел дописывать письмо. Там не хватало всего нескольких строк. Он долго смотрел на бумагу, но в итоге смог написать только: «Я ни дня не жалел о нашей встрече. Очень скучаю по тебе, Эд!». Ему бы очень хотелось приписать еще три слова, но для этого стоило бы выпить бутылку рома целиком. Стид поспешно сложил листы и запечатал конверт, чтобы не было соблазна. Подписав адрес и задув свечу, он прихватил бутылку и отправился в кровать. Ему не хотелось включать свет, так же как и закрывать плотные шторы. Свет луны просачивался сквозь тонкие занавески, придавая очертанию предметов зыбкость и нереальность. Стид рухнул на двуспальную кровать, подумав о том, что он всегда спит в таких огромных постелях совсем один. У них с Эдом никогда не было шанса лежать вот так на мягком матрасе. Стид прикрыл глаза и представил, как Эд в красном расшитом халате идет к нему от окна, и луна серебрит его темные волосы. Он ложится рядом и кладет ладонь на грудь Стиду. Стид тяжело вздохнул. Это было бы где-то в идеальном мире. В его воспоминаниях был только жесткий пол тоннеля и мягкая ткань пледа, на которой они обычно лежали. Но если такова была цена за близость с Эдом, то Стида это вполне устраивало. Он кристально четко вспомнил одну из ночей, когда Эд оседлал его бедра и целовал увлеченно, жадно, как двигался медленно, словно в трансе, насаживаясь на член Стида. Помнил стоны и сбивчивый шепот, скольжение рук по влажной горячей коже и невыносимое щемящее чувство в груди, когда он смотрел на растрепанного раскрасневшегося Эда. Стид помнил, как большими пальцами гладил выступающие тазовые косточки, ладонями придерживая Эда за бедра. Грудь будто бы ныла от фантомного ощущения ногтей, которые вцепились в кожу, когда толчки стали быстрее и хаотичнее. Стид потянулся к собственному возбужденному члену, не в силах противостоять картинкам, которые вспыхивали у него в мозгу. Эд был такой невероятно красивый. Стид мог прикасаться к нему, мог ласкать, мог целовать… мог все. И Эд всегда позволял. Всегда открывался навстречу. Возбуждение достигло пика, и Стид замер, чувствуя, как горячие волны расходятся по телу, постепенно затухая. Он все еще видел широко раскрытые карие глаза и закушенную нижнюю губу. Стид часто заморгал, ощущая, что по вискам стекают слезы. Он уснул, уткнувшись в подушку, думая о том, что больше всего на свете сейчас хочет оказаться в тоннеле на том самом пледе, крепко обнимая Эда. Но за любыми выходными неизменно приходят будни. За любое послабление приходится расплачиваться, поэтому на следующее утро Стиду пришлось собрать себя воедино и снова приниматься за работу. Он не жалел, что позволил себе эту слабость. Только горечь от поцелуев, оставшихся в прошлом, все еще ощущалась на губах. Постепенно рабочие процессы в Буэнос-Айресе стали налаживаться. К тому же Стид подобрал подходящих людей на ключевые должности и теперь мог передавать им часть задач, только иногда контролируя важные моменты, стараясь подробно объяснять, в чем и где были ошибки, чтобы они не происходили впредь. Его время пребывания в Аргентине подходило к концу. И на самом деле он уже считал дни до возвращения в Нью-Бридж. — Неужели так соскучился по дому? — как-то за завтраком ворчливо спросил Люциус. — Что-то типа того, — не отрываясь от газеты, отозвался Стид. Он не собирался уточнять, что именно, или точнее — кто именно, ассоциируется у него с домом. Когда до отъезда оставалось две недели, Стид написал Эду и предложил встретиться в первую же ночь после приезда. Он также отправил письмо мистеру Льюису, что теперь корреспонденцию для мистера Эдвардса снова можно отправлять вместе с букетами в поместье и обещал, что обязательно заглянет на неделе, чтобы поболтать со старым другом. Во многих книгах часто писали, что нет ничего лучше, чем возвращение домой. Возможно, Стид склонен был с этим согласиться. В дирижабле он был как на иголках, даже не мог сосредоточиться на чтении. И, когда первый раз за год ступил на мостовую Нью-Бриджа, ощутил странный восторг. Нет, он еще был не дома, нужно просто дождаться ночи, и тогда… В поместье их с Люциусом встретила радостная кутерьма. Альма чуть не сбила его с ног, а Луис какое-то время настороженно смотрел, пытаясь понять, почему все вокруг постоянно твердят ему: «Это же папа приехал». Но после подарков сын оттаял и согласился-таки признать в Стиде отца. Мэри тоже была рада его видеть и даже крепко обняла, сказав, что скучала. Стид был приятно удивлен и ответил ей тем же. Но достаточно долгий перелет отнял много сил, поэтому Боннет быстро распрощался с семьей, пообещав, что завтра проведет с ними весь день. Он с удовольствием ушел в свою комнату, чтобы немного побыть в тишине и привыкнуть к мысли, что действительно наконец вернулся в Нью-Бридж. На письменном столе стоял букет цветов. Стид безошибочно узнал руку мистера Льюиса. Только он так смело компоновал цветы и некоторые травы. Среди стеблей Боннет нашел белый конверт. С волнением он вскрыл и его, и лежащий в нем второй. Внутри было даже не письмо, а скорее коротенькая записка, в которой Эд соглашался с ним встретиться. Сердце Стида замерло от предвкушения. Он долго не мог заснуть, ворочаясь в постели и представляя встречу с Эдвардом после года разлуки. Проснулся Стид около полуночи и принялся быстро собираться. Он тихо выскользнул из поместья, со странным трепетом идя по привычной дороге. Было ощущение, что прошел не год, а несколько лет, хотя на самом деле в городе ничего существенно не изменилось. Разве что кое-где поменяли рекламные плакаты и высадили новые цветы на клумбах. В заброшенном садике, как всегда, было тихо и пусто. Крышка люка поддалась с трудом, видимо, немного заржавела от того, что никто долго ее не открывал. Хорошо, что механизм не заел, потому что сегодня Стид не прихватил инструментов. Он так торопился, что даже забыл взять свой фонарик из тайника, и пришлось пробираться по коридору на ощупь. В тоннеле Стид тоже шел медленно, мысленно коря себя за опрометчивое пренебрежение источником света. Но, заметив вдалеке слабый свет знакомой лампы, он не смог себя больше сдерживать и почти перешел на бег. Затормозил он, только когда увидел в проеме тоннеля стоящего к нему спиной Эдварда. Видимо, Эд услышал звук приближающихся шагов, потому что поспешно повернулся, а потом и вовсе устремился навстречу. — Эд, — задыхаясь от переполняющей его радости, проговорил Стид. — Стид, — в тон ему откликнулся Эдвард. Они на мгновение замерли друг напротив друга, а потом Эд порывисто заключил его в крепкие объятия. Стиду показалось, что ради этого момента стоило уезжать, стоило так невыносимо скучать и хотеть вернуться. Он с силой вцепился в куртку Эдварда, утыкаясь в его плечо, чувствуя запах табака и словно бы легкий аромат какого-то горючего. К сожалению, объятие закончилось так же быстро, как и началось. Эд отпустил его и сделал шаг назад, отстраняясь. Но его глаза по-прежнему смотрели с восторгом, даже с обожанием. Стид таял под этим взглядом. — Я так рад тебя видеть! — от всего сердца сказал Стид. — И я тебя, приятель, — широко улыбнулся Эд. Его борода и усы стали длиннее, и теперь улыбка выглядела несколько иначе, чем помнил Боннет, но по-прежнему была самой желанной. — Думал, этот чертов год никогда не кончится, — прошептал Стид. — Все когда-нибудь заканчивается, — тепло отозвался Эд. — Пойдем, — он внезапно взял Стида за руку и потянул за собой. — Сядем, и ты мне расскажешь про свою поездку. Стид послушно пошел за ним, с трепетом сжимая ладонь в кожаной перчатке, наслаждаясь этим прикосновением. Они уселись на краю тоннеля, как делали сотни раз до. И в этот момент Стид кристально ясно осознал, что он наконец дома, и с облегчением улыбнулся. — Ну как тебе Аргентина? — спросил Эд, не отрывая взгляда от лица Стида. — Мне казалось, что я обо всем писал, — не прекращая улыбаться, ответил Боннет. Он ощущал эйфорию от того, что может снова говорить с Эдом, видеть его, а главное, судя по всему, Эд был тоже рад их встрече. — Не верю, что тебе нечего рассказать, — подмигнул Эдвард. — Хотя можешь не торопиться. У нас вся ночь впереди. Стид буквально расцвел при этих словах. Потом спохватился и похлопал себя по карманам, от волнения забыв, куда убрал небольшой подарок, который купил для Эда в Буэнос-Айресе. — У меня для тебя кое-что есть. — Вот как? — удивился Эд. — Держи, — Стид протянул ему небольшую трубку, которую долго выбирал в магазине. По уверениям продавца, она была сделана из лучшего дерева — бриара. — Ого, — восхищенно протянул Эд, бережно принимая подарок и рассматривая в свете лампы. Черная изящная трубка была украшена светло-коричневыми узорами. — Стид, у меня нет слов! Спасибо! — Не за что, — улыбнулся Боннет. Ему казалось, что сердце сейчас просто выскочит из груди. — Могу я попробовать? — Конечно. Эд немного робко покрутил трубку в руках, потом достал табак и набил ее. Ему понадобилось не больше минуты, чтобы раскурить ее и с наслаждением затянуться. — Отличная трубка, — со знанием дела сказал Эдвард. — Моя старая — просто барахло. — Ты слишком категоричен. — Ничуть. Эдвард достал из кармана свою старую трубку и без каких-либо колебаний бросил в темноту. — Ой… — изумленно посмотрел на него Стид. — Это было радикально. — Зачем мне это старье? — пожал плечами Эд, снова с наслаждением затягиваясь. Он по привычке попытался согнуть левую ногу и притянуть к груди, но вдруг остановился и с явным сожалением снова выпрямил ее. Стид нахмурился, только сейчас замечая, что поверх кожаных штанов Эда надет фиксатор. — Эд, что это? — обеспокоенно указал на колено Боннет. — Где? — попытался сделать вид, что не понимает, о чем речь, Эд. — Эдвард, — делано угрожающе протянул Стид. — Ты считаешь меня идиотом или слепым? — Есть еще варианты? — скорчил рожу Эд, но потом вздохнул и ответил: — Неудачное падение. — Когда это случилось? — напрягся Стид. — Четыре месяца назад, — беззаботно отмахнулся Эд, выпуская колечки дыма изо рта. — И до сих пор нужно носить фиксатор? — тревога никак не хотела покидать Стида. Он не был склонен считать травмы пустяками, особенно такие. — Врач сказал, что это навсегда. — В каком смысле? — Без него ходить не стоит, — все в таком же легком тоне произнес Эд. — Или стоит, но недолго. — Эдвард, — всплеснул руками Стид. — Я оставил тебя всего на год, а ты умудрился бесповоротно навредить себе. — Не драматизируй, — фыркнул Эд. — Ты легкомысленно относишься к своему здоровью, — насупился Стид. В голову начали закрадываться мысли, что Эд получил травму, потому что снова ввязался в какие-то преступные дела, несмотря на то что перебил свое клеймо на запястье. — Стид, я жив. Я здесь, — успокаивающе проговорил Эд. — Зачем так нервничать? — Я переживаю за тебя, придурок, — скрестил руки на груди Стид и сердито посмотрел на него. — Это… как бы мило, — уголки губ Эда дрогнули в намеке на улыбку. — Но это правда ерунда. — Болит? — после короткой паузы спросил Боннет. — Бывает, — пожал плечами Эдвард. — Давай лучше сменим тему, а? Тебя не было год, и я бы с удовольствием послушал об Аргентине и тех новых книгах по воздухоплаванию, что ты нашел… хм… как там назывался тот магазин? — La libreria de Juan? — по-испански произнес Стид. За время пребывания в Аргентине он неплохо подтянул свой подзабытый со времен Академии испанский. — Да, точно, — ткнул в его сторону трубкой Эд. — Ты обещал рассказать подробнее. Стид вздохнул, понимая, что проиграл. Конечно же, он расскажет Эдварду обо всем, о чем тот захочет. Хотя это совершенно не означало, что беспокойство о его здоровье и жизни, которое вновь обострилось, куда-то денется. Боннета снова стали одолевать сомнения по поводу деятельности и стиля жизни Эда. Всего одна травма, и он уже чувствовал подступающий страх. А вдруг все могло оказаться гораздо серьезнее? Эдвард весело смеялся, сидя рядом, а Стид смотрел на него и думал, что даже малая вероятность потерять его страшит гораздо больше, чем собственная смерть. После возвращения Стид пребывал в каком-то умиротворенном состоянии. Его не особо бесила работа, хотя ее было немало, его не раздражали семейные ужины, даже когда на них приезжали родители. Он наслаждался рутиной, уделял много внимания детям, ухаживал за цветами, продолжал обучать Люциуса, больше стал проводить времени с Мэри по вечерам. Оказалось, что бизнес и дела компании вовсе не кажутся ей утомительными и бессмысленными. И хотя во все детали Стид не вдавался, у него наконец появился собеседник, который искренне интересовался развитием «Боннет инкорпорейтед» и даже вносил уместные и логичные предложения. Ему даже начало казаться, что жизнь приходит в какое-то относительное подобие нормы. Конечно, сердце ныло при каждой встрече с Эдом от невозможности просто обнять и поцеловать, но, с другой стороны, они вроде бы нашли хрупкий баланс в отношениях, так что их почти можно было назвать друзьями. Ключевым было «почти». Иногда Стида заносило, и он позволял себе более долгие прикосновения, более откровенные письма, где несложно было считать сильную симпатию. Но все это как-то незаметно вписалось в жизнь, не делая ее хуже. Порой Стиду очень хотелось спросить у Эда, что чувствует и думает он. Но страх все разрушить каждый раз останавливал его. Поэтому Боннет продолжал жить, позволяя себе радоваться моментам успеха и покоя. Он почти поверил, что теперь так и будет. Но в его любимых романах не раз писали, что покой не может длиться вечно. И однажды вечером он испытал это на собственной шкуре. Они сидели с Мэри у камина в малой гостиной. Стид читал очередное новейшее исследование в области усовершенствования парового двигателя для дирижаблей, а Мэри увлеченно листала журнал по фотографии, который выписывала уже несколько лет. — Знаешь, — вдруг прервала уютную тишину Мэри, — я думаю написать статью для этого журнала, — она помахала глянцевой обложкой. — Прекрасная идея, — отозвался Стид, отрываясь от чтения и коротко улыбаясь жене. — Уверен, что статья у тебя получится увлекательная. С удовольствием прочту после выхода. — Я была бы рада, если бы ты посмотрел ее до выхода, — немного неуверенно предложила Мэри. Стид, который уже снова успел уткнуться в книгу, задумался на пару секунд, пытаясь осознать смысл сказанного, но потом поспешно ответил: — Да-да, непременно! Почту за честь. Мэри ласково улыбнулась. — Спасибо, Стид. Боннет кивнул в ответ и тоже улыбнулся. Они снова замолчали, каждый увлекшись своим делом. Когда часы на каминной полке негромко протренькали одиннадцать, Стид потянулся, отложил книгу и встал. — Кажется, пора спать. Завтра с утра приедет первая делегация из Буэнос-Айреса. Познакомлю мою аргентинскую команду с нашими местными специалистами. Обмен опытом — очень важная часть сотрудничества между филиалами. Хотя я, наверное, все уши тебе этим прожужжал. — Ты уже уходишь? — в голосе Мэри промелькнуло сожаление, и Стид удивленно замер. Обычно они говорили друг другу «спокойной ночи» и расходились вполне довольные вечером. — Ну да, завтра важный день, — в замешательстве повторил Стид. Мэри положила журнал на небольшой круглый столик и встала с кресла. Она сделала пару шагов по направлению к Стиду, но остановилась, опираясь рукой на спинку его кресла. — Стид, я хотела тебе кое-что предложить… — несколько застенчиво произнесла Мэри. Это было на нее очень непохоже. Стид привык, что жена всегда четко и ясно выражает свои мысли. На самом деле Стид очень ценил это качество и уважал Мэри за прямоту. — Слушаю тебя, — попытался подтолкнуть ее к продолжению мысли Боннет. Он поймал взгляд жены и ободряюще ей улыбнулся. У них установились хорошие, доверительные отношения, а после рождения Луиса они еще были свободны от супружеских обязанностей и наконец могли вздохнуть спокойно. — Я хотела спросить… — Мэри закусила губу, видимо, обдумывая, стоит ли говорить дальше, но все же решилась: — Может, ты хочешь переночевать сегодня в моей спальне? — Что, прости? — Стиду показалось, что он ослышался. В подобном предложении не было абсолютно никакого смысла. Но Мэри, судя по всему, окончательно собралась с мыслями, потому что выпрямила спину и вскинула подбородок, смотря прямо Боннету в глаза. — Стид, я знаю, что мы не выбрали бы друг друга никогда, если бы, конечно, могли выбирать. Знаю, что мы не подходим друг другу. Но… Но мы вроде бы научились неплохо ладить. Мы оба любим детей. И… И ты мне нравишься. Я скучала по тебе, пока тебя не было. Ты хороший человек, Стид. И возможно… — она запнулась, но быстро взяла себя в руки. — Возможно, мы могли бы полюбить друг друга. Просто дать шанс нашим чувствам. Я знаю, что небезразлична тебе, но совсем не так, как должно быть между мужем и женой. Но вдруг у нас бы получилось. Нам не обязательно быть несчастными. — Но… но я не несчастлив, — пораженно пробормотал Стид. Он совсем не ожидал подобного поворота. Ему казалось, что установившиеся сейчас между ними отношения были прекрасным вариантом для них обоих, но, похоже, Мэри только что сказала, что все равно несчастна в браке с ним. Черт, Стид правда старался, чтобы у них все было хорошо! Но предложение Мэри звучало совершенно нереально. Она хотела того, что он просто не мог ей дать. Любовь? Откуда взяться любви, если его сердце навсегда с Эдом где-то там внизу, в Сламтауне? — Мэри, послушай… — попытался в свою очередь собраться с мыслями Стид. Он понимал, как нелегко было все это сказать, и не хотел показаться грубым. — Мне больно слышать, что наша совместная жизнь — такая, какая есть сейчас — делает тебя несчастной, но… — он тяжело вздохнул. — Но правда в том, что это все, что я могу тебе предложить. Прости… Мэри вздрогнула от его слов и сильнее вцепилась пальцами в спинку кресла. Она еще какое-то время внимательно смотрела на него, потом поджала губы и опустила голову. — Спасибо за честность, Стид, — ее голос был тихим, но спокойным. — Мне очень жаль, — Стид говорил эти слова и ненавидел себя. Правда не всегда бывает приятной, как бы регулярно такое мнение ни транслировалось в книгах. Но он не хотел врать Мэри. Такого она точно не заслуживала. — Я надеюсь, что мы все равно сможем сохранить наши… нашу симпатию друг к другу? — медленно, подбирая слова, спросил Стид. — Да, конечно, — кивнула Мэри и отвернулась к камину. — Спокойной ночи, Стид! Удачи на завтрашней встрече. — Спасибо. И тебе приятных снов! Стид с тяжелым сердцем вышел из малой гостиной и бесшумно прикрыл за собой дверь. Возможно, он ошибся, когда предположил, что жизнь стала хоть немного размереннее и предсказуемее. Слова Мэри это подтверждали. — Бля, — от души выругался Стид, захлопывая дверь своей спальни. — Почему нельзя было оставить все как есть? Почему, Мэри? — он рухнул в кресло и откинулся головой на спинку. Может, стоило записать обуревающие его сейчас эмоции на бумаге и сжечь? Или просто пойти в кабинет к мини-бару? Хотя в спальне тоже найдется открытая бутылка темного рома. После возвращения из Аргентины он как-то охладел к виски. Стид был готов признать свои ошибки, но не готов был встретиться с последствиями лицом к лицу, поэтому он изо всех сил избегал встреч с Мэри наедине. Доходило до смешного: в выходные Боннет повсюду таскал за собой детей или Люциуса, если тот не уходил в Сламтаун к друзьям, только бы не создавать ситуацию для общения тет-а-тет вновь. В рабочие дни с этим было справиться в разы легче, потому что дел и правда было невпроворот. Набрать штат в Буэнос-Айресе и показать им, что и как нужно делать, было ожидаемо недостаточно. Еще нужно было установить прочные связи с филиалами в Нью-Бридже, наладить поставки запчастей для дирижаблей, согласовать новые маршруты по перевозке грузов и многое-многое другое. — Я умираю, — застонал сидящий за своим столом Люциус, когда Стид проходил мимо, и упал лицом в бумаги. — Умрешь на рабочем месте, получишь компенсацию, — рассеянно отозвался Стид. — Сердца у тебя нет, — отплевываясь от бумажки, прилипшей к нижней губе, сообщил ему Сприггс. Стид насмешливо вскинул брови: — А разве не всем владельцам корпораций так полагается? Люциус скорчил в ответ уничтожающе-презрительную гримасу. Стид пожал плечами и отправился на обед с очередными инвесторами. Это был один из тех обедов, где надо много говорить, ничего не есть, пить вино и слушать напыщенные речи. Стид ненавидел такие обеды, но приходилось терпеть. Впрочем, в последнее время он излишне спокойно относился к тем вещам, которые раньше выводили его из себя в два счета. Правда, напряжение все-таки копилось, отзываясь неприятным давлением в висках. Была вероятность, что он просто попал в рабство и не заметил этого, потому что свободного времени становилось катастрофически мало. И да, он пытался реже бывать дома, избегая еще одного возможного разговора с Мэри на тему их отношений, но это не значило, что ему не хотелось иметь хотя бы пару часов в день, чтобы, например, заглянуть в библиотеку или посидеть с кофе и любимыми кремовыми пирожными в кафе мистера Санчеса. Всеми своими страданиями по поводу совершенного отсутствия свободного времени Стид делился в письмах Эду. Правда, даже их приходилось писать чуть ли не по строчке в перебежках между встречами и совещаниями. Это удручало и лишало сил. Эдвард в ответ обычно сочувствовал и предлагал способы расслабиться. Например, сделать самолетик из бумаги прямо на очередной презентации нового проекта и запустить в окно. Один раз Стид так и поступил, потому что понял, что свихнется прямо сидя на совещании, если что-нибудь не предпримет. Письма, конечно, оставались отдушиной во всем этом безумии, потому что встречи с Эдом становились реже. Может, Стиду только так казалось, но вроде как Эдвард тоже был почти постоянно занят, хотя никогда не говорил и не писал, чем конкретно. Что, впрочем, не мешало им изо всех сил подбадривать друг друга. После очередного длинного письма, в котором Стид убивался по поводу полоумных юристов и идиотов коллег (он никогда не уточнял, что идиоты при этом всем ворочают миллионами), Эд решительно назначил встречу, написав, что не примет отказа. Это было даже приятно, потому что Стиду хотелось думать, что Эдварду так же сильно не хватает его в повседневной жизни. Подгоняемый мыслями о скорой встрече с Эдом и желанием поскорее смыться из дома, Стид заявил Люциусу, что пойдет по делам, в которых его помощь не нужна, и улизнул из поместья. Сначала он зашел к мистеру Льюису, у которого не был несколько месяцев, потом не спеша прошелся по центральной улице. И только после того, как зашло солнце, устремился в заброшенный сад. Все-таки ему не очень хотелось, чтобы кто-то заметил, как респектабельный джентльмен пытается протиснуться в старый люк. В тоннеле Стид все равно появился раньше назначенного срока. Но он не имел ничего против того, чтобы посидеть в тишине наедине со своими мыслями и просто полюбоваться ночным пейзажем. Тоненькая серебристая дорожка от молодого месяца дрожала на темных волнах, звезды то появлялись, то пропадали за набегающими облаками, а всполохи маяка, как всегда, придавали пейзажу немного ирреальности. Стиду иногда нравилось представлять, что где-то там наверху скалы стоит огромный великан, который иногда поворачивается с фонарем к океану и вглядывается вдаль, словно ждет кого-то. В этом они с великаном были похожи. Стид тоже всегда ждал звука знакомых шагов под сводами тоннеля. Правда, из-за травмы и фиксатора походка Эда немного изменилась, а в дни, когда колено болело сильнее, он даже прихрамывал. Но Стид почти за год привык к этому. Даже научился не донимать Эдварда вопросами: болит ли нога сегодня и чем он может помочь. — Ты сегодня рано, — появившись из темноты и подойдя ближе, произнес Эд. Иногда они пренебрегали этикетом и не здоровались, делая вид, что расстались не две-три недели назад, а буквально минуту. — Хотел посидеть в тишине, — улыбнулся Стид. — Не помешаю? — учтиво поинтересовался Эд. Это было чистым озорством, потому что ответ ему был прекрасно известен. Боннет приглашающе хлопнул ладонью рядом с собой. — Будь моим гостем. Эд сначала поставил на пол небольшую картонную коробку, включил незажженную еще лампу, а потом неторопливо опустился на край. Всякий раз Стиду хотелось вскочить и помочь ему, чтобы Эд не напрягал лишний раз больную ногу, но он уже получил несколько решительных отказов, поэтому больше не совался. — Что это там у тебя? — с любопытством спросил Боннет, указывая на коробку. Упаковка вроде бы казалась смутно знакомой. — Ах, это, — делано небрежно сказал Эд, а потом весело подмигнул. — Это для тебя, — и протянул коробку Стиду. Стид был крайне заинтригован. Они почти никогда не приносили друг другу подарки. Пожалуй, курительная трубка из Аргентины была чуть ли не первым подарком со времен черного шарфа, который по-прежнему красовался на Эде и цеплял взгляд Боннета в каждую встречу. — Бери, — настойчивее протянул коробку Эдвард. — Я не кусаюсь. Но когда Стид потянулся, прикасаясь к шершавой картонной стенке, Эд шутливо клацнул зубами, отчего Стид совсем не солидно ойкнул и чуть не выронил подарок. Эдвард громко расхохотался. — Ты специально меня напугал, — возмутился Стид. — Сначала успокоив мою бдительность. — Так и поступают настоящие бандиты, — добавив в голос хрипотцы, поддразнил его Эд. Стид в ответ закатил глаза, показывая всем своим видом, что он не будет вестись на эту провокацию. Коробка буквально жгла руки, распаляя любопытство. Стид осторожно приподнял крышку и ахнул, когда свет лампы упал на содержимое. — Не может быть, — севшим от волнения голосом произнес Боннет. Он перевел сияющий взгляд на Эда. — Это что, кремовые пирожные из кафе мистера Санчеса? — Во плоти, — усмехнулся Эд, невозмутимо доставая из куртки трубку и начиная ее набивать. Обычно этим Эдвард пытался скрыть волнение или потянуть время, когда над чем-то серьезно задумывался. — Эд, я не понимаю, — Стид растерянно посмотрел на пирожные, потом снова на Эда. — Ну, ты так часто писал, что скучаешь по этим штукам, — Эд прикурил трубку и сделал первую, самую долгую затяжку. — Но как ты их нашел? Эд смерил его скептическим взглядом, а потом пояснил: — Может, ты не в курсе, Стид, но ты довольно подробно описываешь любимые места в Нью-Бридже, так что при желании их не так уж сложно найти. В общем… — Эд покрутил трубку в руках, будто обдумывал, говорить ли дальше, но все же продолжил: — Пока ты был в Буэнос-Айресе, у меня было немного свободного времени, и я попробовал прогуляться по некоторым твоим маршрутам. Конкретно кафе мистера Санчеса нашлось быстро. — Невероятно, — прошептал Стид. Он смотрел на пирожные, аккуратно стоящие в коробочке, как на настоящую драгоценность. — Ты сделал это для меня, Эд? — Типа того… ага, — отвел взгляд тот. — Вообще, до Нью-Бриджа час езды на фуникулере. Ну, еще полчаса на трамвае до кафе. Не такой уж подвиг. — Это самая… — Стид вовремя проглотил слово «романтичная», — … прекрасная вещь, которую для меня делали. — Преувеличиваешь. На Эда порой нападали приступы скромности, хотя при их первой встрече Стиду показалось, что тот к ним не склонен. Но все познается со временем. Стид позволил себе коротко и нежно прикоснуться к запястью Эда. — Спасибо, — искренне поблагодарил он. — Завязывай, — фыркнул Эдвард. — Ты вгонишь меня в краску своей благодарностью. А я уже не в том возрасте, чтобы краснеть. Стид весело посмотрел на него, пытаясь не думать о том, как красиво темнеет кожа Эда от смущения. Они прекрасно провели эту ночь, поедая пирожные и разговаривая о книгах и дирижаблях. Стид наконец решился и поделился с Эдом своей идеей о том, чтобы сконструировать совершенно новую, более быструю, прочную и безопасную модель. Эд был крайне заинтригован и, казалось, искренне восхищен его проектом, который, правда, находился еще в стадии обдумывания. Но Стид действительно нацелился воплотить свою идею в жизнь. Их разговор, как всегда, шел легко и непринужденно, но один червячок все точил изнутри, не давая Боннету до конца расслабиться. Может быть, они с Эдом находятся гораздо ближе, чем ему всегда казалось? Это не два разных мира. Всего лишь два города, которые разделены часом езды на фуникулере. И если у Эда так легко получилось прийти в Нью-Бридж, то почему же у Стида не выходит спуститься в Сламтаун? Post Scriptum 10. Эду все сложнее даются визиты в больницу. Когда становишься главарем собственной банды, приходится брать на себя неимоверно много ответственности. А еще не стоит показывать свои слабости и уязвимые места. Эд тенью скользит по коридорам, пряча лицо, если вдруг видит кого-то впереди. Обычно это пациенты, и они не обращают на него никакого внимания. В комнате, за закрытой дверью, можно немного выдохнуть. Теперь Эд всегда запирает дверь на ключ, который как-то выкупил у медсестры. — Привет, — он тяжело опускается в кресло. — Прости, меня снова давно не было. Я знаю, что говорю так каждый раз. Но блядь, как же я устал, что меня окружают одни идиоты, — Эд откидывается на плетеную обшарпанную спинку. — На Иззи, конечно, можно положиться, но он вечно зарывается. У гаденыша нехилые амбиции, — он смотрит в потолок. — Извини, я не хотел ругаться или типа того. Мои манеры становятся все хуже, — усмешка ломает губы. — Я становлюсь все хуже. Просто чувствую, как гнию изнутри. Омерзительно, — Эд морщится и неосознанно тянется к груди, словно там и правда есть вязкая темная жижа, которую хочется стереть с себя. — Вот бы я смог уехать тогда, шесть лет назад. Когда еще думал, что правда могу сбежать, — в его улыбке мрачная обреченность. — Но лучше уж думать об этом неудавшемся побеге, чем… — Эд замирает, смотрит на свои сбитые в позавчерашней драке костяшки, — … чем о хреновой Аргентине, — он зачаровано разгибает и снова сгибает пальцы. Подсохшая корочка кое-где трескается и из ранок начинает сочиться кровь. — Я бы мог целый год провести со Стидом. Просто быть рядом. Все время. Блядь… Не какие-то жалкие шесть-семь часов по ночам пару раз в месяц. Я мог бы даже взять его за руку. Или мог бы… — порыв ветра колышет занавески, шорох заглушает тихие слова. — А потом бы пришлось вернуться. Куда? Снова к этому? — в голосе Эда отчетливо прорезается отвращение. — Снова топить себя в дерьме, чтобы как-то выжить. Снова учиться жить без него, — Эд задумчиво проводит по волосам, которые спускаются уже ниже плеч. — Или нужно было поехать и целый год быть счастливым, а потом уже не важно. Смерть по итогу одинакова, — Эд хмурится и вздыхает. — Стид бы расстроился, — он какое-то время молчит, пытается потянуться к трубке и табаку, но одергивает себя. — Когда-нибудь мне придется его расстроить. Это не может продолжаться вечно. Сколько я еще протяну? Черт, прости, что говорю это тебе… Но ты же меня не слышишь, верно? — Эд тянется и ласково гладит худую неподвижную руку. — Давай я совру и скажу, что у меня все будет хорошо, а ты сделаешь вид, что услышала только это? Договорились? — он откидывается обратно в кресло и сидит еще какое-то время, слушая звуки больницы. Пожалуй, немного покоя ему не повредит. Но когда Эд покидает больницу, его походка становится тверже, а плечи распрямляются. Никто не должен видеть его слабость, никто не должен знать, что внутри он медленно распадается на части. И в первую очередь — Стид.