Стигийский лодочник

За долгие века Харон изучил подземные руки так, словно они, а не Танатос и Гипнос, были его родными братьями. Несущие воды размеренно и вечно, дыханием своим накатывая на берега и возвращаясь в русло, они очаровывали переливами волн. Прочие обитатели подземного мира считали, что реки — просто текучая вода, однако Харон познал их главную тайну: на самом деле они такие же хтонические боги, как Эребус или Никта, просто никогда не приходила к ним мысль обрести человеческий облик. Но, несмотря на это, их чувства были живыми, а проявления сил — божественными. Флегетон был неукротим, пылок и жаден. Он непрестанно кипел неугасимым гневом, лавой затапливая асфоделевые поля. Вспышки ярости вырывались огненными столбами, а в периоды затишья Флегетон негромко бурлил, словно бормотал под нос проклятия на головы мертвецов, бродивших по его берегам. Он ненавидел тени, их печальные лица и раздражающий шёпот. Если бы не Харон, перевозивший их на ладье, Флегетон сжёг бы всех умерших людей, ступивших в царство Аида. Впрочем, сам Харон научился с ним ладить. У Флегетона нрав был хоть и вспыльчивый, но бесхитростный. Он выражал чувства ярко, но никогда не лукавил, и Харон легко предсказывал его поведение, ведя ладью мимо воронок и лавовых гейзеров. Полной противоположностью Флегетона была его сестра Лета. Казалось, благодаря ей Элизиум выглядел не хуже, а то и лучше лугов у подножия Олимпа, но впечатление это было обманчиво: Лета любила иллюзии. Любила завлекать теней к кромке воды и похищать их бесценные воспоминания, которыми затем любовалась, как женщины любуются новыми перстнями. Над её водами клубилась неясная дымка, похожая на белёсую вуаль. Её бессловесный шёпот слышали все обитатели Элизиума, и каждому она обещала покой, но давала лишь забвение. Харон, проплывая по руслу Леты, всегда был настороже: она хоть и была благосклонна к сыну Никты, но порой могла сыграть злую шутку, обнажить мель или завести в омут, чтобы удержать Харона подольше в своих туманных объятиях. Но ни горячесть Флегетона, ни притворная нежность Леты не были так близки Харону, как уверенное спокойствие Стикс. Воды Стикс цветом подобны крови — и можно подумать, что это кровь самогó первозданного Хаоса. В нём тонули сотнями неосторожные тени, теряя себя и сливаясь с телом реки; он брал начало в самых мрачных глубинах Тартара, где заточены титаны, и кольцами обвивал каждую область подземного мира, чтобы затем выйти на поверхность — и вновь исчезнуть в пещерах, где властвует один только Эребус. Стиск огромен, Стикс стар — и Стикс мудр. Тайны свои он не держал под замком, однако, чтобы постичь их, нужно обладать колоссальным терпением. Харону нет дела до тайн — ими он пресытился ещё в «юности». От Стикс он перенял стать и молчаливость. Плывя по кровавым водам, Харон ощущал пульс реки, улавливал её неспешные помыслы. Главное, что отличало Стикс от Флегетона и Леты, за что Харон его больше всего уважал — это его постоянство. Шли годы, одни боги сменяли других, а Стикс всё нёс свои воды так же, как и на заре мироздания — и будет нести, пока этот мир не провалится обратно в Хаос. Подземные реки нельзя укротить, однако при желании вполне можно постичь. И к тем, кому это удалось, они снисходительны и даже дружелюбны. Лета рассеивала туман забвения, Флегетон остужал кипящую лаву. А Стикс сам нёс ладью и вверх, и вниз по течению. Быть может, реки и вовсе считали Харона своим воспитанником — и на то у них было полное право.