***
Я, Сэм и Микаэла, справившись с делами в столовой тоже взяли перерыв на обед и с едой направились в ангар ботов. Каждый перерыв мы ходили туда, в их компании было принято, учитывая то, что большинство солдат пусть и здоровались со мной, но всё предпочитали не разговаривать, с моим братом и подругой ещё могли завести диалог, но меня они считали таким же инопланетянином как и ботов. Многие побаивались их. Люди бояться того чего не понимают и это одна из главных наших глупостей. Мы прошли в ангар, где нас уже встретил Би. — «Рад видеть» — сказал Би по радио. Ребята поздоровались с ним и мы сели, расчехляя свои ланчи. Тут же подошëл Джаз. — Как говорят люди, приятного аппетита — сказал серый бот. — Спасибо — сказали в один голос Сэм и Микаэла. — Спасибо — ответила я ему, с набитым ртом. — Осторожнее, а то пища застрянет в горле и ты задохнëшься — посмееваясь сказал, подошедший Айронхайд. — Как оптимистично, но зато я умру молодой и красивой, а не старым ведром с гайками как ты — тихо смеясь, я ответила ему. Бот лишь улыбнулся. — Жуй давай, а то действительно подавишься — сказал Джаз, тоже растянувшись в улыбке. — Да она у нас свинка просто — толкая меня в плечë сказал Сэм, посмеиваясь. — Эй! — вскрикнулая я. Помещение наполнилось смехом, вот как кони честное слово. Мы болтали и шутили. Мне нравилась эта обстановка. Стало так тепло и приятно на душе. Вдруг я случайно заметила синий тягач, стоящий в углу ангара. Я сразу нахмурилась. Ну, почему он такой закрытый? Даже Рэтчет с нами хоть как-то общается, а по рассказам Джаза он тот ещё зажатый скряга. Оптимус же, постоянно в делах, на тренировке, но ни разу за всю неделю не проявил желания подружиться. Меня это порядком начинает бесить. Я как самая бесстрашная и видимо бессмертная, чувствуете запах сарказма? Я тоже. Так вот, встала с пола и направилась к нашему одинокому Прайму. — Оптимус — позвала его я, как-то теперь вся смелость угасла. — Да? — ответил он. — Может присоединишься к нам? Думаю, что лучше чем быть одному — сказала я и жар моментально прилил к кончиками ушей. Почему мне так стыдно? Оптимус начал трансформироваться и я услышала знакомый скрежет металла. Я немного отошла назад. — Оптимус! Так ты решил к нам присоединиться — сказал Айронхайд. — Полагаю, что это лучшее, чем находиться одному — процитировал меня Прайм. Я красная, как русский борщ, прошла на тоже место и села рядом с Сэмом и Микаэлой. — Элли, на твоëм лице можно яйца жарить — сказала, смеющаяся Микаэла. — Ха-ха, очень смешно — ответила я. — Почему у тебя так резко поднялась температура тела? — спросил Джаз. — Она просто смущенна — пояснил Сэм, откусывая бутерброд. Боты, не понимающе уставились на меня. Я кинула в брата конфету. — Что? — улыбаясь, спросил он. — Всмысле? — задал ещё вопрос Джаз. — Сам объясняй — запивая чаем, сказала я Сэму. — Ей просто стало немного стыдно, когда она пошла звать Оптимуса, застенчивая у меня сестра. Я поперхнулась и прокашлявшись, показала ему язык. — «Будьте осторожны, капитан» — прозвучало радио Би. — Почему тебе стало стыдно, когда ты подошла ко мне? — смотрел на меня Оптимус с негодованием. — Я просто постеснялась, ясно? Я всегда такая, если приходится говорить с тем кого я не знаю или знаю, но плохо — ответила я поднимаясь — Я пошла дальше работать и вы тоже закругляйтесь, хорошего дня вам всем. Я вышла из ангара и вспомнила, что меня просили принести какие-то документы после обеда. В нужном направлении я направилась по коридорам.***
На улице уже стемнело, на часах 22.57. Я собрала мольберт и сумку с кистями, масляными красками, там же был стакан для воды и палитра. Выйдя на улицу, я взглянула на озеро перед базой, где меня ждали две лампы, на высоком штативе, которые мне любезно предоставил Уильям и раскладной стул. Я увидела, как красно-синий металл блестел в лунном свете, Оптимус сидел на том же берегу. Вздохнув я пошла туда, озеро было где-то в ста метрах от самой базы. — Доброй ночи — сказала я, начиная ставить мольберт. — Доброй, я думал, что лампы и стул забыли здесь. Тебе разве не нужно быть в оффлайн? — сказал Оптимус. Я поставила полотно и стала располагать лампы, чтобы одна светила мне над мольбертом, а другая на полку с красками, которая крепилась под полотном, для это я опустила штатив. — А ты? — я посмотрела на него — К тому же только ночью у меня есть время порисовать, кажется, что я вечность этого не делала — сказала я. Я подошла к озеру и набрала стакан воды и стала раскладывать кисти с красками. — Ты обижена на меня? — спросил Прайм. Я на мгновение застыла, но покачав головой продолжила. — Что? Нет, с чего ты взял? — Ты довольно резко сегодня ушла, я подумал, что этот из-за того, что я смутил тебя. Я почувствовала как краска прилила к щекам и кончикам ушей. — Обед действительно заканчивался, мне нужно было идти — ответила я, садясь на стул. — Я понимаю, что ты собираешься рисовать? — Оптимус решил перевести тему. -Хм… А может тебя? — только стоило это сказать и я почувствовала как вспыхнуло всë лицо. — Меня? — с нотками удивления произнëс он. — Д-д-да. П-просто, знаешь — я замялась. Я закрыла глаза и сделала несколько вдохов и выдохов, снова посмотрела на Оптимуса. Он не понимающе глядел на меня. — В общем, мои картины — это часть меня, часть моей души и я знаешь… Я очень редко рисую кого-то, но тебя мне хочется рисовать, ты всю неделю такой закрытый и я подумала, что если открою сокровенную часть меня тебе, то возможно мы сможем стать друзьями, я подумала, что ты тоже начнëшь раскрываться мне… Как-то так… — я перевела смущëнный взгляд на холст и достала из кармана джинс карандаш, начиная делать набросок, чтобы успокоить нервы. — Картины для художника всегда самое сокровенное, что может быть и для меня честь быть изображëнным на одной из них — он замолчал, переведя взляд на Луну — И Элли, я никогда не отказывался быть твоим другом, но в последнее время мне не очень хотелось общаться, столько событий произошло, нужно было многое обдумать. — «А ведь даже не подумала на сколько ему трудно, он лидер, вновь я поступаю как эгоистка» — подумала я, прикусив губу. Не став отводить взгляд с наброска, я продолжила рисовать. — Можно спросить тебя о прошлом, о Кибертроне? Просто, хочу узнать тебя получше — я говорила уже не заикаясь. Посмотрев на него, я увидела как Прайм кивнул. — Касательно войны, как давно она началась и из-за чего? Какая была твоя жизнь до неë? Чем ты занимался, пока не был Праймом? — Война началась множество тысячелетий назад. До неë я был Орионом Паксом, архивариусом из Иакона, политической и культурной столицей Кибертрона, учеником Альфа Триона. В то время гладиатор по имени Мегатронус, позже он сократил своë имя, стал для меня другом и братом. Он был не согласен с классовой системой Кибертрона и я тоже, но Мегатрон считала, что изменений можно добиться только с помощью насилия, с этим я уже не мог согласиться. После смерти Альфа Триона я стал Праймом и Мегатрон поднял восстание. Так мы поделились на автоботов и десептиконов. В этой войне погибло множество моих друзей и даже — он осëкся будто думал стоит говорить или нет — любимая. Пока я рисовала набросок, водя карандашом по холсту, то неотрывно вслушивалась в его рассказ. Сквозь этот спокойный баритон я уловила грусть и печаль, я представить себе не могу сколько боли он скрывает за этой холодной и мощной сталью. Я не знала, что сказать, может стоит попросить прощения? — Оптимус — я вздохнула, откладывая карандаш — Ты сильный и храбрый бот. Ты многим пожертвовал и много лишился, множество раз испытывая боль потери близких ты продолжал идти. Я думаю, что твои солдаты благодарны тебе за это, ведь раз за разом именно ты, Оптимус Прайм, даëшь им надежду — я лишь грустно улыбнулась, взяв карандаш в руки — И знаешь, если тебя хоть немного утешит, то я знаю какого терять близких. — М? — задал мне немой вопрос Оптимус. — Эм, ну, мой отец умер, когда в лаборатории, где он работал, произошла авария. Мама умерла, рожая меня, я никогда не знала еë, от этого и больно — я отложила карандаш и начала набирать из тюбиков синие, красные, голубые, белые и другие оттенки на палитру. Мы сидели молча около трëх часов, давая друг другу переварить информацию. Всё это время я не сидела без дела. Я писала, подобно тому как пишет рассказчик, я писала Оптимуса, каким я его видела сейчас. Сидящим на ночном берегу небольшого озера, в водной глади которого отражалась полная луна. Еë свет поблëскивал на его красно-синей броне, раскрывая красоту и великолепие Оптимуса Прайма. Каждым движением кисти я старалась передать это, даже задумчивый взгляд в даль ярко-голубой оптики, мне хотелось запечатлить. — Нужно идти — спустя долгое время молчания, сказал Оптимус. — Нет. — сказала как отрезала, не отрывая взгляд от полотна. Прайм больше ничего не сказал, наверное понял, что сейчас меня просто нельзя трогать. Так мы и сидели до самого поъëма. В этой тишине были слышны лишь сверчки и касание кисти о холст.