Кодекс Чести

— Джинни! Она бросила гребень на туалетный столик и устремилась на зов мужа, попутно прихватив волшебную палочку. Легко сбежав на первый этаж по крутой лестнице, она обнаружила Гарри возле буфета. Он задумчиво смотрел в открытый шкафчик, и Джинни обдало волной неприятной догадки. — Что случилось? — Что это? — Гарри кивнул на ровный ряд пузырьков с зельем, которые стояли в дальнем углу шкафчика. «Да что б тебя! Нашёл!» — мелькнула раздражённая мысль, но Джинни приняла спокойный вид. — Это бальзам, который мне прописал колдомедик для восстановления после травмы. Внимательный взгляд, который метнул на неё Гарри, дал ей понять: аврор Поттер напал на след. — Какой колдомедик? Она непринуждённо пожала плечами: — Наш, командный. — Это запрещённое зелье? — Гарри потянулся рукой вглубь шкафчика, достал маленький пузырёк без этикетки и принялся его внимательно разглядывать. Густая жидкость искрилась в утреннем свете. — Нет, конечно. Просто я разделила его на маленькие дозы, для удобства, — естественным тоном произнесла Джинни, внутренне ругая себя, что её чары для отвода глаз оказались слабоваты. — Кстати, что ты искал? Стараясь сделать это как можно спокойнее, она протянула руку, намереваясь забрать пузырёк. — Зелье от головной боли, — поморщился Гарри, разжимая пальцы. Джинни, тихо выдохнула, отправляя склянку обратно на полку. Она повернулась к мужу и заботливо сказала: — О, присядь. — Она увлекла его от злополучного буфета, усаживая за стол. Подняла руку, и из шкафчика прилетело нужное зелье. Гарри выпил его и тяжело оперся локтями на стол, сжав пальцами виски. Джинни молча смотрела на мужа, не задавая вопросов. Из года в год, вот уже на протяжении десяти лет, этот день давался Гарри непросто. День Победы над режимом Волдеморта был ещё и Днём памяти погибших во второй магической войне. И всем близким известно, что Гарри продолжал винить себя в этих жертвах. Точнее, в их количестве. Не шрам был причиной головной боли. Гарри не мог себе простить смерть многих дорогих ему людей. Джинни знала, что сегодня вечером её муж будет сидеть перед бутылкой огневиски и стеклянным взглядом гипнотизировать свой кубок. И все разговоры с ним сведутся к «Если бы я тогда не поддался на провокацию, Сириус был бы жив, и, может…». «Если бы мы придумали другой способ переправить меня в Нору, то…» «Если бы я сразу понял, что хотел от меня Дамблдор, вероятно…» «Если бы мы успели спасти Снейпа, может…» «Если бы!» «Если бы!» Эти разговоры больно ранили Гарри, но он не мог по-другому. Завтра будет другой день, и он сможет найти в себе силы сражаться дальше с преступностью в магическом мире. Он приобрёл комплекс вины и одновременно синдром спасителя — пока Поттер ловил тёмных магов и расследовал магические преступления, ему казалось, что он искупает свои ошибки. И чем больше он это делал, тем больше ему казалось, что этого недостаточно. Пока преступник был на свободе, Гарри был заключён в свою работу. Ночами напролёт он просиживал в своём кабинете, искал ниточки к разгадкам и ломал голову над мотивами злодеяний. Поттер ощущал душевный подъём в эти моменты и был словно одержим расследованием. Он не спал, не ел, существовал только на энергетических зельях. Но когда он раскрывал дело, преступник оказывался в Азкабане, а папка отправлялась в архив с пометкой «Раскрыто», Гарри ощущал пустоту в душе. Удовлетворение собой развеивалось быстро, а вина за жертвы на войне снова неприятно царапала изнутри. Этого мало. Всегда было недостаточно. И Гарри ждал, когда сможет в очередной раз уничтожить зло в магическом мире. Ждал, что настанет тот день, когда он почувствует, что искупил свою вину. Но минуло десять лет, а этот день всё не наступал. И, встречая очередное утро второго мая, мучаясь от бессонной ночи, он снова и снова перебирал события тех далёких дней, испытывая саднящую боль в душе. — Прошло? — нарушила Джинни тишину через несколько минут. Она искоса взглянула на приоткрытый шкафчик буфета, раздумывая, куда бы понадёжнее перепрятать зелье. Гарри отнял руки от лица и посмотрел долгим взглядом на неё. Медленно кивнул, словно боялся, что резкое движение доставит боль. — Мне пора. Сегодня нужно побывать в нескольких местах с официальными визитами. Рон и Гермиона уже ждут. Он поднялся и подошёл к ней, ласково поцеловал в щеку. — Точно не хочешь пойти? Он спрашивал это каждый год. И каждый раз получал один и тот же ответ. — Нет, вы — золотое трио, вас и ждут. Гарри открыл было рот, чтобы возразить, произнести какие-то ободряющие слова, попытаться уговорить, но передумал. Он знал, что она права. Вместо этого он сказал: — Я постараюсь не опоздать к ужину в Норе. Неловко приобняв её напоследок, Гарри Поттер устремился к камину, на ходу застёгивая парадную мантию. Всполох огня — и её муж отправился на официальные мероприятия, посвящённые Дню Победы над Волдемортом. Как только гудение камина стихло, Джинни подошла к буфету. Взмахнула волшебной палочкой, и ряд пузырьков тут же уменьшился в размерах. Она сгребла их рукой и направилась к выходу из столовой. На полке остались бутылочки с другим зельем, похожим на то, что она забрала. Стоило ей выйти в коридор, как ветхая бархатная портьера на стене дрогнула. — Мерзкая предательница крови… — Старческий надтреснутый голос противно скрипел. — Мало тебе было чистокровных? Выбрала нищее отродье грязнокровки… — Закрой рот, — мимоходом бросила Джинни, даже не вслушиваясь в бурчание старухи в чёрном чепце. Нижняя ступенька лестницы противно скрежетала в унисон с голосом, который становился всё громче: — И если бы наследников рожала, так нет! Носится на метле, срам какой!.. Бесплодна, как пустыня!.. Пузырьки в руке тихо звякнули, будто соглашаясь. Джинни поднялась на четвертый этаж и зашла в спальню, принадлежащую когда-то старухе с портрета. Не задерживаясь и не разглядывая старое убогое убранство, она подошла к картине на стене, изображавшей мрачную долину, над которой клубился туман. Прошептала заклинание и отвела раму в сторону. За ней оказался маленький тайник, в котором тут же выстроились пузырьки с зельем. Джинни удовлетворенно оглядела их. Затем взяла один, откупорила и выпила залпом. Картина заняла своё место на стене. Джинни развернулась, чтобы уйти, но чуть не вскрикнула от неожиданности: перед ней стоял старый эльф и недобро рассматривал хозяйку. — Кикимер, ты меня напугал. Тот шевельнул ушами и подозрительно оглядел комнату. — Кикимер удивлён увидеть здесь хозяйку. Джинни небрежно повела плечами. — Я подумываю сделать здесь ремонт. — О нет, госпожа! Кикимер молил хозяина оставить эту спальню в её первозданном виде… — Хорошо, я подумаю. Кстати, ужин сегодня не готовь. Мы отправимся в Нору. — Ладно, — буркнул эльф, и Джинни вышла из комнаты. В задумчивости она спустилась на второй этаж и прошлась по гостиной. Старое убранство неприятно цепляло глаз. Ветхие портьеры на окнах потеряли свой цвет, должно быть, ещё до её рождения. Деревянный пол, прогнивший по углам и вытертый тысячами подошв за десятилетия. Она опустилась на протёртый диван тёмно-зелёного цвета и рассеянно уставилась в пустоту. Огромный гобелен с изображением семейного древа Блэков красовался на стене напротив. На нём причудливыми ветвями переплетались судьбы людей. Эти лица и имена она выучила за восемь лет наизусть. Содрать бы его к троллям. Переделать бы всё. Впустить свет в тёмные комнаты. Но Гарри не любил этот дом. Всё в нём напоминало ему о прошлом, о мании чистокровности, которая проповедовалась здесь. О людях, которые собирались, чтобы помочь ему победить Волдеморта. О Сириусе, погибшем так рано. И он не хотел что-либо менять. Они отремонтировали их спальню, столовую, и на этом преображение дома на Площади Гриммо, 12 было отложено в долгий ящик. Каждый год Гарри обещал, что они непременно переедут в новый дом, но это снова и снова откладывалось. Джинни привычно проследила ветку Блэков до последнего колена и отвернулась, остановив взгляд на старой обивке дивана. Всё наследство от родителей Гарри пожертвовал на восстановление Хогвартса. Разумеется, анонимно, ибо кичиться добрыми делами было не в его характере. В то время она была совсем девчонкой, и этот щедрый жест только возвышал его в её глазах, когда она узнала об этом от Рона. Что может быть романтичнее, чем герой, который жертвует всё своё состояние на благие дела? Только спустя годы она уже относилась к этому с долей прагматизма. Понимание, что теперь Гарри будет жить на зарплату от Министерства, пришло не сразу. Её семья жила так, и Джинни в детстве не считала это чем-то ужасным. Юношеский максимализм растворился в суровой реальности, и Джинни была вынуждена столкнуться с правдой жизни: деньги нужны даже в магическом мире, а когда их мало, то временно наколдовать новую обивку дивана не помогает. Чары слетают со старой вещи моментально, поэтому она не пыталась что-то изменить в доме с помощью магии. Она полжизни провела в Норе, которая тоже была видавшей виды, с ветхими стенами и мебелью. Но там было то, что так выгодно отличало её отчий дом от дома на Площади Гриммо: свет и уют. С первого взгляда могло показаться, что Нора захламлена доверху, но если присмотреться, то у каждой вещи было своё место, будь то небрежно брошенный полосатый плед на кресло, или стопка старых книг под трюмо. Обилие цвета, текстур и разных стилей создавали домашнюю обстановку, которую Джинни вспоминала с теплотой. По сравнению с милой Норой дом на Гриммо был бездушным, тёмным и холодным. Он словно пропитался мрачными событиями, и даже за эти восемь лет в нём на первый взгляд ничего не изменилось. Иногда Джинни загоралась идеей всё здесь переделать, но Гарри был против. «Зачем, если мы переедем в другой дом?» — отговаривал он её, и Джинни понимала, что он прав. Легче построить новое, чем созидать на месте старого, где в воздухе витали призраки прошлого. Но время шло, переезд откладывался, а Гарри был с головой занят спасением магического мира от преступности. Хотя финансовой устойчивости это не приносило: Министерство — не то место, где можно сколотить состояние. Джинни понимала, что ему нужна эта работа, и не роптала. У неё была своя отдушина: квиддич. Семья относилась к этому снисходительно: пусть играет, пока юная. Потом в её жизни главное место займут семья, дети, и полёты закончатся. Гарри поддерживал её увлечение, хотя Джинни была уверена, что в глубине души он считал так же, как и её родители. Но выбрав однажды этот путь, она со всей серьёзностью отнеслась к игре. Шесть лет она была охотником в «Холидейских Гарпиях», пока её не пригласили в команду посерьёзнее — «Татсхилл Торнадос». В ней она играла последние три года. В команде оказались несколько знакомых по школе: Оливер Вуд был вратарём, Чжоу Чанг — ловцом, а её невестка, Анжелина Джонсон — вторым охотником. Бессменным лидером и капитаном команды являлся Брэвис Бирч. Загонщики — братья-близнецы, Стен и Сторм Клауд. В таком составе они выиграли уже кубок Лиги внутри страны и готовились выйти на клубный Чемпионат Мира через несколько месяцев. И это была головная боль всей команды, ибо финансирование было очень скудным. Министерство не выделяло достаточно средств, и они едва сводили концы с концами. Все понимали, что команда держится на их мастерстве, но для выхода на Чемпионат нужны были мётлы современнее. Чанг могла быть отличным ловцом, но если её метла будет уступать в манёвренности мётлам ловцов других команд, ей поможет только чудо. Так же как и остальным членам команды — вылетать на отборочный турнир Чемпионата на Комете 360, когда есть Молния PRO, было просто смешно. Поэтому участники команды только вздыхали, пока таяло время до турнира. Пресса пророчила выход на Чемпионат «Стоунхейвенским Сорокам», а «Татсхилл Торнадос» оставалось уповать на внезапную удачу. Ситуация оставалась напряжённой вот уже несколько месяцев, и Анжелина как-то рассказала ей, что капитан из своего кармана оплачивает аренду стадиона для их тренировок. Галлеоны и здесь играли решающую роль. Зарплату команда не получала уже несколько месяцев, но никто не жаловался: все понимали причины и ни один из членов команды даже не помышлял уходить. За чёрной полосой непременно наступит светлая, и терпение будет вознаграждено сторицей. Как самый старший и капитан по совместительству, Брэвис чувствовал ответственность за свою команду. «Торнадос и не такие бури переживал», — говорил он, и все верили. Джинни тяжело вздохнула и уселась с ногами на диван. С потолка свисала экстравагантная люстра с доброй сотней подсвечников. Она посерела от времени, и паутина на ней, как прохудившаяся старая шаль, чуть развевалась от слабого сквозняка. Выглядело это зловеще. Старый эльф никуда уже не годился. Всё приходится делать самой. Руки нащупали палочку, и Джинни резко отправила заклинание Тергео в потолок. Люстра моментально очистилась от паутины и пыли и стала выглядеть не так жутко. Галлеоны, везде нужны галлеоны. Когда их мало, это сразу ощущается. Нельзя наколдовать еду. Нельзя надолго трансфигурировать новое из старого. Нельзя магией оплатить налоги. Нельзя трансфигурировать Молнию PRO из старенькой Кометы. Взгляд снова остановился на гобелене. Последняя ветвь благородного семейства Блэков — не менее благородные Малфои. Витееватая надпись под последним отпрыском двух семейств гласила: «Драко Малфой». Вот уж у кого точно не было проблем с галлеонами. Старые деньги. Джинни задумалась, отчего к его ветви до сих пор не присоединилось имя какой-нибудь чистокровной леди. Наверняка в его круге общения он — отличная партия, а чистокровные волшебники обычно женятся рано, чтобы наследство поскорее перешло в безраздельное пользование. Обычно это условие родителей. Хотя, в их случае всё могло быть иначе — Люциус Малфой отбывал свой срок в Азкабане уже много лет, и его единственный сын беспрепятственно пользовался счетами. Спешить с женитьбой ему ни к чему. У не менее благородного семейства Пруэттов тоже когда-то был солидный счёт в Гринготтс. Поэтому они и породнились с Блэками. Джинни привычно нашла имя Лукреции Блэк, ветвь которой переплеталась с именем Игнатиус Пруэтт. Высокомерное лицо её двоюродной прабабки и мужественная внешность брата её прадеда сочетались самым неожиданным образом и на удивление выглядели гармонично. Другая ветка, которой не было на гобелене, но которая была в собственной родословной Джинни, шла к Дастину Пруэтту и Хильде Макмиллан, родителям Молли. Мама часто рассказывала в детстве их с папой романтичную историю любви. Как они познакомились в Хогвартсе ещё на первом курсе. Как вместе варили зелья, изучали созвездия на Астрономической башне. Ели мороженое в Хогсмиде и сидели на берегу Чёрного Озера, считая проплывающих мимо русалок. Как папа часами говорил о маглах, а мама думала, когда же он отважится её поцеловать. Как папа, точно настоящий рыцарь из сказок, увёз маму из родительского дома, когда Дастин и Хильда категорически воспротивились их браку. «Как Монтекки и Капулетти!» — сказал Гарри, когда она рассказала ему эту историю. В детстве Джинни не задумывалась о том, почему её дедушка и бабушка были так против её отца. Когда она выросла, разгадка пришла сама собой: безусловно, тут были замешаны галлеоны, которых у семьи Уизли не было в достаточном количестве на взгляд Пруэттов. Их единственная дочь могла сделать неплохую партию с кем-нибудь из благородных волшебных семей. Скорее всего, из списка Священных двадцати восьми уже была выбрана подходящая кандидатура. Но Молли воспротивилась решению родителей и отдала предпочтение любви. Из отчего дома с эльфами она добровольно отправилась в Нору, выбрав жизнь домохозяйки, а не изысканной леди в роскоши. Наверняка ей пришлось трудно. Особенно, когда дети стали рождаться один за другим. Но Джинни была уверена, что мать была счастлива и ни разу не пожалела о своём решении. Её больно ранило, что собственные родители вычеркнули её из своей жизни, а любимый брат Фабиан вынужден тайком встречаться с сестрой, но никогда и ни при каких условиях Молли не роптала на свою судьбу. Никогда Джинни не слышала, чтобы мать упрекнула отца в том, что его работа недостаточно престижна, а в кошельке одни лишь сикли. Они решали проблемы сообща и крайне редко ссорились. После смерти родителей Молли тётка Мюриэль возобновила общение с их семьей, но Джинни подозревала, что та просто-напросто забыла о том, что было тридцать лет назад. Единственное о чём вздыхала Молли — это об отсутствии домовика, и Джинни со смешком подумала, что мать очень рада тому, что у дочери есть эльф. Пусть даже такой, как этот дряхлый Кикимер. Можно ли винить родителей Молли, что они хотели лучшей жизни для дочери? Джинни понимала, что такие были времена. Ей импонировало, что мать не побоялась пойти против воли родителей в борьбе за счастливую жизнь. Она с гордостью думала, что поступила бы так же, будь на месте матери. Никакие галлеоны не стоят того, чтобы жить с нелюбимым человеком и рожать ему детей. Но к чему такие крайности? Если в жизни есть любовь, магия и небольшой счёт в Гринготтс, можно считать, что она удалась. Может, они с Гарри и живут небогато, зато у неё есть любящая семья. А ещё любимый квиддич, который позволяет отвлечься от самых неприятных мыслей. Гарри хотел большую семью. Хотел создать то, чего был лишен сам. Но не давил на Джинни. Иногда он интересовался, почему у них столько лет не получается завести детей, но обычно напоминания о том, что «Мерлин знает, когда детям нужно появиться на свет» в качестве объяснения было достаточно. Нервировали только вопросы родителей, которые ждали от неё внуков. Как будто им мало уже имеющихся! Только вот она не хотела детей. Когда-нибудь, возможно… она старалась запихнуть такие мысли подальше. Если у неё родится ребенок, о спорте придётся забыть. У неё не было иллюзий на этот счёт, перед глазами было множество примеров. Она находилась на пике своей карьеры и готовилась к дальнейшим победам, а не к пелёнкам и детским крикам. О нет, Мерлин, одна только мысль, что придётся нянчиться с детьми вместо полётов на метле, вызывала бурное отрицание. Ни сейчас, ни через год, ни через пять. Чтобы воспитывать детей, одной магии мало. И как бы её мать ни пыталась убедить её в обратном, Джинни для себя всё решила сама. Она сама выбрала, как ей жить. И если она не хочет детей, у неё их не будет. Даже если приходится врать мужу, что противозачаточное зелье — это восстанавливающий бальзам. Джинни посидела на диване ещё немного, прислушиваясь к собственным мыслям. А затем поднялась и вышла из комнаты, плотно притворив за собой дверь.