Исключение

      Время уже перевалило за семь. На ужин им дали пюре и котлету. Достоевский не съел ничего, даже чай не выпил, он был ужасен.       В какой-то момент Фёдор слишком сильно погрузился в свои мысли, даже не заметив, как к нему заглянула медсестра, сообщая об отбое. Очнулся брюнет от того, что перед ним сидел Дамн, душа его. Паника охватила Достоевского с головой, он не знал, что делать. Всё казалось слишком реальным, писатель не мог глотнуть воздуха. Фёдор уже хотел закричать, как Дамн просто исчез, а вместе с ним и ощущение рук на шее. Лишь спустя десять минут он пришёл в себя и потянулся за таблетками, выпил три за раз, наплевав на указание Дадзая о двух. После он отправился в туалет. Чуть ли не с волосами погрузил голову под струю воды. Лишь сейчас он понял, что ему не казались руки на его шее. Они и вправду там были. Он душил сам себя. Достоевский всё ещё чувствовал тревогу, не зная куда себя деть и куда от неё бежать, он решил попробовать зайти к Осаму. Может он ещё не ушёл?       Выйдя в коридор Фёдор осмотрелся, медсестры на посту не было. Брюнет подошел к кабинету врача. Тихо постучал. •| Дадзай Осаму |•       Пол дня Осаму провёл за беседами с пациентами. Сегодня было много всего. В том числе и смерть девушки, что вскрыла себе вены с помощью куска краски. Давно пора было заняться покраской стен в бесплатных палатах. Дама была молодой, всего 19 лет. Подающая надежды спортсменка, увы, суицидальные наклонности сделали своë дело. Большая утрата для еë близких. О еë смерти и месте нахождения тела, родственникам пришлось сообщить именно шатену. Остальную же часть дня заняла бумажная работа и поход в кафе. Наконец-то Осаму выделил время что бы нормально поесть лапши. Уже под ночь юноше сообщили о ночном дежурстве. Естественно, с доплатой, что не могло не радовать.       Только Дадзай налил себе заварки из чайника, как в кабинет постучали. – М? Войдите. •| Фёдор Достоевский |•       Услышав разрешение войти, Фёдор выдохнул от облегчения. Ведь мужчина мог уже уйти или уснуть прямо в кабинете.       Фёдор открыл дверь, проходя в глубь комнаты. С последнего визита тут ничего не изменилось, может только появились новые бумаги на столе. Брюнет медленно осмотрелся, останавливая взгляд на Осаму. На столе у него стояла кружка, с только что заваренным чаем. Это было видно от пара, исходящего из нее. Достоевскому стало неловко от того, что шатен только сел отдохнуть, как заявился он. Хотя Дадзай сам говорил, что дверь всегда открыта.       Брюнет уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но понял, что не знает что. Ну не скажет же, что очнулся он от ощущения, что его душат, после чего оказалось, что это он себя и душил. Он вообще не знает зачем сюда пришел, но на удивление здесь становилось куда спокойнее. Достоевский вдруг задумался о своей шее. А вдруг там остались следы? Он же даже не закрыл ее ничем. Пальто у него забрали ещё внизу, а рубашка, которую ему выдали здесь, была слишком коротка чтобы закрыть шею. – Выглядите усталым, тяжелый день?       Это единственное, что смог сообразить Фёдор. Дадзай сидел в кресле без уже привычного халата. – Можно сказать и так. Чаю хотите? У меня и второй стакан найдëтся. Вот только сладкого, увы, нет.       Врач улыбнулся и поднявшись с кресла, поставил стул для брюнета. Фёдор кивнул в знак благодарности, когда Осаму поставил ему стул и присел на него. – Мм, от чая бы не отказался. А на счет сладкого можно не волноваться, я его не ем.       Достоевский молча разглядывал стакан, что стоял перед ним. Почему именно удушение? Как так получилось, что он начал душить себя? Дамн разозлился из-за того, что Фёдор начал пить таблетки? В таком случае это было жестоко. – А, ну, хорошо. Я тоже не особо балуюсь таким.       Шатен встал и накинул кофту себе на плечи, после чего подошел к Фёдору сзади, чуть приподнимая его волосы. Достоевский вздрогнул и насторожился. Во первых это было неожиданно, во вторых он так и не знает, остались у него следы или нет. – Хм, так вот почему вы пришли. Дамн вновь не давал покоя?       Фёдор спокойным взглядом наблюдал за тем, как Дадзай садится на свое место. Лишь спустя пару минут Достоевский смог произнести вялое «да». Нет, конечно Фёдор и так рассказал бы о случившемся, но ему бы хотелось самому все понять и разобрать. – Я… Задумался и видимо очень сильно, что даже не заметил заходившей медсестры. Очнулся, когда передо мной сидел Дамн. Он душил меня, а потом исчез. – А душил не он Вас, а Вы себя. Интересный случай на моей практике, честно признаться, было всего два таких человека. И один из них - Вы. Федь, а Дамн с вами может говорить или взаимодействовать как-то по-другому? К примеру издавать звуки, создавать дополнительные образы? Есть ли ещё какие-то проявления галлюцинаций? И...Можно вашу руку. – Хм, и что же стало с первым? – С первым? Он умер на операционном столе.       Достоевский лишь чуть поднял брови на короткое повествование о прошлом пациенте. Да, было немного дискомфортно от этой информации, но Фёдор слышал и знал вещи пострашнее. Сейчас брюнету явно становилось спокойнее. Может на него так влияет этот кабинет? Или присутствие Осаму?       Достоевский немного подумал, пытаясь вспомнить, что либо из перечисленных ему вопросов. Не забыв при этом подумать, для чего Осаму нужна его рука. – Руку? Ну, да. А Дамн… Он может говорить. В день когда я поступил сюда, он говорил со мной. Вроде это все, что он может. Других галлюцинаций не припоминаю. – Только говорить? Это, признаться честно, хорошо. Если бы он мог больше, избавиться от него было бы куда сложнее.       Врач аккуратно взял руку Достоевского. У Фёдора было пару предположений, зачем Осаму его рука, но точно ответа он не находил. Рука врача на удивление была очень теплой, даже горячей, в особенности для Достоевского, с его ледяными руками. – Феденька, у вас нет никаких сопутствующих заболеваний? Анемия, гипертония, железодефицитная анемия? Может что-то другое. По внешним ощущениям, я вижу что-то подобное из вышеперечисленных. Кстати, на счет мигрени. Я нашел подходящий препарат.       Брюнет слушал Дадзая, наблюдая за его действиями с рукой. Тот водил по ней большим пальцем руки. Рука Фёдора слегка дрожала, то ли от холода, то ли из-за произошедшего недавно. – Ммм… Да, у меня анемия. Вроде это должно было быть в моей карте.       На новость о препарате от мигрени Фёдор слегка ухмыльнулся. Он уже привык к головным болям, что они не особо ему мешали. Не считая того, когда они были особенно сильны. Осаму опустил руку Фёдора и подходя к шкафу с медпрепаратами, и достал оттуда упаковку таблеток. – Строго по одной. Выдавать буду я, чтобы не вышло передоза. – Хах, хорошо.       Фёдор посмотрел на упаковку, что Осаму поставил на стол, беря ее в руки. Достоевский просто крутил ее перед лицом, иногда читая состав. – Как ваше общее самочувствие? И мы можем перейти на "ты" или вам удобнее так? – Самочувствие? Ну, если не считать тревоги, что начинает отходить, то тут достаточно холодно и немного кружится голова, но все нормально. Я думаю мы можем попробовать перейти на "ты". – У меня тут есть плед.       Вдоволь насмотревшись на упаковку таблеток, Фёдор положил её обратно на стол. Брюнет наблюдал, как Осаму достает плед. Зачем он ему тут? Хотя, раз он здесь почти живет, это не удивительно. Почему он не спешит домой после работы? Тем более в таком-то месте. В прошлых больницах Достоевский часто наблюдал моменты, когда врачи бежали домой, а то и уходили на час раньше, лишь бы не находиться рядом с психически больными людьми. А Дадзай наоборот, сидит до последнего, иногда даже ночуя здесь. Может дома его никто не ждет? Или ему там некомфортно? А может ему просто нравится находиться в больнице?       Вновь погрузившись в свои мысли, Фёдор очнулся только когда начал ощущать на своих плечах вес теплого пледа. Может это таблетки так повлияли на концентрацию. Достоевский не особо запоминал побочки. Так же он поймал себя на мысли, что совсем не хочет уходить из этой комнаты, было ощущение, что когда он выйдет, то тревога и страх вновь поглотят его. Да и у шатена чай был в тысячу раз вкуснее здешнего.       Фёдор вспомнил, что надо бы поблагодарить Осаму за чай и за плед, да и за то что впустил, он вполне мог проигнорировать стук Достоевского, притворившись, что не услышал. – Спасибо за все это. И… Я могу остаться тут чуть дольше?       Брюнет вдруг понял, почему ему так нравится кабинет Осаму. Он был очень схож с его собственной комнатой. Если не по обстановке, то по запаху и атмосфере точно. А это было одно из главных для Достоевского. Тут веяло спокойствием. – Ох, да не за что! Заходи когда будет время. Можешь остаться тут хоть до утра. Но в часов восемь мне надо будет уйти, а кабинет закрыть.       Фёдор усмехнулся. Когда будет время? В таком случае, он может тут сидеть сутками на пролет. Новость о том, что он может тут остаться очень радовала. В этом кабинете значительно лучше, чем в палате. – М, да конечно. Спасибо.       Тот глянул на часы, а затем сново перевел взгляд на Фёдора. – Как ты себя чувствуешь, Федь?       Достоевский допил свой чай одним глотком и поставил стакан на стол. – Самочувствие? Да вроде сейчас все хорошо. Могу ли я ещё раз, пройтись по твоим книжным полкам?       Брюнет не особо дожидаясь ответа, поднялся со стула, придерживая плед и подошел к одной из полок, что в прошлый раз невнимательно осмотрел.       В этот раз Достоевский внимательней осматривал полки, некоторые книги он брал в руки, читая аннотацию, при виде других кривил губы в усмешке. Он заметил парочку книг на русском языке, что поразило его. Он, конечно и до этого замечал иностранные книги, но на русском? Какой нормальный человек вообще начнёт учить его родной язык? Достав одну брюнет осмотрел ее. Это оказалась «Палата № 6» Чехова. – Знаешь русский? Я потрясен. Ну и как тебе?       Фёдор потряс книгой в воздухе, показывая, что вопрос он задаёт о ней. А сам поставил ее на место и принялся смотреть полки дальше. Он приметил свою книгу, которая тоже была на русском. Ухмылка брюнета стала ещё шире. Спустя несколько минут он все таки нашел, что-то интересное ему и, взяв книгу с полки, сел обратно на стул. – А? Да… Знаю. И не только русский. Около семи языков знаю.       Фёдор чуть улыбнулся. И когда только он успел выучить столько языков? Брюнет посмотрел на Осаму в ответ, подмечая, что тот готов заснуть прямо за столом. – Может ты пока поспишь на диване? Я разбужу тебя, когда тебе надо будет делать обход. Сколько ты вообще спишь?       Дадзай наверняка делал в два раза больше работы, чем положено. Либо же наоборот, делал все что положено, не давая себе отдохнуть. Шатен частенько напоминал ему ребёнка или подростка, у которого куча энергии. Не удержавшись, Достоевский запустил свою руку в волосы мужчины. Так ему часто делала его мать, когда он был маленький. В детстве это успокаивало Фёдора и ему это даже нравилось. Пожалуй, это одно из немногих хороших воспоминаниях о семье. – М… Нет. Мне нельзя спать на рабочем месте. Я дома сплю, на работе сплю… Лентяй вообщем. – Ммм, ну как скажешь.       Фёдор ещё немного погладил Осаму, после чего открыл одну из книг, которые он взял с полок и принялся читать. – Если судить по твоему мнению сколько ты спишь, то это уже походит на пересып и проблемы со сном.       Дадзай хоть и говорил, что спит везде, но он не уточнял по сколько. А ведь это могло значить хоть до двух часов или наоборот от десяти.       Брюнет изредка поглядывал за тем, как Осаму работает, а после услышал тихое сопение. Оторвав взгляд от строк, он посмотрел на шатена, который мирно спал прямо за столом. Вздохнув, Достоевский встал и взял плед, лежавший на диване, накрывая им парня. А затем аккуратно взглянул на часы на его руке. Мысленно прикинув когда надо будет его будить, брюнет сел на место и продолжил читать.       Спустя час Фёдор тихонько коснулся волос Осаму, начиная их перебирать, надеясь, что от прикосновения врач проснётся. Через пол часа ему уже нужно было делать обход.       Шатен медленно разлепил глаза и глянул на Достоевского. – Ой… Уснул. Спасибо, что разбудил, Федь.       Брюнет не особо понял, что там прошептал врач, но решил, что это не особо важно и лишь сложил руки на книгу, кладя на них голову. Около двух минут он смотрел на него и размышлял о… Жизни. Пришел бы Николай чуть позже, Фёдор бы сейчас не сидел так перед своим красивым врачом, который был лучше всех его предыдущих. – А я предлагал лечь на диван. Думаю, если ты поспишь так ещё пару месяцев, останешься без позвоночника.       Фёдор слабо ухмыльнулся, беря в руки книгу. – Предлагал, предлагал. Но я же не знал, что усну.       Сказав это, врач надел халат и принялся собирать нужные ему вещи. Это оказались: ручка, медикаменты, шприц и стетоскоп, который он повесил на шею. Так же он взял с верхней полки какую-то книгу. Видимо для пациента. Достоевский все время наблюдал за этим всем краем глаза. – А стетоскоп тебе зачем? В случае чего схватывать им пациента? Я б посмотрел на это.       Брюнет полностью оторвал взгляд от книги, поворачиваясь к Осаму. Он посмотрел на книгу в его руках, было не особо понятно, что это, но Фёдор предположил, что сборник. Он хотел спросить, почему Дадзай относит его ночью, но решил промолчать, вместо этого, осматривая шатена снизу вверх. Выглядел он, как студент, который пришел на практику, а вместо нормальной еды питается дошираком, хотя кто его знает? Может так и есть. – Фëдор, я не только психотерапевт, но ещё и обычный врач. Несколько пациентов в этом блоке заболели. А в мои обязанности, как дежурного врача, входит их осмотр и помощь при некоторых аспектах.       Достоевский слушал Осаму в пол уха. Он и без того понимал все это, ему просто хотелось подколоть или пошутить, он ещё не понял. Но ему нравилось слушать голос врача, поэтому он был не против побыть дураком в его глазах.        Когда Дадзай поднял руку, чтобы посмотреть на время, брюнет заметил край бинта? Скорее всего, он просто поранился, или же его задел слишком буйный пациент. Да, наверно. – Другое оборудование я не беру, так как что-то непривычное больного, может вызвать агрессию или же тревожность. А с теми вещами, которые я взял с собой, каждый из них знаком. Буйных не связывают. Им вкалывают транквилизаторы и приковывают ремнями к кровати. Смирительную рубашку используют только в случаях расстройства, связанного с самоповрежающим поведением. К примеру, в случаях патомимии - самоповреждения кожи, посредством укусов или расцарапавыния ногтями. Такие люди могут заживо откусить кусок собственной плоти. Без обезболивающего...       Достоевский внимательно слушал объяснения по связыванию. Это было интересно. Иногда он даже кивал. Его ни чуть не смутила обыденность Осаму, всё таки он врач психиатрической больницы и это наверняка было не редкостью. – Хм, я помню, что в России одного буйного схватили с помощью… По-моему это был пояс халата. Его именно схватили. Наблюдать это было не очень приятно, но это могло дать яркий пример, как нельзя себя вести.       Фёдор лишь пожал плечами и глянул на руку шатена. – Это уже некомпетентность персонала. У нас такого нет и никогда не будет.       Брюнет пожал плечами, соглашаясь с Осаму. Он и сам знал, что все то, что творилось в той больнице, было хуже некуда. – Так, Феденька, солнце ты моë, можешь посидеть тут, только без хаоса. Чайник на столе, чай в столе, а я ушёл.       Достоевский уже хотел повернуться обратно к книге, но замер услышав, как его назвал врач. Солнышко? Он? Фёдор удивлённо глянул на шатена, уходящего из кабинета. Он запоздало кивнул, мол понял и все же развернулся к книге. Через время Достоевский налил себе чай и продолжил чтение.       Фёдор даже не сразу услышал шум из коридора, полностью погрузившись в чтиво. Достоевский смотрел, как Дадзай вошел в кабинет, собирая все что ему нужно, и вышел обратно. Брюнету, конечно, было интересно, что же там такое, но решил, что это не его дело и если пациент окажется опасным, Осаму его предупредит. Поэтому он принялся терпеливо ждать парня. Через время Фёдор услышал разговор двух людей около двери. Он без труда разобрал голос шатена и с трудом понял, что второй человек скорее всего мед сестра. Брюнет не смог разобрать о чем они говорили, но и специально подходить ближе не хотел, мало ли какая там информация.