Как нормальные люди

Утро началось с грохота. Едва продрав глаза, Чэнмэй слетел вниз по лестнице, не уверенный, то ли в дом вломились, то ли началось землетрясение — но это оказался всего лишь Синчэнь, споткнувшийся о непривычный предмет обстановки. — Ох блядь. Он сгреб Синчэня в охапку и оттащил подальше от россыпи осколков, к дивану, а сам схватил веник и совок принялся сметать мусор. — Так и знал, что эту хрень не надо было домой волочь! Какой идиот сделал ее такой огромной? Нет бы маленький кубок, на полку бы поставили… — Прости, пожалуйста, — в голосе Синчэня звучало искреннее раскаяние. — Я разбил твою награду. — Ой, да насрать, — отмахнулся Чэнмэй, скидывая осколки в ведро. — Я ее и не хотел. На самом деле было, конечно, не насрать, все-таки, считай, первая награда в его жизни — во всяком случае, в том ее куске, который Чэнмэй помнил. Но черта с два он позволит Синчэню переезжаться по этому поводу! — Что у вас тут за срань? — А-Цин спустилась вниз и тут же взвизгнула: — Какого хера ты в одних трусах, извращенец?! — А-Цин, детка, не ругайся, — произнес Синчэнь, но его голос потонул в ответном вопле Чэнмэя: — А что я должен был делать, одеться по параду, что ли?! Я думал, к нам вломились! Не голый же! — Боже, вы как дети, — пробормотал Синчэнь. — Я и есть ребенок! — возмутилась А-Цин. — Помогла бы лучше, чем орать! — Нахуй иди! — А-Цин, следи за языком! Основа награды, впрочем, уцелела — огромная чаша из пластмассы, крашеной под металл. Чэнмэй запихнул ее в угол подальше и под бурчание А-Цин пошел готовить завтрак, для приличия надев фартук. На некоторое время воцарилось спокойствие. А-Цин ушла умываться. Синчэнь включил телек и устроился на софе, поджав ноги. Чэнмэй жарил бекон, поглядывая на него краем глаза — в этом не было необходимости, Синчэнь не был беспомощен и нормально ориентировался в знакомых местах, если, конечно, отдельные долбоебы не ставили посередь кухни здоровенные кубки… Но Чэнмэю просто нравилось смотреть, что уж там. По телеку шли новости. — ...почетная награда учителю года… — донеслось до Чэнмэя сквозь шипение яиц на сковороде, и он закатил глаза. — Да твою ж мать… Они об этом говорили в вечерних новостях, сейчас-то нахуя?! — Это слава, привыкай, — посмеиваясь, отозвался Синчэнь. — Теперь по городу не пройти будет, — пробурчал Чэнмэй. — Я тобой очень горжусь, — невпопад ответил Синчэнь. Его голос звучал так мягко, что сердце Чэнмэя пропустило удар. — Здесь просто мало происшествий, — пробормотал он себе под нос. — Вот и раздувают из ерунды. — Тебе это нравится, — уверенно сказал Синчэнь, и Чэнмэй ухмыльнулся. Вообще-то ему было плевать на всегородскую славу — но вот что Синчэнь им гордился… Вот это было приятно. Он едва не бросил завтрак — захотелось немедленно подойти к Синчэню, утянуть его в поцелуй, а потом, может, и чего-нибудь еще, но тут снова появилась А-Цин. — Еда-то будет? Я опаздываю уже! — Ты охамела в край, — сообщил Чэнмэй и начал раскладывать яичницу по тарелкам. — Что с макияжем, королева выпускного? У вас там что, вечеринка? — Заткнись, а? — огрызнулась А-Цин, краснея. — Нормальный макияж, почти и нет ничего. — Вам разве не запретили краситься в школу? — спросил Синчэнь, садясь за стол. А-Цин покраснела еще сильнее и открыла было рот, но Чэнмэй ее опередил: — Да с ней просто связываться не хотят, вот она и творит что пожелает, да, Слепышка? — Еще раз так меня назовешь — получишь вилкой в бок! — А-Цин яростно стиснула вилку. Чэнмэй расхохотался, а Синчэнь положил руку ей на запястье. — А-Цин, он же шутит. — Ты дурила меня месяц, вот и получай, — Чэнмэй показал ей язык, и она ответила тем же. — Кто ж виноват, что ты лох тупой? — Чэнмэй, А-Цин, — с мягкой укоризной произнес Синчэнь. — Ох, ладно, А-Цин ребенок, но Чэнмэй, тебе-то сколько лет? — Сам знаешь, — весело отозвался Чэнмэй. — Пять! Тут засмеялись все, даже А-Цин. В некотором роде так оно и было. Ровно пять лет назад он, человек по имени Сяо Чэнмэй, появился на свет, а кем был до этого, он понятия не имел. И не то чтобы стремился узнать. Когда тебя находят на обочине дороги в таком виде, будто кто-то пропустил тебя через мясорубку, это вряд ли признак, что ты жил благополучную счастливую жизнь. Его, конечно, проверили по полицейским базам данных и тому подобной фигне, но результата это не дало. Чэнмэй не расстроился, в отличие от Синчэня — он-то считал, что Чэнмэя кто-нибудь непременно ищет. И вообще, что за радость осесть в крошечном городке, где на все население одна школа, один полицейский участок и одна больница, а из развлечений — церковь и торговый центр (тоже по одной штуке)? Да еще и застрять со слепым владельцем конторы ритуальных услуг (единственной в городе, разумеется)? — Тебе нужен помощник, — заявил Чэнмэй, когда наконец смог что-то большее, чем лежать пластом, тянуть питательные смеси через трубочку и испражняться в судно. — У тебя просто эффект утенка, — засмеявшись, ответил Синчэнь. — Кого увидел, как впервые глаза открыл, тот и мама. — Ты мне не мама, — ответил Чэнмэй. Он был все еще дико слаб, но что-то, видимо, было такое в его голосе, отчего Синчэнь покраснел до корней волос. Может, он, конечно, и был прав насчет эффекта утенка, но это совершенно не означало, что Сяо Синчэнь не был особенным человеком. Много ли людей вызовет «скорую» бродяге, который валяется в канаве, а пока она едет, будет сидеть рядом с ним, держать за руку, разговаривать, пытаться помочь? Врач реанимации потом сказал, что если бы Синчэнь не говорил с Чэнмэем все время, не давая ему провалиться в забытье, и не перетянул жгутом сквозную рану на бедре, скорее всего, «скорая» бы уже ничего не смогла сделать. Так что Сяо Синчэнь спас Чэнмэю жизнь, и что бы там Синчэнь ни говорил, Чэнмэй не собирался думать иначе. За пять лет многое произошло. Например, помимо работы в конторе ритуальных услуг, Чэнмэй каким-то образом стал руководителем кружка прикладной физики в местной школе. У него не было официальной должности учителя, но это не мешало ему каждый день проводить в школе по несколько часов. Награду ему, правда, дали не за это, что бы там ни трындели по телеку, а за то, что он вытащил пару юных долбоебов из-под весеннего льда — и чуть не заработал себе переохлаждение, между прочим! Но так или иначе, за пять лет он выбился в почетные члены общества. И что-то подсказывало Чэнмэю, что в своей прошлой жизни он сделал куда как меньше. — Чэнмэй? Он вздрогнул и дикими глазами уставился на Синчэня. Тот чуть хмурился, повернув к нему лицо. Как радар, честное слово. — Что? — Ты опять завис. Чэнмэй покосился на А-Цин, но девчонка с увлечением лопала свою яичницу, уткнувшись в телефон. Слава богу, а то насмешек не оберешься. Зависать он начал после той истории с весенним льдом. Синчэнь не уставал уговаривать его, чтобы наведался к врачу. Чэнмэй отмахивался. А может, и стоило бы… — Все норм, — он тряхнул головой. — Задумался? — Голова не болит? — озабоченно спросил Синчэнь. — Говорю же, все норм! Поток дальнейших тревожных расспросов прервала А-Цин — с грохотом отодвинув стул, со словами: — Так, все, мне надо бежать, — она выскочила из-за стола, подхватила свою сумку и рванула к двери. — Убирать за собой надо! — крикнул ей вслед Чэнмэй, но больше для проформы. А-Цин ответила, но слов было уже не разобрать. Может, и к лучшему. — Не ругайся на нее, — улыбаясь, сказал Синчэнь. — Сложно привыкнуть к домашним порядкам после интерната. — Она с тобой дольше меня тусит, могла бы уже, — проворчал Чэнмэй и принялся собирать тарелки. — Просто она жопа ленивая. Синчэнь рассмеялся, а потом поймал его за руку, потянул на себя, безошибочно нашел губы и поцеловал так, словно умел читать мысли (Чэнмэй бы не удивился) и все это утро знал, как же Чэнмэю хотелось подойти и поцеловать его. Внезапный острый приступ возбуждения прошил все тело, и Чэнмэй вздернул Синчэня на ноги и усадил на стол, не разрывая поцелуя. Мягкий смешок, показалось, стек изо рта по горлу и прямо в низ живота. Член моментально затвердел, натянув тонкую ткань. Синчэнь снова рассмеялся — тихо, с явным удовольствием — и положил на него ладонь. И разумеется, именно в этот момент зазвонил телефон. — Это мой, — прошептал Синчэнь и почти лег на стол, чтобы дотянуться до мобильника. Воспользовавшись этим, Чэнмэй задрал на нем футболку и принялся вылизывать соски. — Доброе утро, — голос Синчэня звучал на удивление ровно. — Да, это я. Да, конечно. Подъеду, разумеется. Скинете адрес? Чэнмэй тихо зарычал и легонько укусил его за сосок. — У нас что, помер кто-то? — Нет, это в Хонсдейле, — улыбаясь, Синчэнь поднялся со стола. — И пока не умер, но собирается и хочет сделать распоряжение насчет похорон. — Вот предусмотрительный чувак, — с досадой отозвался Чэнмэй. Обломанного секса было отчаянно жаль, но нельзя было упускать потенциальную работу. В городе с населением в пять тысяч человек не так часто кто-то мрет. Спасибо, что есть соседние города, где про Сяо Синчэня тоже знали. — Чувиха, — поправил Синчэнь. — Отвезешь меня? — Что за тупой вопрос, — пробурчал Чэнмэй и пошел одеваться. В Хонсдейле Синчэнь велел его не ждать. Помирающая старушка оказалась дамой обстоятельной, общение с ней грозило затянуться не на один час, и Синчэнь отправил Чэнмэя домой, заверив, что вернется на такси. И Чэнмэй, а что делать, поехал, решив, что раз такая оказия, заедет по дороге в «Волмарт» — дома кончились кое-какие запасы. Вообще-то он ужасно не любил оставлять Синчэня одного. Это была странная, не слишком рациональная нелюбовь. С ними ведь не происходило никаких бед, они оба взрослые люди, у каждого есть свои дела, расставаться в течение дня — это нормально. Но всякий раз оставлять Синчэня одного, пусть даже и дома, было для Чэнмэя мукой мученической, и когда Синчэня не было рядом, его терзало беспокойство. Но жизнь есть жизнь, пришлось привыкнуть и смириться. У него хватало этих странных закидонов. Та же любовь к деланию запасов, которая ужасно веселила Синчэня. Чэнмэй буквально спать не мог, если их кладовка, которую он сделал из невнятного стенного шкафа, где Синчэнь раньше хранил пылесос и швабру, не была набита туалетной бумагой, бытовой химией, крупами, словом, всем, что могло долго храниться. История с пандемией и локдауном показала, что Чэнмэй был предусмотрителен и прав, и больше над ним не смеялись, но это не объясняло, откуда у него вообще взялась эта запасливость. Другим странным закидоном — впрочем, тот же Синчэнем его таковым не считал — было то, что Чэнмэю чудовищно не нравился «Волмарт». И вообще большие магазины. А запасаться удобнее всего было все-таки именно в них. Раздраженно скидывая в тележку огромные упаковки туалетной бумаги, Чэнмэй думал, что мог бы не терять время и заказать все то же самое с доставкой. Впрочем, мясной отдел его порадовал и заодно подал идею для ужина. Он взял стейки, потом набрал в овощном зелени, попутно раздумывая, что надо бы наведаться сегодня в винную лавку, а заодно намекнуть А-Цин, не деться ли ей куда-нибудь на вечер. Обломанный после завтрака секс требовал возмещения. От этих мыслей настроение немедленно подскочило, и даже отсутствующий ценник под симпатичной головкой сыра не вывел Чэнмэя из себя. Он окинул взглядом зал, чтобы найти консультанта — и вдруг его словно толкнули в бок. Незнакомый человек выбирал минералку. И в общем-то ничего не было странного в самом появлении незнакомца — в конце концов, магазин стоял на какой-никакой трассе, здесь мелькали левые лица. Но этот тип… Высокий, в черном костюме, подтянутый, весь какой-то… не отсюда. Словно какой-нибудь киношный агент ФБР или ЦРУ. Тяжело заныл висок, и Чэнмэй зажмурился и прижал ноющее место ладонями. Что за ерунда… — Вы чо-та хотели? — осведомился рядом слегка гнусавый, глубоко равнодушный голос. Чэнмэй повернулся и увидел, видимо, консультанта — долговязого прыщавого юнца. Фирменная жилетка на нем выглядела грязной и засаленной, и он жевал жвачку. В груди глухо шевельнулась злоба. — Сыр почем? — резко спросил Чэнмэй. Консультант медленно, будто спал на ходу, взял в руки сыр, повертел, потом осмотрел полку. И наконец вынес вердикт: — На кассе спросите. И повернулся, чтобы уйти. Внезапно овладевшая Чэнмэем ярость была чистой, как родниковая вода, и горячей, как пламя. Она не затмила разум, но словно бы наоборот, прояснила его, и Чэнмэй смог зафиксировать четко и быстро: рядом никого нет, на них никто не смотрит, а если сделать два шага влево, будет «слепая зона» камер. Он и сделал — и нагнал ублюдка, и резко стиснул пальцами его горло. — Либо ты, гаденыш, мне сейчас родишь этот ценник, либо я тебя прямо здесь закопаю! — прошипел он. С лица консультанта немедленно сошли все краски, и в глазах отразился такой ужас, будто он смерть свою увидел. И Чэнмэй вдруг осознал, что это правда. Он был смертью. Он знал, как. Он мог прямо сейчас убить этого мальчишку голыми руками. Голова будто взорвалась изнутри дикой болью — Чэнмэй вскрикнул и, не удержавшись на ногах, повалился на колени, сжимая виски ладонями. — Мистер? — донеслось издалека. — Мистер, вы в порядке? Он не был в порядке. Перед глазами вспыхивали и гасли неразборчивые картинки, кто-то кричал, кто-то говорил твердым, чеканящим голосом: «...ошибку. Цзычэнь не сделает этого. Ты зря…» И снова крики. Человек стоит на коленях, он голый, он истекает кровью и орет, пока острое лезвие срезает с него куски плоти. И хохот. Злой, ликующий хохот. Это смеется он сам. *** Через два часа Чэнмэй сидел на стуле в кабинете врача, а сама врач, молодая женщина с сурово сжатыми губами, рассматривала снимки компьютерной томограммы. Рядом переминался с ноги на ногу Синчэнь. Чэнмэй чувствовал себя так, будто его жевали. В голове все еще гуляли отголоски боли, глаза горели, словно он долго ревел, надсадно болело горло. Отчаянно хотелось спать. — Опухоли нет, — проговорила наконец врач. — И в целом я не вижу никаких патологий. Боли мигренозного типа — логичное следствие черепно-мозговой травмы. Обезболивающее и покой — вот мои рекомендации. Никаких прыжков в ледяную воду, — и она пронзила Чэнмэя взглядом. — Чэнмэю показалось, что были какие-то воспоминания, — напомнил Синчэнь, и Чэнмэй поморщился. Он и сболтнул-то это примчавшемуся в больницу, белому от волнения Синчэню сдуру, а лучше бы держал язык за зубами. Воспоминаний ему только не хватает. — Ну, — врач пожала плечами. — Когда-то же это должно было произойти. — Вы полагаете, Чэнмэй может вспомнить свою прошлую жизнь? Она сняла очки и принялась протирать их полой халата. — Господин Сяо, вы понимаете, природа амнезии очень плохо изучена. Например, науке известна механика потери кратковременной памяти, вроде той, что происходит при болезни Альцгеймера. Также более или менее понятна полная ретроградная амнезия, когда человек забывает себя полностью, включая элементарные навыки, то есть фактически впадает в состояние младенца. Но частичная ретроградная амнезия… Существует мнение, что ее природа не столько физическая, сколько психологическая, то есть это сродни тому, как люди стирают из памяти травмирующие события, особенно в детстве… — То есть вы думаете, я сам стер себе память? — резко перебил ее Чэнмэй. Она устремила на него жесткий взгляд, совершенно не впечатленная. — Я думаю, вам проломили голову. И травма мозга наложилась на то, что вы, да, очень не хотели помнить, кто вы такой. Это моя теория. — Тогда я и вспоминать не должен! Она пожала плечами. — Вы же не уничтожили эти воспоминания, а просто задавили их. Разумеется, в какой-то момент они должны были вылезти. — Дайте мне что-нибудь от головы, — проворчал Чэнмэй, и она, усмехнувшись, стремительно выписала назначение. — Таблетки получите у провизора. Имейте в виду, это достаточно сильный препарат, не стоит им злоупотреблять. Кроме того, рекомендую вам поработать с психотерапевтом. Ваши воспоминания могут быть потенциально травматичными, вам потребуется помощь. — Да-да, — буркнул Чэнмэй, забрав бумажку и направляясь к выходу. Он услышал, как Синчэнь прощается с доктором, и хотя его разбирала досада, все же придержал дверь, дожидаясь, пока Синчэнь догонит его и положит руку на локоть. — Возьмем такси до дома? — спросил Синчэнь мягко. — Или пешком? — А моя машина… — Осталась у «Волмарта». — Черт, — прошипел Чэнмэй, — то есть еще и ее забирать. — Давай подумаем об этом завтра. — Я сорвал тебе сделку. — Мы с Молли договорились созвониться завтра. — Она уже Молли, — фыркнул Чэнмэй, невольно расслабляясь. Синчэнь в ответ перехватил его руку и приласкал большим пальцем ладонь. — Да, мы нашли общий язык. — А что, она действительно помирает? Или так, над наследниками издевается? Синчэнь вздохнул. — К сожалению, да, умирает. Она больна, и… Впрочем, неважно… — Синчэнь, ты ведь не психотерапевт и не сотрудник хосписа, — заметил Чэнмэй, и Синчэнь виновато заулыбался. — Я понимаю, Чэнмэй, но все же… Если я могу помочь… — Да, да, конечно, — проворчал Чэнмэй и сжал его руку, прежде чем перейти дорогу. Дома орал телевизор, и А-Цин сидела перед ним на диване, поджав ноги. Когда дверь открылась, она вскинула голову и принялась быстро вытирать лицо. — Вы чего так рано? — Что с тобой? — отпустив руку Синчэня, Чэнмэй стремительно шагнул к ней и вздернул за подбородок. — Ты похожа на панду. Ты что, ревела? Синчэнь, она вся зареванная! — Вот ты мудло, — прошипела она, но без особого огня. Лицо у нее было все в потеках туши, подводка растеклась вокруг глаз черными лужами. Чэнмэю очень хотелось пошутить, и одновременно он чувствовал снова эту холодную, темную злость под сердцем. Это чувство говорило: я хочу найти того, кто обидел моего человека, и порезать его на куски. И он мог. Перед глазами снова всплыла картинка — человек на коленях, острый нож срезает куски плоти… Чэнмэя затошнило. — Детка, что случилось? — Синчэнь тем временем присел рядом с А-Цин, и она зарылась лицом ему в грудь, а он обнял ее. — Кто обидел? — Эта пизда тупая, Глэдис О’Коннор, — прошипела А-Цин. — Она сказала, что я выгляжу как шлюха, а потом еще напиздела девчонкам, что я встречаюсь со взрослыми мужиками, а все потому, что я с тем челом говорила… — С каким челом? — в один голос спросили Чэнмэй и Синчэнь, и А-Цин прыснула сквозь слезы. — Вот вы папочки… Да нормальный чел, ничего такого, — она подняла взгляд на Синчэня. — Он про тебя спрашивал. — Про меня? — удивился Синчэнь. — А что он?.. — Как он выглядел? — резко перебил Чэнмэй, и А-Цин вскинула на него удивленный взгляд. — Ну, не знаю… Приличный, в костюме весь такой, как из «Людей в черном»... Чэнмэй, ощущая, как холодеет под ложечкой, посмотрел на Синчэня. Тот хмурился. — И что спрашивал? — Спросил — ты Сяо Цин, приемная дочь Сяо Синчэня? Я типа да, говорю, а что? А он такой типа замялся и говорит, я, мол, его старый знакомый, хотел с ним встретиться. Я хотела спросить, а чего тогда домой не пришел, ну типа несложно у нас тут узнать, где кто живет, если имя знать, но тут меня окликнула мисс Дойл… — И правильно сделала, — буркнул Чэнмэй. — Это где было, в школе, во дворе? Куда у них охрана смотрит… — Погоди, — Синчэнь вытянул к нему руку. Губы его странно подрагивали, словно он пытался сдержать улыбку. — А-Цин, как он выглядел? — Ну говорю же, — девочка взмахнула руками. — Костюм, рожа такая унылая… в смысле, серьезный очень. И он так дергался, как будто волновался… — Кто-то знакомый? — спросил Чэнмэй, не сводя с Синчэня взгляда. Тот улыбнулся так широко и счастливо, что сердце заныло. — Да. Кажется, да. — А имя у этого знакомого есть? — раздраженно спросил Чэнмэй, и Синчэнь ответил все с той же сияющей улыбкой: — Его зовут Цзычэнь.