Ах, эти чёрные глаза

От очередного, слишком сильного покачивания поезда, Офелия резко раскрыла глаза. Первое, на что она обратила внимание — это был Иван. И он был везде. Во сне, мужчина обнял её руками и ногами, и чувствовала, какой же он тяжёлый. При объятиях это не ощущалось так остро. Было удивительно, что Ожогин не задавил, лёжа сверху так долго. Она попыталась развернуться, но не смогла. Руки Ивана крепко держали её за талию, а ноги переплелись с её ногами. Во сне, мужчина скинул с себя одеяло, и сейчас его тело подрагивало от холода. Офелия потянулась за одеялом, чтобы накрыть Ивана. В голове мелькнуло опасение, как бы он не простудился лежать в прохладе. В компании с его больным сердцем это будет просто комбо. Сама то она была укрыта его телом, а оно было гораздо горячее какого-то там одеяла… Артист перестал дрожать, и прижался к ней чуть ближе. Учитывая, что вчера они так и не оделись, их тела плотно соприкасались друг с другом. Офелия ощущала его всего, и от этих прикосновений по её телу разливалось тепло. После того, как они таки переспали, желание к удивлению не прошло, а стало лишь сильнее. Ей просто хотелось снова увидеть тот самый взгляд у Ивана, полный вожделения и удовольствия… Знать, что он такой благодаря ей… От порочных мыслей отвлек внезапный телефонный звонок, и писательница потянулась за телефоном, который ночью свалился в проход между кроватями. Увидев имя звонившего, ей захотелось плюнуть прямо в экран. — Слушай, про тебя уже новый мюзикл можно написать. Назовём его «беглая писательница». Нравится? — сразу после поднятия трубки, даже без её приветствия, в своей привычной насмешливой манере протянул Артём. — Ты звонишь мне в семь утра, чтобы сообщить это? Тебе скучно? — предварительно глянув на время, сонно пробормотала Офелия. До прибытия им оставалось ещё пару часов, и их хотелось провести во сне, а не беседе с раздражающим парнем. — Звоню посоветоваться. Как думаешь, мне на фотосессию лучше в образе быть, или просто самим собой? Ты бы что выбрала? — продолжал он говорить, в то время как ещё сонный мозг писательницы с трудом соображал, о чём юный артист. Артём решил позвонить ей ни свет ни заря, чтобы посоветоваться о костюмах? — Какая фотосессия… Какой образ… Для чего ты меня набрал? — зевая через каждое слово, проговорила Офелия. — А, твой Ожогин как всегда не сказал. Ну ничего. Я упомяну. В театре фотосессия, для рекламы мюзикла. — ответил парень, давая хоть какую-то ясность, но не объяснение своему столь раннему звонку. — А. И что ты от меня хочешь? — буркнула она, отметив, что Артём опять кидает камень в огород её мужчины. — Самую малость. Чтобы создательница произведения была здесь, когда над ним проводится работа. У тебя фетиш какой-то на бегство по городам? Прибежала, убежала… А соревнования мои глянула, кстати? Я между прочим второе место занял. И ждал, чтобы ты поздравила. — от такого количества вопросов хотелось просто положить трубку. Хоть Офелия и не могла не отметить, как её неприятно кольнули его слова. Опять бросила свой мюзикл… По возвращению надо им плотно заняться. Про его мотоциклы она вообще забыла. — Кто это? — видимо, проснувшись от разговора, едва внятно проговорил Иван, приподнимаясь на локтях над девушкой. Его глаза ещё были чуть прикрыты, а волосы растрепались от сна. Он выглядел сейчас таким милым, добрым и простым. — Не сомневался. — услышав голос Ожогина, Артём практически засмеялся с другой стороны. Но это не был весёлый смех. Насмешка. Ирония. Сарказм. — С кем ты ещё сбежать можешь. Но, я по делу. Тебе, может интересно, как у твоего друга дела. Почему я вообще должен знать о ваших взаимоотношениях?.. — Артём, говори уже, а то скину тебя. Хватит этих странных фраз. — недовольно протянула Офелия, ей казалось чем-то очень неправильным говорить по телефону с ним, когда буквально на ней лежал другой мужчина. Её мужчина. — Он весь день сегодня как в воду опущенный. Вы говорили вчера? Ходит с Марией, молчит. Ты бы позвонила. Глядишь, в таком состоянии и примет извинения. Пока. — завершив разговор, юный артист бросил трубку, а девушка задумалась. Может, Лена действительно была права… И Денису нужно было именно время, а не её извинения… То, что именно Артём позвонил с такими новостями немало удивляло. — Заблокируй его к чертовой матери. Бесит. Не хочу, чтобы он звонил тебе когда-либо. — резко бросил Иван, после чего поднялся, принимая сидячее положение, и стал собирать свою одежду, разбросанную по кровати, полу, один из носков нашёлся на столике. Его спина чуть дрожала, и Офелия понимала, что он всё же замёрз. Пусть и полежал под одеялом какое-то время. — Откуда он вообще узнал про Дениса… Я позвоню, но попозже. Тебе когда лекарство надо пить? — несколько раз поправив спутанные после сна волосы, обеспокоенно спросила писательница. Она тоже стала одеваться, хоть и до безумия хотелось принять душ. Особенно после их вчерашней близости. — Слушай, не надо делать из меня какого-то умирающего деда. Я выпью. Вот сейчас. — произнёс Ожогин, и в добавок к своим словам, открыл чемодан, доставая оттуда несколько упаковок и баночек с разными лекарствами. Взяв сразу несколько, он закинул их в рот, и проглотил, не запивая. Его лицо исказилось отвращением, но Иван быстро переключился с этой эмоции. — Ты не рассказывала вчера, что с Денисом было? Почему этот знает? — Понятия не имею. Я с ним не разговаривала, после того, как он подвезти пригласил. Ну, он на короткой ноге с Марией, а там и Денис… — неоднозначно проговорила писательница, наблюдая, как артист прячет чемодан обратно, под кровать, а после достаёт расчёску. Ей самой было непонятно, откуда Артём узнал про её неудачный разговор, и тем более, почему он вообще позвонил… — Он предлагал подвезти? Почему сразу не рассказала? — казалось, Иван выделил из её объяснения только одно слово, и криво усмехнувшись, с силой кинул расчёску на кровать. — Ты чего? Какая разница, что он там говорил... — девушка вздрогнула от такой резкости, и порадовалась, что он не попал по ней. Она так и замерла на полпути, сидя на постели в красном свитере, и наполовину надетых тёмных брюках. — Не думал, что во мне ещё можно вызвать такую сильную ревность… Казалось, это ушло с юностью... — дёрнув головой, бросил Иван. Его спина сильно напряглась, а губы были плотно сжаты. — Вань, ты мне вообще вчера предлагал уйти, а сейчас говоришь про ревность? — чуть усмехнулась Офелия. Она не хотела делать ему больно, либо задевать. Просто, в условиях когда он предлагает уйти, слушать про ревность выглядит странно. — Ну, ты же не ушла. Вообще это не я говорил. Страх, плохое состояние… Я не хотел, и не хочу расставаться с тобой. Но я мог бы сделать это, чтобы тебе стало лучше. — прикрыв лицо ладонями, отозвался Ожогин. Его спина напрягалась ещё больше, а пальцы с силой сжались на коленях. — Ты сам со своей Леной только так обнимаешься. Чуть ли не за ручку ходишь. — заметила девушка, припоминая все те моменты, когда его подруга буквально висла на нём. Офелия не хотела отрицать, что артистка была хорошей женщиной. Но, она буквально не могла быть хорошей именно для неё, со всеми этими объятиями, и поглаживаниями по голове. — А это тут вообще причём? Она мой давний друг. — развернувшись к писательнице лицом, непонимающе спросил Иван. Для него, видимо, ничего в этих объятиях не было… — При том. Мне неприятно. — бросила девушка, наконец надевая брюки полностью, и вставая с кровати. За окошком виднелась железная дорога, и какие-то поля, полностью пустые, урожай давно был собран. Она понятия не имела, где они сейчас. На небесах собрались тучи, а ветер был таким сильным, что пролетающие за окном деревья гнули свои ветки от него. Он даже немного задувал сквозь щели, создавая в купе холод. — Я не собираюсь прекращать это делать из-за тебя. Итак уже от Хайда отказался. А мне нравилось там играть. Такое произведение интересное... — донеслось из-за её спины, и по звуку, Офелия поняла, что Ожогин тоже встал. Он чуть двинул ее плечом, и потянулся открыть окно, а затем вытащил из кармана упаковку с сигаретами. — Куда ты сигарету тянешь! Тебе с твоими анализами даже в руки их брать нельзя. — обеспокоенно выпалила Офелия, попытавшись забрать у Ивана из рук упаковку, но он поднял её так высоко, что девушка даже не допрыгнула бы. — Отстань. Иди вон, лучше за чаем сходи. — махнул рукой он, доставая одну сигарету, и взяв её в рот, поджигая. Едкий дым окутал девушку, хоть Иван и старался курить именно на улицу. — Мы опять будем ссориться? — удручённо выдохнула она, отвернув от Ожогина голову. Она переживала за него, за его сердце, а он со своими проблемами продолжал убивать себя. — Я не ссорюсь с тобой. Просто попросил чая. — пожал плечами мужчина, практически не морщась от курения. Уже привык? Девушка, решив не спорить, просто вышла из купе, и направилась к проводнику, купить чая, и может какого-нибудь печенья к нему. Ей хотелось забрать сигареты у Ивана, но как, если он сам отказывался… Почему он вообще начал это делать, ведь всегда был против… Вернувшись обратно, уже с двумя чашками чая, и упаковкой песочного печенья, Офелия застала Ожогина на кровати. Он уже перестал курить, и просто лежал на спине, согнув ноги в коленях, что-то без особого интереса смотрел в телефоне. Запах сигарет пропитал купе, и казалось, не ушёл бы даже с проветриванием. Увидев её, Иван поднялся с кровати, и забрав из рук Офелии чашки, поставил их на столик, после чего взял девушку за подбородок, и прикоснулся к губам. Лёгкий утренний поцелуй был омрачён привкусом табака. Она поморщилась, но Ожогин не дал ей отстраниться, углубляя поцелуй, и проникая в её полураскрытый рот языком. Как будто говорил своими действиями: «принимай меня, ты ведь этого хотела». Офелия обнимала мужчину за плечи, прижимаясь ближе, гладила по руками и спине. Его губы стали более требовательно-настойчивыми, сильнее сжимая её. Как будто Иван хотел показать этим поцелуем все свои чувства, свою ревность, свою любовь… В его позе ощущалось напряжение, пальцы на её плече сжались чуть сильнее и писательница отстранилась от Ивана, не давая ему продолжать поцелуй. Он хмыкнул, покачал головой и отпустил её. — Знаешь, мне кажется, что поцелуи для тебя как своеобразный способ успокоиться… — произнесла она, взяв в руки чашку с уже подостывшим чаем. Ожогин не стал ничего отвечать, и просто лёг на кровать обратно. Оставшийся путь пролетел довольно быстро. — Давай фото в мой инстаграм выложим? Я давно ничего не выкладывал. Приезд в родной город как повод. Пусть фанаты хоть вспомнят, что я жив. — предложил мужчина, когда они сошли с поезда. Первое впечатление город приносил неприветливое. Возможно, это было из-за холодной погоды, и луж под ногами. Люди сновали рядом, то и дело ненароком задевая своими чемоданами. — Думаешь, нас не будут в комментариях оскорблять? — задумчиво произнесла Офелия, взглянув под ноги. В луже плавал алый кленовый листик. На нём были переливы оранжевого, красиво контрастирующие с основным цветом. Ожогин явно заметил её взгляд, но не стал комментировать. — Плевать. Всё что хотели, они уже сказали. Второй раз топить в негативе сил не хватит. Закрою в крайнем случае. Давай, попрошу сейчас кого-нибудь нас сфотографировать. — произнёс Иван, после чего помахал рукой проходящей мимо милой девушке, и когда та согласилась, встал с Офелией на фоне надписи «Ульяновск. Центральный.». Писательница немного смутилась тому, что их фотографировал чужой человек, и поэтому встала чуть отдалённо так, чтобы не соприкасаться с артистом. Ожогин же вздохнул от её действий, и просто потянул Офелию к себе, приобнимая. А немного погодя, склонился так, чтобы сделать видимость поцелуя. И, поблагодарив случайную прохожую, открыл инстаграм. Офелия заглянула за его плечо, отмечая, что Иван выбрал фото, где приобнимает её за плечи, а девушка довольно улыбается. После чего он подобрал песню под пост, и выложил его. — Не слишком прямо с объятием? — спросила она, побаиваясь реакции его фанатов. В прошлый раз это довело до его бегства… — Сейчас с поцелуем выложу… — пошутил артист, но по его взгляду было понятно, что это не совсем шутка. Он мог бы выложить и такое. — Давай, закинем чемоданы к маме, и погуляем немного. У меня мало времени, надо будет на интервью ехать. Потом только вечером увидимся. — спрятав телефон в карман, Иван потянулся взять и её чемодан, после чего уверено покатил за собой два сразу. — А мне что всё это время делать? С собой не возьмёшь? — осознание, что ей придется остаться один на один с незнакомым человеком настолько удручало, что скажи Ожогин это раньше, Офелия бы просто не поехала. — С мамой посидишь. Пообщаетесь. С собой нет, не в этот раз. — покачал головой мужчина, задумавшись о чем-то своем. Несмотря на свою позицию умирающего, он шёл довольно бодро, без проблем управляясь с чемоданами. Девушка задумалась, неужели это таблетки так помогают… Так почему он переставал их пить? Зачем доводить себя до состояния обморока? — Ты понимаешь, в какое положение меня ставишь… Привёз свою, фактически любовницу, и… — тихо произнесла писательница, от её слов Иван остановился на полпути. Но она не могла не высказать переживаний. Иных слов в общении с его матерью, девушка просто не представляла. — Не говори так. Ты не любовница. Я не изменял с тобой. Не так долго осталось до развода. Уже через неделю слушание будет. — нахмурившись, произнёс мужчина. С небес начали капать мелкие капельки дождя. — А ты откуда знаешь? Оповещение пришло? — несколько раз моргнув, чтобы убрать воду с ресниц, спросила Офелия. — Марине звонил вчера. Всё, поехали к маме. Я ей не говорил о приезде. Будет сюрприз. — заявил Иван, явно не желая распространяться о своём звонке. Девушку же будто пригвоздило на месте. Общался с бывшей женой… Неужели… Неужели Артём с Денисом могли быть правы, и в удобном случае мужчина может метнуться обратно? — Что? Ты с ней говорил? — Офелия схватилась рукой за его предплечье, не давая уйти дальше без ответа. — Мне надо было сообщить ей о болезни. Пойдём, я хочу маме цветов купить. — вместо пояснений, коротко бросил Иван, заметив чуть поодаль от вокзала цветочный магазинчик. Девушка хотела добиться ответа, но он просто ушёл, оставив её стоять с двумя чемоданами вещей, и несколько чемоданами тяжёлых мыслей. Зачем он звонил жене… Зачем ей вообще знать о его проблемах? Марина теперь будет волноваться, и опять лезть в его жизнь? Офелия не могла найти ни одной адекватной причины его звонку, она лишь ощущала как её разъедает негодование. Очнулась она, когда перед её глазами появился оранжевый букет георгинов, точь в точь тому листику в луже. — А мне зачем? — обескураженно произнесла она, машинально взяв цветы в руки. Её окутал немного горький, но от этого не менее приятный аромат, и Офелия не сдержала улыбки. Он даже запомнил, какой цвет ей понравился… — Не могу тебя просто порадовать? Прости. — ответил ей Иван, приобнимая свободной рукой. В другой он держал букет с красными розами. — Я был слишком резок с тобой утром. И, да. Маме ничего не говори о диагнозе. Ей не нужно это знать. Поехали уже. Дорога до дома Ожогина заняла менее двадцати минут. И каждую из этих, Офелия провела в волнении. Ей было страшно, очень страшно от мысли, что совсем скоро она увидится с его матерью. Мужчина же наоборот был расслаблен, как никогда. Было видно, как ему приятно вернуться в родной город, место в котором прошло детство и юность. Он то и дело указывал на какие-то виды из окошка автомобиля, но писательница слушала в пол-уха. Она любовалась подаренными цветами, и мысленно представляла, какими именно гадостями наградит её мать Ивана. Но, ничто не может длиться вечно. Вот и их дорога волнения подошла к концу, машина притормозила у небольшого пятиэтажного дома. — Кстати, я два раза чуть не утонул, когда плавал в Волге. Ну, это ещё совсем маленьким был… Сейчас прекрасно плаваю, и уже сам могу учить. — продолжая какие-то бесконечные рассказы о себе, Иван выгрузил чемоданы из такси, и расплатившись, покатил их к дому. — Тонул? Ваня, ты вообще за собой не следишь… А если так один раз не спасут? — обеспокоенно проговорила Офелия, идя следом за ним. С каждым шагом дрожь усиливалась, а ноги будто становились ватными. — Как зовут твою маму? Ты не говорил. — Не надо за меня чересчур переживать. Не люблю это. Подержишь цветы? — попросил артист, передавая ей ещё и розы, вдобавок к подаренным ей георгинам. — Нина её зовут. Думаю, без отчества можешь. Скажем пока, что просто работаем вместе. Вечером, если всё пройдёт хорошо, я ей сам расскажу. — Спасибо. — искренне произнесла Офелия, держа уже два букета. По крайней мере, ей не придётся сидеть неизвестно сколько времени с незнакомым человеком, объясняясь самой. Поднявшись на два этажа, Иван забрал букет из её рук, и с широкой улыбкой позвонил в дверь. За дверью послышались шаги, и через минуту она распахнулась, являя Офелии низенькую женщину с белыми волосами, тронутыми временем. Девушка даже невольно подумала, как она смогла создать такого высокого мужчину… Было интересно взглянуть и на его отца. — Ванюшик! Ну, ты мне инфаркт устроить хочешь! Можно же было предупредить! Вот вечно ты мне забавы свои устраиваешь... — шутливо начала отчитывать сына Нина, но в этом шутливом сварлении ощущалось такое тепло, что Офелия невольно расслабилась. На женщине был фартук, чуть испачканный мукой, и девушка невольно подумала, что её наверное вырвали прямо с кухни. — Ну разве так интересно, мама? Мы сейчас буквально на две минуты. — довольно, словно кот, улыбался Иван, нагибаясь, чтобы поцеловать мать в щёку. Женщина обхватила его двумя руками, и с любовью погладила по голове. После чего все втроём вошли в коридор. В квартире пахло выпечкой, и цветочными духами. Под ноги прыгнул рыжий кот, но так же быстро и убежал, не дав к себе прикоснуться. — А вы? С моим сыном поете? Проходите, проходите, вот коврик, ножки вытереть. — заметила мать Ожогина, обратив взгляд на замершую у порога Офелию, с букетом оранжевых цветов, и выражением полной потерянности на лице. — Нет, она не поёт. Мы вместе мюзикл ставим. Вечером подробнее расскажу. Мы зашли именно оставить чемоданы. — пояснил мужчина, отдавая матери розы, и самостоятельно ставя чемоданы в шкаф в коридоре. Он до сих пор помнил здесь каждый уголок. — Приятно познакомиться с вами. Иван очень тепло отзывался о вас. — произнесла Офелия, чуть улыбнувшись, и протянув руку к Нине. Она же, засмеявшись, просто обняла девушку, окутывая ту ароматом выпечки, и даже каким-то душевным теплом. — Друзья Ванечки и мои друзья. Не отпущу с голодными животами гулять. Хоть с собой возьмите. — женщина удалилась в сторону кухни, а писательница будто спокойнее выдохнула. Мать Ожогина давала какое-то тепло одним своим присутствием. — Теперь я поняла, в кого у тебя привычка всех обнимать при встрече. — чуть усмехнулась Офелия, ступив к Ивану чуть ближе, но не настолько, чтобы их враньё про простых коллег было раскрыто. — Она меня воспитала. Давай, твои цветы тоже поставлю? Или, хочешь с ними ходить? — отозвался Ожогин, протянув руки вперёд. Девушка не спешила отдавать букет, ведь это означало остаться один на один с Ниной… — Ванюшик, ну что стоишь, как не у себя дома. Забыл что-ли, где здесь что. Вот, держите, я вам свежего пирога с вишнями дам с собой, он ещё тёплый, только достала из духовки. И компота ещё. По рецепту из твоего детства. — вернувшись, женщина дала им в руки по небольшому пакету, и такой же бутылочке. Офелия немного поколебалась, прежде чем взять. Она не могла сказать, почему именно знакомство с матерью артиста так волновало её. Словно, она думала, что одно её нехорошее слово в её сторону, и Иван может передумать, оставить её… — Спасибо. Приехать без предупреждения стоило хотя бы ради твоего компота. — довольно отозвался Ожогин, приобняв мать за плечи, женщина же сжала его за талию. Она едва доставала ему головой до середины груди, что смотрелось весьма забавно. — Ну, мы пойдём? — коснулась ручки двери Офелия, так и стоя с букетом, и теперь ещё и пирогом. — С цветами что-ли? Давайте, поставлю. Кстати, у вас праздник какой? Просто, Ваня не дарит обычно цветы коллегам. Только если день рождения, или важный день какой... — заметила женщина, пытливо просмотрев в глаза девушки. Писательнице стало даже немного неловко от того, насколько пронзительным и понимающим был её взгляд, будто по одному подарку, она уже обо всём догадалась. — Ну вот, первый раз. Мы правда пойдём, Офелия потом одна с тобой посидит. У нас мало времени. — протянул Иван, и Офелия поняла, что он тоже заметил изменение во взгляде матери. Но пока не собирался рассказывать, лишь вечером. Попрощавшись, Нина взяла обещание с сына рассказать о новых событиях жизни по возвращению, и сказала, что их будет ждать хороший обед. Писательница чуть усмехнулась этим словам, узнав в них вечное желание Ивана поесть. Вновь оказавшись на улице, девушка открыла пакет с пирогом, понимая, что так аппетитно пахло именно от него. Офелия с удовольствием откусила немного, ощущая приятный, чуть кислый вкус вишни, и нежное, воздушное тесто. — От неё невозможно ничего скрыть. Ни в детстве, ни сейчас. Как будто в глазах читает — задумчиво протянул Иван, чуть приобняв девушку за плечи, когда они пошли в сторону от дома. Он и сам достал пирог, прикрыв глаза от наслаждения, когда откусил его. — Обожаю, как она готовит. За всю жизнь, вкуснее для меня еды не было. — Мне тоже очень нравится. Ей бы свою пекарню открыть с пирогами. Было бы прибыльно. — отозвалась Офелия, чуть улыбнувшись. Вкус действительно был очень приятным, и нежным. Хотелось есть ещё и ещё. — Не поверишь, предлагал. Сказала «не хочу, чтобы мою еду, приготовленную с любовью ели чужие люди». — спародировав голос матери, ответил ей мужчина. Её проняли эти слова сильнее, чем должны были. Получается, Нина посчитала её не чужим человеком? Или, это только из-за знакомства с Иваном? — Ты так на вампира похожа. Хотя вампир обычно я. — заметил артист, указав на её испачканный вишнёвым вареньем рот. Они уже достаточно отошли от дома, и девушка понятия не имела, где они находятся. — Кстати, твоя вампирскую роль до сих пор не знаю. Не смотрела. Не нашла полной записи в интернете. — отозвалась Офелия, развернувшись к Ивану лицом. Пирог был доеден, а ей хотелось ещё. — Какой ужас. Мою главную роль, и не знаешь. Придётся лично тебе играть. На ближайший же мюзикл сходишь. — в притворном ужасе схватился за голову Ожогин, и тут же, изобразив опасную, вампирскую улыбку, наклонился к девушке, накрывая её губы своими. Поцелуй со вкусом вишнёвого варенья был куда приятнее, чем с ароматом табака. — Не боишься, что увидят? Осуждать будут... — прошептала ему в губы Офелия. Какие-нибудь соседи вполне могли заметить, и донести матери Ожогина. Он даже не стал отвечать, просто приподняв девушку за талию, и начав целовать мучительно неторопливо. Артист захватил её губы — и помедлил, наслаждаясь этими минутами. Девушка отклонила голову, позволяя ему целовать, как он хочет. Иван опять стал целовать её так же медленно, будто желая растянуть наслаждение. Затем взял её ее лицо в ладони, заставляя посмотреть себе в глаза, показывая взглядом все свои чувства — нежность, страсть, обещание чего-то хорошего в будущем. У девушки захватывало дух, когда Иван вёл себя так. Она сама потянулась к его лицу, не в силах оторваться от губ, испачканных вишнёвым вареньем. Рука Ивана лежала на её затылке, а её руки скользнули ему под пальто, обнимая через одну тонкую рубашку. — Ты сама, как вишенка на вкус… — прошептал ей Ожогин, вызывая у девушки мурашки по телу. — Моя каряя вишенка. Такая вкусная... — Ты — моё сердце, Ваня… — не в силах справиться с подступающей нежностью, Офелия запустила руку в его каштановые волосы, и стала перебирать его мягкие пряди. Он был невероятно красивым сейчас, чуть прикрытые глаза, сбитое дыхание, и губы, растянутые в довольной улыбке. — Пойдём, я должен показать тебе самое важное место в моей жизни. — спустя ещё несколько минут поцелуя, произнёс Иван. *** — А ты веришь вообще? Мы как-то не разговаривали об этом. — спросил Ожогин у Офелии, когда они подошли к церкви. Несмотря на его нелюбовь к общественному транспорту, они приехали сюда на трамвае, Иван просто хотел показать дорогу, по какой добирался в детстве. К удивлению, за весь путь к нему не подошёл ни один фанат. Но всё же, мужчина был артистом северной столицы, неудивительно, что так далеко его мало кто знал. — Нет. Но, я нормально отношусь к этому, если без фанатизма. Надеюсь, для тебя не станет проблемой. — отозвалась девушка, ступая на порог церкви. Её заставили надеть платок на голову, она подобрала в цвет свитера, и немного порадовалась, что хоть про брюки ничего не сказали. — У каждого свой путь в мире, я не буду настаивать. — пожал плечами Иван, внутри церкви его лицо озарилось ещё сильнее, чувствовалось, как ему приятно вернуться в место, в котором провёл детство. Офелия же разглядывала внутреннее убранство, витражи, мозаику на потолке, невероятное количество скамеек. Хоть девушка и не верила, такие места всегда вызывали у неё какое-то восхищение. Своей величественностью, красотой и временем. — Я, кстати, не видела, чтобы ты крестик носил. — заметила Офелия, когда они прошли мимо небольшого церковного магазина. От её слов Иван поморщился, как от лимона. — А я не ношу. Вера, она из души идёт. Это не что-то материальное, и уж точно не то, что можно купить за деньги. «Не делайте дом отца моего домом торговли». Так что, я не понимаю людей, обвешанных золотыми крестами, но ничего не держащих в душе. — говорил он, недовольно хмурясь от своих же слов. Офелия согласно кивнула, её и саму бесило это желание наворовать, мошенничество на чувствах людей ради выгоды. — Мне кажется, иметь хорошие установки в душе можно и без церкви. — бросила она, останавливаясь перед очередным витражом, с изображением какой-то святой. Людей было немного, но все они вели себя тихо, доверяя свои тайны и печали лишь господу, никак не чужим. — Да. Вера лишь одно из направлений. Смотри, вон тот батюшка заведовал детским хором, когда я маленьким был. Я его совсем молодым помню. Даже моложе тебя сейчас был. — указав взглядом на святого отца, стоящего в нескольких шагах, произнёс Иван. У батюшки были длинные, тронутые сединой волосы, и такая же борода. Держа в руке молитвенник, он что-то читал про себя. — Ванюшик, ты что-ли? Глаза мои слабы уже стали. Только по голосу и признал. — повернув голову на их беседу, произнёс этот мужчина, после чего пошел в их сторону. — Я, отец Александр. Приехал на родину на несколько дней. — ответил ему Ожогин, склонив голову, пока святой отец окрестил и его и Офелию. Иван машинально повторил за ним, девушка ощутила, как много этот человек значит для него. Очевидно, он был примером в детстве, и остался таким же важным сейчас. — Ох уж эти превратности жизни… Сначала живём в доме, а после сея обитель лишь временной становится… А что за дева с тобой? — указал он на писательницу, улыбаясь по-доброму, вот только взглядом внимательно рассматривая. Девушка ощутила себя неловко от того, что пришла в обитель веры, не имея её в душе. Она стремилась уважать все взгляды людей, пусть и не разделяла большинство. — Здравствуйте. Я Офелия. Приехала вместе с Иваном. — произнесла она, не решившись перекреститься в воздухе. Подумалось, что святой отец узнает, что не от души это идёт, и будет сердиться. Несмотря на его возраст, он производил впечатление сильного человека. — Поёшь вместе с ним? — хмыкнул Александр, кажется довольный тем, что Офелия не стала лепить из себя ту, кем не является. — Ну, не совсем… — неоднозначно проговорила она, потеребив край алого платка кончиками пальцев. — Вам то я могу сказать. Она моя девушка. Так сложилась судьба, что я полюбил её. Надеюсь, вы меня поймёте. — просто, без каких-либо сокрытий, выпустил из себя Иван, и даже немного распрямился, будто ему стало легче от того, что тайну не надо держать на плечах. Офелии же, наоборот, казалось хотела стать меньше, раствориться, только бы не встретить осуждающий взгляд. — Сердце довлеет над разумом, да частенько правым оказывается. Ванюшик, споёшь сегодня вечером? Как раз орган новый установили, спасибо добродетелям. С детишками, каким ты сам был? — указал ладонью на небольшую группу детей, в возрасте от трёх, до десяти лет, репетирующих какую-то песню. Девушка успела отметить, что его пальцы не увешаны золотыми кольцами, как частенько видела у священников, а крест был деревянным. — Конечно, отец Александр. Мне приятно будет вспомнить молодость. Да и, ребятам помочь. — без раздумий, кивнул Ожогин. В его глазах мелькнуло нетерпение, желание спеть там, где и начался его путь. — Ну иди, иди с Богом. — перекрестив ещё раз, батюшка отпустил артиста, и неожиданно став очень суровым, повернулся к Офелии, погрозив ей пальцем. — А ну-ка говори, любишь Ивана? — Вы чего? — непонимающе спросила девушка, провожая взглядом спину Ожогина. Он о чем-то говорил с детьми, и смеялся. Похоже, эта небольшая церковь была невероятно комфортным местом для него. Местом, в котором он и сам на время мог стать ребёнком. — Отвечай мне. Не мне соврёшь, Богу соврешь. Перед ним ответ держать будешь. — тряхнув молитвенником перед её лицом, нахмурился батюшка Александр. — Люблю. Никогда ещё так сильно не любила. Я готова с ним куда угодно. — решив ничего не скрывать, и повести себя, как Иван, на одном дыхании выпалила Офелия. Если он так безгранично доверял этому священнику, то она и сама была готова раскрыть свою душу. — Ну, про куда угодно не надо зря говорить, покуда ситуация не произошла. А там видно будет. А знаешь ты, что женат он? — не переставая хмуриться, продолжал святой отец. Ожогин в это время что-то тихо пел, без микрофона и на расстоянии его сложно было расслышать. Дети окружили его, и слушали с таким восхищением, словно бы к ним спустился сам ангел. — Знаю. Но, он разведётся. Он обещал. — неоднозначно проговорила писательница, вспоминая его слова про звонок, она уже не была так уверена. Хоть и хотела ему верить, безрассудно хотела. Поймав её взгляд, Иван мягко улыбнулся, продолжая петь что-то неслышимое. — Грехом занимаетесь… Грехом… После развода бы и начали отношения. — хмурился батюшка, качая головой из стороны в сторону. Его длинные волосы упали на лицо, делая его похожим на какого-то волшебного старца из сказок. — Да разве это грех, полюбить? — выпустила из себя Офелия, чуть отступив. Ей не хотелось в очередной раз выслушивать плохие слова, какими награждали ее с лета. — Обручён ведь он. Да не повенчан. Как сейчас помню, говорил ему тогда, что надо бы. Да невеста не захотела. Вот и расплачивается перед Господом нашим. Не принял он их союз неодобренный… — подобное было новостью для девушки, она даже и не думала, что Марина не была верующей, как Ожогин. Попадаются же ему люди с другим мировоззрением… — Ежели с тобой до венчания дойдёт, не гневи Создателя. — от этих слов, Офелия невольно закашлялась, под внимательный взгляд батюшки. Она и задумываться не смела о браке с артистом… — Он сам тебя в руки Ивана отправил. Вижу, что любишь. По взгляду вижу. Мои глаза хоть и плохи, да зорки. И он тебя любит безмерно. По каждому движению его замечаю. Даже вдали от тебя, будто светится. — указал рукой он на мужчину, который пел, не отводя взгляда от Офелии, и кажется, улыбался только ей. Закончив петь, и обязательно пообещав отцу Александру прийти на вечернюю службу, спеть как в детстве, Иван покинул церковь, девушка же шла за ним следом, чуть задумавшись. Её впечатлило это здание, как и сам священник, открывший такие стороны жизни артиста. В голове мелькали мысли, сколько же она ещё не знает… — Феля, ты в себя ушла. Слышишь меня? Ты о чём таком задумалась? — тронул её за плечо Ожогин, после того как девушка пропустила несколько его слов мимо себя. — Мне пора ехать снимать. Я бы хотел тебе показать ещё мои места, но сейчас просто нет времени. У нас будет пара дней ещё. И вечером можешь послушать, как в церкви пою. — Хорошо. Езжай. Надеюсь, всё пройдёт удачно, и ты обратно получишь своих зрителей… — отозвалась Офелия, отвечая на его короткий поцелуй в губы. — Адрес помнишь? Я тебе такси вызову, сама в незнакомом городе потеряешься же, и где мне тебя искать... — получив утвердительный кивок, Иван прикоснулся губами к её носу, а после просто крепко-крепко прижал девушку к себе за талию. Она очень надеялась, что у него выйдет вернуть своё имя. Даже по тому, как Ожогин наслаждался вниманием детей, было видно, как он нуждается в подобном. А Офелии предстояло пообщаться с его матерью, и не выдать своих чувств раньше времени. Что было весьма сложным, учитывая, как понимающе она на них смотрела.