На грани нового

— Ирина Алексеевна! Ира! Очнись же. — в край перепуганный Кривицкий аккуратно опустил женщину на диван. Сколько пациентов проходили через его руки, он никогда так не переживал ни за одного из них. Но ведь они не были Егоровой. Кривицкий видел, как часто вздымается ее грудь под тканью халата, потому сразу сообразил отыскать и проверить пульс. Ну конечно, за полминуты уже набралось около 70 ударов. — Ира? Как ты? — заметив, как ее ресницы начинают медленно открываться, сразу же придвинулся к ее лицу, все еще сидя на полу. — Что такое? Что ты делаешь здесь, Кривицкий, черт бы тебя побрал. — пробормотала Павлова, бегая глазами по кабинету. Помнила она конечно же, как мягко приземлилась в его объятия, но сейчас не тот момент, когда можно было обнажить перед ним свою прекрасную память. Довольно нелепо ведь было упасть в руки к человеку, которого сегодня днем решила выжить из больницы и в принципе из своей жизни. — Я тебя поймал, а ты меня уже черту готова отдать. — они даже и не подумали о том, что их рабочее "Вы" резко перешло на обычное "ты". — Ир, что за обмороки? Болеешь? — каким-то волшебным образом его пальцы оплели ее расслабленную ладонь, правда Ирина этого почему-то и не заметила. Будто все так и должно быть... — В верхнем ящике тонометр. Я могу сама померять, ты только окажи услугу, подай мне его. —мужчина суетливо бросился к столу, скоро направившись затем обратно к ней, не позволив Ирине выхватить тонометр из рук. — Егорова, ну ты даешь, тут выше 160 верхнее. Таблетки у тебя хоть есть? — Да, на столе возле компьютера. Я видимо их забыла сегодня утром выпить. — Геннадий осуждающе вздохнул, принявшись рыскать в поисках нужной баночки срели разбросанных бумаг. Намеренно увидев в числе действующих веществ фумарат бисопролола, понял, что тут дело не в обычном стрессе Ирины. Протянув ей таблетку и стакан воды, уселся рядом на край кожаного дивана. — Извини, что так вышло все. Давай договоримся, что ты не будешь припоминать мне этот случай. — Геннадий понимающе кивнул, ненамеренно дрогнув скулами. Тем временем его рука колебалась в решении прикоснуться к ней. Все же эта неведомая сила одолела его умеренную скромность, и пальцы челюстно-лицевого бережно прошлись по блондинистым ароматным волосам женщины. Она лишь непонимающе взглянула на него. И почему она сейчас же не убирает его руку, не устраивает скандал и с криком не выгоняет из кабинета за такую возмутительную наглость? Почему она молча смотрит на то, как Геннадий самовольно прикасается к ней. Что-то в этом есть... Пальцы аккуратно коснулись ее щеки, нежно поглаживая, боясь спугнуть. А Ирина лишь завороженно наблюдала, как сбилось его дыхание, как подрагивали его губы в желании прикоснуться к щеке, к ее устам, с каким восхищением он смотрел на нее. Так на нее не смотрел еще никто. Даже он тогда. Трезвое сознание вторило остановить его, прогнать, но женщина не могла вымолвить и слова. Очнулась Ирина только тогда, когда Геннадий уже был полон решительности, склонившись над ее лицом, намереваясь захватить ее губы в плен нежного поцелуя. — Гена, не смей. — уперлась ладонью в его грудь, вкладывая в нее всю силу. Это больше звучало как мольба нежели как приказ. Кривицкий разочарованно выдохнул, отпрянув. — Извини. Это лишнее, я понимаю. Я сейчас тебе еще раз давление померяю, потом возьму бумаги, какие нужно, и буду помогать тебе сверять отчеты. Мне сказали, что завтра намечаются проверки. Отказ не принимается. — Геннадий заметил, что напугал ее. Черт, он слишком поторопился, вмиг разрушив все то, что только что выстроил. Мысль о том, чтобы объясниться перед Ириной за сегодняшнюю неудачную операцию, постепенно отошла на второй план настолько, что Кривицкий об этом уже бы и не вспомнил. Как только Ирине стало лучше, она сразу же бросилась к документам, желая успеть как можно больше. И в этом ей помогал коллега, которого еще днем она была готова сжить со свету. Все бумаги перебирались под гнетом такой давящей сейчас тишины. Ирина лишь изредка бросала взгляды на увлеченного делом Кривицкого, не замечая, как он всячески старался коснуться ее руки при любой удобной возможности. И как он прикрывает свои потемневшие от ее присутствия рядом глаза, когда Ирина шумно выдыхает, поставив очередную подпись. Она нервно кусала губы, понимая, что днем явно поспешила, сдав челюстно-лицевого с патрохами главврачу. А сейчас он, недавно хлопочущий возле Ирины, помогает ей в отчетности, будучи сам на грани краха своей карьеры, даже не подозревая об этом. Совесть начала грызть женщину, просто изводя ее, но виду подавать было нельзя. Может обойдется? Может Сергей Сергеевич разберется во всем раньше, чем об этом узнает Кривицкий? — Спасибо тебе большое, Гена. — застенчиво поблагодарила Ирина коллегу, когда на московском горизонте уже показались сонные лучи яркого солнца, ласково обволакивающие палаты своим светом. Поразительно, но они разобрали все документы за одну ночь, когда одна Павлова не справилась бы и с половиной за это же время. Теперь Ирина была твердо настроена на то, чтобы пойти к главврачу и самостоятельно найти выход из сложившейся ситуации. И плевать, что он подумает. — Егорова, я все жду, когда ты скажешь, что испортило твое самочувствие. — намеки хирурга прошли даром, потому единственным способом унять свой интерес было задать вопрос напрямую. — Ничего серьезного, обычная гипертензия. — отмахнулась, поглядывая на время. — Ну что, Геннадий Ильич, Ваша смена началась еще сутки назад, а все никак не закончится. — подметила, как он буквально засыпал на стуле, откинувшись на твердую спинку. — Егорова, ты такая вредная, даже отдохнуть не даешь. — он вновь зевнул, чем позабавил женщину напротив. За годы его темные кудри покрылись россыпью редкой седины, которая была особенно заметна на висках, на лице уже прослеживались морщины, а его улыбка стала более мягкой, отражая в себе отпечаток долгих лет, давших ценный опыт. Он стал более плотным, но это ему к лицу. Возмужал... Так захотелось упрятать свои тонкие пальцы в мужских волосах, провести по шелковистым кудрям и вдохнуть их аромат, понять, изменился ли он за столько лет. Нельзя. Нельзя рушить стену, которую выстраивала годами, фундаментом для которой стали слезы, горечь сильной обиды и осознание собственного бессилия перед деяниями буквально юношеской, но такой сильной любви. Первая настоящая влюбленность, она навсегда. Хотя здесь эти чувства подпитывались более глубокими и мощными корнями — желанием разделять каждый прожитый день с ним, начинать свое утро с трепетного поцелуя и обращения "любимый" к нему. Давно пора оставить это в прошлом, но каждый раз, когда она вновь отказывалась от воспоминаний о Кривицком, ее с новой силой захлестывало какое-то непонятное трепещущее чувство изнутри. Зачем врать, если она была всегда рада видеть его, что, к сожалению, уже начинала понимать. Пусть бы Геннадий и ушел из больницы, но не из ее мыслей. На то, чтобы хоть как-то начать наконец жизнь без него в голове, понадобилось долгих пятнадцать лет, придется теперь в случае чего тратить столько же. Но сдаваться, замечать свои чувства и поддаваться им тоже не хотелось. Не в духе Павловой так проигрывать. Сердце, вновь заколотившееся то ли от подскочившего давления, то ли от Него рядом, в очередной раз издало громкий удар, отдав шумом в самых висках. Видимо пора принять еще дозу такого нужного сейчас препарата. А может она не в том предмете ищет спасение? Может ее выздоровление или хотя бы облегчение сидит напротив Ирины, успев уже предаться легкой дреме? То, что она упала к нему — ошибка. То, что он прикасался к ней, а она безвольно это позволяла — ошибка. То, что они провели ночь вместе... за бумагами, разумеется, — ошибка. То, что он все еще сидит в ее кабинете, а она поедает его своим внимательным взглядом — ошибка. Может этих ошибок настолько много потому, что пришло время менять траекторию поведения? Телефонный звонок нарушил сон Геннадия и размышления Ирины, заставив обоих вздрогнуть от неожиданности этой трели. — Да. — Геннадий и забыл, что никак не предупредил свою супругу о внезапном продолжении своей смены, потому сейчас слышал взволнованной женщины на той стороне звонка, которая, проснувшись, не обнаружила дома Кривицкого. — Гена, ты где? Все хорошо? — наверное, впервые эти слова показались ему настолько надоедливы. — У нас здесь проверка намечается, нужно подготовиться. Извини, забыл предупредить, замотался. — по лицу Ирины, сидящей напротив, было видно, что она не питалась довольством от этого звонка, что не ушло от внимания сонного и напрочь измотанного, но все еще наблюдательного по отношению к коллеге Кривицкого. Остатки давней неприязни или...? Но почему-то Геннадий даже и не постарался подтвердить свои догадки о неожиданно воспылавшей в душе Ирины ревности. Не те отношения, не то время. По крайней мере ему так казалось. Стараясь отвязаться от жены, Геннадий спустя несколько десятков секунд уже распрощался с ней, без зазрения совести положив конец разговор и выключая телефон. — У нас? — Павлова ухмыльнулась, вскинув бровь. Спустя столько лет у него вновь рабочая отговорка. — Да, Ирина Алексеевна, у нас. Ладно, я пойду, не мешало бы и вправду уже появиться дома. — ухмылка стерлась с лица заведующей, а сама она отвела взгляд, разглядывая резко ставшую такой интересной рядом стоящую статуэтку. — Геннадий Ильич! — остановила негромким обращением мужчину уже в дверях. — Спасибо Вам большое. Мы позже обсудим цену Вашей помощи. — впервые за эти дни он увидел на ее лице, таком уставшем, но от того не менее прекрасном, мягкую и теплую улыбку, выражающую благодарность лучше любых слов. — Хорошо, Ирина Алексеевна, я тогда подумаю, что бы от Вас получить. А я уж очень постараюсь подумать. — Кривицкий уже прекрасно знал, что спросит с нее взамен на помощь, но еще подумать не мешало бы. А вдруг это единственный такой шанс получить от Ирины все, что захочет? В пределах разумного конечно... А разумное у них двоих было немного разным. Дверь захлопнулась, обронив громкий звук, который вновь разбудил в сердце Павловой бушующую совесть, кричащую о том, что она просто обязана сейчас же пойти к главврачу и постараться уладить все без осведомленности Кривицкого о ее кознях. Еще около пары часов раздумий дали свой результат: Ирина, набрав в легких воздух, словно он внезапно стал ее смелостью, она поднялась из-под стола и решительно направилась в кабинет главврача. — Сергей Сергеевич, к Вам можно? — глаза Ирины расширились при виде сидящего за столом напротив начальника Кривицкого. Она не успела... — Да, проходите. Мы как раз решаем вчерашнюю проблему. — так не сгорала от стыда Ирина очень давно. Потупив взгляд в пол, она прошла ближе к столу главврача, еле найдя в себе силы поднять глаза на Геннадия. Он не сводил своего пустого взгляда, который говорил о его сильнейшем разочаровании, с лица Павловой, стараясь понять, действительно ли она хотела навредить его репутации. Кривицкий все еще надеялся, что это злая шутка, что она не желала ему плохого, невзирая на слова Сергея Сергеевича. Это была последняя надежда на то, что между ними все еще могут наладиться отношения, но и она с каждой минутой все больше в его мыслях становилась такой наивной и бессмысленной. — Сергей Сергеевич, я могу чем-то помочь? — выдавила Ирина, стоявшая перед главврачом словно провинившаяся девочка. Будто это она вчера проводила эту злосчастную операцию. — Уже не нужно, Ирина Алексеевна, все решили. — отрешенный голос Геннадия отозвался тяжестью в груди, оседая осадком в сердце. — Геннадий Ильич хочет покинуть нас. Не знаю, кто там в этом виноват, но я просто в бешенстве. Почетный хирург, гордость нового отделения сейчас сидит и вручает мне заявление по собственному. — начальник возмущенно вскинул руками, бросая немного исписанный лист бумаги на стол. Ирина лишь удивленно взглянула на Геннадия. Того, что он так быстро сдастся, она не ожидала. Диссонанс: только вчера Павлова сама рассказывала об ошибке Кривицкого, надеясь, как минимум, на его увольнение, а сейчас почему-то испытывает непреодолимое желание его остановить. Только вот место не то...