Когда погаснет пламя

      Управлять обширным королевством оказалось куда сложнее, чем Норен и Мирея могли себе представить. Особенно тяжёлым для новых правителей выдался первый год. Молодой король в полной мере вливался в новый распорядок своего дня, перестраивал свои привычки, подстраивал речь под вождей и совет. Чтобы держать власть в кулаке, а не на кончиках пальцев, Норену приходилось сдерживать свой вспыльчивый характер. В первый месяц своего правления он сменил половину советников, что служили Юрону и Диаре. Это им обоим не понравилось. Бывшие правители не давали сыну расправить крылья, наставляли его на каждом шагу, отговаривали от задуманных решений и присутствовали на всех его совещаниях. Такое недоверие злило Норена. Он часто ругался с отцом и матерью, сетовал Мирее об их постоянных вмешательствах, упомянув им, что они сами передали ему корону. Норену хотелось свободы действий, самостоятельности, хотелось показать, что его разум достаточно окреп, чтобы двигать королевство задуманным им путём.       Зная, как мужу тяжело воевать не только с вождями, но и родителями, Мирея не лезла с советами и своими идеями. Всё, что ей оставалось, это следить с помощниками за дворцовыми и городскими делами. К королеве была представлена опытная женщина советница и градоправленец. Все мероприятия и изменения Олигейла согласовывались с дворцом, оттого Мирея взяла на себя эту обязанность. Диара, что так усердно сдерживала яд своих уст, первое время подсказывала девушке, разъясняя правила. Слушая её опытные речи, королева извлекала уроки. Когда Юрон и Диара всё же решили покинуть столицу и перебраться в другой город, Мирея и Норен смогли полноценно окунуться в свою самостоятельность.       Расписанные будни летели куда быстрее, чем лишённые каких-либо забот прежние дни. Мирея совсем забыла, что такое скука. Ей всегда было чем заняться. Днём по несколько часов она рассматривала невесомые просьбы жителей города, которые сама на себя возложила, вечернее время занимала новыми познаниями. Девушка с трудом изучала финансы, углублялась в историю, слушала до ужаса скучные лекции по военному делу и, перегруженная потоками информации, возвращалась в покои. С тяжестью мыслей ей помогали справиться занятия для души, на которые не всегда хватало сил. Мирея не бросила рисование, а, напротив, погрузилась в искусство.       За четыре года правления Норен и Мирея вместе успели увеличить финансирование Наунако и помочь развитию молодых лекарей. Королевство нуждалось в здоровых и крепких людях, оттого эта идея понравилась большинству в совете Норена, и лишь один воспротивился. Он считал, что урезание доходов вождей, управляющих и их помощников вызовет волнения. Так оно и случилось. В некоторых городах, где уже давно укрепилась своя власть, воины встали на сторону своих правителей. Это привело Норена в ярость. Посовещавшись, он принял непростое решение, но именно оно должно было укрепить его волю как короля. Собрав войско, он лично отправился в поход в протестующие города, где засидевшиеся на своих постах люди не желали делить накопленную казну с людьми низшего сословия. Мирея с опасением отпускала его, но понимала, что он не отступит.       Много крови пролилось в столице клана Нараган. Вождь заперся во дворце, когда войско короля прибыло к стенам города. Он требовал остановиться Норена, предлагал ему пойти на уступки и избрать другой, более верный, по его мнению, путь. Лишая дворец доходов, король пускал трещину по всей голове, в том числе и военной мощи. Без прежнего финансирования обучение новых рекрутов, снабжение их должными доспехами и оружием попадало под удар. Норен это и сам прекрасно понимал, но был убеждён, что королевство вновь встанет на ноги, зашьёт появившиеся трещины и станет ещё сильнее, если его указ станет соблюдаться должным образом. Вождь и поддержавшие его солдаты остались при своём мнении, оттого пали. Норен лично заключил под стражу выживших бунтовщиков и предал их Верховному суду, что назначил им казнь через гильотину.       Слухи о побоище в городе Силадан быстро облетели Гронхейм. Те, что собирались восстать против приказа короля, сбежали со своих постов, опасаясь повторения участи клана Нараган. Норену больше не пришлось проливать ненужную кровь и, вернувшись в столицу, он потребовал от всех вождей отчёт об исполнении приказа. Когда ему удалось добиться выделения средств, он взялся за идею строительства в каждом крупном клане академии, где могли обучаться науке все сословия под присмотром главного центра, что находился в Олигейле.       Пока готовились договора, материалы, решались финансовые вопросы, которые Норен поручил нескольким счетоводам, разрабатывалась новая стратегия. Король и королева обдумывали то, как помочь крестьянам, у которых зачастую не хватало денег на лекарей. Они были основой пропитания королевства, но за это погибали от простых простуд. Лекарства стоили дорого, далеко не все могли их себе позволить. Средств в казне было недостаточно, чтобы каждому выделять бесплатные снадобья или хотя бы их удешевить. Тогда они решили, что раз в пару месяцев лекарям, оставшимся помогать людям в деревнях, будет выплачиваться некая сумма за количество поправившихся жителей. За отчётом заболевших и выздоровевших должен был следить бургомистр. Чем больше показатели здоровых людей, тем выше шанс, что от столицы поступит уже более весомая сумма на развитие деревень. Людей нужно было простимулировать, чтобы они начали задумываться о других, пусть и ради денег. Теперь иметь должность лекаря должно было стать не только важно, но и прибыльно. Всё это сильно било по казне всего королевства, но Норен высчитал, что через несколько лет эта потеря перестанет ощущаться за счёт увеличения торговли и получения новых урожаев.       Юрон и Диара редко появлялись в столице и почти не лезли в дела своего сына. В письмах родители хвалили Норена за рвение, но просили сдерживать свой энтузиазм. Слишком много нововведений он решил устроить за короткий период, и они остерегали его. Если юноша и прислушивался к ним, то ненадолго. Ему хотелось изменить своё королевство, сделать его сильнее прежнего, отчего лишь с некоторым решил повременить. Мирея поддерживала его во всём и была главной опорой. Когда ему становилось особенно трудно, когда разум сковывала неуверенность, она садилась рядом с ним, обнимала тёплыми руками и, целуя в лоб, говорила:       — Твои идеи важны для Гронхейма. Ты прекрасный король, заботящийся не только о защите территорий, но и о благополучии народа. Вот увидишь, несогласные со временем поймут, насколько необходимы изменения. Время идёт вперёд. Новый порядок неизбежен. Даже если все от тебя отвернутся, не поймут, хотя такое маловероятно, я всегда буду рядом с тобой, чтобы не случилось.       Возвращаясь посреди ночи в постель, он осторожно отгибал одеяло, чтобы не разбудить Мирею, но она чутко чувствовала его появление. Норену, бесспорно, нравилось, что жена всегда ожидает его даже поздней ночью или уже ранним утром. Она заботливо укрывала его одеялом и, прижимаясь к горячему телу, засыпала у его бока. Каким бы не был трудный день, рядом с Миреей все заботы покидали его разум. Она была светлым островком, где он мог скрыться от мрачных мыслей и забот. Ему нравилось читать с ней книги, когда появлялось немного свободного времени. Он с удовольствием учился рисовать под её чутким наблюдением. Иногда они запевали какую-нибудь на ходу выдуманную песню и потом громко смеялись от нелепых фраз. В такие короткие моменты единения они практически никогда не ругались, а наслаждались проведённым вместе беззаботным временем, какого было не так уж и много.       С годами юноша только сильнее начал ценить тех, кто был рядом с ним. Любовь к Мирее становилась только крепче, но не всё шло так, как им хотелось. Их обоих терзало беспокойство, что на протяжении семи лет девушка так и не смогла забеременеть. Когда Норену стукнуло двадцать пять, они страстно захотели ребёнка. Было совершено множество попыток, но у них никак не получалось. Это опускало тень на их горячо любящие сердца. Ни один лекарь осматривал Мирею, чтобы подтвердить когда-то сказанные слова Диары. Девушка до последнего думала, что та солгала, но её слова нашли подтверждение. Лекари в один голос твердили, что если бы Мирея была способна выносить детей, то это произошло бы давным-давно. Столько попыток наверняка бы увенчались успехом.       Немало масла в огонь подливала Диара. Когда она посещала Олигейл, Мирея пряталась в комнате, чтобы никак не попадаться ей и совету на глаза. Девушку мучали мысли о бесплодии, она часто тайно плакала, скрывая слёзы от Норена. Сам юноша расстраивался не меньше. Каждый раз, засыпая после страстного сближения, он молил Эльзару подарить им ребенка, но она не слышала их. Ни один лекарь не мог понять, в чём причина таких неудач, ведь они оба находились в подходящем возрасте.       Мирее было двадцать пять, когда совет и Диара окончательно поставили на ней крест. Они почти открыто начали намекать Норену найти на стороне достойную даму, что выносит для них ребёнка. Это ранило Мирею острее ножей. Даже когда юноша с руганью отправлял за дверь носителей столь болезненных идей, девушка не могла успокоиться. Она уверовала, что рано или поздно Норен согласится лечь с другой женщиной в постель. Та бы стала матерью его ребёнка, а Мирее пришлось бы с болью воспитывать дитя, которого не в силах родить сама.       — Я найду способ всё решить, — говорил Норен, потягивая на балконе трубку. — Не могу так всё оставить.       — Если бы я знала, Норен, что так получится, — вытирая прокатившиеся слёзы, еле слышно прошептала Мирея. — Я и вправду позорю корону.       Норен не расслышал её фразы. Протяжно выдохнув, он выбил из трубки остатки табака и предложил Мирее прогуляться.       Они давно не гуляли за территорией дворца, оттого девушка решила, что это куда лучше, чем сидеть в четырёх стенах. Даже свежий горный запах не радовал её морозным утром.       Прогуливаясь по придворцовой площади, они не говорили о делах, беспокоящих проблемах, а завели разговор о родственниках и друзьях. Мирея поделилась тем, что её отец спустя долгие годы одиночества полюбил хозяйку тканевой мастерской. Он не говорил об этом напрямую, но девушка сама обо всём догадалась. По пылающим глазам отца ей не составило труда это понять. Мирея ничуть не злилась на него, напротив, была рада, что в его пустом доме появится кто-то помимо слуг. Норен рассказал, что Диаре пришло письмо от жены его двоюродного дяди, где она поделилась их тяжёлыми отношениями. Мужчина много пил и никак не хотел браться за голову, отчего та решила послушать совета бывшей королевы и вместе с детьми переехать в другой город.       Выделенный самим Нореном редкий выходной позволял супругам насладиться спокойствием. Никто не смел тревожить их каким-нибудь срочным делом, в противном случае даже Мирея опасалась гнева короля. Они неспешно прогуливались вдоль тихой прихрамовой площади, посетили сад с их проросшим деревом, посидели на лавочках, любуясь каменными великанами позади Олигейла. На улице стоял мороз, что нещадно пощипывал щёки. Яркий ослепительно белый снег поблёскивал на лучах Гилеи, отчего приходилось жмуриться. Всё вокруг утонуло в приятном безмятежном блаженстве, оставляя позади все тревоги.       С улицы Мирею и Норена сумел прогнать лишь поднявшийся сильный ветер, прилетевший со стороны снежных гор. Он противно задувал за шиворот, заставляя их вздрагивать. Не желая согреваться магией, они вернулись во дворец.       Прямо в парадном зале вошедших супругов встретила Диара. Мирея не хотела с ней лишний раз пересекаться, опасаясь нападок, но та была в каком-то непривычном хорошем расположении духа. Она с улыбкой поприветствовала короля и королеву и предложила вместе отправиться на обед. Такое весёлое настроение настораживало Мирею. Девушка ожидала, что женщина обязательно что-нибудь выкинет, и была приятно удивлена, когда ничего подобного не произошло.       — Сегодня так хорошо спалось, — говорила Диара, кокетливо поглядывая на улыбающегося Юрона. — Тепло, спокойно. Мне настолько не хотелось вставать, что я пролежала несколько часов, читая толстенный роман. Кто вообще пишет такие красивые истории, от которых не оторваться?       Диара хихикнула и пригубила бокал красного вина.       — Я рад, что ты, наконец, отдохнула, — улыбнулся Норен.       — Вам тоже не мешало бы. Бледные какие-то, особенно ты, Мирея. На улицу совсем не выходишь?       Видеть женщину в таком хорошем расположении духа удавалось совсем редко, особенно в сложившейся семейной ситуации. Мирея привыкла находиться рядом с ней в постоянном напряжении, оттого не могла расслабиться даже в этот обед.       — Да, всё верно. Мне нужно чаще гулять.       Мирея опустила взгляд на еду. Она пробежалась глазами по столу, думая, чем бы хотела перекусить, и вдруг поняла, что совершенно не голодна. Девушка уже пару недель пропускала то обед, то завтрак, а иногда и ужин. Отставив тарелку в сторону, она отпила немного чистой воды из прозрачного бокала.       — Норен, налей ей вина. Что она водой балует себя. Пусть хоть лицо чуть порозовеет, а то смотреть жутко, — махнув рукой, проговорила Диара.       Боясь, что разговор вновь перерастет в негативное русло, Мирея подняла вместе с женщиной бокал, как бы чокаясь в воздухе. Она совершенно не хотела пить сладко-кислое вино, но не желала лишний раз гневить Диару.       — Давайте выпьем за нас, — держа поднятым бокал, говорила женщина. — Семья — это то, чем нужно дорожить.       Мирея улыбнулась на столь хорошо сказанные слова и чуть пригубила вино. Стоило ему коснуться её рта, девушку передёрнуло. Настроения пить у неё совершенно не было.       На протяжении обеда вместо того, чтобы заставить себя хоть чуть-чуть поесть, Мирея наблюдала за Диарой. Она рассмотрела множество вариантов, чего та добивается, но так ни к чему и не пришла. Женщина и вправду просто была в хорошем настроении. Заметив, как игриво та смотрит на Юрона, Мирея поняла, что без его участия тут не обошлось.       — Расскажи хоть, Норен, приходили ли вести сегодня какие? — поинтересовалась Диара, отодвинув пустую тарелку.       — Прибыл посол с отчётами из Милдора. Строительство академии идёт успешным ходом. Есть мелкие затруднения с поставками, но этот вопрос решаемый.       — Главное — это найти проверенных людей. Все любят приберечь чужую монету, уложив себе в карман, — добавил Юрон и пригладил свою длинную бороду.       — Я знаю, — улыбнулся Норен.       — А у тебя, Мирея, как успехи? Говорят, ты нарисовала портрет вождя Конла, — положив аккуратные, но массивные ладони на стол, любезно поинтересовалась Диара.       — Всё верно. У него довольно примечательные черты лица, — стараясь выдерживать вежливый и уважительный тон, уже хорошо натренированный, ответила Мирея. Пусть говорить ей совсем не хотелось, но терять шанс о построении хорошего диалога она не думала.       — Может быть, ты и меня сможешь изобразить? Только без этих вот мешков под глазами. Терпеть их не могу. Все художники, что так хвастались своим мастерством, так и не смогли грамотно обыграть моё лицо. Бездари, — женщина пригубила красное вино и махнула слуге, велев принести ещё бутылку. — Уж больно хорошое вино. Мирея, почему ты не пьёшь? У вас же выходной. К вечеру можно и музыкантов пригласить. Хочется потанцевать.       — Мне не хочется сегодня пить, — улыбнулась Мирея вялой улыбкой. Всего одного бокала ей хватило, чтобы голова как-то неприятно потяжелела, вызвав лёгкое головокружение.       — Вы, я смотрю, хорошо отдохнули вчерашним вечером, — поставив пустой бокал на стол, добродушно произнёс Норен. — Полночи слышались песни. С чего вдруг такой праздник?       — Норен, милый мой, вовсе не нужен праздник, чтобы хорошенько отдохнуть, — отмахнулась Диара.       — Зря вы вчера отказались. Мы тут так хорошо танцевали, — подключился Юрон. — Сегодня вот хотим повторить. Так что не отказывайтесь. Отдохните сполна. Королевство только скажет спасибо, если король и королева хорошо отдохнут.       Пока Юрон и Диара делились весельем прошедшего вечера, Мирея сидела молча и делала вид, что внимательно слушает. Порой смысл разговора уплывал от неё, а разум нестерпимо туманился. Выпитый насильно бокал приносил какое-то странную тяжесть во всём теле. Долго усидеть за столом она не смогла. Чувствуя усилившееся недомогание, Мирея поднялась.       — Я пойду прилягу, — едва разборчиво вымолвила она и посмотрела на Норена.       Как бы девушка не хмурилась, стараясь вглядеться в юношу, его силуэт всё сильнее расплывался, как картина под дождём. Некогда яркое помещение быстро начали заволакивать тёмные, появившиеся из ниоткуда круги. Мирея почувствовала сильную слабость, мягко обволакивающую всё тело. Не успев уцепиться за спинку стула, она рухнула в объятья наступающей темноты.