***
Следующим днем Фидель убедил Рэйвена провести с ним время в библиотеке, чтобы начать его обучение теории колдовства, как бы, возможно, абсурдно это ни звучало в контексте непредсказуемости магических искусств. Блэкстоун, разумеется, больше тяготел к практике и испытал разочарование, когда не обнаружил в библиотеке на первом этаже поместья ничего, что могло бы содержать в себе конкретные заклинания или ритуалы. Так как Кастеветты знали о возможных рейдах инспекторов, такие книги было опасно хранить на откроем месте, потому здесь уже не первый год простаивали без читателей труды об истории и культуре Ариминума и их многочисленные переиздания. Да, в библиотеке можно было найти и тома, содержащие еретические темы, однако то были не более, чем научные изыскания все тех же исследователей культуры. Для такого знатного рода, как Кастеветт, это было даже ожидаемо, да и далеко не все аристократы были в курсе, что оставили в огромной семейной библиотеке их предшественники. Перебирать ее — дело пыльное и муторное. — Я понимаю, что сухая теория может показаться тебе довольно скучной, — Фидель сел напротив Рэйвена, придвигая свой стул поближе к небольшому письменному столику, — однако без нее невозможно будет подготовить твой разум к грядущим испытаниям. Сотворение заклинаний — это не просто проговаривание волшебных слов и мечтательные взмахивания руками, как описывают в старых сказках... Это не столько голос, сколько мысль, истинное, неподдельное желание, всецело осознаваемое намерение, требующие исключительно точного воспроизведения и в уме, и на языке. Чего уж таить: знания, с которыми мы имеем дело, непредсказуемы и не только тяжело проходят сквозь наш череп, напитывая собой мозг, но и всегда оставляют после себя непоправимые последствия, если нырять в их омут с головой. Чаще всего это заканчивается абсолютным безумием — божественные силы смертным не по зубам, а избранные вынужденны иной раз целыми десятилетиями тренировать себя, чтобы использовать дар Старых Богов. Судя по тому, как внимательно юный Блэкстоун слушал мужчину, он принял чужую правоту и был готов набраться терпения. Пока Фидель вел свой поучительный монолог, Рэйвен бросал кроткие взгляды на стопочку книг под широкими ладонями Кастеветта. Наконец, тот взял одну из них за корешок и принялся перелистывать страницы загадочного писания, оказавшегося рукописью какого-то колдуна. Ее обложка была похожа на кору черного дерева, пылинки, витающие в комнате, вопреки всем законам физики проплывали мимо нее, словно боясь соприкоснуться с книгой. Над поверхностью рукописи мерцала прозрачная, едва заметная оболочка, искажающая все близлежащее пространство. — Не только рассудок, однако, может быть утерян при неосторожном изучении магических искусств, — мужчина, найдя в книге искомое, развернул ее к подростку. — Взгляни на нарисованные здесь посохи. Как видишь, на концах каждого из них находится зачарованный камень, и все бы ничего, если бы использующие их адепты не практиковали магию разрушения. Они включают в себя ряд стихийных заклинаний, уничтожающих все живое и неживое, чаще всего это огненные и ледяные смерчи. — И чем это плохо, если без морализаторства? — Тем, с чего мы начали наш сегодняшний урок, — господин Кастеветт перелистнул страницу, на этот раз показывая мальчику детальные изображения, сделанные самим автором рукописи, где вывернутые наизнанку колдуны, насильно приняв неестественные позы, держали в почерневших от ожогов или гангрены руках изящные тонкие посохи, — непредсказуемостью. Блэкстоун не нашел слов для ответа, пораженный натуралистичностью изображений, вышедших из-под руки человека, наблюдавшего за смертью с таким вдохновением, что это сподвигло его написать и проиллюстрировать целое пособие о разрушении. От вида расплавленной кожи и оторванных кусков плоти ему стало дурно, но он постарался взять себя в руки, прогоняя из мыслей воспоминания о сыром фарше из столовой в приюте и его запахе. Некротические массы с очертаниями человеческих лиц, запечатлевших в себе посмертный ужас, навсегда останутся в его памяти. Достаточно было лишь одной страницы, чтобы понять: автор рукописи — никто иной, как безумный гений. Впрочем, так его и запомнила история, Аврелием Безумным, а труд его известен исключительно узкому кругу людей как «Большое исследование темного эфира». — Довольно демонстраций на сегодня... — Фидель убрал рукопись в сторону и взял другую книгу, открывая ее на странице со схематичной классификацией. — Далеко не все люди, наделенные волшебными способностями, обладали притязаниями в их отношении, как, например, ты. Похоже, некоторым нравилось придерживаться своеобразного нейтралитета, занимаясь систематизацией известных заклинаний. Существует множество классификаций доступных нам чар, и все они довольно условны, потому заострять на них внимание сегодня не будем. Эффекты их достигаются несколькими способами: либо посредством чтения заклинаний, вслух или мысленно, либо с использованием зачарованных предметов, например, камней, либо через применение волшебных зелий, или путем нанесения на поверхности сигиллов. При проведении сложных ритуалов эти способы нередко комбинируются, пример тому — поисковый ритуал. — Вы говорили, что расскажете о нем более подробно. — Да, он знатно заставил нас с Адель попотеть... — невесело усмехнулся Кастеветт. — Главная составляющая — нечто, принадлежащее искомому: прядь волос, лоскут изношенной одежды, кусочек ногтя. У нас, увы, после твоей пропажи осталась лишь фотография, — на мгновение Фидель растерялся, забыв, где же фото находится сейчас, но вскоре расслабился, вспомнив, что альбом с ней спрятан Адель. — Мы обработали снимок специальным прозрачным раствором, настаивавшимся несколько лет, предварительно потратив по году на выращивание каждого из десяти ингредиентов, его же нанесли и на большую карту острова, — мужчина махнул подбородком на висящее на соседней стене изображение длиной от пола до самого потолка. Мы прикладывали маятник к каждому, даже самому неприметному местечку, но это не увенчалось успехом. Тогда мы понадеялись на камень у тебя на шее и сняли карту, после чего выложили по ее краю зачарованный обсидиан. К нашему счастью и облегчению, маятник, наконец, встрепенулся на одной точке с изображением храма. Как оказалось, это был сиротский приют при Аббатстве. — Десятилетие на выращивание ингредиентов... — покачал головой Рэйвен, потирая кончиками пальцев висок. — Раз я здесь, значит, ваша преданность моему отцу не поколебима никакими испытаниями, — сказал он так, словно принадлежал к роду монархов и испытывал гордость за своих слуг. — Я уже забыл, как жить иначе, — бесцветно отозвался господин Кастеветт, огладив бакенбарды. Юный Блэкстоун не понимал этой сложной эмоции, потому воздержался от личных вопросов. — Используют ли посохи по сей день? — Рэйвен никак не мог выкинуть их из головы. — Нет, по крайней мере, я о таком не слышал. Изначально зачарованные посохи было принято носить Верховным жрецам Старых Богов, их еще называли Старейшинами, но другие колдуны, как правило, не использовали их из-за дороговизны, громоздкости и во избежание демонстративности. Как ты, наверное, заметил, мы с Адель зачаровываем достаточно небольшие обсидиановые камни, превращая их в обереги. К сожалению, в последнее время они то и дело раскалываются... Патос гневается на нас за то, что мы не сберегли культ, — на этих словах Фидель со скорбью поднял глаза в потолок, по всей видимости, извиняясь перед Богом в глубине своей души. — Расскажите мне, кто такой Патос, — потребовал юноша. — Не уверен, что до конца понимаю... — Патос есть тот, кто даровал силу твоему отцу, Рэйвен. Обсидиановый король, чей дух есть пар остывающей магмы, — в ход пошла очередная книга, на сей раз Фидель показал мальчику искусный портрет рыжеволосого мужчины с темной кожей, такого же, как на холсте в кололонской лавке. — Он — один из Старых Богов, тот, чей культ мы воспевали и чтим по сей день в этом старом поместье. Рядом с портретом неким исследователем был напечатан следующий текст:«Патос, Обсидиановый король, обрел свой дух под раскаты грома, в жерле вулкана, когда леса горели пожаром из-за неумолимой жары и засухи. Бог, закаленный в магме, является смертным в облике мускулистого рыжеволосого мужчины с темной кожей, хотя известны упоминания Патос и в облике женщины аналогичной наружности (несмотря на то, что Боги считаются бесполыми духами, неизвестно, с чем именно связан выбор их облика для глаз людей, помимо банальной прихоти). Не терпящий скуку, этот бог часто спускается в мир смертных — особенно милы ему вулканические острова и, разумеется, собственные каменные святилища, достигающие порой невероятных размеров. Его последователи всегда используют в ритуальных практиках обсидиановые камни, потому как они образуются из магмы по воле этого божества. Помимо обсидиана, упомянутые ранее культисты ассоциируют Патос с различными гадами, обитающими у берега вулканических островов: змеями, ящерами, саламандрами и другими. Некоторые приверженцы культа этого бога убеждены, что земноводных создал именно он, потому как питает особый интерес ко всему причудливому, а порой и откровенно мерзкому для людского глаза. Патос непредсказуем, капризен и переменчив в настроениях, отношение его к смертным двояко, однако верных последовательностей он щедро вознаграждает магическими знаниями (стоит иметь в виду, что чрезмерное увлечение магией, даже с покровительством самого бога, не избавляет от плачевных последствий таких практик).»
Тут в библиотеку ворвался Тимми. Запыхавшийся от бега и беспокойства, он стоял в дверном проеме и взволнованно поскуливал. — Почему он ничего не говорит? — напрягся Рэйвен. — Он немой. В чем дело, Тимоти? — Фидель взял с собой книги и подошел к разнорабочему. Горбун, выпучив свои и без того огромные глаза, схватил мужчину за запястье и потащил в сторону погреба. Тогда Блэкстоун резко встал со стула и замер, не понимая, что ему делать: поспешить за ними или искать укрытие? Клинок за поясом, на рукоять которого он непроизвольно опустил свою ладонь, придал ему сил, и юноша решил все же спуститься в погреб. Там всех уже ждала Адель, сложив руки за спиной. Пальцы ее, сцепленные в замок, были стянуты грязными от земли печатками, на высоких сапогах также были следы грязи. У ног женщины растеклась темно-красная лужа вина, со дна который выглядывали осколки зеленого стекла. — Я нашла это, когда хотела посмотреть, чем нам отобедать сегодня. Еще перед завтраком все бутылки стояли целыми... Этого не мог сделать Тимоти — у него нет ключа от погреба, как и у Рэйвена. — Может, это крысы? — нахмурился Блэкстоун. — Я проверяла мышеловки, но они так и лежали на своих прежних местах с нетронутым сыром. Быть может, это предупреждение? — рассуждала вслух госпожа Кастеветт, вкладывая в свои слова, вероятно, мистический смысл. — Или угроза?.. — Или просто случайность, — заключил Фидель. — Ты знаешь, столь редки случайности в этом доме. — Должно быть, когда ты открыла дверь в погреб, бутылку, стоявшую на краю, снес сквозняк. — Я не слышала звука разбившегося стекла, когда заходила сюда. К тому же, бутылка стояла не на краю, а в ящике для вина. — Что ж, тогда это действительно странно... Блэкстоун больше всех был обеспокоен присутствием чужаков в поместье, пусть и не дрожал от страха, как Тимоти. Собственнические чувства переполняли его по отношению к недавно обретенному дому. Юноша присел на корточки и взял в руку осколок бутылки, печать на котором гласила, что этот сладкий напиток принадлежит винодельне Мердо. От терпкости запаха у мальчика защипало в глазах. — Есть ли заклинание, которое способно проявить последние следы на такой же поверхности? — произнес он задумчиво, разглядывая кусочек стекла через тусклый свет свечи в руках дрожащего Тимми. — Такого заклинания нет, — ответила ему Адель, — но есть реагент. Шепнув что-то на ухо супругу, госпожа Кастеветт поспешила в тайный сад, взяв с собой Рэйвена. Пройдя через каменную арку на заднем дворе, неприглядные трещины которой любезно прикрывал плющ, они вышли навстречу саду, где буйствовали заросли кустарников с иссиня-черными, темно-алыми и фиолетовыми цветами. Клумбы были расположены спиралью вокруг статуи из серого камня — это была женщина с голым черепом вместо лица, затылок ее покрывала нисходящая до самой земли вуаль, сделанная скульптором с особой щепетильностью к каждой складке. За спиной холодной женщины возвышался труд Адель — куст ядовитой Деноровой Орхидеи, напоминающий стаю летучих мышей и скрывающий в своем основании вход в подземное убежище. В руках скульптуры покоилась охапка черепков отцвевшего львиного зева. Рэйвену не верилось, что столь крохотные детали некто сумел высечь из камня собственными руками. Этот предмет искусства представлял собой дань культу смерти, широко распространенному на острове. Несмотря на то, что истоки его берут начало от поклонения Старым Богам, со временем он превратился в самостоятельную культурную особенность на грани между народными традициями, религией и в некоторой степени модой. Под подошвой захрустели опавшие листья — из кустов выпрыгнули лювереты, разбегаясь в разные стороны с сорняками в зубах. Дивные создания, некогда привезенные Мардером с севера на другие части острова из-за угрозы вымирания. Исследователю настолько полюбились эти маленькие грызуны, что он вывел декоративный их вид, впоследствии ставший одним из фаворитов аристократии, желавшей обзавестись домашним питомцем. — К счастью, создание реагента не займет много времени. Некоторые капризные зелья любят настаиваться месяцами, если не годами. — Чудно. Так мы скорее сможем определить, кто из вас не трогал бутылку. — Дорогой Рэйвен, неужели ты действительно думаешь, что это сделал кто-то из нас? — Что мне остается думать, если в поместье больше никого нет? — огрызнулся нервничающий подросток. — Реагент, о котором я говорю, бесполезен для выявления следов с пальцев живых людей, — Адель заговорщически улыбнулась, оглаживая ладонью пышный бутон черной мальвы, ластящийся к ее руке. — А вот неживые... Впрочем, скоро ты и сам все поймешь. Она сорвала пару нежных чашелистиков мальвы одними лишь ногтями и уложила их в ступку, примяв ко дну. Затем женщина подбежала к зарослям дурмана мирного, что недавно дал плоды в виде укрытых шипами коробочек, и отыскала среди них самую крупную, измельчив ее в кулаке до серого праха. Дурман также оказался в ступке, которую Адель затем передала Рэйвену, наказав перемешать коробочки с чашелистиками, не касаясь их обнаженными руками. Блэкстоун послушно начал исполнять приказ, испытывая теплое чувство причастности. Казалось, еще немного — и оно поднимется из его груди, оставив после себя улыбку на губах, но мальчик сдержал этот порыв, молча наблюдая за тем, что делает в это время госпожа Кастеветт. Если одни эмоции он априори практически не испытывал, то другие не умел или опасался выражать ввиду той или иной надуманной причины. Адель ринулась вглубь сада, подбираясь к ночным тюльпанам, и начала совершать последовательные надавливающие движения на их толстые стебли, продвигая таким образом хранящуюся в них эссенцию. Она подозвала к себе Рэйвена, и тот подставил ступку под раскрывающийся бутон, а в следующее же мгновение из него брызнула яркая жидкость, растворяющая содержимое ступки до гомогенной вязкой массы, постепенно теряющей свой цвет. — Это катализатор, — пояснила женщина. — Когда то, что мы нарвали, станет абсолютно однородным и остынет, загустев, мы нанесем получившийся реагент на стекло. Если он приобретет цвет, став из прозрачного светящимся голубоватым, значит, к бутылке прикасался нежилец. Сильные призраки, способные принимать материальную форму, оставляют после себя отпечатки, подобно живым людям, но со следами особой субстанции — эктоплазмы. Сложно утверждать, что это продукт метаболизма, когда речь идет о застывшем во времени организме, так что принимай взаимосвязь эктоплазмы с призраками как одну из мистических догм. К счастью или к сожалению, ни один дух пока не изъявил желания стать подопытным какого-нибудь натуралиста... Когда реагент был готов, они нанесли его на осколок бутылки в присутствии Фиделя и Тимоти, задержав дыхание в ожидании тревожных изменений. Спустя всего несколько секунд на зеленом стекле проявились несколько одинаковых отпечатков пальцев небольшого размера, каждый из которых излучал голубое свечение.***
Кастеветты, впав в маниакальное состояние, начали закладывать в каждом углу поместья заколдованные камни-обереги, надеясь защититься от враждебно настроенных духов. Пусть они и жили в Диком лесу, где может случиться всякое, никогда еще призраки не совались на их территорию так нагло, как произошло это сегодня. Больше всего они, конечно же, боялись за Рэйвена, потому строго наказали ему не выходить из комнаты Сэмюэля, пока кто-нибудь из них не придет к нему наутро. Подросток не особенно расстроился, привыкший проводить время в одиночестве, но тревога никак не хотела покидать его, рисуя откровенно мрачные перспективы жизни без приемных родителей, убитых сверхъестественными тварями. Юный Блэкстоун хотел было облегчить свое состояние, раздавив ботинком бегущего по коридору паука, но воздержался от затеи, поддавшись суевериям. Пришлось заняться метанием кинжала в чучело ящера на стене. Затем, немного успокоившись, Рэйвен зажег свечи и принялся за книги, от которых его отвлекли вчера. На столе, за которым он сидел, стояла украденная им из погреба бутылка вина Мердо. Стояла она долго — Рэйвену был любопытен вкус, но решиться попробовать напиток он никак не мог, предостерегая себя воспоминаниями об аббатисе Джуд, от злоупотребления спиртным проходившей не на старушку, коей и являлась, а на потустороннюю тварь с телом иссохшей мумии и разбухшим лицом утопленницы. Подросток то тянул руку к бутылке, то одергивал ее как от огня, а затем и вовсе поднялся с места, становясь у окна, раздраженный собственной нерешительностью. — На вкус оно не такое, каким я запомнил его при жизни... — за спиной Блэкстоуа раздался чей-то приглушенный, печальный голос. Он тут же обернулся и увидел у стола с бутылкой молодого человека, с виду его ровесника и в разы бледнее цветом кожи и волос. Руки юноши безвольно висели по швам, скрытые до запястий черной тканью пальто, на тыле их проступал серый рисунок вен. Под глазами мальчика залегли глубокие синяки, от чего вид его казался неимоверно уставшим и пугающе болезненным, а глазные оболочки были налиты черной скверной, оттеняющей серую радужку. В целом, выглядел он так, будто строжайшим образом соблюдает траур: унылое выражение лица, мрачные одежды, черный обсидиан под воротником, повязанный атласным бантом, и точно такой же камень в виде серьги на мочке одного уха. — Кто ты? — Рэйвен, не теряясь, приблизился к незваному гостю и приставил острие кинжала к его горлу. Комната вдруг наполнилась могильным холодом, по коже Блэкстоуна пробежал табун мурашек. — Ты можешь ранить этим живого, но не меня, — неизвестный стоял неподвижно, а затем аккуратно убрал от себя оружие, касаясь ладонью его лезвия, и ускользнул к двери, озадачив Блэкстоуна своей невозмутимостью. — Кажется, я видел тебя на фотографиях Круга... — Рэйвен прищурил глаза, хищно вглядываясь в лицо напротив, такое молодое, но такое несчастное, правда, вместо жалости это вызывало у него лишь больше вопросов и подозрений. — Тебе также известна моя фамилия, — юный Мердо кивнул на бутылку красного вина. — Матушка дала мне имя Дориан, хотя называли меня по-всякому. — Это ты разбил вино в погребе, призрак! Ты явился за тем, чтобы погубить меня?! — Блэкстоун вновь загнал юношу в угол, угрожая кинжалом его шее, на которой проступали сосуды, наполненные глиной кровью, но давно уже не пульсирующие, потому как сердце Дориана остановилось еще четырнадцать лет назад. — А что, похоже? Ты еще больший параноик, чем твой отец. Яблоко от яблони... — впервые в голосе привидения проявились слабые эмоции — это были обида и осуждение. Бледный юноша двинулся навстречу Рэйвену, проходя сквозь него, словно порыв зимнего ветра. Блэкстоун, испуганный ощущением мертвенного холода, на мгновение пронизавшего каждый его нерв, словно острая игла, убедился в том, что действительно не сможет причинить вреда призраку. А вот противоположная ситуация, похоже, могла оказаться вполне реальной, что способствовало вступлению в их диалог дипломатии. — Что божественного в реликвии, которая не может сделать больно существу, вроде тебя... — пробубнил Рэйвен себе под нос, пряча кинжал за ремень. — Нет нужды причинять друг другу боль, — спокойно заверил его Дориан. — Я здесь, чтобы помочь. Откровенно говоря, если бы не твой отец, я бы давно уже гнил в земле, а не вел сейчас эти нелепые разговоры, — судя по интонациям Мердо, в данный момент ему было бы в радость оказаться под землей в могиле. Размеренным шагом он начал бродить по комнате Сэмюэля, становясь все более исполненным непонятной для Рэйвена тоской. Наконец, Дориан замер напротив стола, в том месте, где и появился ранее, глядя немигающим взором на открытую книгу с изображением плаща, перстня и короны. Юноша провел кончиками пальцев по измятым страницам, собирая с них следы чар. — Я пытался пролистать ее, но это невозможно — она каждый раз открывает себя на одной и той же странице. — Должно быть, это личный дневник Сэмуэля. Никогда не покажет того, чего тебе или мне нельзя знать. Если не избавиться от чар на нем, конечно... — задумчиво протянул призрак. — Зачарованная вещица неспроста показывает тебе именно эти зарисовки. На них изображены могущественные божественные реликвии, по легенде созданные самим Обсидиановым королем. Именно они и нужны Сэмюэлю, чтобы вернуться в план смертных. Он ожидает, что ты наденешь их, когда будешь готов провести ритуал возрождения. — Ты знаешь, где их искать? — Блэкстоун преисполнился энтузиазма, готовый, наконец, идти на сотрудничество, чтобы получить желаемое. — Знаю. Но я не смогу показать тебе, пока ты не доверяешь мне полностью, то и дело ожидая подвоха. Я чувствую это, даже будучи неживым, а так не пойдет, — Дориан растягивал буквы и говорил с ленцой. Похоже, отказ Рэйвену принес ему некоторое удовольствие. — Как же я могу быть уверен, что ты не лжешь мне, если вижу тебя впервые? — Назови Кастеветтам мое имя. Они расскажут тебе обо мне, — последние слова Дориана прозвучали эхом где-то в подсознании Рэйвена, ведь юноша исчез так же внезапно, как и явился, оставив после себя лишь голубую дымку в потолке и морозные узоры на окнах.