__________
Он был почти уверен, что выбраться из второго сектора своим ходом и не по частям не сумеет. Стая собак, поджидавшая его у земли вокруг раздолбанной пятиэтажки, могла сидеть, сколько угодно — даром что мутировавшие. А ему из-под крыши сигать им под нос было совсем не с руки. Хотя твари быстро замолкли, улегшись, и оставили добычу наедине с собой. Разве что никто не знал, что у Крапивника был слишком беспокойный ум, чтобы посвятить всего себя думам о том, как быть сожранным. Внезапное желание вышибать клин клином и потянуться расстегивать ширинку тоже вряд ли было здоровым, но… остро захотелось что-то почувствовать. До тяжести в паху и дрожи. А тут прозвон: какой-то фраер ворвался на линию с докладом о зачистке сектора. Хер с ним, что вообще не вовремя. Хер с ним, что не по адресу. Но это был военный, который как-то влез к нему на частоту, мало кому известную — а уже чуть захмелевший от ощущений Крапивник сдуру попросил этого парня не отключаться. У него был шикарный голос. Глубокий, чуть хриплый, с бархатинкой… Сержант бы мог хоть матом его крыть, хуже б не стало — Крапивник ловил мурашки от каждого звука. Кажется, сержант просек фишку и, внезапно, правда решил остаться. В остальном он тоже не отстал, так что они, переговариваясь по рации далеко не о чудесах Зоны, более чем приятно провели время. Это был первый подобный опыт у Крапивника, какое-то юродивое подобие секса по телефону, еще и с военным, без всякого контроля над тем, что плел язык… звучало, как шиза, но ведь случилось на самом деле. И, несмотря на опыт трех десятков лет жизни, эта ситуация особого беспокойства так и не пробудила. Этот сержант… он чем-то располагал к себе. Может, смешинкой в голосе и здоровой иронией. Может, сочетанием бравого военного и того простого парня, с которым ты вырос в своем дворе и веришь ему, как себе. Только Крапивник болтал с ним, почти забыв об опасности у заросшей земли, а потом возьми и ляпни, что у него проблема. Этот херов рыцарь решил ему помочь. Поначалу Крапивник посмеивался, отшучивался, не думая, что сержант говорил всерьез. У него вторая рация, своя, служебная, почти накрылась по дороге, он потому с другой и попал на неизвестную частоту… Но после нескольких минут сержант добил старую рацию до более-менее рабочего состояния и стал звонить своим. Припряг полуправдой, и вояки собрались идти зачищать сектор, где ныкался от собак Крапивник. Кроме искреннего тихого: «Спасибо», он ничего сказать не смог. Не понимал, зачем вояка захотел ему помочь. Про остальное, может, и ясно, может, они сошлись в своей придури, не посчитав чем-то дурным дрочку с незнакомцем по рации, но прочее… это было слишком идеалистично. Но ведь было.__________
Опустившись на лежанку, Крапивник откинулся на спину и прикрыл глаза. Конечно, ему пришлось под звуки стрельбы за спиной уматывать из той заброшки, надеясь, что военные его не заметят и не уложат заодно с псарней, но это уже мелочи — сержант сам предупредил, да и никогда от служивых хлеба с солью ждать не стоило. Надо было теперь отдохнуть после долгого забега… К тому же, сержант обещал еще набрать. Действительно пообещал, будто они не в Зоне, где должны друг друга за километр обходить и грызть друг другу глотки. Что Крапивник о нем знал? Его звали Олег Сводченко. Ему тридцать один, он сержант, давно в Зоне и когда-то крупно проштрафился, убив четверых офицеров. Теперь он у своих на особом контроле и без особого доверия, запертый в четвертом пятаке — видно, чтобы на виду оставался. И он, кажется, достаточно верил в людей, чтобы все это рассказать абсолютному незнакомцу, вольному сталкеру, а потом еще и помочь спастись. А Крапивник был так открыт в этом разговоре, — или так глуп — что назвал сержанту свое настоящее имя. Но, черт… его голосом оно звучало охеренно. Он не заметил, как провалился в сон. Было черно, без ярких картин, будто ночью в подземелье, когда идешь только чутьем, различаешь нечто впереди, но глаз это не цепляет. «Нечто» было теплое, спокойное, безопасное. Крапивник будто прижимался щекой к крепкому горячему плечу, забывший почти, как это в самом деле ощущается… Ему уже давно не снились сны, не кошмары, а этот и вовсе был как-то слишком хорош. Пробравшийся в Зону луч солнца. Мягкое тепло, пролезавшее куда-то под одежду и скребшее по груди, чтобы впустили. Крапивник спал сладко, чуткие нервы ни разу не дернули его из темноты, в которую позже сумел пробраться лишь смутный, с привлекательной хрипотцой голос. — Прием. Птенчик, ты на линии? Сгребая рацию в руку, Крапивник пытался сориентироваться быстро, но мозг не позволял. Потом дошло, что в его жизни сколько-то часов назад появился этот любитель ласкательных кличек… сонная улыбка пробралась на губы. Разнеженный, растянувшийся, что сытый кот, Крапивник ответил, откровенно наплевав на то, кем был его собеседник. Спросил, забавляясь, не скучал ли сержант, так, смеха ради… …и почувствовал, как кольнуло за ребрами. Потому что он, идиот, кажется, соскучился.