Мальчики

Осень 1628 года. Только что закончилась осада Ла Рошели. Король Людовик XIII остался доволен всем: собой, своим министром, своими войсками – абсолютно всем! И вот этот совершенно благодушный король вернулся домой, в Париж, где его ждали государственные дела (бумажки перебирать, переговоры вести да казну пересчитывать – не сравнить с войной, пусть и небольшой, почти домашней), где его ждала королева (увы, отношения между Их Величествами если и наладились, то явно не в этот год), где воздух пропах нечистотами и пылью. И король, все еще воодушевленный военными подвигами (своих солдат, а не себя лично, если уж говорить честно), отправился на пару-тройку дней отдохнуть в Версаль. Вы, конечно, знаете, что настоящий Версаль, тот, который мы все знаем, построил Людовик XIV – сын нашего героя, но мы напомним вам один факт. Когда король-Солнце только проектировал свой знаменитый дворец, он приказал архитекторам сохранить важную деталь: домик, в котором останавливался его отец, приезжая охотиться в версальскую глухомань. Если бы Людовик XIII был нашим современником, этот домик носил бы название ранчо или дачи, и король ездил бы туда попить водки или виски с соседями, пострелять из двустволки ворон или голубей, искупаться в мелком озерце или попариться в помпезной бане. Не думаем, что суть его обычного загородного досуга если и отличалась от описанного нами, то разве что в части деталей. Да и “соседей” у короля его уровня, считай, не было: известный фаворит де Люинь давно сгинул, а нового Сен-Мара еще, почитай, не было. Ришелье был болезнен, но оставался Тревиль и его мушкетеры. Их-то и собрал Людовик себе в компанию, отправляясь “на уик-энд”. Это был тот редкий случай, когда король мог позволить себе почти затеряться среди своей же солдатни – пусть их и звали королевскими мушкетерами, но это не умаляло тягот службы, а значит – и некоторой простоты манер и характеров. Каждую такую поездку Людовик сам выбирал тех, кто будет его сопровождать, и этой осенью в их число вошла и знаменитая четверка мушкетеров – Атос, Портос, Арамис и д’Артаньян. Если трое первых были бывалыми спутниками Его Величества в таких “отпусках”, то молодому гасконцу король впервые оказал подобную честь. Несмотря на рассказы друзей о предстоящем по-королевски домашнем времяпровождении, д’Артаньян волновался, и его щеки то и дело горели нервозным румянцем. – Не переживайте, друг мой, – успокаивал его Арамис, – в крайнем случае, король вас больше не возьмет в такого рода дела. – Лучше бы казнил, – сокрушался в ответ тот. И, видимо, эта нервозность дала себя знать, когда д'Артаньян слишком уж сильно и не к месту отдался своей службе. Осенний день выдался солнечным. Рыжие и золотистые краски листвы, ярко-голубое в преддверии долгих холодов небо – Людовик с наслаждением вдыхал горьковатый запах осени и щурился на низкое, едва теплое солнце. Он уехал из Парижа не столько за добычей, сколько ради долгой скачки по пожелтевшим пространствам, ради свежего воздуха, ради счастья хотя бы пару дней думать только о том, выдержит ли лошадь безумную скачку до во-о-он того дерева, да о том, как попасть из нового мушкета в беззаботно прыгающую по кустам сороку. А еще дни и ночи в версальском еще-не-дворце означали жареное на костре мясо, молодой сыр и кисловатое вино нынешнего урожая – вкупе со множеством рассыпных приправ, привезенных с собой и добавленных исключительно на пробу в приготовленные самим королем блюда. В тот день не было ни собак, ни соколов – король жаждал опробовать новые мушкеты, из засады пострелять кроликов и прочую мелкую живность, коя множество плодилось в здешних местах. Он умчался прочь от ватаги мушкетеров, по-мальчишески выжидая, когда же его догонят: все-таки потерять короля в полях – не слишком ответственно со стороны его личного войска. Добравшись до редкой рощицы, Людовик спешился. Конь послушно зашел за деревья и остановился, привязанный, щипать желтеющую траву – похоже, он не меньше своего всадника изголодался по свежести даров природы. Король отошел было дальше и неожиданно остановился: на поваленном дереве сидел и нахально жевал травинку д’Артаньян. При виде короля он тут же вскочил. – Простите, сир, побоялся оставлять вас одного, – склонился он – впрочем, поклон вышел весьма неглубоким и даже самую малость непочтительным. – А, это вы, – Людовик беззлобно усмехнулся, про себя отметив ретивость гасконца. Надо же, не просто нагнал, а даже обогнал и подстерег – как только догадался, куда пожелает свернуть его королевское величество. – Простите, если помешал вам, – д’Артаньян, который в своем рвении побоялся далеко отпускать короля, вдруг сообразил: а ведь у Его Величества могли быть какие-то дела, до коих ему, лейтенанту мушкетеров, не должно было быть дела! “Ну ничего, – отмахнулся от этой мысли д’Артаньян, – я-то свою службу несу, какой с меня спрос?” – Вы все правильно сделали, лейтенант. Однако впредь будьте деликатней, – король сказал последнюю фразу, почти вплотную подойдя к мушкетеру. Д’Артаньян сглотнул, перебирая в голове причины, по которым король желал бы уединиться – возможно, даже с кем-то, но тут послышался приближающийся лошадиный топот, и отставшие мушкетеры со всех сторон словно посыпались в рощицу. И король, развернувшись, заинтересовался новым, едва вышедшим из-под руки оружейника мушкетом в руках у Атоса. Д'Артаньяну оставалось только пыхтеть с досады на самого себя. – Что хотел от вас король? – негромко спросил у него Арамис. – От меня – ничего, – пожал тот плечами, – я, кажется, ему помешал. Хотя я всего лишь не вовремя догадался, где он захочет укрыться от нас. Перестарался, одним словом. Впрочем, переживания д’Артаньяна мало кто заметил. Внимание привлекал один Людовик, который, загоревшись, мог запросто увести за собой толпу. Он скакал по полям и рощам, настрелял уйму кроликов и вечером заставил каждого мушкетера заняться их приготовлением, “забыв”, что кулинаров среди них сроду не водилось. Вернувшись в город, король жаловался Ришелье, что во Франции хорошая еда скоро выведется, ежели к ней так будут относиться лучшие люди королевства. Слопав своего напичканного поздними яблоками кролика, «лучший человек королевства» д’Артаньян по-прежнему не мог справиться с накатившим еще с утра чувством ответственности. Это из-за него он отправился в ночи бродить по дому, где заночевал король – не оставлять же разгулявшегося и расслабившегося Людовика без охраны. Остальные пусть отдыхают, раз позволяет Его Величество, но лейтенант мушкетеров не должен забывать о своих обязательствах. И у д’Артаньяна ухнуло сердце, когда он услышал стон со стороны королевской опочивальни. “Ну вот, какие тут кролики, если король помрет!” И он бросился на звук, на ходу вытаскивая шпагу. Не узнать королевский голос, протянувший страдальческое “А-а-а-а”, было невозможно, и д’Артаньян уже собирался с размаху вышибить дверь, когда осознал, что та не заперта, а следом за дверью проход перекрыт тяжелым занавесом, который отвратительно справлялся со своей ролью, ничуть не заглушая стенания Людовика. Однако это же сыграло и на руку гасконцу: он осознал, что стоны короля были вовсе не страдальческими. Д'Артаньян бесшумно вложил шпагу в ножны и не удержался от соблазна посмотреть, с кем же так шумно отдыхает Его Величество. Просунувшееся между складками лицо с топорщащимися усищами совсем не к месту рассмешило бы короля, но, к счастью, тот был слишком увлечен ощущениями своего тела, и не смотрел по сторонам. Зато д'Артаньян увидел слишком много. Он даже попытался протереть глаза и не сразу сообразил, что тяжелая ткань попросту не дает ему дотянуться рукой до лица. Будем честны: д'Артаньян не был невинным и наивным юношей, которого бы поразил вид двух обнаженных мужчин, один из которых стоял на четвереньках, по-шлюшьи, по-бабьи двигая задом навстречу второму, прижимающемуся к нему чреслами и размеренно проталкивающему свой член в задних проход первого. Лейтенант мушкетеров, несмотря на свой юный возраст, повидал и не такие постельные забавы. И сейчас его больше поразило то, что среди смятых одеял, простыней и сбитых подушек первым любовником оказался король, а вторым – мушкетер Атос. Д'Артаньян, быть может, простоял бы с открытым ртом еще долго, наблюдая, как его друг простыми, отточенными движениями заставляет короля бесстыдно стонать и извиваться, одной рукой удерживать на весу тело, а второй – лихорадочно самоудовлетворяться. Однако, словно повинуясь безотчетному чувству, Атос вскинул голову, отбрасывая со лба волосы, и заметил лейтенанта. С полминуты они смотрели друг на друга, пока голос короля не привел обоих в сознание. – Что? Что не так?! – Людовик не мог видеть любовника, а, к счастью д'Артаньяна, повернуться попытался через другое плечо. Д'Артаньян моментально выпутался из занавеса, и лишь услышал за спиной успокаивающий голос Атоса, но слов не разобрал. Утром Людовик был заметно веселее обычного. Д'Артаньян не мог заставить себя поднять глаза: невольно он то неотрывно следил за королем, что уже начинало вызывать любопытство, то сгорал от смущения, встречаясь взглядом с Атосом. – Д’Артаньян, идите сюда, мне будет интересно ваше мнение! – от такого оклика Людовика гасконец едва не подскочил. – Вот смотрите, на что мне предлагают поменять ваши мушкеты! Д’Артаньян высказал свое мнение о мушкетах. А потом о погоде на завтра. Еще о щенках, которых растит Его Величество. И много о чем еще. К вечеру д’Артаньян, вырвавшись из цепких лап внимания короля, поспешил к Атосу. – Король заметил меня ночью? – встревоженно спросил он. – Нет, – улыбнулся Атос. – Может быть, – что, разумеется, почти невозможно, – вы намекнули ему на слишком любопытного лейтенанта? – Тоже нет. Д'Артаньян, если вы боитесь оказаться на моем месте… – Нет, не боюсь, – быстро и честно возразил гасконец. – … как бы то ни было, должен вас успокоить: интерес короля к вам продиктован исключительно любопытством к вам как к новому лицу в этих полудомашних сборищах и к вашим талантам. – Понятно. А к вам чем продиктован? – Это длинная и давняя история. – Насколько длинная и давняя? – О, она уходит своими корнями гораздо глубже моей службы в рядах мушкетеров. Быть может, когда-нибудь мы с вами выйдем в отставку, и я поведаю вам об этом.