Я дышу, чтобы вымолвить имя твоё

Был ранний рассвет, когда Осман, спустившись с порога съёмного дома, по дощатой выстилке миновал периметр переднего дворика и, едва повернув, застыл на пляже, как вкопанный. Не сразу, но на самой периферии взгляд его привлекла человеческая фигура, комком сжавшаяся на краю террасы соседнего участка. В трясущихся плечах, в бледных руках, ладонями прижатых ко лбу, в светлых волосах, почти что сияющих под лучами раннего солнца, Салим практически мгновенно признал полковника Кинга. При внимательном рассмотрении можно было разобрать болезненную панику, застывшую в его глазах, и мученические вдохи, раз за разом едва проскальзывающие сквозь приоткрытые губы. Через панорамные окна дома Осман увидел также и Рейчел с Ником, спорящих о чём-то в гостиной. Их слов с пляжа было не разобрать, хотя даже за стенами и стеклом можно было услышать переплетение двух голосов. Мгновенно отвлёкшись от собственных мыслей, Осман невольно вспомнил всё, что слышал от Рейчел и Джейсона об Эрике вчера. Дело явно было в нём и, судя по той информации, которой располагал Салим, должно было случиться что-то, по масштабам весьма ощутимо приближенное к Концу Света. Тихо кашлянув и вздёрнув ворот на своей куртке, чтобы скрыть след от укуса под ухом, Осман неторопливо приблизился к Кингу, опасаясь напугать его собственным внезапным появлением. — Эрик? — вполголоса позвал Салим, и Кинг вздрогнул, с ошеломлённым видом задрав голову. Судя по тёмным кругам под его глазами, перебранка длилась отнюдь не первый час. — Что с тобой, друг мой? Вчера мне показалось, что твои дела пошли на лад, а сегодня я вижу тебя, сидящим здесь в одиночестве в полвосьмого утра. Ты выглядишь несчастным. — Я идиот, — удручённо признался Эрик, и Салим в смятении вскинул брови. — Почему ты говоришь так? — Вчера, когда Джейсон позвал нас с Ником сходить в дом за пивом, мне позвонили из управления, и я отошёл в ванную, чтобы поговорить. Ник заметил это и пошёл за мной. Новости были… Не очень хорошие, — Кинг вздохнул, понурив голову. Свет окрасил его лицо сверху вниз, отчего тёмные круги, залёгшие под его глазами, стали ещё более заметны. Эрик всплеснул руками — Я больше не в резерве, я в отставке, а это значит, что они забирают Целус. Я был в ярости, начал говорить Нику, что думаю об этом, но он… Он велел мне замолчать, — удручённо признался Эрик. — Потому что он, мать его, под присягой. Это не звучало конструктивно на первый взгляд. Слова Кинга были путанными и лишёнными повествовательного толка. В расстройстве он, раскрыв причину собственного горя, не нашёл в себе сил его обличить. И всё же Салим понял, о чём была речь. Во многом ему подсобило вчерашнее признание Рейчел, сделанное, когда они остались вдвоём на террасе. Ник запретил Эрику говорить о Целусе при нём потому, что это могло создать прецедент для трибунала. Всё, что могло быть известно лейтенанту Кею, он обязан был докладывать, но в то же время не мог делать это, судя по тому, в каком статусе ныне пребывали их с Эриком и Рейчел отношения. Если работа партнёров Кинга на трибунал ЦКВС уже была для него плевком в спину, добровольная передача управлению информации о нём чрезвычайно ладно приравнивалась к личностной измене. — Что случилось потом? — участливо поинтересовался Салим. Ему было важно знать, как далеко зашла нынешняя распря. Ведь они с Джейсоном вернулись в свой дом немногим после заката, и, если тогда же Эрик узнал о том, под какой именно эгидой сейчас работали Рейчел и Ник, ссора, похоже, продолжалась всю ночь. — Я сказал, что нам и вовсе не о чем разговаривать тогда, и вышел к Рейчел, чтобы узнать, почему она не предупредила меня о Нике. После чего оказалось, что она и о себе меня не предупредила, — Эрик горько усмехнулся, кивком указав в сторону панорамных окон фасада за его спиной. — У меня полный дом присягнувших против меня государственных шпионов. И я сам их сюда пригласил. А теперь спроси ещё раз, почему я назвал себя идиотом. Первым позывом Османа было поскорее что-нибудь возразить, но он, недостаточно включённый в ситуацию, сумел вовремя удержать язык за зубами. Предлагать Эрику «успокоиться» было бы лицемерно и бестолково. Салим мог только представить, какое потрясение испытал Кинг, все последние месяцы остающийся на иголках, а теперь узнавший вдруг, что люди, которым он доверился, были его самыми опасными врагами. Определённо, Эрик должен был пребывать в отчаянии. Но в то же время Салим, смотрящий на ситуацию со своей, отстранённой и лишённой эмоций стороны, приметил в его словах нечто куда более важное, чем факт работы Ника и майора Кинг на судебное управление ЦКВС. В затянувшейся задумчивости переступив с ноги на ногу, Осман спрятал руки в карманы и уточнил: — А они тебе сказали, зачем согласились вести над тобой трибунал? — Эрик вздрогнул. Лицо его мигом выровнялось, взгляд потух за чередой мигом промелькнувших в голове сотен мыслей. Заметив это, Салим осторожно, приободряюще улыбнулся, радостный быстро отыскавшемуся подходу. Эрик действительно не был идиотом. Напротив, он был внимателен и чертовски умён. — Это не моё дело, но, если я правильно понял, Ник велел тебе не обсуждать с ним Целус, чтобы ему не пришлось лгать под присягой в попытке прикрыть тебя, если ты вдруг скажешь при нём лишнего. Я не очень хорошо разбираюсь в том, как ведутся полевые суды у вас, американцев, но разве это не включённые в дело офицеры выносят решение о том, какую меру наказания применить к обвиняемому? — Салим, — изумлённо шепнул Эрик. Он почувствовал себя пристыженным и разбитым оттого, что, ослеплённый обидой, не догадался обо всём сам. — Нет, я просто спрашиваю, — с невинным видом Осман пожал плечами. Ему вспомнилось, как месяцы назад, ещё в Ираке, Джейсон прикрыл его перед своим командованием, солгав о том, что при вылазке в Бадру-Мандали Салима отыскать не удалось. — Вдруг Рейчел и Ник вызвались вести полевой суд, чтобы тебя защитить? — Чёрт, да что же со мной не так? — вздохнул Кинг, потерев глаза правой ладонью. Губы его дёрнулись в нервной, слегка кривой улыбке. — Мне нужно поговорить с ними, да? — Нужно, — согласился Салим. — Но не обязательно прямо сейчас. Поговоришь, когда будешь готов. Ты же не просто так здесь сидишь, верно? — Хотелось немного подышать, — Эрик кивнул. — А ты? Почему на улице в такое время? Кажется, ты куда-то шёл. — Собирался поискать, где поблизости можно купить порошок для стирки, — отстранённо признался Осман. Он не стал уточнять, что это было нужно для замаранного ими с Джейсоном постельного белья. Одеяло Салим загрузил в стиральную машинку ещё ночью, накрыв Колчека пледом с его же постели, но не смог постирать без порошка или геля. — В это время здесь почти ничего не работает. Ты слишком рано встаёшь. — Намаз на восход заканчивается в семь утра в этом месяце, — объяснил Салим. — А я, если проснусь позже шести часов, уже не засыпаю. — У меня есть гель для стирки, — предложил Эрик, но, не дождавшись ответа Османа, поднялся на ноги и отряхнул джинсы от напылившегося с террасы песка. — Подожди здесь, я принесу. — Салим! — голос донёсся со стороны соседнего дома, и Эрик застыл на месте. Обернувшись и устремив взгляд поверх невысокой ограды, Осман увидел Джейсона, растрёпанного, бледного, пылающего яростью и вместе с тем непередаваемо затравленного. В ореховых глазах плескалась смесь презрения и обиды, отчего Салиму моментально сделалось не по себе. Колчек был наскоро одет в футболку и серые штаны из футера, не причёсан, но, судя по влаге на лице и кромке спутанных волос, умыт. Лицо его было залито ровным, то ли гневным, то ли смущённым румянцем. Быстрым, но тяжёлым шагом сойдя с террасы, Джейсон направился строго к Осману, с каждым пройденным ярдом ускоряя шаг. Не успев ничего понять, Салим остался на месте, скованный волнением, и пришёл в себя только тогда, когда Колчек сгрёб его за куртку, хорошенько встряхнув. Красивые губы Джейсона растянулись в оскале, взгляд вспыхнул мучительным огнём. — Полегче, Колчек, — попытался одёрнуть Эрик, но Джейсон ответил ему одним лишь взбешённым рыком. Именно сейчас их устоявшаяся иерархическая неприязнь сыграла особенно злую шутку. Кинг притих, обомлев и не представляя, как поступить. Он даже не знал, в чём было дело, но злой Джейсон всегда был куда более властным и резким, чем в состоянии своей обыкновенной ребяческой шутливости. — Какого хрена ты притащился в мою чёртову спальню среди ночи, проклятая ты арабская собака? — прошипел Колчек, дёрнув Салима на себя так, что они оказались практически носом к носу. Ах, вот, в чём было дело. За одно мгновение всё нутро Османа сковало сперва невыносимой болью, а затем — мертвенным, бесчувственным холодом. Беспокойство на его лице сменилось отстранённым безразличием, а непроглядно чёрные глаза остекленели. Джейсон был взбешён потому, что, проснувшись, вспомнил, что произошло между ними ночью в пьяном мороке. И, очевидно, это открытие не было ему в радость. Слишком поздно Салим подумал, что ему действительно не следовало ожидать иной развязки. Во всяком случае, не после того, что Джейсон рассказал ему о своей юности. Когда-то он чуть не погиб из-за того, что лёг с мужчиной. Было закономерно предположить, что повторение столь страшного опыта вызовет неминуемую бурю. И всё же Осману от этого было не легче. Он был уверен, что не сделал ничего, чтобы заслужить такое отношение, простил Джейсону проявленную им ночью невнимательность, списав всё на расстроенные чувства и алкоголь. Колчек не смел винить в произошедшем его. — Отпусти, — в ровном голосе Османа сквозил ощутимый холод. — Кто тебя просил ко мне лезть?! — воскликнул Джейсон, оглушённый навязанным с далёкого прошлого страхом и не принадлежащим ему чувством отвращения к человеку напротив. — Сейчас же отпусти меня, Джейсон, — терпеливо повторил Салим. — Я был, блядь, пьян, и дверь в комнату была закрыта! Знаешь, что это значит здесь?! — голос Колчека явственно дрожал, несмотря на повышенный в гневе тон. — Что нельзя входить без спроса! Лишь одну привычку Салим сохранил с ненавистного ему армейского быта — не давать третьего предупреждения. Рывком вскинув левую руку между предплечий Джейсона, Осман толкнул его под локоть и в этот же миг сделал подсечку. Опрокинув Колчека на спину, он спешно отпрянул прочь и предостерегающе вздыбился. Дыхание сбилось всего лишь за пару молниеносных мгновений. Пожалуй, происходящее слишком сильно выбило Салима из колеи, и всё же он не кричал и не лез в драку, готовый дать отпор, если Джейсон вдруг вспыхнет вновь. Но тот только лежал на песке, разбитый и беспомощно ошеломлённый. На шум и возню из дома выбежали Ник с Рейчел и, пока они расспрашивали Эрика о случившемся, Салим, одёрнув куртку, развернулся и направился прочь, в сторону города. Никто не решился идти за ним. Только Джейсон, сев на песке, долгим взглядом проводил его фигуру, медленно растворившуюся в дымке золотистого рассвета. Ему было горько от случившегося и тошно от самого себя. Но пойти за Салимом следом не хватило смелости. — Джейсон? — спустившись с террасы на пляж, позвал Ник. — Что у вас случилось? — Пиздец, — только и выдохнул Колчек, с неохочей медлительностью поднявшись на ноги и небрежно зачесав пятернёй ещё сильнее растрепавшиеся волосы. На какое-то время Ник будто задумался, неуверенный, стоило ли ему продолжать донимать друга расспросами, но, хорошенько оценив обстановку, решил не лезть в чужие проблемы без спроса, не разобравшись со своими собственными. — У нас тут у всех ночь была не очень, да? — уточнила Рейчел, почувствовав, как Эрик осторожно потянулся кончиками пальцев к её руке, и успокаивающе перехватив его ладонь. — В пизду это всё, давайте позавтракаем. Предложение Рейчел, должно быть, было лучшей картой в нынешней крайне паршивой колоде. Джейсон, ощутимо утомлённый произошедшим, даже не осмелился спрашивать о том, почему Ник оставался таким спокойным, пока его бывшая гладила по руке своего бывшего, который, вероятно, был нынешним Ника. Всё это казалось слишком запутанным, чтобы вдаваться в излишние подробности. Кроме того, мысли Джейсона занимали куда более личные вопросы. Сейчас, когда первая вспышка гнева угасла, а необдуманный, выработанный на старом опыте страх отступил, Колчек всё больше понимал истинную причину собственной злости и, вместе с тем, всё больше отвергал её. Наверное, ему следовало извиниться перед Салимом. Памятуя о случившемся, Джейсон запоздало предположил, что минувшей ночью мог смутить или даже перепугать этого необычайно правильного человека, а ведь он не спросил, как Осман себя чувствовал, слишком захваченный противоречиями собственных мыслей и души. Благо, Салим был спокойным и отходчивым. Колчек мог припомнить множество ситуаций, когда его язык опережал здравомыслие, и Салим всегда относился к этому с пониманием, входя в чужое непростое положение. Он не злился и ни разу не плакал, всегда был сдержан, но никогда не бывал небрежен или эмоционально холоден. Вероятно, он ушёл только для того, чтобы немного привести мысли в порядок, ведь даже Осман, в конце концов, был всего лишь обычным человеком. Он наверняка должен был вернуться через час или два… В худшем случае — к полудню. И тогда они смогли бы, успев успокоиться, обсудить всё, что было нужно. Изначально ситуация показалась не такой уж и страшной. Отходя от первых тревог, Колчек позавтракал с Кингами и Ником, не особо вдаваясь в подробности их крайне причудливого разговора. Салим не гнушался применять собственную мудрость к чужим проблемам, потому что она у него была, и была от природы. Джейсон же, зная собственные достоинства, не стращался учитывать и недостатки. Он никак не мог помочь товарищам в том, о чём слышал впервые, поэтому только сварил для всех кофе, после без лишних слов устроившись у Ника под рукой. Всё, что мог Колчек — это ждать. Но он совершенно не хотел оставаться один в это время и, когда все решили на пару часов разойтись по своим делам, был несколько раздосадован. Вынужденный вернуться в свой дом в полном одиночестве, Джейсон устроился в гостиной с включенным телевизором и, измученный событиями не только утра, но и минувшей ночи, уснул на лёгком прохладном ветерке, струящемся с пляжа сквозь оставленную открытой дверь. В грёзах ожидание миновало значительно легче — спящие не считали часы. Вероятно, Джейсон мог бы пролежать так до обеда, восстанавливая без толку истраченные эмоциональные силы, но разбудил его неожиданный хлопок двери и гулкий свист ветра, дорвавшийся до слуха следом. Колчек вздрогнул, ощутив, как по телу пробежался приступ неуютного волнения и, рывком поднявшись, потёр глаза руками. По телевизору на самом низком уровне громкости шли «Звуки музыки», но, что было куда важнее, приглушённые напевы героини о её «любимых вещах» под гром за окном в фильме, сопроводились грохотом вполне себе настоящего грома с улицы. Молнии, сухие и ослепляющие яркие — трещины на посеревшем небосклоне, — редкими вспышками озаряли горизонт. Дождя не было, небо, ещё утром бывшее ясным, сейчас затянулось тучами, предвещая шторм. Шёпот волн превратился в звучные раскаты, лёгкий сквозняк — в воющий ветер, и Джейсон, поднявшись, на некрепких ногах подошёл к порогу, чтобы закрыть дверь, но вдруг застыл. Он не до конца осознавал собственные мысли или даже тело, и всё же Колчеку вспомнилась истинная причина, по которой он нечаянно задремал на диване вместо того, чтобы отправиться в город или хотя бы уйти в собственную спальню. Он пытался дождаться Салима, а Салима, меж тем, не было. С одной стороны, волноваться было совершенно не о чем. Осман был взрослым человеком, мог постоять за себя, что неоднократно доказывал Джейсону напрямую за время их бурного на события знакомства. С другой стороны, он ушёл после скандала, чуть не дошедшего до драки, и при мысли об этом в Колчеке пробуждалась совершенно иррациональная тревога, умело оттенённая чувством вины. Это было похоже на ужас, который мог охватить ребёнка, ненароком выпустившего руку родителя в толпе и в тот же миг потерявшего его из виду. Джейсон ощущал растерянность, беспокойство и всепоглощающее одиночество, словно Салим действительно мог исчезнуть, как мираж или излишне яркая фантазия, стоило только взмахнуть рукой, заставив воздух содрогнуться. Сквозь шум надвигающейся бури Колчек неожиданно расслышал собственное имя, подхваченное буйным ветром и, босиком ступив за порог, выглянул в сторону пустынного пляжа, уходящего вдаль на Север и заканчивающегося таящими в воде скалами. В сторону стоящих бок о бок домов бежал Эрик. Он тоже был без обуви и слегка прихрамывал, никак не в силах приноровиться к рассыпчатому песку под жёстким протезом. Только издалека в руках у него Джейсон смог разглядеть молочно-белую куртку, которую Салим не снимал на улице ещё с момента их встречи в аэропорту. Кровь в теле Колчека мигом застыла, горло сдавила удушливая тревога, и он, выбежав на пляж, бросился к Эрику, не обращая внимания на припустивших следом с другой стороны береговой косы Рейчел и Ника. Всё это казалось странным и необъяснимым, а оттого невыносимо тревожным и, когда Джейсон оказался достаточно близко, он тут же схватил Кинга за плечи, впившись пытливым взглядом в его лицо. — Почему ты там шатался? — всё же сумев взять голос под контроль, прошептал Джейсон. За его спиной уже возникли запыхавшийся Ник и Рейчел, из аккуратной причёски которой сейчас выбивались мягкие пряди, окаймляющие лоб. — Там красиво, когда гроза, — Колчеку было нечего возразить на это. Эрик жил здесь значительно дольше, чем они и, наверняка, успел пресытиться местными видами. Несмотря на завидную внешность, он оставался нёрдом и чудаком, одним из тех, кто в школьные годы собирал комиксы, смотрел чёрно-белого «Доктора Кто» и ходил в астрономический кружок. — Но я нашёл куртку Салима рядом со скалами. И там же была его обувь. — Больше ничего? — мигом посерьёзнев, уточнила Рейчел. — Нет. Но и его самого там не было тоже. — И что это может значить? — поинтересовался Кей. — Что он шляется где-то голый! — Джейсон всплеснул руками. — Ники, ну что за вопросы? Он купается! — В одежде? — Это Салим, он только так и купается. — Плохо, — осторожно заметил Эрик, но, поймав на себе напряжённые взгляды товарищей, поспешил уточнить: — В шторм опасно плавать. Тем более в скалистой части пляжа. Можно разбиться и утонуть. И… И я действительно не видел его в воде. — Ох, блядь, — выдохнул Колчек. Возможно, интуиция не подводила его. С каждой секундой всё больше и больше склоняясь к мысли об этом, Джейсон продолжал глушить и давить её так убеждённо, как мог. Не желая больше медлить, он обогнул Эрика и кинулся к концу береговой косы, туда, где хвост изогнутого Форт-Майерс-Бич исчезал в потемневшем перед штормом море. С этого берега Салима и впрямь не было видно в воде, но Колчеку пришла в голову последняя спасительная идея. Оказавшись на линии, где песок сменялся каменистой грядой, он и впрямь увидел ботинки Салима, потёртые и размякшие от длительного ношения, но прилежно ухоженные. И ничего другого. Дальше были скалы, на которые Эрик, вероятно, не осмелился лезть без собственной обуви, чтобы не повредить дорогостоящий, но, кроме того, не особенно пластичный и излишне скользящий протез. А вот Колчек, уже не помня себя, бросился на откос скалистого пляжа, руками цепляясь и подтягиваясь в тех местах, где камни были опасно гладкими. Скалистая коса была невысокой, но рассмотреть с неё воду было значительно легче, чем с ровной насыпи песка, покрывающей практически весь берег. Джейсон забрался наверх и, упершись коленом в покрытый мелкими щербинками булыжник, впился взглядом в морскую рябь, шумно заходящуюся полосами гребней на кромках вздымающихся волн. В шторм вода становилась будто бы более густой и тёмной, и всё же Колчеку не хватало сил убедить себя в том, что он попросту не приметил коротко подстриженной чёрной макушки. Эрик был прав, Салима попросту не было в воде, но в голове Джейсона взвилась лишь дурная мысль о том, что под водой его бы тоже не удалось разглядеть. Не в сумерках надвигающейся бури, по меньшей мере. И Колчек уже хотел развернуться и крикнуть Рейчел, что нужно бы обратиться в телефонную службу спасения, как вдруг, едва опустив взгляд, заметил странный просвет среди высовывающихся из песка зубьев скал. Мокрый и испачканный в песке, но всё же безошибочно белый, это был один из укороченных камисов, которые носил Салим. Джейсон ощутил, как его сердце снова забилось в полную силу, перестав пропускать удары, и, перемахнув через скалистую косу, ринулся к околоводной линии берега. Салима он застал лежащим на песке и пусто пялящимся в предштормовое небо. В мечтательно распахнутых чёрных глазах отражался каждый завиток на кучных облаках, и в них же сверкали отблески редких, далёких молний. На появление Джейсона Осман и ухом не повёл. Он только продолжил размеренно дышать в такт прибою, волны которого раз за разом едва ощутимо касались его вытянутых к воде ног. Судя по кудрям, завившимся на успевших подсохнуть волосах, Салим вышел из воды уже достаточно давно и лежал здесь, погружённый в мысли, не меньше часа. Джейсону хотелось поднять его, встряхнуть и хорошенько отругать за то, что заставил волноваться, но сейчас Осман казался ему как никогда безмятежным и ко всему безразличным. Нарушать его хрупкое спокойствие криками и бранью у Джейсона не хватило бы духа, поэтому он, свалившись на колени рядом с Салимом, схватил его за плечи и притянул к себе, крепко сжав, чтобы удостовериться, что тот не выльется дымом сквозь пальцы. — Твою мать, Салим, ты меня напугал, — на своей спине Колчек почувствовал невесомое прикосновение чужих ладоней, а затем ощутил вдруг, как Салим задрожал в его руках, роняя прерывистые всхлипы. Это было что-то совершенно новое и необъяснимое. Ведь Осман не плакал… Он никогда не плакал. — Салим? — Эйни, — охрипшим, надрывистым голосом выдавил Салим. — Это значит, что ты для меня — глаза, без которых я больше не вижу, насколько красива жизнь. — Я облажался, да? — удручённо уточнил Джейсон. — Да, очень сильно, — сбивчиво закивал Салим в чужое плечо, но объятий, всё же, не разорвал. — Прости, я… Я не знаю, почему поступил так, — признался Колчек. — Всё это — дурацкие страхи и старые привычки. Иногда, когда мне плохо, я превращаюсь в настоящего мудака, но я не хочу делать этого с тобой. Честно, — Джейсон встрепенулся. — Я не стал пить, когда вернулся в Арканзас. Решил, что всё исправлю. Я работу нашёл. Устроился инструктором по стрельбе. Стал подыскивать нормальный дом вместо дебильных номеров в паршивых мотелях. И всё это потому, что… Потому, что я ждал встречи с тобой. Думал, что скажу тебе, когда увижу снова. Хватит ли мне сил смотреть тебе в глаза? Смогу ли я предложить тебе что-то, чтобы ты, ну… Остался? Потому что я хотел сказать, что тебе не стоит переезжать в Лондон, если только ты не намерен каждый день бесить своего сына, наведываясь к нему в колледж, но, ладно уж, если это — то, чего тебе действительно хочется, давай донимать твоего сына-подростка вместе? Я могу быть очень раздражающим, только слово скажи. Мы будем приходить к нему на каждый чёртов обеденный перерыв и смущать перед всеми его малолетними одногруппниками. Можно и так, — Джейсон пожал плечами. — Джейсон, — Салим рассмеялся в его плечо, мотнув головой, и Колчек тут же шикнул с притворным укором. — Эй, ты вытер лицо об мою футболку, а? — он фыркнул, неумело изображая возмущение. — Да, Джейсон, я вытер лицо об твою футболку. И я обещаю, что буду делать так каждый раз, как ты будешь доводить меня до слёз, ясно? — Каждый раз как…? — Джейсон задумался на миг, но затем, самодовольно хмыкнув, ткнулся носом в ещё слегка влажные волосы Салима, кожей ощутив налипшие на них песчинки. — Клянусь, я не знаю парня, отходчивее тебя. — Один восточный владыка, взойдя на престол, решил стать самым лучшим правителем за всю историю своего государства, — приглушённо заговорил Салим. — Он пожелал одарить всех своих подданных высшими благами, а для того созвал мудрецов со всех концов Мира, чтобы они втолковали ему, в чём разница между несчастным и счастливым человеком. Один мудрец сказал, что счастье было уже в том, чтобы родиться, но не поверил ему владыка, знавший, сколько рождённых в его краю с роду несчастливы. Другой мудрец ответил, что счастье в том, чтобы не умереть, однако и его слова показались владыке ложью, ведь видел он множество тех, кто отходил на одр смерти с искренней улыбкой. И вот появился третий мудрец. Встал он перед владыкой скромно, а владыка, уже успевший отчаяться, сразу спросил его: «Не хочешь ли ты сказать мне, что счастье уже в том, чтобы родиться?». «Нет, » — ответил мудрец, — «ведь даже родиться можно в глубоком несчастье». «Тогда не хочешь ли ты сказать мне, что счастье в том, чтобы не умереть?». «Нет, » — ответил мудрец, — «ведь многие умирают счастливыми». «Тогда в чём же разница между ними?» — изумился владыка. На это мудрец только улыбнулся ему, как улыбаются иные своим старым друзьям: «За всю историю, о владыка, несчастные рождались, страдали, и умирали». «А что же счастливые?». «А счастливые, о владыка, рождались, любили и умирали» — ответил мудрец. — Чёрт, Салим, — Джейсон заёрзал, лишь слегка отстранившись, чтобы обратить лицо Османа к себе и мягко соприкоснуться с ним лбами. Между ними искрой застыл подступающий поцелуй. — Мне начинают нравиться твои притчи. — Добро за добро, — прошептал Салим, на короткий, но вместе с тем непередаваемо трепетный миг прижавшись к чужим губам осторожным поцелуем. — Мне нравится вкус твоей улыбки.