Когда погаснет пламя

      Проснулась Мирея ещё до рассвета. Её глаза с трудом открылись, но голова отказывалась поспать хотя бы ещё часок. Девушке не хотелось подниматься в такую рань и весь день ходить в волнении. Брачный танец решено организовать перед закатом, а до этого момента она не имела права появляться на глазах у Норена вплоть до вечера.       Не в силах больше уснуть, Мирея поднялась и заглянула в шкаф, где хранилась её ритуальная одежда. Для столь ответственного события она решила выбрать пламенный красно-оранжевый наряд. Его полупрозрачный подол, как горячий водопад, струился по стройным ногам, спрятавшимися за тёмными удобными штанами. Мирея ответственно подошла к подбору одежды, откинув множество идей, предложенных лучшими портнихами Олигейла. Ей хотелось выглядеть не слишком вычурно, легко, чтобы ни одна деталь не посмела вмешаться в слаженные движения танца и нарушить его ритм. На изготовление наряда, которое девушка, наконец, одобрила, Марон потратил немало средств, но оно стоило того. Дочь мардовода была довольна полученным результатом.       Не в первый и даже не в пятый раз проверив наряд для обряда, Мирея спустилась вниз, где лениво расхаживали только слуги. Ей захотелось перекусить, и она попросила приготовить ей горячий чай.       Сидя в одиночестве за столом, девушка сонно смотрела в просветлевшую улицу, вспоминая все движения танца. Ей не хотелось опозориться на радость королевы, что так и искала поводы для придирок, как аястал добычу. Как можно быть такой дотошной женщиной — Мирея не представляла. Стоило ли хоть и косвенно, но иметь с ней дела, она так и не решила. Дочь мардовода искренне любила Норена. Не за что-то конкретное, а всего целого, даже его порой излишнюю строгость. Стать его женой ей действительно хотелось, пусть возраст и был слишком юн для таких серьёзных решений. А раз она решилась вступить на столь важную дорогу, значит, стоило смириться с её всевозможными неровностями.       От раздумий девушку отвлёк негромкий стук в дверь. Мирея вздрогнула и, остановив служанку, сама решилась встретить гостей, лишь бы хотя бы на мгновение отвлечься. Столь ранним утром явился давно ожидаемый Хоран — муж Кинары.       — Здравствуй, Мирея.       Хорану было за сорок, но выглядел он так же молодо, как и в период кабертации. Приятный наружности длинноволосый мужчина приобнял Мирею и вошёл в дом.       — Мы тебя ещё вчера ждали, — улыбнулась Мирея и позвала Хорана за стол. —Хиела вся извелась. Без конца спрашивала: «где мой папа?».       Мужчина улыбнулся и присел за стол. Наблюдая за тем, как Мирея наливает ему недавно заваренный чай, он ответил:       — Дела задержали. Честное слово, давно хотел выбраться. А они где? Почему не с тобой?       — Так рано же ещё, — посмеялась Мирея. — Все спят. Поздно легли. Рада, что ты успел приехать.       — Я тоже. Как же пропустить такое событие. Только, Мирея, ты уж торопишься слишком.       Хоран никогда не скрывал своих мыслей. Всегда говорил прямо, без утайки, и девушка уже привыкла к его прямолинейности. Присев, она повела плечами.       — На данный момент замужество не так уж и много что меняет. Уже слышу, как ты скажешь, что в моём случае всё изменится, и будешь совершенно прав, но Норен не завтра станет королём, а я — королевой. У меня есть время подготовиться, подтянуть знания, смириться с этой мыслью.       — Смотрю, ты уже о многом подумала, — посмеялся он и отпил горячий чай, с жадность закусывая горячей булочкой. — Это хорошо. Будь всегда начеку. Во дворце своя жизнь. Кругом глаза и уши. Это своего рода улей, где ничто не ускользнёт мимо чужого внимания.       Мирея молча кивнула и прислушалась. Наверху послышались переговоры и быстрые короткие шаги. Эту поступь Хоран сразу узнал и поднялся, не успев дожевать булочку. На его лице засияла отцовская нежная улыбка, когда в трапезную забежала растрёпанная Хиела.       — Папочка! — радостно воскликнула она и бросилась в его объятья.       Глядя на то, как Хоран разговаривает с дочкой, слушает её быстрое, едва разборчивое щебетание, Мирея улыбнулась. Он был прилежным и любящим отцом и достойным мужем её сестры, пусть и старше на тринадцать лет. Мирея вдруг вспомнила, как долго мужчина добивался Кинары. Часто дарил подарки, приходил к ним в гости, приглашал на множественные прогулки, а она продолжала скромничать, как девица перед брачной ночью. Тогда ещё маленькая и глупая Мирея без конца подшучивала над сестрой, не понимая, какие чувства таила сама Кинара. С тех времён утекло немало воды, но неизменной осталась их любовь, та, что существовала, казалось бы, лишь в преданиях.       Спустя время спустилась сама Кинара. Поцеловав мужа, она занялась разговором о делах мужчины. Смотря на них, Мирея думала о том, что хотела бы создать такую же семью, где царило понимание, любовь и забота. Она не теряла надежды на то, что Норен поможет ей осуществить эту девичью мечту.       Когда приготовили на завтрак кашу из мелко измельчённых зёрен пшеницы, к столу спустился Марон. С Хораном у него всегда водились хорошие, доверительные отношения. Он принял его в свою семью без сожаления, сомнения и всегда готов был поддержать беседу. Марон охотно спрашивал те же вопросы, что и немного ранее Кинара. Мирея хоть и не в первый раз слушала, как Хоран обзавёлся пока маленькой обувной мастерской, но всё же была увлечена, пусть её это и не очень интересовало. Девушка за ширмой любопытства прятала своё бушующее волнение и всеми силами старалась его подавать. И, казалось, тоже самое делали все домочадцы.       После завтрака Марон, Хоран и Хиела отправились на ферму мардо, а Кинара взялась за подготовку своей сестры. Они вместе навели ей ванну с благовониями, в которой невеста должна была пролежать не меньше получаса, смывая с себя не только прикосновения других мужчин, но и воспоминания о них. Мирея охотно делилась с сестрой всеми своими ушедшими ухажёрами, в подробностях рассказывая об отношениях с ними. Так она чувствовала, что какая-то обида на них покидает её тело и остаётся где-то в стороне, словно это было вовсе не с ней. Кинара поливала голову сестры ароматной розовой водой и внимательно слушала о её неудачных опытах. Она ничуть не злилась на то, что Мирея не прислушивалась к её советам и совершала ошибки. Девушка была благодарна, что младшая сестра набралась смелости и поделилась с ней своим маленьким миром.       Вместе с горячей, обжигающей молодое упругое тело водой уходили и пылкие ссоры, обиды и разочарования. Выходя из ванны, Мирея чувствовала в себе какую-то приятную, расслабляющую лёгкость. Она смотрела на себя в зеркале и искренне улыбалась. Волнение перед предстоящим событием заметно ослабло. Девушка была уверена в себе и Норене. Она не сомневалась, что обряд пройдёт нужным образом.       До самого вечера Мирею наряжали, заплетали красивую прическу, обмазывали благоухающими цветочными маслами и настоями, отчего кожа стала истончать головокружительный аромат, словно распустившийся цветок после дождя. Эти хлопоты приносили радость не только семье мардовода, но и его слугам. Они с удовольствием кружились вокруг Миреи и выполняли любую её просьбу. Это было поистине волнующее и важное событие, ведь их хозяйка — невеста гронхеймского джара. Скоро последней дочери Марона предстояло выпорхнуть огненной птицей из семейного гнёздышка и осесть в хоромах своего будущего мужа.       — Мирея, ты великолепная, — смахнув радостную слезинку, Кинара обняла сестру. — Краше невесты не сыскать. Я молюсь Эльзаре, чтобы ты была счастлива, моя маленькая сестрёнка.       Мирея улыбнулась и вместе с Кинарой спустилась вниз, где ожидали разодетые мужчины семейства. Увидев дочь, Марон прищурился и едва сдержал скопившуюся в глазах влагу.       — Я подготовил для тебя прекрасное мардо, — вымолвил он и открыл дверь.       Вступать на землю за стенами дома вне брачного алтаря ни невеста, ни жених не имели права. Считалось, что после проведения предбрачных обрядов будущие супруги должны спуститься на одну почву, идти нога в ногу, их очищенные души и сердца обязаны вместе рисовать свою линию жизни, превращаясь в единое целое, как сплетённые друг с другом когда-то одинокие огонёчки. Добраться до места назначения, не нарушая древний обычай, они решили на животных.       Ослепительно белое мардо Миреи смиренно ожидало её у входа. Когда девушка запрыгнула на его спину, то стала похожа на яркую алую комету, освещающую даже самый непроглядной мрак.       Со свитой Норена семья Марона встретилась у стен дворца. Глядя на гордо восседавшего на гнедом мардо джара, Мирея улыбалась. Норен напомнил ей какого-то храброго воина древности, готового остановить голыми руками не один легион противников. Его крепкие руки сжимали поводья, а целеустремлённый, уверенный взгляд смотрел строго на Мирею. В его глазах она легко прочитала восхищение её образом и тут же покраснела. Не зря было потрачено так много времени на внешнюю оболочку.       Норен и Мирея ехали впереди колонны из родственников, музыкантов и немногочисленной охраны в сторону священного горного озера. Именно там в скале был возведён небольшой алтарь, где связывалось узами брака множество поколений правителей. Горожане не могли присутствовать там во время брачного ритуала, оттого ожидали исхода в городе.       Чем ближе становился освещённый пламенем алтарь, тем сильнее волновалась Мирея. Ранее державшееся спокойствие спряталось за сомнением, когда она случайно бросила взгляд на королеву. Диара всем своим недовольным видом показывала, что Мирея ей неприятна. Девушка не сомневалась, что та день и ночь молилась Эльзаре, прося её об отказе в благословении.       Дорога к алтарю светилась от маленьких языков пламени, волнующихся под лёгкими порывами ветра. Мирея смотрела на них, глубоко дышала, сотрясая беспокойную грудь, и старалась усмирить ускорившийся такт сердца.       — Я уверен в тебе и себе, — чуть дрогнувшим голосом тихо произнёс Норен, поглаживая гладкую гриву мардо. Впервые он заговорил с ней сегодняшним днём, и девушку чуть успокоил тот факт, что она не одна испытывает волнующий трепет. — Не вижу никого рядом с собой, кроме тебя. Иначе быть не может. Я чувствую, что всё будет хорошо.       Мирея благодарно улыбнулась. Его уверенность успокаивала лучше, чем все травы, которые она выпила ещё с утра. Оставалось лишь надеяться, что всё закончится благополучно.       Алтарь, к которому подъехали влюблённые, начинался с каменной платформы, сплошь усеянной тайными символами. Именно на него разрешалось спешиться юноше и девушке. Марон придержал мардо дочери, и она легко спрыгнула, шлёпнув босыми ногами о холодный камень. Когда животных увели, Мирея и Норен взялись за руки и встали перед входом в небольшое углубление в скале. В этом украшенном алыми цветами алтаре и должен был произойти брачный танец.       Горячая ладонь Норена согревала трясущееся сердце Миреи. Она держалась за неё так крепко, словно висела над обрывом. Любая слабость могла привести к падению в неведомые пучины, и ей не хотелось терять при этом связь с юношей. Совсем молодым, статным. За его красивыми и уверенными глазами хотелось идти, следовать нога в ногу. Пусть во многом он был не прав, упрям, но Мирее безумно нравилось его стремление к лучшему, нравился настойчивый напор и неподкупность. Чувство справедливости жило в нём, как в ней любовь к искусству. Сомневалась ли она в Норене? Нет, нисколько. Будет ли он хорошим мужем и спутником, не было известно никому, но Мирея рискнула, выложив на стол все свои карты.       Дождавшись, когда родственники и музыканты займут своё место, глава храма «Двух сердец» вышел вперёд и соединил алой лентой кисти юноши и девушки, дабы выделить будущий союз.       — Мы собрались здесь, чтобы связать семейными узами Норена, сына Юрона, и Мирею, дочь Марона, провести древнейший обряд, который завещала нам сама Богиня, дабы с помощью танца мы обращались к ней с превеликим уважением и соединяли свои сердца на высшем уровне существования бытия. Не будем томить и начнём. Брачующиеся, войдите под купол алтаря и встаньте друг напротив друга.       Мирея тревожно выдохнула и последовала за Нореном. Холодный камень освежал её разум, не позволяя окунуться в безрассудное туманящее волнение, но сердце с каждым шагом всё сильнее стучало в ушах и висках. Встав напротив улыбающегося юноши, глаза которого горели от нетерпения, девушка чуть расслабилась. Находясь под каменным куполом, освещённым тёплым светом, Мирея чувствовала себя спокойнее, словно эти стены защищали её от посторонних глаз.       — Да начнётся наше таинство, — взмахнув широкими алыми рукавами, провозгласил священнослужитель.       Ровный, уверенный такт барабанов нарушил наряженную тишину, что остро ощущалась даже кожей. Под каждый громогласный удар Норен и Мирея совершали короткий шаг навстречу друг к другу, придерживая соединяющую их кисти, как мост два берега, ленту. Глядя, с каким удовольствием юноша начал танец, как сияли его глаза и кожа, девушка сама заулыбалась. В своём идеально сидевшем тёмном наряде, с хорошо уложенными волосами и нежной улыбкой Норен для Миреи был ослепительно красив. Ей не хотелось ни на миг отрывать от него взгляда. Казавшиеся забытые движения сами вырывались и вели взволнованную Мирею. Она сцепляла вспотевшие ладони с Нореном, плавно взмахивала руками, отходила от него и вновь сближалась. Старалась двигаться грациозно, как неземное создание на охоте. Долгие тренировки не прошли впустую.       Танец Норена и Миреи наполнялся пленяющей страстью, такими горячими, пылкими и в тоже время нежными, осторожными и ласковыми чувствами, как само порождение бесконечной юной любви. Они двигались в такт музыке, изгибая пластичные тела и взмахивая руками. Норен уверенно поднимал Мирею, кружил её в воздухе и вновь, опуская, настойчиво притягивал к себе. Ни он, ни она не думали о важности обряда, о множестве глаз. Стоило музыке прострелить пространство, они совершенно забылись, погрузившись в свой танец, в который вложили всю пылкость молодых сердец.       Такт музыки постепенно нарастал. Музыканты ловко играли на инструментах, почти несмотря на брачующихся, чтобы не отвлекаться. Все, кто бросал на юношу и девушку взгляд, оказывались заворожены, кроме Диары. Она с лёгкой ухмылкой наблюдала за танцем, на который так долго не отзывалась Эльзара.       Танец не планировалось затягивать, оттого, чем ближе становился конец, тем сильнее росло напряжение. До того, как совершить два последних переворота, вспотевшие юноша и девушка разошлись и, притопнув босыми ногами, начали сближаться. Мирея смотрела на Норена, мысленно уже не надеюсь получить благословение, но тускло засиявшие символы перед алтарём прошептали об обратном. Пламя, что освещало помещение, заволновалось сильнее прежнего без видимых на то причин. Мирея на мгновение отвлеклась, бросив взгляд на прослезившуюся сестру. Всё шло совсем не так, как у Кинары, и она не до конца осознавала, что же это значит.       — Не останавливайся, — улыбаясь, вымолвил запыхавшийся Норен и, взяв Мирею за бок, повёл в танце.       Пламя, что дрожало возле стен алтаря, вспыхнуло так ярко, что хотелось закрыться. Его горячие языки оторвались от камня и закрутились вокруг юноши и девушки в бушующем вихре. Испугавшись, Мирея прижалась к Норену и зажмурилась. Она ахнула, когда обжигающее пламя коснулось её обнажённого плеча и слилось телом. Волна какого-то колючего тепла пронеслась по её жилам и спряталась где-то в стопах. Когда странные ощущения прервались, Мирея открыла глаза. Безумствующий огонь, что обволакивал их маленькие фигурки, вспыхнул ярче прежнего и в миг разлетелся в разные стороны, заставив родственников пригнуться. Все когда-то пляшущие языки потухли, как и символы алтаря. Гробовая тишина повисла в разогретом пламенем воздухе.       Крепкие, почти до хруста костей, объятия обездвижили поражённую и растерянную Мирею. Норен поцеловал её в хорошо уложенную, уже немного взлохмаченную причёску и тихо, словно сам себе, прошептал:       — Я знал.       От всё ещё горевшего в сердце пламени согласия, Мирея покраснела. Ухватившись за горячую руку юноши, она обернулась. Обряд был завершён. Обратного пути уже не было.       — Все мы стали свидетелями благословления, подаренного Эльзарой, — выйдя вновь вперёд, провозгласил служитель. — Теперь вы считаетесь мужем и женой, и никто не сможет оспорить это право, ибо слово Эльзары не подлежит сомнению. Я вас поздравляю.

***

      Весь путь до Олигейла Мирея довольно улыбалась всему, что только являлось её глазу. Она понятия не имела, как дальше сложится жизнь. Не верила, что стала женой Норена, пусть пока и без пышных празднований и клятв, но была довольна. Что-то ей подсказывало, что с этим джаром она будет счастлива, пусть какие-то черты его характера и вызывали в ней бурное противоборство. Это ощущение уверенности исходило откуда-то от сердца, затмевая собой все сомнения.       О результатах ритуала никто не разглашал. Люди были в неведении, оттого самые любопытные выглядывали из домов и внимательно следили за шествием. Не нужно быть провидцем, чтобы понять исход обряда. Счастливые лица молодоженов говорили за них. Жители перешёптывались, кивали и махали королевской семье, на что Диара не обращала внимание. Она глядела строго вперёд, сгорая от злобы. Её опущенные острые брови сходились на переносице, а широко раскрытые ноздри жадно вдыхали прохладный вечерний воздух. Юрон же, напротив, был рад за своего сына или же его мало интересовали отношения Норена. Он всю дорогу проговорил с Мароном, Хораном и командиром стражи, словно ехал не с важного обряда, а с охоты.       Дворец встретил молодожёнов роскошью и треснувшим от еды столом. Так как о результатах обряда нельзя было узнать заранее, слуги временно перекрыли пространство белой скатерти мелкими закусками: вяленым мясом, хлебом, выпечкой, свежими овощами и фруктами, большими графинами с вином и нолом. Лишь когда во дворец вернулась королевская семья с гостями, повара взялись за готовку более сложных блюд.       В свой дом Норен ввёл Мирею за руку и не отпускал, пока они не сели за стол. Девушка чувствовала некое смущение, находясь в центре внимания малоизвестных ей людей. Всех многочисленных родственников юноши она не знала, а Язуан не успел явиться к их ритуалу, задержавшись в Суаре. Его отсутствие несколько печалило Мирею. В отличие от большинства тут собравшихся, он был более прямолинеен и сам не любил всё это притворство. Мирея вынуждена была следовать спектаклю, сидеть ровно, мило улыбаться и почтенно кивать, когда в их сторону сыпались напутственные речи. Презренный взгляд королевы вносил каплю яда в опьяняющую радость от исхода ритуала. Даже после благословления Эльзары она не изменила своего мнения. Девушка ожидала, что Диара испортит вечер, затянув очередную, пропитанную отравой речь, но та молчала. Она не обмолвилась с молодожёнами и словом. Даже когда Норен и Мирея вставали и пили за своё будущее, королева не поднимала бокала. Поначалу это волновало девушку, но потом ей словно стало всё равно, ведь она была не способна повлиять на мнение Диары. Женщина сама выбрала путь необоснованной ненависти.       Когда взрослые мужчины и женщины изрядно выпили и принялись громко запевать песни, Хиеле надоело сидеть рядом с отцом и матерью и, выбравшись из-за стола, пошла гулять по большому залу. Для Миреи это стало поводом самой подняться и размять затёкшие ноги. Есть девушка совсем не хотела, а вино никак не лезло. Стараясь не шуметь, девушка поднялась и облегчённо выдохнула, испытав наслаждение. Лёгкий шлейф её пламенно-рыжего платья следовал за ней, мягко касаясь мозаичного пола.       — А ты можешь так налисовать? — указывая на большую картину Олигейла, спросила Хиела.       — Не знаю. Я не пробовала. Может быть, как-нибудь попробую, — Мирея взяла девочку за руку, желая сдержать её рвение всё потрогать.       — Я тоже поплобую. У меня холошо получается мама. Я тебе потом покажу.       Мирея улыбнулась и вместе с племянницей ушла в дальний угол зала, разглядывая светлые большие вазы. Девушка посмотрела на одну из них, и в её голове всплыли противные прикосновения Мазара. Лицо Миреи скривилось от отвращения, и она перевела взгляд на Хиелу, что поглаживала макушку небольшого дракончика, восседавшего на золотом шаре.       — У нас дома тоже есть такой, только он делевянный. Я люблю им играть. Мы с Тилай любим его купать. Ему это нлавица       — Тила — это твоя подружка? — Мирея тоже притронулись к холодной, немного шероховатой статуе.       — Да. Мы с ней вседа длужим.       Хиела принялась быстро и невнятно тараторить, делясь, какие игрушки они любят, в какие игры играют, за что их ругают родители. Мирея слушала с улыбкой, не всегда понимая, что она говорит. Они присели на небольшую скамейку и продолжили тихо говорить. Норен иногда поглядывал в их сторону и улыбался. Он глазами призывал Мирею вернуться к нему, но она каждый раз отказывала. В компании маленькой девочки ей было спокойнее, чем под присмотром незнакомых, важных, чрезмерно лицемерных и очень громких людей. Их говор и смех оглушал Мирею, подавлял, как горная лавина.       В самый разгар гуляний, когда в зал вошли музыканты, а длинный стол переполнился горячей едой, с позволения короля к ним присоединился главный повар дворца, что был отцом Хорана и дедом Хиелы. Увидев внучку, высокий мускулистый мужчина присел рядом и завёл с ней непринуждённую беседу. Хиела отвечала ему коротко и смущённо, совсем не так, как беседовала с Миреей всего мгновение назад. Девушка решила, что всему виной строгий нрав деда и редкие с ним свидания.       Мирея покачивала ногой и наблюдала за ушедшими в пляс подвыпившими мужчинами, их женами и дочерьми. Молодые девицы поглядывали в её сторону не только с завистью, но и с притворной до тошноты лестью. От их взглядов Мирее становилось не по себе. Ей казалось, что всё вокруг словно ненастоящее. Эти с виду любезные люди, множественные яства, даже запах был каким-то фальшивым. Тут девушка поняла, что имел ввиду Хоран, когда говорил о «своей жизни дворца». Она, дочь мардовода, влезла в их мирок, в их улей и, бесспорно, многим попортила планы, многих раздражала своим молчаливым присутствием. Даже в тех городах, в которых ей посчастливилось побывать, атмосфера царила куда приятнее. Опустив голову, Мирея уставилась в чёрно-белую плитку, лишь бы не ловить на себе множественные взгляды.       — Мой джар, — поднявшись, вдруг отсалютовал Нерзан.       Услышав едва различимые в поднявшемся шуме шаги, девушка улыбнулась подошедшему к ним Норену.       — Очень вкусные блюда, Нерзан. Порадовал, — весело вымолвил юноша и протянул Мирее ладонь.       Глядя в светящиеся, чуть хмельные глаза Норена, Мирея вложила свою руку в его и поднялась.       — Хорошего вам вечера, Нерзан, Хиела.       Норен пальцами обнял ладонь Миреи и повёл к дверям.       — Куда мы? — с трудом скрывая свою радость, сдержано спросила девушка.       — Подальше отсюда, — тихо прошептал он.       Шумное общество наскучило и Норену, чему Мирея несказанно обрадовалась. Она давно хотела покинуть стены трапезной и избавиться от пытливых взглядов.       Выйдя за двери, Норен и Мирея сбавили шаг и медленно побрели прямо по коридору.       — У меня уже голова болит. Сегодня родственники особенно шумные. Хотя они всегда шумные. Это ещё мы не досидели до рассказов двоюродного дяди, которые все уже по сотне раз слышали, но он всё равно продолжает нам докладывать, да ещё и с бурными эмоциями. Его громкий голос можно услышать даже на улице.       — Значит, ты меня спас, уведя оттуда? — посмеялась Мирея.       — Я не думаю, что тебе было бы интересно с ними. Да и глядя на тебя, я понял, что нам пора идти.       — Как-то мне неловко. Я ушла и ни с кем не попрощалась, — Мирея с сомнением обернулась в сторону доносившегося хохота.       — Не в последний раз со всеми видишься. Не беспокойся о таких мелочах и о том, что они подумают о тебе. Мы ещё не устроили пышную свадьбу и не посадили дерево в саду, но для меня ты уже моя жена.       Мирея улыбнулась и прижалась к Норену.       — Так куда ты меня ведёшь? — поинтересовалась она, когда они вышли на большую лестницу.       Отвечать Норен не стал, а лишь чуть улыбнулся. Мирея не хотела гадать, что он задумал, чтобы не испортить себе сюрприз. Все ненароком влезающие в голову догадки она подавляла, переключая внимание на охрану, слуг и гостей дворца. Кругом пахло чем-то приятным, сладкий и таким знакомым, что Мирея невольно улыбалась.       Миновав несколько коридоров, они вышли на витую лестницу. Мирея с прищуром смотрела на ступени и тёмные флаги Гронхейма. Какое-то подозрение возникло у неё в голове, но она не стала озвучивать свою мысль. Превозмогая усталость, они, наконец, вышли на широкий балкон, тускло освещавшийся полуприкрытыми светильниками.       — Я так и думала, — довольно вымолвила Мирея и подошла к перилам.       Большая столица лежала словно на ладони. За несколько месяцев совершенно ничего не изменилось. Всё также светились в ночи дома и уличные фонари. Даже в поздний час люди и стражи то и дело сновались по улицам. Кто-то в таверну, а кто-то, шатаясь, плёлся из неё.       — Помнишь, как ты меня здесь отвергла? — обхватив Мирею за талию, тихо произнёс Норен и тоже припал к холодным перилам.       — Это было не настолько давно, чтобы я забыла о твоём дерзком поведении, — Мирея чуть улыбнулась и глянула вниз, где мелькнул небольшой огонёк. — Что это там?       — Сюрприз, — отозвался он.       Не успела Мирея что-либо понять, как раздался протяжный, оглушающий свист. Небольшой огонёк взмыл высоко в небо и, огласив округу громким взрывом, разбросал на пасмурном ночном небе сноп красных искр. Сразу же за первой вспышкой, последовала следующая. Мирея любила наблюдать, как разлетались разноцветные огни и озаряли всю округу. Она подалась вперёд и с изумлением, как дитя, наблюдала за яркими вспышками. Ровно тринадцать залпов было пущено в небо, заставив глаза Миреи засиять искренним, довольным светом.       — Как ты угадал, что мне это нравится? — устремив взгляд на Норена, радостно воскликнула девушка.       — Думаешь, я в тот вечер думал лишь о том, как затащить тебя в постель? — посмеялся джар, поцеловал Мирею в лоб и отправил какой-то грустный взгляд в сторону. — Твои горящие, наполненные искренним восхищением глаза ещё долго преследовали меня. Знаешь, много девушек вилось вокруг меня. Мне стоило лишь пальцем щёлкнуть. Я так и делал до какого-то времени. Прости, Мирея, за мою откровенность, но я получал каждую, какую хотел без затруднений. Я ненавидел их всех. В них не было и капли искренности, они все хотели получить какую-нибудь свою выгоду. Ты оказалась совсем другой. Я наблюдал за тем, как ты танцевала с отцом, — Норен улыбнулся и вновь посмотрел на озадаченную Мирею. — Поначалу такая скромная, а потом совершенно забыла, где находишься, ловко притопывая ногами. Дальше фейерверк. Я взгляда от тебя не сводил. Широко раскрытые, бесспорно, привлекающие глаза, чуть дрогнувшие уголки губ. Не знаю, Мирея, но ты сильно запала мне в душу. Ни с кем я не испытывал таких сильных чувств. Может, ты думаешь, что мы торопимся, но я не вижу смысла затягивать. Хочу, чтобы ты была рядом прямо сейчас, а не через месяц, год или несколько лет, — Норен вдруг закрыл ладонью лицо и гулко посмеялся. — Что я несу? Прости за мои откровения.       Смущённый вид Норена заставил Мирею повеселеть. Ей нравилось, когда юноша решался с ней поделиться чувствами, нравилось видеть его неловкий вид. Она взяла его за ладони, обратив на себя внимание, и слилась в поцелуе.       — Идём, — Норен осторожно, словно боясь спугнуть, взял Мирею за руку и увёл с балкона.       Девушка следовала за ним и не думала о том, куда именно. Она ощущала, как чувства переполняют её. Откровение Норена разбудило в ней скромную страсть. Зажженный огонь её сердца приятно растекался по жилам. Она ещё не успела привыкнуть к этим ощущениям и не понимала, как с ними бороться.       Мирея всё крепче сжимала горячую ладонь Норена, пока они не остановились у двери, охраняемой двумя стражами. Юноша без слов распахнул её и пропустил вперёд себя девушку. Мирея почувствовала некое смущение, когда поняла, что это покои Норена. Определить, что это были именно они, оказалось несложно. Джар любил разваливать свитки, книги и листы где ни попадя, и даже после уборки он умудрялся навести хаос.       Входная комната являлась небольшим залом, где Норен занимался своими обязанностями. Тут стояло несколько столов, шкафы, местами лежали его вещи. Пока джар раскрывал затворки светильника, Мирея расшнуровала босоножки и неуверенно прошла вглубь комнаты. Её заинтересовала большая карта, что висела на стене перед столом. На ней красовались жирными линиями границы не только Гронхейма, но и королевств, что лежали севернее.       — Говорят, существуют лазейки в ледяной стене, — наклонившись к карте, прокомментировала Мирея.       — Да, это так, — отозвался Норен и подошёл к девушке. — Вот тут одна. Она совсем маленькая. Чуть ли не ползком пробираться надо. Каких трудов стоило выдолбить этот проход.       — Так ты бывал на севере? — Мирея резко обернулась и чуть не столкнулась головой с Нореном.       — Я не был. Эзор был. В Нордхейме. Там ничего не меняется. Нас всё также боятся.       Мирея с каким-то разочарованием покивала и случайно бросила взгляд на стол Норена. Увидев знакомые штрихи, она подошла и подняла листок с изображением леса, что девушка рисовала ещё в походе.       — Так ты правда сохранил их!       Ей до безумия было приятно видеть, что Норену и вправду оказались дороги её спешные зарисовки. Он чуть смущённо улыбнулся и спрятал их за исписанный цифрами листок.       — Мне незачем было лгать. Я надеюсь, что ты ещё нарисуешь нашу историю, чтобы через года с теплом вспоминать об этих моментах.       Норен сделал решительный шаг к Мирее и впился в неё горячими губами. Его сильные руки обхватили её за талию и настойчиво прижали к себе. Мирея улыбнулась ему в губы и повиновалась его страсти. Ей не хотелось отталкивать юношу, оттягивать долгожданное воссоединение. Наедине они не были слишком давно; горячая юная кровь кипела в жилах, бросая тела в жар. Нежная кожа отзывалась на каждое настойчивое прикосновение, бросая в лёгкую волнующую дрожь.       Оторвав губы от Миреи, Норен протяжно и горячо выдохнул. Его горящие глаза смотрели в её красивое покрасневшие от смущения лицо.       — Идём, — прошептал он и, взяв её за обе потрясывающиеся ладони, повёл в сторону правой двери.       Девушка повиновалась его зову. Её сердце колотилось от сдерживаемых чувств, когда Норен так мило улыбался ей. Подведя Мирею к двери, он распахнул её и пропустил вперёд. Девушка смело вошла внутрь и покраснела ещё сильнее. Комната была просторной и являлась спальней. Большая и мягкая кровать стояла рядом с закрытым арочным окном. За ширмой справа спрятался большой шкаф, на дверцах которого изображалось какое-то мифическое существо.       В комнате царили лёгкие сумерки, оттого, когда Норен коснулся плеча Миреи, она вздрогнула. Девушка хотела обернуться, но он остановил её. Она слышала его глубокое дыхание за своей спиной и всё сильнее заливалась дрожью и мурашками. Норен не спешил предпринимать каких-то решительных действий, словно нарочно оттягивая сближение. Напряжение в теле Мирее всё сильнее росло, когда он водил руками по её опущенным рукам и туловищу, и ей это до головокружения нравилось. Она даже сквозь ткань чувствовала его горячие, изучающие прикосновения. Девушка закрыла глаза, желая полностью отдаться моменту, когда он прикоснулся к лентам её брачного наряда и осторожно, словно боясь их повредить, развязал. Лёгкие рукава тут же соскользнули с её маленьких и гладких плеч, задержавшись на середине руки. Как же ей нравились его прикосновения, что ощущались особенно остро и так желанно.       Мирея расцвела от улыбки, когда Норен едва ощутило прикоснулся губами к её шее, постепенно спускаясь к изгибу плеч. Тело девушки бросило в жар, а согнутые ладони вспотели. Желание вновь слиться с его губами возрастало сильнее с каждым коротким и трепетным поцелуем. Мирея глубоко дышала от волнения и нетерпения, невольно прикусывая нижнюю губу.       — Ты очень вкусно пахнешь, — прошептал на выдохе Норен, и зарылся носом в её волосах.       Мирея была довольна его комплиментом, ведь не зря сестра намывала её. Она взялась за его ладонь и почувствовала, что она тоже влажная. То, что Норен волновался не меньше её, изумило Мирею. Пусть это не первое их сближение, но оно должно было стать особенным. Её радовало, что так думает не только она.       Движения Норена были осторожными, неспешными, но Мирея была уверенна, что он сгорал от нетерпения, а она не спешила его торопить. Девушка наслаждалась его нежными прикосновениями, едва ощутимыми поцелуями, всё ярче разжигающими пламя её сердца. Даже когда он освободил юное тело из плена наряда, девушка не обернулась. Покрасневшие лицо Миреи покрывала улыбка, когда юноша сам развернул её. Он, едва касаясь, провёл горячей ладонью по румяной щеке, но больше никаких действий не предпринял. Девушка быстро смекнула, чего он ждал.       Бросив на Норена игривый взгляд, Мирея положила на его крепкую грудь ладони и, также не спешно орудуя пальцами, начала расстёгивать пуговицу за пуговицей его тёмного, так хорошо сидевшего костюма. Ей нравилось ловить на себе его жаждущий взгляд, оттого старалась двигаться плавно и изящно, словно дразня юношу всё сильнее. Когда камзол скатился с его плеч на пол, дыхание Норена углубилось. Он всё сильнее прижимал влажной рукой оголённые тело Миреи к себе, будто поторапливая. И ему, и ей не терпелось поделиться теплом друг друга, прикоснуться горячей кожей, но девушка намеренно не спешила. Она водила ладонями по напряжённым мышцам рук, плеч и шеи, наблюдая, как он млеет от её прикосновений. Как обжигающее дыхание выходит из приоткрытых губ.       Когда ослепительно белая, как молния, рубашка всё же освободила туловище юноши, он не сдержался.       Оторвав взгляд Миреи от своего тела, Норен положил ладонь на её пылающее лицо и страстно слился с ней в поцелуе. Стараясь не отрывать от девушки губ, он поднял её на руки и положил на кровать. Его тело напряглось от нетерпения, но он не торопил события. Юноша словно хотел подстроить всё так, чтобы Мирея окончательно расслабилась и показала ему, что готова вновь довериться ему — своему мужу.       — Я люблю тебя, — несколько раз повторил он, целуя Мирею за всё, что только попадалось ему на глаза.       Зарывшись руками в его густых каштановых волосах, девушка горячо и глубоко дышала ему то в плечо, то в шею. Её тело горело и вздрагивало от его прикосновений. Она с жадностью впивалась ему в губы, стараясь поделиться пылающими в груди чувствами. Ни один мужчина не пробуждал в ней столько желания к тому, что вызывало у неё когда-то отвращение.       Нежные поцелуи становились крепче. Норен настойчиво поглаживал и пощипывал вспотевшую кожу любимой девушки. Его поцелуи гуляли по ней, как ветер по бескрайним просторам. Одних её губ ему было недостаточно. Он плавно спускался к её шее, плечам и груди, заставляя Мирею прогнуться. Юноша знал, где она испытывает наслаждение, и намеренно изводил её и себя. Девушка извивалась под ним от такой приятной муки нетерпения, целовала вздувшиеся плечи, оставляя мокрые дорожки.       Всё тело Миреи говорило о её желаниях, но Норен нарочно тянул, хоть и сам едва сдерживался. Он обманчиво прижимался к нежному и хрупкому телу, заставляя девушку прикрывать глаза в соблазнительном ожидании большего. Ему, бесспорно, нравилось смотреть на её страстный, полный желания взгляд. Мирея это понимала и с вызовом улыбалась ему, когда Норен в очередной раз обманывал её, ложно подаваясь вперёд. Раз он решил поиграть с ней, она не собиралась следовать его правилам. Мирея всем видом старалась скрыть, как же сильно ей хотелось слиться с ним, раствориться в нём, но её глаза говорили за неё.       Миновав впалый солёный живот, Норен поднялся к её горячим губам и вновь соединился в поцелуе. Он добился, чего так желал. Перестав вестись на обманчивые манёвры юноши, девушка бездумно отдалась его поцелую. Короткий вздох вырвался из неё, когда Норен прекратил мучать себя и её ожиданиями. Тонкие пальцы Миреи сжимали его крепкую и мокрую спину, а грудь разрывалась от глубокого и горячего дыхания.       Как же девушка давно не ощущала его. Как же сильно скучала по его умелым ласкам. Положив ноги на крепкие бёдра, она приподнялась и вкусила мокрую шею, слегка сдавив кожу губами. Она так раньше никогда не делала и приятно поразилась, услышав его шумный выдох. Ему нравилась её настойчивость, инициативность, и Мирея решила поддаться этому соблазну, чтобы уничтожить всё его и своё прошлое.       У Норена наверняка было много партнёрш. Все они куда красивее, опытнее и богаче, но Мирее хотелось, чтобы она была лучше всех их. Чтобы он никогда даже мысли не допустил, что она плоха в деле, которое приносит всем мужчинам удовольствие.       Вдох. Солёная капля упала с его подбородка на липкое плечо Миреи. Выдох. Она решилась. Чуть поднявшись, девушка остановила тяжело и надрывно дышавшего юношу. Он хотел было спросить, в чём дело, но Мирея опёрлась ногами о смятое и уже мокрое одеяло и, надавив на круглое плечо, заставила лечь на спину.       Широко раскрытые блестящие глаза вонзились в изящное тело девушки, когда она возвысилась над ним. Первый раз Мирея совершала что-то подобное, но по его реакции поняла, что он обомлел. Её губы целовали его мокрые волосы, шрамы на боках и плечах, пальцы ласкали липкую горячую кожу. Грудь Норена разрывалась от шумных ударов сердца, от глубокого дыхания. Пришло время к решающему наступлению.       Оторвавшись от его губ, Мирея откинула кудрявые волосы назад, распрямилась, выгнув поясницу как кошка под ласками хозяина, и медленно опустилась, наблюдая за реакцией Норена. Мирея осмелела окончательно, как только его глаза прикрылись от блаженства, крепкие пальцы сжали её ноги, а из рта вырвался шумный вдох. Возвышаясь над ним, видя, как он тает от удовольствия, девушка сама испытывала приливы стянутых чувств. Ей хотелось двигаться быстрее, настойчивее. Хотелось дышать глубже и чаще, в такт с ним. По телу растекалось покалывание, а низ живота всё сильнее сводило.       Выпустив из лёгких остатки жадно проглоченного воздуха, Мирея легла всем телом на Норена и, поцеловав его в ухо, прошептала:       — Я живу Вами, мой джар.       Глубокие чувства выплёскивались из Миреи. Ей хотелось засыпать Норена комплиментами и признаниями, но он не дал такой возможности. Обняв девушку натянутыми мышцами рук, юноша перевернулся вместе с ней и занял её губы своими.       Норен не прекращал целовать и ласкать Мирею ни на миг, даже когда она, не сдерживаясь, нарушала тишину комнаты тихими стонами. В её теле снова ощущалось нарастающее напряжение, ноги охватила дрожь, но на этот раз девушка не стала сдерживать Норена. Ей хотелось, чтобы он не останавливался, и она показала это своими страстными поцелуями. Лишь когда прилив достигнул своей пиковой точки, Мирея оторвалась от губ мужа и, впившись пальцами в его мокрую напрягшуюся спину, крепко прижалась. Немыслимая волна удовольствия пробежалась от кончиков пальцев до дрожащих влажных ресниц, заставив её на миг замереть, а после бессильно упасть на подушки. Что это было, она понятия не имела, но ей это так понравилось, что она не сдержала своего приступа высшего удовлетворения и благодарности за ласки.       Нарастающий смех снял остатки напряжения. И Норен, и Мирея засмеялись просто так, без причины, глядя друг другу в мокрые лица. Всепоглощающее счастье переполняло их сердца. Тела приятно расслабились, и лишь грудь содрогалась от заливистого смеха.       Успокоив бушующие сердца, муж и жена заключили друг друга в блаженные объятья и уснули прежде, чем с уст сорвалось хотя бы одно слово.