Младший

      — А мы вроде как неожиданно придём или Юнги ему скажет, что мы придём? — Джин в джинсовой бандане и неформальной кожаной куртке жмётся к Чимину под зонт, а тот укрывает им от дождя торт в большой картонной коробке, и из-за этого им льётся за шивороты осенняя «непогода»…       — Вот как ты думаешь, я бы тебе сказал?       — Надеюсь, что — да…       — Делай выводы!       — Я не пойду, Чимин-и! Зря я это затеял! — Джин тормозит прямо посредине стремительно набирающей глубину лужи.       — Только попробуй! Или ты сейчас топаешь, или я вам организую шика-а-а-рный омежий туалет с зеркалами!       — Ну, говорил уже, что не смешно…       Джин бурчит и делает широкий шаг, перешагивая грязные размывы тротуара. Чимин, у которого шаг меньше, благополучно «черпает» и верещит от холодной, пробирающейся в ботинок воды.       — Ну всё! Вот тебе торт, зонт… Мне уже всё равно! — вручив Джину всё, что до этого бережно нёс сам, Пак ускоряется и, за минуту пересекая двор, тычет магнитным ключом в дверь подъезда съёмной квартиры Юнги.       — Юнги-и-и! — Чимин и квартиру открывает сам. — Я ноги промочил!       — Ага. Видели, — Юнги и Чонгук, заходят в комнату с маленького крытого балкончика, откуда они наблюдали за «борющейся с непогодой» парочкой омег.       — И ты спокойно на это смотрел?!       — Ну, во-первых, я переживал. А во-вторых, если бы ты начал тонуть…       Джин переминается с ноги на ногу и робко улыбается Юнги, который сразу же, как только получил тычок от Чимина, переключается на Джина.       — Джин-и, дай я тебя обниму! Я скучал… — Юнги ловит его улыбку и загребает в объятия.       — Айщ! — Чимин машет рукой и идёт в ванную, оставляя на полу мокрые следы.       — Давай сюда, — Юнги отлипает от Джина. Он намочил домашнюю футболку, прижимаясь к его мокрой куртке, но не обращает на это внимания. — Ты тоже ноги промочил?       — Вроде нет…       Чонгук всё это время стоит молча, сложив руки на груди и широко расставив ноги.       » И стоит, и сидит так… Мешает ему всё!»       В маленькой прихожей принудительно висят запах кофе, перебиваемый смешением цитрусов, напряжение и, наконец, снятая Джином куртка…       — Вы как хотите, но я вам в чай по капельке бренди налью! — Юнги «хозяйничает» на кухне, разрезая огромный торт на четыре части. — Можно же?       Он, будто опомнившись, поворачивается к только-только усевшемуся на краешек дивана Джину, который ему обречённо кивает.       Чимин выползает из ванной во всём сухом и в удивлении смотрит на «порезанный» торт.       — Ну а чего мелочиться-то? — отвечает сам себе на свой незаданный вопрос.       Чонгук молчит. Стоит на одном месте в арочном проёме прихожей и лишь изредка вертится, как флюгер, вокруг своей оси, наблюдая за действиями каждого…       — Ну что я хочу сказать… — Юнги, вилочкой которой ел торт, теперь мешает свой остывший чай. — Вот и на выпускном в школе без тебя было так же, Джин-и…       — Как? — Джин жмётся к краю дивана, потому что на другом краю уселся Чонгук и от торта не отломил ни кусочка, как, впрочем, не сделал ни глотка и не сказал ни слова.       — Как на похоронах…       Чимин вдруг всхлипывает, и чтобы не реветь при всех, уходит на балкончик. Юнги стаскивает с кресла плед и, дергая плечами, как бы извиняясь за омегу, идёт за ним.       Джин, как только за ними закрывается дверь, поворачивается к Чонгуку и, пока действие той самой «капельки» бренди не испарилось, торопливо, облизывая губы, говорит альфе:       — Я попросил Чимина, чтобы Юнги тебя позвал, потому что хотел без лишних глаз… — он спотыкается на фразе и видит, как Чонгук сжимает губы. — Попросить у тебя прощения.       — За что?       — Ты знаешь…       — Нет.       Джин начинает «заводиться», но останавливает себя: он сам затеял и встречу, и разговор.       — За то, что тогда, в школе… Случилось.       — Тебе не за что извиняться.       — Но…       — Это был самый лучший день в моей жизни, — Чонгук откидывается на спинку дивана. — Пока что.       «Какого хера?!»       — Тогда я… Зря сюда пришёл? — Джин зажимает ладони между худых ног и вдруг понимает…       »…какой он идиот!»       Он смотрит на развалившегося, наглого, насмехающегося над ним альфу, переводит взгляд на дурацкий торт, которым недавно давился. Вскакивает с дивана, вылетает в прихожую, мгновенно обувается и, схватив куртку, хлопает, уходя, дверью.       Дождь всё идёт — мелкий, моросящий, осенний.       А ещё — солёный…       ***       — Мистер Ким? — рядом с бредущим к метро Джином, уже совершенно не обращающим внимания на дождь, который зарядил, по всей видимости, надолго, тормозит дорогая иномарка.       Водитель, опустивший боковое стекло, кажется смутно знакомым.       — Вы не узнаёте меня? — альфа наклоняется ближе. — Я партнёр вашего отца. Мы виделись в ресторане. Вы тогда ещё поступили в университет…       — Да-да, — припоминает Джин. — Господин…       — Гвон. Гвон Гонхо. Забирайтесь скорее, вы совсем промокли…       Джин колеблется пару секунд, а потом решительно садится впереди, рядом с водителем.       — Я сразу узнал вас, — альфа трогается , вливаясь в редкий поток машин. — Ваш головной убор, — поясняет он и хищно принюхивается. — Куда вас отвезти?       — Я шёл домой…       — Вы живёте все там же, в Чхондам-дон?       Джин кивает. Бандана мокро давит на голову, и желание её снять становится нестерпемым. Что он и делает с облегчённый выдохом.       — Почему вы не вызвали такси? Погода отвратительная…       — Я… Как-то не подумал.       Джину рядом с участливым, уверенно ведущим машину взрослым альфой становится как-то неловко. Он чувствует себя молодым и глупым…       Поэтому, когда тот высаживает его у дома, то облегчённо выдыхает — прощаясь и благодаря.       Стоит зайти в квартиру, как папа накидывается на него сначала с упрёком, что тот не берёт трубку телефона, но видя его разнесчастный вид, сразу идёт на попятный:       — Джин-и… Ты промок насквозь!       — Ага. Представляешь, на улице дождь, — он чмокает папу в щёку и пытается скрыть своё плохое настроение.       — Быстро переодевайся в сухое! Ты шёл под дождём?       — Сначала — да. А потом меня любезно подвез господин Гвон Гонхо.       — Оу…       Папа удивлённо вскидывает брови и атакует вопросами:       — Ты знаком с ним? Давно? Где вы встретились?       — Па-а-ап! Он заметил, как я бежал к метро, и предложил подвезти, а знакомил нас отец в «Aria». Помнишь?       — Припоминаю… Очень интересный альфа. Он вдовец, насколько помню.       Почему все идеализируют отношения между истинными, Джину непонятно. Или у него истинный — не истинный?             Может, он ошибся? Только почему тогда только Чонгук пахнет так одуряюще приятно?       В группе двенадцать альф, а его и ни один аромат не привлекает…       Или вот сегодня в машине… Яркий горький грейпфрут, сдобренный нотой ланданиума — просто сногсшибательно! Аристократично, минимально: единицы могут похвастаться таким запахом.       И Джину — вкусно, но…       Но не дрожит внутри натянутой струной, не бьётся в грудную клетку сердце, не скручивает внизу живота…       А если он до него дотронется? А если он поцелует… Это вообще нормально — помнить мягкость и неумелость чужих губ так долго? А если…       «Привет, бессонница! Завтра начинается зачётная неделя в университете…»