Лезвие агата

Я прибыл, Чтобы понять Кто мы и что мы Где мы находимся И для чего мы здесь И зачем Кто в нас и над нами И куда ведут нас (Biopsyhoz – Конструкция Реальности)

Подготовка к празднику заняла членов Ордена на долгие часы. По приказу Теодора каждый, кто мог хорошо готовить, создавал на кухне невероятные блюда, остальные сдвигали скамьи и устанавливали воистину гигантских размеров стол; женщины сервировали его, семеня деловито вокруг, раскладывая вилки, ложки и ножи, бокалы, зажигая дополнительные свечи; Теодор наблюдал за всем этим с трибуны, на этот раз присев на ступеньку, которой оканчивалась кафедра. Он наблюдал за всеми с некоторой долей меланхолии: вот наконец его мечта сбылась… И что же дальше? Перспективы выстраивались заманчивые, но реализовать все это было сложно. Выбор. Отнюдь не каждый американец сможет посетить STEM, более того, не хватит мест. Рубен, кажется, рассказывал, что хочет передавать сигналы беспроводным путем… Тогда подключиться сможет каждый желающий. Сможет ли изобретатель создать STEM-2? Должно быть, сможет. Он же гений, черт подери. Он как-то соотнесет карту STEM-1 с модулем беспроводного подключения? Нужно сначала начертить, затем собрать… Да, «Мобиус» способен на все. Администратор легко одобрит проект и выделит немалые деньги. Это их с ним общая мечта – создать рай на земле. Они шли к этому долгие годы. И вот – наконец-то! Сегодня вечером сам Администратор посетит храм. Пока члены Ордена готовили залу, Уоллес успел сходить в «башенку из слоновой кости» и там обговорить со своим другом детали празднества. Администратор с улыбкой обсудил даже то, как ему стоит одеться на торжество, и отправил секретарей подбирать ему гардероб. Он был счастлив, что однажды лично завербовал доктора Викториано. – Это будет его день, – радостно восклицал оккультист. – Нужно все устроить в лучшем виде. – Ты аккуратнее со своим фанатизмом, – шутя похлопывал его по плечу Администратор. – Доктор Викториано – непростой человек. Он не будет подчиняться приказам. Никогда. Я понял эту черту его характера еще в день вербовки. Он слишком самостоятелен. Но любого человека можно сломать. Здесь нужно действовать щепетильно: мы не должны потерять его, и в то же время не должны обольстить его. Он должен знать свое место и понимать, кто за ним стоит. – Разумеется, мой дорогой сводный брат. Рубен читал газету, лежа у себя в номере, но смысл статьи об усилителе мощности спутника ускользал от его ума. Близился вечер, и он уже места себе не находил, предвкушая минуты собственного триумфа. Он вспоминал, как тогда, в первые дни после вербовки, отмокал в ванне и мечтал об изобретении, которое теперь построено и бесперебойно работает. Теперь он нашел себя, осталось только вписать в эту книгу немного религиозных ритуалов. Щепотку. Почему нет? Быть воинствующим атеистом – глупое занятие для интеллектуала. А потерпеть немного чужих слабостей ради самореализации иногда нужно. Человек – несовершенное существо, совершенство он может только создать. И Рубен является тем, кто создал совершенство. Осталось понять, как именно распространять сигнал без проводов. Как создать модуль беспроводного подключения, связать его с картой памяти STEM, на которой записаны миры, предварительно очистив ее, но дав нужные координаты для новых миров, чтобы их создание не было для людей травматичным. И чтобы никто не умер. Исключить монструозное содержание новой реальности, сделать ее на сто процентов безопасной. А что, если исключить все живое, кроме растений? Запрограммировать при помощи Моро?.. Да, с ним нужно поговорить. Праздник должен быть в девять вечера. Как они там, наверное, носятся, чтобы ему все понравилось… Психиатр подошел к зеркалу и улыбнулся самому себе сияющей, хищной улыбкой. Волосистая часть головы была причесана, а то, что осталось от его кожи слева, было не исправить. Волосы здесь никогда не вырастут, луковицы выжжены. Он часто сожалел об этом. Привлекательная внешность безнадежно испорчена чертовым пожаром. Викториано вздохнул и поправил свои соломенного цвета волосы. Он уже был в рубашке, осталось только надеть брюки. Хименес сорвал их и оставил на полу. Рубен, приученный к аккуратности, как только Марсело ушел – тут же надел их обратно, не оставляя в таком положении: могут смяться. А потом, когда ушел Эрвин, снова разделся и расслабился. Викториано сел на кресло, взял газету, но затем отложил ее. Он не мог читать после того, что случилось утром. Ему правда нравилось то, что с ним делал Марсело, но он не мог выносить собственного подчиненного положения. Хименес пусть говорит сколько угодно, что «служит», но изобретатель ощущал обратное и был потому вне себя от гнева и отвращения. Он не хотел разбираться, к чему именно он испытывал столь негативные чувства, не хотел заморачиваться рефлексией. Ему было глубоко противно то, что произошло, и вместе с тем он попытался признаться себе в том, что хотел еще. Марсело и правда умел отменно ласкать, доводить его до состояния экстаза, заставлять кричать от удовольствия. Но гордость мужчины была сильнее желания попробовать еще. Поэтому он отвергал своего бывшего преподавателя. Поэтому едва терпел его существование рядом с собой. Рубен не хотел признаваться себе, что перед самым отключением мозга ночью бессознательно воспроизводил ощущения, которые испытал. Во время студенчества ему не раз снились эротические сны, в которых его ласкал мужчина гораздо старше, чем он сам. А свою бисексуальность он осознал в день выпускного, хотя раньше считал себя асексуальным или как минимум гетеросексуальным. С Марсело его сексуальная жизнь заиграла новыми красками. Он запрятал в самые дальние уголки своего сознания то, что хотел повторить почти в полной точности день выпускного. Он запрятал в самые дальние уголки сознания давнее желание сделать Хименеса своим единственным партнером. Даже когда руководил клиникой, мужчина, бывало, вспоминал ощущения от чужих горячих рук и языка на своем теле, вожделеющих взглядов на каждом занятии в университете, которые, без сомнения, замечал и подсознательно желал. Изобретатель любил, когда его любили. Обожали. Боготворили. Викториано был слегка пьян. Он откинулся в кресле, приоткрыл рот и прочертил пальцами линию по своей обнаженной ноге. Палец наткнулся на ужасные следы пожара, но мужчину это не смущало: он все равно был один, и никто за ним не наблюдал. Он огладил собственное колено, поняв, что возбужден. Прикоснуться к себе? Но потом мужчина со свистом втянул воздух, чтобы очнуться, и медленно выдохнул. Нет, он не будет мастурбировать на воспоминания об утренней ситуации. Ни за что. Но изобретателю было тяжело контролировать собственные импульсы. Впервые в жизни. Бороться с собой было невероятно трудно. Маленькое, отвратительное существо в его голове твердило: «А номер Марсело недалеко от твоего». Нет, он никогда по своей воле не придет и не попросит. Даже если хочет. Неужели Хименес привязал его к себе? Мерзкая, гадкая тварь! Изобретатель сжал кулаки, руки его дрожали. Он что, потихоньку лишается собственной воли? Рубен резко поднялся с кресла, зашел в ванную комнату и умылся ледяной водой. Вода привела его в чувства. Только в качестве сделки… Только так. Да и это нужно бы себе запретить. Сохранение силы собственной воли всегда было приоритетом для мужчины. Ни один человек его не сломает, не сделает слабым. На часах было восемь вечера. Отлично, еще минут сорок можно полежать на кровати. Викториано упал на белоснежные простыни и закрыл глаза. Нужно сосредоточиться на чертеже нового модуля для беспроводного подключения… Но в голову все равно лезли ощущения, которые он испытал утром. Мужчина тяжело вздохнул. Он хотел сделку. Он хотел новую сделку, желал этих ощущений. Рука снова потянулась к члену, сердце забилось быстрее. Все равно он один, все равно лучше мастурбация, чем подчинение… Нет, лучше в душ: комната слишком большая, открытая. Рубен снял рубашку, аккуратно развесил на стуле и отправился в свою маленькую ванную. Воду лучше сделать горячей… Он снял белье и встал под горячие струи, опершись рукой о кафельную стену, а второй принялся ласкать себя. Против воли в голове всплывали собственные утренние стоны и крики. Мужчина открыл рот, изнывая от удовольствия, затем закусил губу, часто задышал – и наконец излился в полном молчании, запрокинув голову. И только спустя минуту он понял, что сделал: изменил собственной воле из-за Марсело и придался похотливым мыслям. Рубен в сердцах плюнул себе под ноги, вышел из ванной, вытерся махровым полотенцем и принялся сушить волосы, не глядя на себя в зеркало. Через минуты две мужчина понял, что его губы точно побелели и дрожали от того, что он их сжал, ощущая ужасный гнев. Настроение заметно снизилось. Хватит, нужно успокоиться. Скоро пир. Скоро триумф. Нельзя приходить на собственный праздник в таком настроении. Рубен начал медленно вдыхать и выдыхать, и наконец привел свою смятенную душу в порядок. Никто этого не видел, никто об этом не узнает. Никогда. Особенно он. Нужно было собираться на торжество. Рубен надел рубашку и брюки, повязал черный же галстук. Лаконично, стильно, просто, никаких изъянов. Он еще раз причесался, глянул мельком на себя в зеркало. Вполне неплохо. Он вышел из номера, запер дверь и отправился в храм. Когда Рубен подходил к двери храма, он увидел, что ему открывают двери двое мужчин. Открывают двери?.. Ничего себе! Мужчина ухмыльнулся. Двери раскрылись – и его взору предстала наряженная зала с гигантским столом посередине, к которому были приставлены скамьи, на которых обычно сидели прихожане. На столах были космические кушанья; мужчина питался почти одними только сэндвичами последние месяцев пять, шок отобразился на его лице. Он отправился налево, чтобы добраться до лестницы, ведущей к алтарю. Наряженные прихожане понемногу оборачивались в его сторону; женщины кокетливо улыбались ему, многие мужчины здоровались за руку. Рубен улыбался всем в ответ, пока шел по лестнице, а затем помахал рукой дальним рядам людей, многие помахали в ответ. Наконец изобретатель взошел на постамент, где обычно стоял Теодор, последний показался из-за алтаря и пожал ему руку. – Добро пожаловать на праздник, сын мой, – широко улыбнулся он. – Рад. Что мне нужно делать? – Выйди со мной на трибуну и улыбнись гостям. Теодор провел Викториано на трибуну и начал праздничную речь. – Дорогие мои! – Голос оккультиста раскатисто прошелся по толпе прихожан. – Я собрал вас всех не на обычную проповедь, а на праздник. Сегодня мы чествуем нашего пророка, который сегодня признался мне в том, что понял свое предназначение. Появление Рубена Викториано я предсказал в «Мистерионе» и теперь хочу отметить исполнение нашей общей мечты – обретение пророка в телесном воплощении. Он оказался именно таким. Воплощенный свет… Изобретатель обратил внимание на некоторых гостей, лица их были одухотворены, они словно мечтали дотронуться до него. Меж тем Уоллес продолжал: – Доктор Викториано согласился пожертвовать свою машину на общее благо. Каждому, кто пожелает, он объяснит ее устройство. Вместе мы создадим рай для людей, погрязших в грехе. «Пожертвовать?.. Что?!» Но на лице Рубена сияла голливудская улыбка. – Никогда еще наше сообщество не было так одарено, как в этом году. Это даже прекраснее Рождества, которое мы тоже провели вместе. Строки из «Мистериона» сбылись в полном объеме. Доктор Викториано не только блестящий практик, но и глубокий теоретик, вы можете убедиться в этом при личной беседе с ним. Он ценит немецкий романтизм, читает Томаса Манна и Хайдеггера, а эти люди очень много сделали для культуры и человечества в целом. Он невероятно эрудирован, в чем вы, опять же, убедитесь при личной беседе. Он высокоморален и чуток, и никогда не допустит, чтобы американец пострадал или умер. Рубен Викториано сделает для нашей нации незаменимый подарок – свой STEM. Рубен, сын мой, расскажи немного о своем изобретении гостям. – Система технохимического слияния разумов, – начал изобретатель, – это универсальный игровой механизм, в котором бессознательно моделируется искусственная реальность. Можно погрузить человека в своего рода искусственный сон – и он будет жить в матрице STEM как в реальности, телесно находясь в удобной капсуле. Реакция моих подопытных на механизм была исключительно позитивной: они освоились за какие-то недели. Они создали воистину невероятный мир: я сам видел его, подключаясь вместе с ними. Он яркий, теплый и захватывает дух. Там есть реки, леса, города, многоэтажные замки. Люди оценят красочность и уют, что их ждут. Искусственный интеллект STEM управляем из главной капсулы, в которой нахожусь я. Я могу указывать путь людям, чтобы они шли за мной. Сердце механизма подчинено мне, я вкладываю в его работу истинную любовь к человечеству. – Спасибо, – прогудел Теодор. – Спасибо, сын мой. Вы успели уже убедиться в том, что доктор Викториано искренний человек. Викториано еще раз ослепительно улыбнулся, ощущая эйфорию от внимания окружающих. Какая-то женщина так шумно вздохнула, что Рубен ощутил прилив энергии, совершенно забыв о тяжелых переживаниях, что испытывал до мероприятия. – А теперь без лишних слов приступим к трапезе. Но сначала дождемся, пока я, мои помощники и доктор Викториано сядем за стол. Спасибо за ваше великодушие, – развел руками оккультист. Раздались продолжительные аплодисменты. Кто-то даже свистел и топал. Викториано величественно прошелся по лестнице вниз, периодически стреляя глазами и помахивая рукой, подле него шел Теодор, за ними – Марсело, Джошуа, Коул, Ганс и Эдвард. Рубена провели за стол и посадили рядом с Теодором. По правую руку сел Хименес. Прихожане также устроились за столом невероятных размеров и принялись есть только после того, как Уоллес проглотил первый кусок утки. Загремели вилки и ножи, в полной тишине гости поедали диковинные блюда. Викториано съел несколько устриц и выпил шампанского, а затем принялся за лобстера. Сидящий рядом Марсело не проронил ни слова, поедая утку. – Хорошая речь, доктор Викториано, – обратился к Рубену Коул. – Ваш механизм меня заинтересовал как физика. – В физике я любитель. Я заведовал клиникой, для которой совместно с физиками сделал силовое поле, чтобы пациенты не выбрасывались из окон и не сбегали, но при этом чувствовали, что соединены с миром. Я консультировался у специалистов, – ответил психиатр. – Похвально, – кивнул Петерсон. – А как устроена ваша машина? Рубен объяснил устройство STEM почти как профессиональный инженер. – Недурно. А за счет чего совершается синтез? – Компьютерная программа. Пациенты видят ее в образе светящегося шарика, что любопытно. Программа настраивается на нейронные связи подопытных и выдает сюрреальный мир почти случайным образом, опираясь только на общие схемы и образы, которые содержатся в их сознании, естественно заключенные в нейронных связях. Сознание не живет без мозга. – Понял, – кивнул физик вновь. – Благодарю. – А что там по химии? – спросил у Рубена Эдвард (Ганс прислушался к разговору). – Применяете ли вы какие-то специальные растворы, чтобы связать органику и железо? – Обычная холодная вода. Хороший проводник. – Викториано отправил в рот лист салата и запил шампанским. – Ваши подопытные находятся в холодной воде? – с подозрением посмотрел на виновника торжества Ганс. – Не очень удобно и приятно, мягко говоря. – Зато эффективно, – выкрутился Викториано. – Да, эффективность превыше всего, – согласился физик. Ганс прекратил разговор и занялся стейком. – А как вы относитесь к тому, что нельзя испытывать изначально новый аппарат на людях? – неожиданно спросил у Рубена Джошуа. – Предлагаете на животных? – усмехнулся изобретатель. – А что животные смогут создать? – Но ведь люди страдают… – Мой механизм безопасен. Никто не страдает. – Ваши пациенты умирают. Я знаю об этом. Этот темнокожий проповедник хочет скандала? Рубен пообещал себе не давать себя спровоцировать и собрался с силами. – Джошуа, не стоит сомневаться в важности эксперимента доктора Викториано, – мягко оборвал уже силившегося что-то сказать проповедника Теодор. – Он знает, что делает. – Я не сомневаюсь в важности, но… – Никаких «но», Джошуа, – строго и ласково одновременно урезонил приближенного оккультист. – Ешь и радуйся за нас. Проповедник едва сдержал гнев и принялся молча есть. На дальних углах стола что-то обсуждали, откуда-то заиграла приятная музыка. Виновник торжества расслабился окончательно и набивал брюхо с огромным удовлетворением. Он понял, что оказывается страшно голоден, словно и слона бы съел. Сидящий по правую руку Марсело ел медленно и спокойно, не обращая ни на кого внимания. «Я его выгнал – а он все равно рядом сел», – беззлобно фыркал про себя изобретатель. – Вы обучали мистера Викториано, я правильно понял? – вдруг спросил у Марсело тот же Петерсон, который был слишком уж занят, чтобы заранее выяснять такие подробности. – Правильно. Я преподавал в его университете нейропсихологию, – охотно ответил Хименес. – Рубен был нашим лучшим учеником. – Это заметно. Все стараетесь делать идеально? – с хитреньким прищуром взглянул на Викториано проницательный физик, который, будучи таким же худым, как и виновник торжества, ел как не в себя. – К идеалу не стремится лишь тот, кто не верит в собственные силы, – философски заметил Рубен. – А есть в вашем эксперименте что-то от философии? Я вот, например, страстно увлекался в студенческие годы. – Физик зачерпнул ложкой приличную порцию пюре. – Я пишу заметки, концептуализирующие мои опыты. Важнее всего в STEM вопросы времени и пространства. То, что заложено в программе – проект новой реальности, а на любую реальность наброшена пространственно-временная сеть. – Вы заведовали клиникой? – Заведовал. Оттуда все мои подопытные. Изначально я ставил себе много целей, в том числе и излечить их навсегда за счет интеграции и переживания общего опыта. Но теперь у меня только одна цель. – Спасти мир от греха? – Больше. Управление реальностью. Изменение ее, искажение. Преобразование. Следить за ее становлением больше не моя задача, я – не созерцатель. – А не возомнили ли вы себя Богом? – опять вмешался темнокожий проповедник. Теодор предупредительно посмотрел на него. – Бог всегда будет выше человека. Человеку до него не дотянуться хотя бы потому, что он смертен. Страшнее всего, что внезапно смертен, как говорил русский писатель Булгаков. Бог – это горизонт, Бог – это полнота мира. Он ведает все. Я же – простой человек. Такой же, как и вы, – улыбнулся Викториано. Проповедник, словно переживая очередное поражение, отвернулся. – А вы лукавите: вы – непростой человек, – смерил изобретателя взглядом Коул. – Вы верите в Бога? – Я верю в неизбежность. – Рубен подцепил вилкой оливку. – Она сильнее любых представлений человека. – И вы неизбежно появились здесь, и теперь общаетесь с нами. – Коул указал на психиатра вилкой, а потом этой же вилкой прочертил круг в воздухе. Неподалеку зашушукались женщины. – У нашего лидера на вас большие планы. Вы готовы следовать за ним? – Мне кажется, мистер Уоллес ясно дал всем понять, что я готов. – И вы отдадите нам свое изобретение? – опять с хитрецой глянул на него физик. – Если того потребует наша общая цель – да. – А вы – дипломат, – ухмыльнулся Петерсон. – Не думали пойти в политику? – Я – медик, и всегда буду им, – завершил разговор Викториано. Послышался звук открывания входных ворот. На пороге появился Администратор с личной охраной. С ним шли те самые Архонты – два странно одетых джентльмена. Все члены Ордена тут же прекратили есть и вскочили со своих мест. Встал даже Теодор. Администратор в гробовой тишине прошел к своему месту, которое пустовало с начала торжества, присев рядом со своим сводным братом. И только когда он сел – все приземлились на скамьи, и праздник продолжился. – Я не сильно опоздал? – Губы Администратора растянулись в неприятной улыбке. – Ты вовремя, – кивнул ему Теодор. – Ешь и пей с нами, радуйся. – С удовольствием. Я даже взял себе выходной. Ради нашего нового чуда, – покосился он на Рубена. – Чудо – это она. Вы бы видели ее в работе... Я бы показал вам миры, что содержатся в ее карте, но, увы, не обладаю талантом художника. Я – просто чертежник, – пожал плечами изобретатель. – Не недооценивайте себя… Хотя скромность вам к лицу. Не теряйте ее. Администратор принялся есть фрукты. Викториано наблюдал за ним; он впервые видел, как тот ест. Фигура этого человека была для ученого загадкой, иногда он и представить себе не мог, что тот тоже состоит из плоти и крови, что ему нужно питаться. Управлять организацией такого размера… Невольно в Рубене проснулось невероятное уважение. Администратор нравился ему в десять раз сильнее, чем Уоллес. Он хотя бы не фамильярничал, в отличие от оккультиста, а фамильярность бесила ученого едва ли не сильнее, чем глупость. Однако он был весел и спокоен, памятуя о внимательности при общении со всеми. Столы потихоньку пустели; гостей было так много, что пища кончалась быстро. В один момент Теодор поднялся со своего места (все остальные тут же вскочили) и начал речь: – Я хочу произнести тост. Давайте выпьем за нашу общую цель – излечение Америки от ужасной, гадкой болезни – бездушия. Нас настигла плата за научный прогресс – и это она. Доктор Викториано спрашивал нас, а почему мы хотим отгородиться от прогресса посредством его машины – детища этого самого прогресса? Странно, не правда ли? Но машина нашего пророка особенная: она создает для людей новый мир, безграничный, где они смогут делать при помощи одной лишь силы сознания и подсознания невероятные вещи. Они заживут счастливо там. Эта реальность уже осыпалась, словно древний фолиант. Она уже прогнила. Нам нужна новая реальность. Давайте выпьем за то, чтобы как можно большее количество людей присоединилось к нашему проекту и зажило свою лучшую жизнь. Все гости чокнулись бокалами с шампанским и выпили, а затем выжидающе взглянули на своего лидера и сидящего рядом с ним изобретателя. – Сын мой, скажи им пару ласковых слов: люди ждут, – прошептал оккультист на ухо изобретателю. Тот поднялся и принялся говорить: – Моя машина – не панацея от бездушия: в новом мире могут возникнуть неравенство, деньги, убийства и горе. Но вот для чего вам я: я буду строить этот мир так, чтобы ни у кого не возникло желания вредить другим. Я буду управлять им. Это не монархия, это бессмертие для душ каждого из жителей. Вы передадите бразды правления в руки вашего пророка, и я смогу устроить рай для всех нас. Верьте мне – и однажды обретете свободу, о которой мечтали немецкие классики. Вы – первые, кто посетит STEM, именно для вас я выращивал сады, виноградники, садил сакуру и следил за бегом воды в реках. Этот мир действительно будет раем. Мне остается только программировать его уют, над чем я буду работать и дальше. Всю жизнь я страдал и наконец пришел сюда, в свой любимый дом. Поверьте, моя жизнь была мучением, но я не озлобился и не желаю вам той же участи. Я желаю вам долгой и счастливой жизни в мире без греха. Вы полюбите его и друг друга. Какой-то мужчина захлопал в ладоши, а затем его хлопки дополнились десятками других, и вот наконец все прихожане разразились продолжительными аплодисментами. Многие женщины смотрели на Рубена влюбленными глазами, словно видели Христа. Он вознес руку с бокалом и выпил шампанское, и, к удивлению мужчины, все тут же совершили такой же жест. Хонеккер сидел в дальнем углу стола и почти не видел Рубена, зато отчетливо его слышал. «Негодяй», – злился он, – «как ты смеешь обманывать тех, кто искренне верит в твою избранность? Как тебе удалось обмануть Администратора? Почему они все верят тебе? Да они не знают и половины твоих грязных тайн!» Сидящая рядом Кэсси смотрела на австрийца обеспокоенно, а он только спустя минуту заметил, что сжал кулаки. – Он еще хуже, чем я думала, – прошептала женщина на ухо австрийцу. – Сладкоголосый какой. – Он хороший актер, отлично вжился в роль, – ответил ей Эрвин тем же шепотом. – Настоящий пророк. – Теодор – полный псих, если верит ему. Фанатик, – ворчала биохимик. – Мы все – ученые, а слушаем религиозные бредни. – Тогда зачем ты вступила в Орден? – Быть ближе к власти. Сегодня я впервые увидела Администратора в живую. Давно мечтала об этом! – Женщина обняла себя за плечи. Эрвин продолжил есть рыбу и запивать ее рейнским. Внезапно подле Викториано сдвинулся стул: это поднялся Марсело. – Я тоже хочу сказать, – начал он. – Доктор Викториано был достоянием нашего университета, а теперь – достояние «Мобиуса»… «О, боже», – пронеслось в голове изобретателя. – И этим мы обязаны Администратору, который завербовал его для нас. Я не ожидал, что увижу нашего пророка еще раз, да к тому же здесь. Мы все обязаны судьбе, она спасает нас. Рубен, – он поворачивается к изобретателю, тот смотрит прямо, – сможет спасти человечество, его эксперимент невероятен… – Смерть! – неожиданно рявкает Джошуа. Теодор смотрит на него с осуждением. –…и только наш лидер способен направить пророка на истинную дорогу. Слово лидера – закон. Доктор Викториано понимает это. Машина будет собственностью Ордена. Мы верим в то, что каждый из вас подходит для того, чтобы жить в раю. Доктор Викториано будет думать над тем, как распространить сигнал машины на дальние расстояния. Мы подключим Айдахо, а затем – остальные штаты. Президент одобрил нашу миссию. Все мы будем счастливы. Давайте выпьем за общее счастье. Все подняли бокалы и выпили. Марсело сел и принялся за утку. Рубен был вне себя, но сдерживался: машина будет собственностью Ордена? Это они без него решили? Без создателя? «Хименес, мелкий ублюдок», – злился про себя мужчина. – «Когда ты прекратишь приносить мне вред?» Ужин продолжался. Администратор пригубил шампанского, Теодор – тоже, а вот Марсело напился до чертиков. Рубен был осторожен. Ему, конечно, не было все равно на собственный образ, но и оторваться после месяцев на сэндвичах хотелось, на то все искусные блюда. Он попробовал все, что было вблизи, и неожиданно для себя объелся, а потом откинулся на стуле и почти дремал под тихие разговоры гостей. Теодор и Администратор о чем-то беседовали, Коул, Ганс и Эдвард налегли на лобстера и не общались, несколько женщин неподалеку шушукались. Наконец одна из них встала и положила на стол к изобретателю салфетку. Хименес подтолкнул своего соседа, мол, смотри, записка. В ней значился номер комнаты. – Пойдешь? – улыбнулся пьяный Марсело. – Нет, – отрезал трезвый Рубен. Ужин закончился, все ушли сытыми и довольными. А изобретатель и его бывший преподаватель опять шли вместе на свой этаж. – Какого хрена, Хименес? – гаркнул наконец Рубен, когда они вдвоем ехали в лифте. – Что? – Моя машина – это моя машина, мерзкая ты тварь! Ты и твой проклятый друг-шизофреник! Да срал я на нужды вашего ордена! Машина никогда не будет вашей, слышишь меня или нет?! Марсело смотрел в пол. – Что молчишь? Договорились без меня? О моем изобретении?! – Рубен, перестань… – вяло ворочал языком испанец. – Машина будет твоей, но она будет служить нуждам Ордена. Ты – пророк, у тебя изменилась роль… – Да срал я на эту роль! – вскипел изобретатель. – Я – ученый, а не Иисус Христос! – У тебя нет пути назад… – задумчиво проговорил Марсело. – Ты вступил в Орден, познакомился с Уоллесом… Он увидел в тебе пророка. – Да срал… – Не кричи. У меня болит голова. Иди к себе и отоспись, завтра воскресенье, надо отдыхать… Викториано тяжело вздохнул. Они разошлись по своим номерам молча, даже без прощания. Рубен не мог заснуть: мешали сытый желудок и огромное количество неприятных мыслей. Как они могли без него… Договорились о том, на что не имеют права! Они оба не имеют никаких прав на STEM! Изобретатель лег прямо и сжал кулаки после долгих попыток найти удобную позу для сна. Ублюдки! Они решили все за него! Хименес говорил ему что-то подобное об Ордене, но чтобы так… Какой он к чертям Христос? Какой пророк?! Вечернее хорошее настроение мигом улетучилось. Что теперь делать? Отдавать машину он не собирался: слишком дорогой подарок. Экспериментировать на здоровых – почему нет? Если Уоллес предоставит ему подопытных – почему нет? Если будет договор… Нет! Мужчина заворочался. Он не может найти для STEM эквивалентной платы. Его изобретение бесценно. Он ночами чертил, продумывал каждую деталь… Чтобы лишиться своего любимого дитяти? Умной женщины, которая его обожает?.. Утром у Викториано раскалывалась голова. Он пролежал неизвестно сколько часов в постели. В первый раз он взглянул на часы – три сорок. Пора обедать. Тем более, что завтрак он проспал. Мужчина сел в постели и тяжело вздохнул. Ему было больно терять механизм. Работать под началом Уоллеса? Это же кошмар наяву! Он кое как встал, умылся и оделся как попало, только чтобы выйти на обед. Он прошаркал по паласу в коридоре до лифта, радуясь, что не наткнулся на испанца. К черту теперь его общество! Мужчина спустился в столовую – и там увидел Юкико. Он решил подсесть к ней, чтобы скоротать время. – Добрый день, – поздоровался Рубен. – Привет, – ответила ему японка. – Что-то ты давно не обращался ко мне с подопытными. Как они поживают? – Трое умерло: Зайлер, Шнайдер, Беннет. – Очень жаль, – она покачала головой. – Машина убивает их. Мне предложили работать с психически здоровыми людьми. – А этих ты куда денешь? – Она подозрительно покосилась на мужчину. – Предлагают убить. – И что ты думаешь по этому поводу? – Пока не знаю. Для продолжения эксперимента мне нужен только мозг Уизерса. В нем мы поселим новых подопытных. Остальных можно в утиль. – Ты жесток, – сжала губы Хоффман. – А куда их девать? «Мобиус» будет их просто так кормить? – скептически заметил Рубен. – Ну… – задумалась Юкико. – Отправить по домам? – Стерев память? – «Мобиус» так может. Почему бы и нет? Отправь всех своих пациентов обратно в город. Они больше не нужны… – Но красота миров! Ты не представляешь, что они создали! – восхищенно пробормотал Викториано. – Ты не видела, а значит не можешь оценить. – А здоровые люди оценят сюрреализм этих миров? – возразила девушка. – Им там будет уютно? – Перезаписать, видимо, все равно придется. Но Уизерс – шизофреник. И машина выбрала его! Я в прострации… – Мужчина зачерпнул ложкой суп. – Отправь пациентов назад, – упрашивала его Юкико. – Не убивай. Они же живые. Они страдают. – Гребанная гуманистка, – хохотнул психиатр. – Хорошо, я подумаю над этим. Сотрем им память и отправим в какую-нибудь больницу доживать свой век. – Но среди них много юных, – все возражала девушка. – Они хотят еще пожить в здравом уме. – Тогда сотрем половину их воспоминаний, – упорствовал Рубен. – Будут еще моложе. – Делай как считаешь нужным, я просто попыталась тебя навести на теплое отношение к своим бывшим подопечным. Они не заслуживают смерти. Они ничего тебе не сделали. – Ой ли, – фыркнул мужчина. – Видела бы ты лицо Филипс, когда я прохожу мимо ее капсулы. – Будь я на ее месте – я бы тоже ненавидела тебя. Ты лишил ее семьи и друзей. Ты лишил ее всего. Я не осуждаю, но я понимаю ее. Я понимаю так же и тебя: кто бы тебе предоставил подопытных? Для твоей первоначальной цели, насколько я ее поняла, нужны были психически нездоровые люди. Ты хотел излечить их, так? – Хотел… Но все в итоге вывернулось совсем в иное русло. Моя машина разумна, и я уже это доказал. – Как ты это выяснил? – Сделал чат с мозгом изобретения. Она – женщина. И она прекрасна. – Ты влюблен в машину? – улыбнулась Юкико. – И она еще обведет меня вокруг пальца. Но я верен ей, никогда не изменю ее доверию. Это блестящий ум. Ни одна женщина таким не обладает. Кстати, Уоллес видит во мне пророка, прочел свою дурацкую книгу, где предсказал мое появление. Вчера был пир в мою честь. – Ты склонен обесценивать окружающих, – проницательно заметила девушка. – Я подозреваю, почему. Если они тебе не нужны – отпусти их. Если теперь ты – пророк – так сделай доброе дело. Рубен задумался. Стереть память – смогут ли ученые «Мобиуса» сделать это? Им все подвластно, если он захочет – они сделают все для пророка. Любое дерьмо. Даже убьют всех. Или дадут избранным жизнь. И он все еще распоряжается жизнями испытуемых. Это у него не отнять, даже если они присвоили его машину. Действительно, некуда деваться. Ничего уже не изменить. Рубену стало тоскливо и больно, словно вырвали кусок его тела. – Тоскуешь? – вдруг нарушила тишину японка. – Я не хочу отдавать машину Уоллесу. Это моя машина. STEM – только мой. Я вложил в нее столько, сколько Уоллес не вложил ни в одну строчку своей сраной книги. И я впервые не знаю, что мне делать. – Ты работаешь «на дядю», придется следовать указаниям начальства. Все в конце концов знают, что именно ты – создатель STEM. Все знают – не достаточно того? – ласково спросила Хоффман. – Ничего ты не понимаешь, – проворчал Рубен, вытерев рот салфеткой. – Все это – дерьмо. Мне надоел этот цирк с оккультными символами и пророками. Я бы убрался отсюда… – Забрал бы пациентов с собой? – Только Уизерса. Его мозг мне нужен. Его нужно беречь, как бы мне не было плевать. Остаток воскресенья Рубен провел, отмокая в ванне. Ему было больно и тяжело, так, как давно не было. Трудно дышать… У него отберут его сокровище… Сделают эту голографическую леди с ледяным сердцем всего лишь марионеткой в чужих руках… Нет, нельзя это допустить.