Мои ежедневные похороны

       Тёплая кровь брызгами разлеталась во все стороны, стремительно окрашивая рядом стоящие объекты. Всё, в который раз, покрылось тёмно-красными оттенками чужой боли. Хлюпающая жидкость глушила тяжёлое, хриплое дыхание синего убийцы, однако нервный смех был громче их обоих. Он практически ритмично совпадал с бьющей по груди лиса дрожащей рукой, не знающей пощады. Существо снизу было абсолютно беспомощным: под оркестр разрывающих уши криков, детские ладони хватались за высохший чернозём, хрупкое тело безумно вертелось, делая себе лишь хуже, а широко распахнутые глаза стали такими крохотными, оставив после себя лишь гладь белизны.        Безумец не мог не уродовать этого мобианца, учитывая то, как часто его тупой взгляд и писклявый голосочек вызывали у него агрессию и отвращение. Его тело полностью поглотил гнев, неописуемый ничем. Мир вокруг исчез, оставив перед собой лишь это недоразумение. Этот лис — единственный, кто мог сказать хоть что-то, но вместо внятных слов или попыток завязать диалог, всё приводило к одному отвратительно неприличному слову, значение которого всё ещё оставалось неизвестным. Надежда на малейшие изменения казалась глупой, нереалистично шуткой.        Стоявший рядом Долл не собирался помогать, он лишь отвернулся от нового знакомого, что избивал ребёнка, в то время, как его программа начала бить тревогу. Она умоляла немедленно начать спасать лиса и забинтовать всевозможные раны, уже ввела отчёт о полученных травмах, предсказывая необратимую потерю крови. В конце концов, система винила робота в бездействии и равнодушии, заставив его подойти ближе, но всё, увы, оказалось бестолку. Он прекрасно понимал, что спасать уже нечего, и что лезть в эпицентр действий, когда псих и сам может разорвать его на куски, это полнейшая идиотия. Оставалось лишь вновь обратиться к безжизненному пейзажу под ласкающую уши тишину и вновь задумываться, что ему со всем этим делать.        В сенсоры сразу бросилось то, что «лис» заметил только сейчас: небольшой островок вдалеке, где пальмы и вся растительность развивалась, и тянулась к небольшому чёрному прямоугольнику с закруглёнными краями. Чувство дежавю внезапно охватило Долла с ног до головы, припоминая, что он видел что-то подобное давным-давно, но намного больше и угловатей.        Удары постепенно прекратились и запыхавшийся мобианец смотрел на абстрактную картину из кожи, мясного фарша, и розовых костей. Аж органов не видать. Лица не распознать, но зато из случайно разбросанной органики можно было разглядеть силуэты и образы, к примеру, косы и велосипед. До этого бордовые, обгоревшие руки пропитались свежей кровью, выливая остатки через сквозные дыры. Голова психа наполнялась ничем, чтобы вновь абстрагироваться от ситуации и перевести дыхание.        — Вы закончили? Уж слишком вы замолкли, — Долл, наконец, повернулся к ежу.        — А не видно? — Ухмыльнулся он, после чего встал и слегка выгнул спину, хрустя ей. — Странно, что ты промолчал. Я тут, значит, твоего собрата избиваю, а ты не заплакал, не закричал, даже не проронил ни слова. Даже сейчас не бежишь его спасать.        — Кроме внешних характеристик, нас ничего не связывает, — сказал Долл, произнося эту фразу далеко не в первой. — К тому же, здесь уже нечего спасать.        — Значит, следующего не добью и оставлю тебе, — самодовольно хмыкнул псих, переворачивая ребёнка на спину. — Как думаешь, у него на этот раз есть хвосты?        — Очевидно, что есть.        — А вот и нет! Глянь, — его босая нога постучала по копчику жертвы, показывая на рыжий пучок шерсти. — Ему заранее выдернули мотор! Представляешь, у него может быть один хвост, может два, а может и вовсе не быть. А если у лиса их два, то он становиться вертолётом.        — Ага, — робот продолжил смотреть на тёмную фигуру вдалеке. — Так вот, что вы хотели мне показать. Согласен, странно.        — Показать? Я хотел что-то показать? — Недоумение ежа сыграло на лице, показывая, что он явно не осознавал причину визита сюда, пока не вспомнил. — А… Ты про это… — Его взгляд вновь упал на труп. — Эх, поздняк метаться. Финита ля комедия. Надо было где-то спрятаться.        — Я не про лиса.        — Чего?        С хрустом подняв голову на собеседника, живой мертвец уследил его взгляд, после чего рассмеялся.        — Ты про это, что ли? А это телевизор. В нём свиней показывают. А свиньям показывают меня.        Долл продолжал смотреть на столь знакомый антураж, пока не вспомнил, где он мог видеть подобное. Изредка, на трассах, Соник использовал Изумруды Хаоса и участвовал, будучи в Супер Форме. Правда его форма не давала ему ничего кроме лёгкой левитации и золотистого цвета колючек. В те разы, когда роботу удавалось догнать его и слегка коснуться, тогда случалось то, что он не может объяснить до сих пор. Ещё никто не мог ясно ответить, что это, и не верили в эти, как они считали, «выдумки».        Тьма. Тишина. На потолке мигала лампа, освещая клетчатый чёрно-белый пол. Паралич накрывал тело, давая невидимым нитям держать его. Не двинуться, мёртвые на тот момент глаза смотрели лишь в одну точку.        В чёрный, огромный, со сверкающей поверхностью прямоугольник, внутри которого виднелось… что-то похожее на лицо. Настолько изуродованное и инородное, что сказать точнее кто это, было задачей не из простых. Какое-то чудище. Круглое лицо с большим наростом по середине, раздутыми опухолями на рту, красными пятнами на подбородка, вырывающиеся наружу и полностью гладкая кожа. Нечто прожигало своими крохотными, холодными глазками несуществующую душу. И всё это в тишине. Оглушающей тишине.        Эта встреча с неизведанным длилась пару минут, но они тянулись слишком долго. Всё это казалось наказанием, чудовищной мукой терпеть чужой взор, хоть и ничего не происходило.        С отсутствием гонок в жизни Долла, исчез и этот странный экран с плиточным полом. Он не находил ничего похожего в книгах и воспоминаниях других. Эта рушащая идиллию комната иногда всплывала в голове, но на этом всё заканчивалось. А теперь он вновь, смотрит в уже пустой четырёхугольник.        — Он всегда здесь? — обратился к ежу «лис». — Мне нужно подойти к этому как можно ближе.        — Ближе говоришь? — Руки психа опёрлись об его выделяющийся таз. — Ты хочешь умереть вместе со мной? Звучит, как отличий план!        — Не втягивайте меня в свои… извращённые игры.        Медик никогда не понимал тех, кто решался наложить на себя руки. Это действие казалось нелогичным. Неужели какие-то цифры или слова способны лишить кого-то жизни? Убить себя и своё будущее. Пожалуй, худшее и жалкое, что можно было придумать.        — Да что сразу извращённые то? Своеобразные.        Подойдя к своему напарнику, не раздумывая, живой мертвец схватил его за талию и с небольшим трудом положил лёгкий механизм на своё плечо. Весу к алюминиевой конструкции добавлялся небольшой источник питания и вычислительная машина в голове, но даже так, больше килограммов шести медик явно не весил.        «Лис» уже устал изображать возмущение и недоумение, как и от всего этого мира. Да и в принципе, Долл никогда не предназначался для общения или коммуникации. Чувствуя на себе косые взгляды, внутри творился покой. Почему он должен беспокоиться о тех, кто не нуждается в помощи? Когда на него кричат или ругаются за мелкие поступки, он просто уходил. Ругань — это злой звук, не имеющий смысла. Хобби, занятия, увлечения — вещи, которые никогда не существовали для него. Порез заклеить, ушиб обработать, рану зашить, операцию провести, поломки убрать. Новые клиенты, новые медикаменты. Всё это составляло его жизнь и мысли о том, хочет ли робот этого, никогда не возникали. Пока программа внутри него работает, он будет что-то делать, и кроме неё у него нет ничего.        Потребовалось не так много времени, чтобы добраться до точки назначения. Тела в водоёме упрощали путь, давая спокойно шагать по их спинам и головам. Части тел лишь мелком выглядывали. Безумец словно ходил по бордовой поверхности воды, слегка зачёрпывая жидкость в свои отклеивающийся подошвы. Он определённо знал этот путь, учитывая его уверенный ход и вернувшийся счёт шагов. А дойдя к берегу, добраться до цели помогла тропинка с отпечатком мужских туфель. Минутку… туфли?        И вот, они стояли лицом к лицу на возвышенности с этим парадоксальным, чёрным, как ночь, прямоугольником. Он оказался небольшим, размером с их головы. Дальше него было ничего: экран был привинчен к покрашенной, мимикрирующую под окружение стеной. Сейчас, он лишь слабо излучал свет из сломанной стеклянной основы.        — Мы на месте, лис! — С привычной его улыбкой, псих поставил Долла на ноги и, подойдя к экрану, манерно поклонился. — Познакомься, Серафим.        — Необычное имя, — медик подошёл к раме четырёхугольника, начиная убирать многолетний слой пыли.        — Это я придумал. Ну, а что? Следит за мной, бдит и насмехается! — Он покосился на экран. — Это ещё свиньи здесь нет!        — Я, кажется, понимаю, что вы имеете в виду под свиньями. Белое существо с малыми очами, так?        Псих замер, вновь не веря в услышанное и схватил сообщника за плечи:        — Да. Уродливые такое. Что ты ещё знаешь? Я чего только не прочитал, но ничего подобного не нашёл! Это телевизор?        — Я знаю не больше, чем вы, однако не спорю, что это может быть телевизор. Да и вы сами его так называли. — Робот взглянул и показал пальцем на раннее очищенную область. — А название её далеко не «Серафим».        На железном, окислившимся ободке барельефом были выдавлены четыре буквы, скрывающийся под засохшей глиной. Латинскими заглавными буквами высечено неизвестное им слово, виднелась лишь «S» в начале. У них не было никаких либо предположений, лишь ёж сдавленно выдал:        — Ну и плевать, в принципе, — и убрал руки, повернувшись к бесконечно тёмному экрану, изредка поглядывая на робота.        Механические руки продолжили изучать железную раму и наткнулись на небольшую кнопку. Нажав, выше неё, как дисковод, выдвинулся механизм с шестью картонными листами формата А5. Долл взял их в руки и принялся рассматривать. Это были обычные чёрные картонки с отпечатками пальцев и незамысловатыми красными фразами, явно нацеленных на устрашение. Вряд ли конечно обычное «Я тебя нашёл» заставляла потеть и нервничать, но каждого пугают своеобразные вещи. Медика вот пугает, если можно так сказать, поведение его нового знакомого, а вам оно покажется милым.        — О, эти штуки я давно находил! — Мобианец вырвал из его рук два листа и с улыбкой посмотрел на них. — И я забыл, что они вообще есть.        — Учитывая ваше состояние, забывать — это свойственно вам. Вы имя-то моё помните?        — Помню, даже лучше, чем ты сам!        — Это каким образом? — Долл вновь опустил взгляд. — Так, а это что?        На одной из одинаковых бумаг красовалось изображение. Деформированная, ненастоящая рожа ежа с синими колючками прожигала душу изнутри своими красными точками вместо глаз. Из них сгустками лилась бордовая кровь. Широкая улыбка растянулась до самых ушей, обнажая золотые от налёта зубы. Всё это лицо было мыльным и нечётким, тело и вовсе словно отсутствовало. А снизу, посередине, от руки алым красным написано «Я Бог». Не узнать в этом изображении ещё не покалеченного психа было трудно. Слабо вериться, что он сам себя так изобразил.        — Ничего не хотите объяснить? — Долл спокойно протянул это ему.        — Да, это я. Знаю, урод. — Он хихикнул. — А ты чего хотел услышать?        — По поводу этой надписи.        — «Я бог»? — Псих вздохнул, недовольно цокнув. — Да какой из меня бог? Он эгоистичная мразь, что может сделать всё, а после его кто-нибудь да оправдает, мол «благое дело». Меня некому оправдывать. Да и знаешь… — Он взял карточку. — Не то чтобы я верил в бога. Я верю в ангелов, архангелов и демонов, но ни в богов, ни в пророков. Но не об этом.        Псих подошёл ближе к манящему четырёхугольнику и приблизился свои руки ближе к экрану. Его шерсть слегка распушилась.        — Тут есть вещи куда интересней! Смотри! — и с этими словами, его много-повидавшие руки поступились к поверхности телевизора.        Подушечки пальцев мягко коснулись, и экран податливо им выгнулся, продолжая щекотать током остатки кожи. Не проходит и минуты, как сожжённые, как казалось роботу, конечности окунулись по самый локоть внутрь. Неприятный писк. Мерцание. Всё стало заливаться всеми цветами, которыми можно были представить, сменяясь всё быстрее и быстрее. В нос врезался запах микроволновой еды, владелец рук пристально, с довольным лицом смотрел на всё то, что происходило с ними, участив дыхание.        Спустя минуты две, решив прекратить этот ад для эпилептиков, псих всё же вытащил их. Точнее то, что от них осталось. Мышцы расплавились, оставив лишь чистые, белые кости рук, что ещё могли двигаться по какой-то совсем неведомой причине. А ежу хоть бы хны. Не вопил, не скулил, даже не замычал. Его уголки рта всё ещё были подняты верх, молча смотря на то, что он сделал. Глаза вновь устремились к новому другу.        — Круто, да?!