«Ежедневный пророк
Магазин Волшебных палочек от Олливандера в Хогсмиде по прежнему пустует!
Министерство Магии сделало официальное заявление о том, что расследование по поводу таинственного исчезновения Гербольда Олливандера продолжается. Напоминаем нашим читателям, что в вечер субботы известный волшебник и создатель волшебных палочек исчез из собственного магазина в Хогсмиде. Версия с похищением официально не была подтверждена. В связи с преклонным возрастом уважаемого мастера (в августе этого года ему исполнилось 96 лет), рассматривается теория про неудачный прыжок трансгрессии. Семья волшебника заявила, что у него всегда были проблемы с точной аппарацией — не далее как в позапрошлом году Гербольд оказался прямиком в логове акромантулов, в самой глубине Запретного леса, хотя изначально собирался он в Косой переулок.
Наши корреспонденты сообщают, что на сегодняшний день его магазин закрыт, но Джейверс Олливандер, преемник великого мастера, любезно напомнил, что его лавочка в Косом переулке готова обслужить всех желающих. Для студентов Хогвартса, нуждающихся в замене волшебной палочки, предлагается щедрая скидка на доставку…»
Я смяла газету и швырнула ее на пол, поддавшись порыву гнева. Не знаю, что ужаснуло меня больше — скрытность редакторов Ежедневного пророка, намеренно не упоминающих об эшвиндерах, или корыстолюбие семьи Олливандера. Бизнес есть бизнес, но, все же, было ужасно низко с их стороны попытаться спихнуть все на преклонный возраст и неаккуратность волшебника вместо того, чтобы печатать правду. С того момента, как я оформила подписку на Ежедневный пророк в прошлом году, во мне пробудилось презрение к новостной цензуре магической Британии. Много кто был в курсе, что Ежедневный пророк печатается под контролем Министерства, но практически все читающие газеты студенты Хогвартса (а таких было немного, особенно — на младших курсах) не задумывались о правдивости напечатанных историй. В Хогсмиде наверняка ходили слухи о настоящей причине исчезновения Олливандера, но Пророк придушил массовую панику в стране всего за два дня. Выбранная ими стратегия дискредитации распространялась даже на жертв ситуации, таких как Гербольд. Однако, благодаря Сироне, я знала правду. Эшвиндеры вернулись и действовали умнее, почти не оставляя свидетелей. Они не занимались жалким мародерством и не светились перед обычными волшебниками, в отличии от прошлого года, и мы знали о них чертовски мало. То, что их тактика изменилась, стало очевидно, но теперь я хотя бы знала причину. Олливандер был нужен им живым и они похитили его, зная, что в прошлом году он каким-то образом помог мне попасть в Хранилище. Всего пару дней назад у них не было ни малейшего понимания о свойствах оказанной им услуги. Вероятно, прямо сейчас они пытают его, пытаясь разузнать это, а Министерство даже не может рассказать всем о том, в какой он беде. На несколько минут я погрузилась в тревожные раздумья, очнувшись только от стука собственных зубов. Дрожь еще изредка возвращалась, стоило мне задуматься или слишком крепко сжать руки в кулаках. Бросив взгляд на вход в дальние комнаты лазарета, я принялась торопливо разминать окаменевшие мышцы лица и рук. Если миссис Блейни заметит меня в таком состоянии, то может и передумать. Успокоившись, я быстро расправилась с остатками завтрака и переоделась в школьную форму, натянув теплый коричневый свитер поверх рубашки. Свитки, газеты, книги и все мои личные вещи отправились обратно в рюкзак. — Тергео, — как можно тише шепнула я, взмахнув временной палочкой. В лазарете не позволялось колдовать, но миссис Блейни не будет против, если я покину ее вместе со своим хламом. Бумажки с чернильными кляксами, несколько сломанных перьев и прочий мусор с тихим хлопком засосало в кончик палочки до мельчайшей крупинки пыли. Я неосознанно улыбнулась, гордо осматривая сотворенную мною чистоту. Уборка вручную — это то, по чему я никогда в жизни не стану скучать.***
К тому моменту, как прозвенел звонок, я уже стояла под дверью кабинета Трансфигурации, намереваясь прошмыгнуть внутрь при первой же возможности. — Эмили? Привет! А что ты тут делаешь? Это была Зенобия, радостно подскочившая ко мне. Остальные третьекурсники шушкались и глазели на нас, но миниатюрная когтевранка была не из робкого десятка и никогда не упускала возможности поболтать со мной. По злой воле судьбы, чаще всего это случалось именно тогда, когда я куда-то торопилась. — Привет, Зенобия. Мне нужно к профессору Уизли, — поделилась я с ней, натянуто улыбаясь. — Поня-я-ятно, — протянула девочка, перекатываясь с пяток на носки и разглядывая меня с неприкрытым интересом. Внезапно, ее глаза загорелись пуще прежнего и она выпалила: — Скажи, а ты можешь попросить своего парня пригласить меня на вечеринку? — Что? — просто спросила я, широко открыв глаза. — Вечеринка? — Ну да, а ты что, не слышала? Слизерин будут проводить ее в этом семестре и я подумала что ты сможешь договориться за меня! Я нахмурилась, глядя на возбужденное лицо Зенобии и не имея ни малейшего представления о том, чего она от меня хотела. К счастью, профессор Уизли поспешила прийти мне на выручку, появившись в дверях своего кабинета вслед за последними учениками. — Мисс Уолдорф? Прошу, заходите, — произнесла женщина, внимательно посмотрев на меня через стекла очков, а после повернулась к девочке: — Ноук, вы тоже хотите меня о чем-то спросить? Думаю, у меня найдется для вас несколько дополнительных заданий… Она не успела договорить, как подростки ринулись прочь со скоростью бладжера. Профессор Уизли коротко усмехнулась на их реакцию и закрыла за нами дверь взмахом палочки. К моменту, как она достигла своего стола и опустилась в кресло, выражение ее лица изменилось, словно все утро она носила маску и наконец-то смогла расслабить мышцы лица. Она подозвала еще кресло и жестом пригласила меня сесть напротив, не проронив при этом ни слова. Молчание затягивалось, а усталый вид профессора разбивал мне сердце. Кипа бумаг на столе и чрезмерная обжитость кабинета навели меня на мысль, что в последние дни волшебница не имела возможности отдохнуть как следует. — Значит, Норин уже отпустила вас? — негромко спросила она наконец, окатив меня тяжелым взглядом. — В воскресенье она говорила мне, что продержит вас в лазарете не меньше недели. — Я смогла уговорить ее, профессор, — отозвалась я, неловко сжимая в кулаках сложенные на коленях руки. — Но я все равно буду возвращаться в лазарет на ночь. Профессор Уизли, я задержала сдачу последнего реферата, но… — За это можете не переживать — я даю вам столько времени, сколько потребуется, — произнесла Матильда, глядя на меня со странным выражением лица. — Вообще-то я уже закончила, профессор. Когда я достала из сумки свиток и протянула ей, ни один мускул на ее лице не дрогнул. — Простите, что опоздала со сроком сдачи, — сдавленно добавила я. — Это единственное, за что вы хотите извиниться? Я вспыхнула и опустила глаза на колени, ожидая продолжения тирады, однако профессор только тихонько вздохнула, разворачивая пергамент. Несколько минут она молча читала, и я наконец решилась взглянуть на нее. Ее глаза мелькали по бумаге с невероятной скоростью, а рука несколько раз дрогнула, будто она хотела взять перо и сделать пометку в тексте, но каждый раз она останавливалась, передумав, и продолжала читать дальше. Когда она закончила и поставила отметку в конце, я решилась заговорить. — Профессор, мне очень жаль, что я ослушалась ваших указаний и пошла в Хогсмид без сопровождения. Я подвергла свою жизнь опасности и заставила всех переживать за меня. — Не удивлена, что вам жаль, — отозвалась профессор, протягивая мне проверенную работу. — В другой ситуации я бы назначила для вас соответствующее наказание… — Назначайте, профессор, — решительно произнесла я, поднимая на нее глаза. — …но я не стану этого делать, — продолжила профессор Уизли, сверкнув глазами. — Вы уже усвоили свой урок в достаточной, возможно, даже избыточной мере. Мне лишь хотелось услышать, что вы сознаете последствия своих спонтанных решений. Почему-то новость о том, что я не буду наказана, совсем не обрадовала меня — я бы предпочла опять драить кубки в зале наград вместо того, чтобы ко мне проявляли жалость и снисходительность, которых я не заслуживала. — Признаюсь вам, я не ожидала, что вы справитесь с вашим рефератом так скоро после… после всего, что случилось. К вашему сведению, я уже пообщалась со всеми профессорами, у которых вы продолжаете обучение, и сообщила им о вашей ситуации, поэтому на этой неделе никто не станет ждать от вас работ. — Но я уже закончила все свои работы, кроме карты по Астрономии, профессор. — Когда же вы успели? — просто спросила она. — У меня было целых два дня в лазарете. — Это я понимаю, но лазарет — это место для отдыха и восстановления. Надо же… Мне всегда казалось, что Норин не допускает своеволия среди своих пациентов, — добавила профессор, удивленно глядя на меня. Я разглядела в ее строгом взгляде плохо скрытое одобрение. — Если я ничем не занимаюсь, то начинаю слишком много думать, профессор. Она еще несколько секунд смотрела мне в глаза, а после сняла очки, поставила локти на стол и переплела пальцы с едва заметным вздохом. — Я прекрасно вас понимаю. Но вам необходимо обрести способность заглядывать в себя и встречаться со своими самыми страшными мыслями, иначе, рано или поздно, они начнут контролировать вас. И, зная о вашей склонности скрывать важную информацию от самого близкого круга друзей и наставников, я бы предпочла, чтобы вы позволили окружающим помочь вам с этим. — Не уверена, что это хорошая идея, — тихо призналась я после недолгой паузы. — Иногда мне кажется, что я навлекаю опасность на всех, кто меня окружает. — Вы думаете так из-за профессора Фиг и мистера Саллоу? — прямо спросила она. — Да, но не только. Сейчас моим друзьям и близким грозит опасность. Даже мистер Олливандер в беде из-за меня… — Не из-за вас, Эмили, а из-за эшвиндеров и Безликого. — Но они пытаются добраться до меня, профессор! Им нужна только я и мои знания. — А что, как вы думаете, они сделают с вашими знаниями? Неужели вы действительно рассчитываете, что если вы совершенно отрешитесь от своих друзей, все закончится мирно для них? Ответов на эти вопросы у меня не было. — Я так и подумала. Эмили, с помощью осторожности, расчетливости и храбрости вы отвернули от нас страшную участь в прошлом году, и вы продолжаете делать это и сейчас, оставаясь в безопасности замка. Сейчас вы — наша единственная надежда на успешный расклад событий. Из-за ваших потерь вам кажется, что вы проигрываете, но я обязана указать вам на обратное. Профессор Фиг помогал вам потому, что хотел этого, и погиб он не по вашей вине. Вы бы не смогли проделать свой путь сюда без его помощи и поддержки, вы согласны с этим? — Согласна, профессор, — произнесла я, кивнув. — Вам не стоит переживать, что кто-нибудь повторит его судьбу, защищая вас, — горячо продолжила она, удовлетворенная моим ответом. — Потому что, как вы и сами, должно быть, знаете, профессор Фиг преследовал собственные цели и продолжал расследование, которое начала его жена. К моменту его смерти он узнал все, что хотел, а иначе мы бы уже давно встретились с его призраком. Его жизненный путь уникален и не завязан на вас целиком и полностью, как и жизнь любого из ваших близких. Каждый самостоятельно выбирает во что ему верить и за что бороться. Я опять кивнула, сминая края юбки в своих руках. Практически никто не решался заводить со мной разговор о профессоре Фиг с момента его смерти и сейчас я испытывала слишком много чувств одновременно — потерю, благодарность, печаль и сожаление. Профессор Уизли с хирургической точностью препарировала мои страхи, отделяя зерна от плевел с такой тщательностью, будто видела меня насквозь. — Вы не виноваты в его смерти, Эмили. Вы понимаете это? Я не повторю судьбу профессора Фиг и, клянусь вам, я готова занять его место, если вам понадобится поддержка старшего наставника. — Вы… Вы уже заняли его место, профессор. И поэтому мне так страшно. — Мне приятно слышать об этом. Позвольте же мне самой позаботиться о себе. И запомните — не бойтесь того, что у вас есть сторонники и друзья. Иногда простого доверия достаточно, чтобы творить настоящие чудеса. Надеюсь, вам еще доведется испытать это на себе. Пока я обдумывала ее слова, профессор разожгла камины легким взмахом палочки и тут же наколдовала целый чайный сервиз из расписанного фарфора. Кипы бумаг исчезли, уступая место подносу, и я зачарованно наблюдала за тем, как массивный чайник разливает чай с молоком по чашкам. — Я рада видеть, что вы готовы к откровенности и сложным разговорам. На вас свалилось слишком много забот и тягот, и я бы с радостью сделала все возможное, чтобы освободить вас хотя бы от их части, но… — Но все эти тяготы мне предначертаны и я должна справиться с ними своими силами, — я закончила мысль, принимая чашку из ее рук. — Возможно, вы не знаете этого любопытного факта, но я отношусь к предначертаниям с большим предубеждением и осторожностью, — поделилась со мной профессор, сделав большой глоток чая. — Однако в данной ситуации ваша формулировка более чем уместна. Правда, я не соглашусь с последней частью — вам совсем не обязательно справляться со всем своими силами. Напротив, у вас в распоряжении очень много ресурсов и людей, желающих вам помочь. Она сняла с подноса тарелочку с конфетами и придвинула ее ближе ко мне. Я улыбнулась, увидев свои любимые, с тягучей лакрицей внутри, и без повторного приглашения потянулась за угощением. — Боюсь, я просто не представляю как такими… ресурсами можно распорядиться, профессор, — ответила я и отправила в рот конфету. Профессор мягко улыбнулась, видя, что я не отказываюсь от сладостей. — Попробуйте еще вот эти, с вишневым ликером, это мои любимые, — добродушно произнесла декан Гриффиндора, поворачивая ко мне тарелку другой стороной и показывая на маленькие, приплюснутые с боков конфеты. — Время покажет что мы можем сделать, а сейчас вам нужно восстановиться после всего, что вы пережили. — А что вы скажете по поводу Реликвария, профессор? — с надеждой спросила я, из вежливости подцепив еще одну конфету с тарелки. — Я могу вернуться туда? Когда поправлюсь, само собой. — Все зависит от того, в каком состоянии окажется ваша магия, поэтому не могу давать вам никаких обещаний. Но, боюсь, у нас просто может не быть выбора. Я кивнула и сделала еще несколько глотков чая, тайком разглядывая профессора Уизли. Ее лицо немного просветлело и уже не выглядело таким уставшим, но глаза выдавали то количество забот, которыми была занята ее голова. — Давайте вернемся к этому разговору позже, — произнесла она тоном, не допускающим возражений, и открыла ящик стола, доставая оттуда небольшую стопку писем. — Ваша корреспонденция, кроме газет, уже несколько дней доставляется ко мне для проверки. Надеюсь, вы не будете в обиде на меня за вторжение в вашу личную жизнь, но Министерство обязало меня проверять все, что приходит на ваше имя. Я забрала стопку конвертов и просмотрела отправителей. Тетушка, Сирона и Регина Райан. Ничего подозрительного, что, впрочем, и не удивительно. Безликий не стал бы подставлять себя под опасность обнаружения после того, как мяч оказался на моей стороне поля. Теперь решение было за мной и я была уверена, что он отыщет меня только тогда, когда ему это будет удобно. — Спасибо, профессор. Я понимаю зачем нужны эти меры предосторожности. — Тогда вы поймете и мою следующую просьбу. На неопределенный срок, пока опасность не минует, воздержитесь от ведения переписки с кем-либо, самостоятельно или через друзей. Если вам нужно связаться с кем-то, я предоставлю вам свой камин или лично доставлю ваше письмо адресату. Прошу вас, прислушайтесь к моей просьбе со всей серьезностью — мы не можем допустить даже малейшей утечки информации, особенно о ваших планах или передвижениях. Вы меня услышали? — Да, профессор. Я расстроилась, осознав, что к уже существующим ограничениям добавилось еще одно. — Отлично. Ваши письма будут ждать вас тут, но рекомендую заходить за ними до начала занятий, пока я не слишком занята проверкой домашних заданий и писаниной для Министерства. И к слову об уроках, раз уж мы закончили говорить о личном, предлагаю перейти к вашему расписанию, пока мой перерыв не закончился… Через десять минут я покинула кабинет, ощущая новый подъем энергии. Профессор сообщила мне, что в дальнейшем мои домашние задания вновь будут такими же по объему, как у остальных учеников шестого курса, а в связи с предложением миссис Блейни поучаствовать в ее программе подготовки целителей, я приняла непростое решение прекратить обучение у профессора Ховин. Профессор Уизли предложила также рассмотреть отказ от Астрономии, но я отклонила эту мысль, решив, что слишком много свободного времени вряд ли пойдет мне на пользу. К тому же, в Астрономии я была далеко не так хороша, как в Уходе за магическими существами, и мне не хотелось заканчивать обучение с такими скудными результатами. В конце нашей встречи мы уделили несколько минут на проверку моих способностей: моей задачей было раз за разом посылать простое Жалящее проклятие в подвешенный к потолку колокол. Первые десять заклинаний ознаменовались одинаковым по силе и частоте звоном, но дальше магия начала барахлить, пропуская один или два заряда из пяти. Какие-то заряды были мощнее остальных, а какие-то ограничивались только всполохом красных искр. Нестабильность сил удручала, но у ситуации была и обратная сторона — необходимость рано или поздно вернуться в колодец возрастала с каждым неудачным заклинанием. Не смотря ни на что, я обнаружила множество плюсов в нынешнем положении дел просто по дороге к подземелья. Мои силы вернулись и я была не беззащитна. И хотя я не знала сколько продлится эта удача, сейчас она была на моей стороне. Запертые двери и тайные проходы теперь не были для меня преградой, а возможность вновь проскакивать мимо назойливых учеников под защитой дезиллюминационного заклинания была очень кстати. К моменту, как я добралась до кабинета профессора Шарпа, уверенность в своих силах практически полностью вернулась ко мне. По пути я даже встретила Пивза, который недавно обзавелся противной привычкой бросаться в учеников наполненными водой или чем-то похуже надувными шариками. Обрадовавшись возможность вернуть должок, я притянула весь его запас снарядов, которые в этот раз были заполнены смердящим навозом, и под восхищенные возгласы учеников метко расстреляла полтергейста его собственным оружием. Когда я постучалась в кабинет Зельеварения, возмущенные вопли и ругань еще доносились из Большого Холла.***
— Держите, — произнес профессор Шарп, протягивая мне проверенную на месте работу. — Теперь я жду от вас не меньших успехов на практическом занятии в пятницу. Постарайтесь к тому времени не забыть тонкости создания напитка живой смерти. Он никак не прокомментировал скорость написания моей работы и, развернув пергамент, я обнаружила там второе за день Превосходно. Если профессор Уизли и могла, скрепя сердцем, поставить мне натянутую оценку, то профессор Шарп никогда не стал бы делать мне скидку на мое положение. — Спасибо, профессор… — обрадованно пробормотала я, с восхищением разглядывая свою честно заслуженную оценку. — Не за что, — он коротко оборвал мой лепет, раздраженно взмахнув рукой. — Только проследите, чтобы мистер Саллоу не воспользовался вашими трудами, а иначе ваш балл тоже будет снижен. И, пожалуйста, будьте добры сообщить ему, что его шансы на хотя бы Удовлетворительно тают с каждым днем несогласованной отсрочки. Я постаралась скрыть улыбку и уже собиралась покинуть кабинет, как вдруг профессор закашлялся, привлекая мое внимание. — И вот еще что… Вы еще не передумали стать аврором в будущем? — Не передумала, — ответила я, сворачивая свиток в трубку. — А почему вы спрашиваете, профессор? Легкое чувство дежавю посетило меня, пока я ждала ответ. Почему-то именно сегодня все заинтересовались моим будущим с недюжиной силой, и это было приятно и настораживающе одновременно. — Со мной связался Грегори Майлз и попросил по возможности заняться вашей подготовкой на оставшееся у вас в Хогвартсе время. Как вы, должно быть, знаете, перед поступлением на стажировку вам пришлось бы пройти трехлетний курс обучения, который Грегори планирует сократить до года лично для вас. Не думал, что доживу до того дня, когда Майлз повернется на фаворитизме, но имеем что имеем — он очень заинтересован в вашем будущем в авроторате и намерен проложить для вас короткую дорожку. Полагаю, его впечатлил отчет о вашей встрече с эшвиндерами. Там, где кто-то видел только страдания и опасность, другие видели возможность. Невзирая на контекст разговора, я поджала губы и сдержанно улыбнулась. Для профессора Шарпа такие разговоры были все равно что неприкрытые комплименты и я очень ценила каждое как бы невзначай оброненное им слово. — Так что вы скажете? Было бы логичнее поручить эту задачу профессору Гекат, но… — Я согласна, профессор, — выпалила я с жаром. — Для меня будет честью, если вы будете учить меня. — Отлично. Я планирую собрать небольшую группу. Чем больше людей будет способно защитить себя в такое время, тем лучше. Я сообщу вам когда все будет готово. — Спасибо еще раз, сэр. — Можете быть свободны. Все еще улыбаясь, я покинула подземелья и медленно двинулась по вновь опустевшему замку в сторону теплиц. За один день — приглашения на пришкольные курсы подготовки к карьере аврора и боевой медицины. Я не могла вспомнить когда в последний раз мне казалось, что для меня открыт весь мир.***
У профессора Гарлик было окно между уроками и она с радостью проверила мою работу прямо при мне (третье Превосходно!), а после мы несколько минут поболтали о всяких пустяках, старательно избегая самой главной темы для обсуждения. Ее глаза горели от переживаний за меня, но, похоже, ее успокоил мой бодрый вид и вернувшаяся ко мне способность колдовать. После теплиц я вернулась в Астрономическое крыло и забралась на башню. Третий урок как раз закончился и я поспешила лично принести свои извинения профессору Шах по поводу задержки с домашним заданием. К моему величайшему удивлению, один из самых строгих и бескомпромиссных преподавателей Хогвартса великодушно отменила мое задание, сообщив, что мне не нужно его сдавать. — Признаюсь вам, я удивлена что вы до сих пор продолжаете обучение по моему предмету. Зная вашу загрузку… — заметила профессор, склонив голову на бок. — Само собой, я считаю, что обучение Астрономии следовало бы сделать обязательным для студентов всех курсов, однако руководство школы из года в год решает иначе. Но, не смотря ни на что, вы продолжаете грызть гранит сложнейшей науки, с которой может сравниться, пожалуй, только Трансфигурация. Могу ли я узнать почему? — В магловском мире девочка может только мечтать о том, чтобы изучать что-то настолько сложное, как Астрономия, профессор. Я стараюсь использовать любую возможность, пока я в Хогвартсе. Конечно, я немножко слукавила, приукрашивая свою любовь к ее предмету, но профессор этого даже не заметила, рассыпаясь тирадой перед моими внимательными ушами. — Какая глупость — разделять дисциплины по половому признаку! Я всегда считала, что маглы очень неразумно подходят к воспитанию молодого поколения. Это, конечно, уже не Темные века, но все же… Она еще около десяти минут разглагольствовала о маглах, своем предмете и его перспективах для студента моего рода, и отпустила меня только когда следующая партия учеников начала заполонять ее кабинет. По-большей части, мой интерес к Астрономии подогревали лишь мои необъятные академические стремления узнать как можно больше всего о мире магии, но мне было приятно продолжать обучение под руководством профессора Шах. Она была чрезвычайно строгой в преподавании, но при этом могла часами говорить об интересующих ее на данный момент созвездиях и галактиках, а космические события, происходящие в сотне световых лет от нашей планеты, интересовали ее куда больше всего остального. Такая пылкая увлеченность любимым делом восхищала меня и я частенько притягивалась к таким людям, как к магнитам. Спускаясь по винтовой лестнице, я не успела отскочить в сторону и налетела на несущегося наверх Амита. В руках у него была такая огромная охапка из тубусов и пожелтевших пергаментов, что он совершенно не смотрел куда шел. — Сари моей бабушки! — выругался схватившийся за голову Таккар, глядя как все его свитки лавиной скатываются вниз по ступенькам. — Смотри куда прешь, ты… Он обомлел, взглянув на меня, и сильно покраснел. Остальную часть фразы он закончил где-то глубоко в горле, прикусив язык от неожиданности. — Прости пожалуйста, Амит. Давай я помогу тебе. — Да ничего, все в порядке… Взмахнув палочкой, я притянула к себе рассыпавшиеся карты, и водрузила их обратно в руки когтевранца. — Вот так. Еще раз извини. А почему ты не используешь заклинание уменьшения? Неудобно носить так много всего за раз. — Я… Ну… — он замялся, все еще не придя в себя, но, обдумав хорошенько мой вопрос, напустил на себя серьезную мину. — Не хочу потерять в точности при изменении размеров моих работ. Профессор Шах требует идеальности, так что ты понимаешь… Чернила, даже высохшие, все равно вещь непостоянная… А ты что тут делаешь? Ты разве не идешь на урок? — Не-а, у меня сегодня выходной, — я помотала головой, улыбаясь уголками губ. Было приятно пообщаться с учеником, от которого не хотелось прятаться под дезиллюминационным заклинанием. — Выходной? Значит… А как ты себя чувствуешь? По школе, знаешь ли, странные слухи ходят… Он опять покраснел и умолк, не зная стоит ли ему расспрашивать дальше. — А о каких слухах ты говоришь? — осторожно спросила я. — Говорят, что на Олливандера напали, хотя в газетах пишут совсем другое… — Ты и сам отлично знаешь, что в газетах пишут полную чушь! — …а еще говорят, что ты тоже ввязалась в драку и едва ушла живой. Ты поэтому второй день не учишься? Я взглянула ему в глаза и задумалась на секунду, не зная стоит ли говорить правду. Амит был наименее посвященный из всех моих друзей — даже Сирона знала больше него. Ни о Древней Магии, ни о моей связи с шайкой Руквуда я никогда не упоминала в наших разговорах и сейчас прямолинейный ответ мог повлечь за собой еще больше вопросов и слухов. — Ну… Можно сказать, что сейчас слухи более достоверный источник, чем Ежедневный пророк, — уклончиво ответила я, поджав губы. — Но я в порядке. А как у тебя дела? — Неплохо, как видишь… — он взглянул на свои работы с гордостью и его глаза засверкали. — Я как раз работаю над чертежами для нового телескопа и, если у меня получится, с радостью отдам тебе мой нынешний… — Спасибо, но не стоит! Мне вполне достаточно того, что ты подарил мне в прошлом году. Удачи тебе с изобретением, обязательно расскажи мне когда закончишь! Он улыбнулся и замялся, словно ему одновременно хотелось поскорее бежать в башню и пойти вместе со мной вниз. — Кстати, ты уже слышал про вечеринку? — спросила я, вспомнив о словах Зенобии. — Ага, еще бы! Вся школа только об этом и говорит… — Так ты пойдешь? — Ну… Махендра знает кого-то с седьмого курса, кто мог бы нас пригласить, так что я постараюсь! А ты… Громкий звонок перебил его, возвещая о начале следующего урока, и когтевранец испуганно подпрыгнул на месте, не закончив предложение. — Если не выйдет получить приглашение, то скажи мне — я что-то придумаю, — торопливо пробормотала я, хлопнув его по плечу. — Беги на урок, еще увидимся! И еще раз удачи с новым телескопом! Сбежав вниз по лестнице, я еще продолжала наслаждаться приливом сил. Три отличные оценки, разрешение не заканчивать работу по Астрономии, два интересных предложения о факультативах — этот день становился все лучше и лучше с каждым часом. Мне захотелось отправиться прямиком в Выручай-комнату и поделиться радостными новостями с друзьями, но я остановилась на полном ходу, вспомнив, что все они еще на уроках. Значит, оставалось лишь одно незаконченное дело.***
Думая о возвращении в Картографический Зал, я всегда вспоминала профессора Фиг. Его фигура в старой пыльной мантии, его седые волосы, улыбка, знаменующая прохождение очередного испытания. Он всегда терпеливо ждал меня тут, неизменно внимательный и добросердечный, и я знала, что могу довериться ему во всем. Наставник в мире магии и друг — вот кем он был для меня до своей смерти. После смерти он стал пучиной боли, где накапливались страхи и опасения. Тысячи «если бы» поднимались из глубин, когда я вспоминала его смерть. Если бы я не попросила о помощи. Если бы я забрала силу себе. Если бы ему не пришлось спасать меня. Войдя в зал спустя столь долгое отсутствие, я едва сдержала себя чтобы не обыскать глазами огромное помещение. Его тут не было. Не знаю, на что я надеялась, но его тут не было, и уже никогда не будет. Зал был таким же, каким я его запомнила с ранней весны. Машинально я двинулась вниз по лестнице. Карта местности, укрывающая вход в Хранилище, исчезла за ненадобностью, но пол все так же сверкал от каждого шага, едва заметно переливаясь в глубине темного стекла. — Профессор Рэкхэм? Титанического размера портреты оказались пусты, но я знала, что они слышали меня. — Профессор Рэкхэм, вы тут? — спросила я уже громче. — Мне надо поговорить с вами. Медленно и вальяжно, Хранитель появился в раме. Я вздрогнула, встретившись с ним взглядом, и внезапно осознала, что он не слишком рад моему появлению. — Я слушаю. И все, ни больше, ни меньше. Я задумалась было ли его отношение ко мне наигранным или же он действительно не ожидал моего возвращения? — Я пришла сообщить, что на Хранилище продолжается охота, — произнесла я ровным голосом, на время отбросив свои размышления. — Думаю, вам стоит знать об этом. Он поднял одну бровь, ожидая продолжения, но я уперто молчала, не разрывая зрительного контакта. — Что ж… — произнес он с легким вздохом. — Печально, что ваша битва не окончена, но, боюсь, я уже ничем не смогу помочь. Как преемник Тайны, теперь ваша очередь заботиться о сохранности Хранилища. — Я не собиралась просить вашей помощи в битве. Отчасти, это не было правдой. Где-то в уголке сознания еще теплилась надежда на поддержку старых Хранителей, но теперь я ясно видела, что они посчитали свой долг выполненным. И, верно, что еще они могли мне дать? — Если вы пришли только для того, чтобы уведомить меня… — Не только, профессор, — решительно перебила его я. — Я хотела узнать о других своих силах. — Других? Непонимание в его голосе продолжало разрушать мое и без того хрупкое уважение. — Вы и Изадора могли делать гораздо большее, чем просто использовать Древнюю магию в бою, как я. Вы спасли Фелдкрофт от засухи, строили здания… — Достаточно, я понимаю к чему вы ведете. Дайте мне время, чтобы все обдумать. И он вновь двинулся прочь из портретной рамы, оставляя меня в одиночестве. Я чертыхнулась и уселась прямо на пол, сжимая руки в кулаках с такой силой, что ногти оставили белые следы в виде полумесяцев на внутренней части ладоней. Было глупо считать, что я заслужила доверие прежних Хранителей. Не смотря на то, что я следовала всем их указаниям, мое безоговорочное уважение к ним не установило между нами никакой личной связи. Возможно, дело было в том, что портреты имели ограниченные знания о самой личности волшебника и не могли привязаться к живым. И даже если и так, было действительно странно видеть проявления недоверия в мой адрес. Разве такой человек, как профессор Рэкхэм, не захотел бы передать свои знания дальше? Или пример Изадоры научил его осторожности? Неужели он действительно до сих пор думает, что я могу пойти по ее стопам после всего, через что я прошла? Профессор вернулся именно в тот момент, когда я смогла утихомирить тремор в руках. Его взгляд немного подобрел, но я все равно могла разглядеть скользящую в его глазах осторожность. — Думаю, я могу посвятить вас в детали Древней магии, с которыми я сам знаком, — промолвил он, ожидая пока я поднимусь на ноги, и добавил, рассудительно и остро: — Даже не смотря на то, что вас не было так давно. По всей видимости, у вас выдалось непростое время. Я замерла, не решаясь даже вдохнуть, и обратилась в слух. — Не ждите от меня подробностей или деталей. За свою жизнь я встречал лишь несколько людей, которые обладали нашей удивительной способностью видеть и взаимодействовать с Древней магией. По этой причине не стоит принимать мои слова за истину, ведь мы знаем очень немногое о том, как именно Древняя магия выбирает себе преемников. Я не могу сделать вывод, что она является наследственной, ибо и мои предки, и предки Изадоры не обладали такими же способностями, как мы с ней. Но, все же, между каждым носителем Древней магии есть свои различия, которые могут пролить свет на ситуацию. Различия? Я моргнула, задумавшись над его словами, и с трудом подавила желание потянуться за пергаментом для заметок. Значит, профессор Рэкхэм, Изадора и я обладали разными способностями? И никто не удосужился рассказать мне об этом за все это время? — Древняя магия делится на созидательную и разрушительную, то есть боевую. Вы, как уже сами должно быть догадались, имеете врожденную способность управлять боевой Древней Магией, что дает вам большую силу, но ваша способность накапливать энергию сильно подавлена. Наблюдая за испытаниями, я выяснил, что вы можете впитывать найденную магию, а так же медленно аккумулировать собственную в процессе сражения. Я ни в чем не ошибся? — Все правильно, профессор, — ответила я, кивнув. — С другой стороны, существует созидательный подвид Древней магии, которым был наделен при жизни я. Такой подвид способностей позволяет при длительном обучении создавать материальные объекты, включая архитектурные, взаимодействовать с силами стихий и природой, врачевать и многое другое. У таких сил тоже есть свои ограничения, но созидательная магия делает человека не проводником, а источником Древней магии. При этом, я не мог использовать эффективно Древнюю магию в сражениях. Точно не так, как это делали вы с Изадорой. — Значит, Изадора… Могла и то, и другое? — Если с вами и мной ситуация обстоит более прямолинейно, то Изадора была чрезвычайно любопытным случаем. Она могла использовать и созидательную, и боевую магию, являясь и источником, и проводником одновременно. Именно благодаря ее способностям я узнал те немногие факты, что знаю сейчас, а ваше появление подтвердило мои догадки. Я опять кивнула, опустив голову и задумавшись. Если я могу делать то, что не мог профессор Рэкхэм, то его теория о трех категориях Древней магии имеет смысл, однако… Кое-что продолжало беспокоить меня. — Но, профессор Рэкхэм, почему вы решили что я не могу обладать теми же силами, что и Изадора? — Я не обнаружил у вас никакой предрасположенности к созидательной форме Древней магии за время прохождения испытаний. То, как именно вы управляете ею, указывает на тот факт, что вы не являетесь полноценным источником. Боюсь, у вас нет тех сил, о которых вы пришли меня спрашивать, и с этим не выйдет что-то сделать. Древней магии невозможно обучиться по книгам, а ваши способности имеют вполне конкретные витальные ограничения. К тому же, при жизни у меня были видения о вашем появлении, и я всегда знал, что ваша склонность к боевой магии будет превышать способности к созидательной магии с огромным соотношением. Он закончил говорить и замер, словно неволшебная фотокарточка. — Но… Я подавилась своими следующими словами. Неужели он так просто отказывается даже попробовать? Когда вообще меня проверяли на использование такой магии? Там были стражи, лабиринты, головоломки, проходы, которые искажали реальность, но я смогла пробиться через все это исключительно с помощью смекалки и боевых навыков. И… У него были видения обо мне?! Все это было так туманно и нечестно, что мне стало обидно до слез. — У Изадоры были вы, — тихо произнесла я, выдавая нарастающую в голосе злость. — Вы были с ней рядом, когда она проходила обучение. А у меня не было никого, кто мог бы научить меня. — Это печально, но так сложились обстоятельства. — Вы не думали, что ваше пророчество может быть ошибочным? Как вы можете знать наверняка то, что мы не смогли проверить? — У меня никогда не было ошибочных пророчеств… — И я только начала колдовать! Зачем устраивать проверку и ничего при этом не объяснять? — Ваших сил достаточно, чтобы выполнить долг и позаботиться о сохранности Хранилища… — Профессор, я не верю, что все, что заботит вас — это Хранилище! Что единственная причина, по которой вы ведете сейчас со мной этот разговор, состоит в том, чтобы я приняла свою судьбу и выполнила свой долг. Вы не можете, просто не можете говорить мне что я могу делать, а чего не могу, особенно после того, каким опасностям вы подвергли меня в своих дурацких и бесполезных испытаниях! Он поджал губы, но я не остановилась, повышая голос. В высоких сводах тайной комнаты он прозвучал звонко и я расправила плечи, пылая от гнева. — Вы ничего не сделали для того, чтобы помочь мне развить мои силы! Вы ничего не знаете о моей судьбе или моем наследстве, и вы даже не потрудились проверить и объяснить все в процессе! Когда-то я считала вас мудрым волшебником, но теперь я вижу, что ошибалась. Скрестив руки на груди, я отвернулась от него, стараясь не расплакаться. Послышался тяжелый вздох и, когда я вновь повернула голову к портретам, они все вновь были пусты. — Сбежал, — прошептала я, скривив лицо. Но очень быстро во мне проснулся стыд за свою вспышку гнева. Хоть он и говорил о том, что его слова нельзя принимать за истину, меня они почему-то глубоко задели. Дело было не в том, что я не могла что-то сделать, а в высказанном между слов пренебрежении. Словно я уже отработанный материал, который не нуждается в помощи или развитии. Словно мне нужно принять все как есть и не задавать вопросов уставшему портрету волшебника, которого уже давно нет в живых. Я стойко боролась с накатившей слабостью, напоминая себе о том, что еще предстояло сделать. Простояв так еще несколько минут, я достала из рюкзака созданную Олливандером палочку и быстро осмотрела ее. Такая же сияющая, как и весной, и настолько ценная, что иногда я вскакивала посреди ночи с кошмаром, в котором ее похитили. Никто не наблюдал за мной. Мне было незачем таиться и я открыла проход, не задумываясь об этом.***
Пульсация темной магии, заточенной в гоблинскую сталь, укрыла меня как только массивная дверь затворилась за мной. Сгусток, такой огромный, что, казалось, мог разрушить целую страну, напомнил мне о прошлогодней встрече с дементорами. В Азкабане, правда, все негативные эмоции и чувства, что я испытывала, были хотя бы моими собственными. Тут была атмосфера разложения тысячи ниточек боли, хорошо скрытая магией и надежно удерживаемая сталью. — А вот и ты, — пробормотала я в пол голоса, медленно приближаясь к сгустку шаг за шагом. — Все тут же. За приличное расстояние до клетки я остановилась. — Мне нужно понять тебя, чтобы уничтожить. Ты ведь боль? Индифферентная ко всему сфера не соизволила дать ответ. — Ты нечто большее, верно? Каждый раз, когда я пытаюсь просто придумать тебе название, я теряю счет часам в размышлениях. Ты душа? Ты слабость? Ты страдания? Ты способность страдать? Я не понимаю. Я умолка, прислушиваясь. Шепот и боль, сила и жестокость, отрешенность и страдания — вот что слышала я. Это была сила, которую я не могла понять, хоть и очень старалась. Словно такую силу можно было понять лишь безвозвратно изменившись. — Почему я победила тебя? Как я смогла сделать это? Наверное, в тот день я была в состоянии аффекта, раз запомнила все так плохо. Лучше всего я помнила синий плащ на земле, и момент, когда я решила отказаться от силы, и разговор на вершине Астрономической башни поздней ночью…***
« — Я сочувствую твоей утрате, — мягким голосом произнес он, глядя на звездное небо. — Но я не согласен с тем, что это была твоя вина. Я сидела на дощатом полу, поджав ноги и прислонившись к средней перекладине перил щекой, а он стоял рядом, оперевшись плечом о колонну. Мы кутались в подбитые мехом мантии, но никто не жаловался на холод. — Если бы меня не пришлось спасать, он бы остался жив. — Возможно. Но ты в этом точно не виновата. Я спрятала лицо в руках. Сколько бы раз он это не повторял, облегчение не наступало. В глубине души мне хотелось отдалить момент, когда размеренная жизнь начнет затмевать произошедшее под школой, ведь завтра наступит — наступит без профессора Фиг. Я больше никогда его не увижу. Мне захотелось кричать. — Что у тебя на уме? — спросил Себастьян в тот момент, когда горло заболело от нарастающего во мне напряжения. — Слишком много всего. — Ты не хочешь рассказывать мне? — прямо спросил он, опустив на меня внимательный взгляд. — Дело не в этом… — Тогда в чем? Я слушаю. Меня заботит то, о чем ты думаешь. — Я не хочу быть человеком, из-за которого умирают невинные люди, — пробормотала я и посмотрела на свои дрожащие руки. — Не хочу, чтобы кто-то еще пострадал. Я скучаю по профессору Фиг и мне так страшно, что моя жизнь может закончиться так же быстро. Мне… Я… Я чертовски сильно устала, Себастьян. Это был ебучий ад, и я едва справилась, и не знаю что будет дальше, и это так… много… всего. Слишком много всего. Не хочу, чтобы наступало завтра, потому что завтра придется жить дальше, а я не знаю справлюсь ли я. Он усмехнулся и повернулся к перилам спиной, пока я вытирала мокрое от слез лицо. — Ты меня понимаешь? — Понимаю. Сегодня день скорби и ты имеешь на нее полное право. Если можешь злиться — злись. Не стоит все время держать все в себе и притворяться, что ты справляешься, — он опустился на пол, коснувшись голенью моей коленки. Я открыла глаза и увидела на его лице невеселую улыбку. — Что смешного? — Рад, что ты ругаешься. Только когда ты ругаешься я на сто процентов могу сказать, что знаю что ты чувствуешь. Я хмыкнула и скривила губы, позволяя ему продолжить мысль. — А вообще… Мы ведь не всегда обязаны нравиться себе как люди, правда? Иногда мы делаем все, что только можем, но этого оказывается недостаточно. Я замерла, слушая его. Он положил руку рядом с моей и мое сердце пропустило удар. — Если всего слишком много, то разбирайся с этим постепенно, задача за задачей. Ты ведь сама можешь выбирать как тебе жить, не смотря ни на что. — Но… Эта сила нуждается в моей защите, Себастьян. Пока о ней знает кто-то еще, я никогда не смогу быть полностью свободной. Он поджал ноги и сложил руки на коленях, обдумывая мои слова. — Хранители ведь пытались уничтожить эту силу, верно? — спросил он через некоторое время. — Да, но у них ничего не получилось. — Но… Если бы получилось у нас, то ты была бы свободна, верно? — Пожалуй, да. Но мы даже представить не можем сколько на это уйдет времени… — Мне плевать, — резко произнес он на выдохе, повернув ко мне голову. — Мне плевать сколько уйдет времени, и плевать что это кажется невозможным. Ты спасла Анну, хотя все говорили мне что это невозможно. Нам нужно хотя бы попытаться, а иначе мы будем ничем не лучше прежних Хранителей. — Себастьян, не говори так о них… — Мне плевать что ты их уважаешь. Я не испытываю к ним никаких теплых чувств и могу говорить что захочу. Они просто переложили на тебя то, за чем не уследили сами, обозвав это красивыми словами и устроив из этого целое представление, но ты не обязана следовать их советам. Не хочешь использовать эту силу — не используй, но давай хотя бы попытаемся сделать так, чтобы никто больше не охотился на нее. Подумай об этом, ладно? Я буду на твоей стороне, что бы ты не решила.» Я открыла глаза, вспоминая то облегчение, что я испытала в тот вечер. Даже если это кажется невозможным, я должна попытаться. С прошлой весны я искала информацию, собирала идеи, строила гипотезы и теории, но так никогда и не дошла до практики. Времени лучшего, чем сейчас, могло уже никогда и не представиться.***
— Как это понимать? Что вы собираетесь делать с этим? Я обернулась на выходе из Хранилища, услышав голос профессора Рэкхэма. Остальные Хранители тоже появились, возвышаясь надо мной с высоты исполинских портретов. — Мне действительно до сих пор нужно отчитываться перед вами? — устало спросила я, поставив на пол клетку, напоминающую кованный фонарь с длинной ручкой. Извлечение крошечной частички размером с горошину истощило мои силы и я не была настроена на вежливый разговор. — Будьте добры, не грубите, — произнес полноватый Чарльз Руквуд, поднимая указательный палец в воздух и сотрясая им. — И отвечайте на вопросы прямо. Почему вы забираете темную силу с собой? Это опасное оружие и вы прекрасно знаете об этом. — Вы не можете разгуливать с ней по школе. Неужели наши испытания вас ничему не научили? — спросила Ниов Фицджеральд. — Вы говорите о тех испытаниях, где от меня требовались только сила и смекалка, директор? Ваше испытание было поучительным, соглашусь, но вы бы добились гораздо большего без мистификации. — Нашей целью не было «добиться большего». Мы должны были узнать хватит ли у преемника мудрости и храбрости поступить правильным образом. Без испытаний вы бы не были готовы к тому, что вас ожидало, — произнес Персиваль, нахмурив кустистые брови. — Боюсь, мы поспешили с выводами. — Это было единственным, в чем вы поспешили, — пробормотала я вполголоса, чем вызвала возмущенный ропот у троих из Хранителей. Я опустила глаза на свои руки, почувствовав, что дрожь возвращается. Сгусток темной силы был надежно заперт в клетке у моих ног, но я все равно чувствовала исходящую от него опасность. Нужно придумать какую-то защиту от эмоций, которые она у меня вызывает. — Как понимать ваше поведение? — произнесла Ниов. — Мы слышали, что вы подверглись пыткам несколько дней назад, но разве это достойная причина для… — Дайте ей договорить, — внезапно произнес хранивший до этого молчание Сан Бакар и остальные умолкли, взглянув на него с удивлением. Удовлетворенный тишиной, он повернул голову ко мне и добавил: — Говори, дитя. Ты зла на нас не без причины. Будет проще, если ты выскажешь свои обиды прямо. Несколько секунд я смотрела в его глаза и вспоминала все, что знала о нем. Сан выглядел как человек, открытый к разным мнениям. Остальные Хранители напоминали недостижимые для простых смертных вершины мудрости, но по взгляду Бакара я видела, что он смотрел на жизнь как-то иначе. Интересно, жалел ли он об убийстве Изадоры? Смерть — вещь категоричная и необратимая, в отличии от человеческого разума. Она меняет тебя навсегда, оставляя иллюзии позади. Я моргнула, пытаясь сосредоточиться. Они все были так невыносимо далеко в прошлом, что я не могла даже подобрать правильных слов для своей злости. Невозможность сблизиться, поделиться опытом или попросту наладить простейший человеческий контакт неприятно контрастировали с жестокой реальностью тех задач, что они возложили на меня. Их наследие было впечатляющим и преисполненным морали, но я не хотела такого наследия. Они могли опираться на видения, мудрость и секретность. Я могла опереться только на своих близких и на саму себя. — Пока я выполняла ваши испытания, растянувшиеся на пол года, погибло и пострадало множество людей, — произнесла я с горечью, думая о той угрозе, что висела сейчас надо мной и моими друзьями. — Испытания нужны были не для того, чтобы потянуть время, а чтобы позволить тебе осмыслить деяния Изадоры и посмотреть на последствия, к которым они привели, — мягко произнес Сан Бакар. — Мы не хотели, чтоб ты повторила ее ошибки. — Я все понимаю! Я… Слезы покатились по щекам сами по себе и мне понадобилось несколько секунд, чтобы промокнуть лицо рукавами свитера. — Извините меня, — сказала я четко и громко. — Я понимаю груз ответственности, который лежал тогда на вас. Понимаю также и то, что толкнуло вас к таким решениям. Дело не в этом. — Но в чем тогда? Когда я подняла глаза, они смотрели на меня в растерянном ожидании. — В том, что это все неправильно. Что эту силу давно пора нейтрализовать, чтобы никто не смог использовать ее неправильно. Я словно… словно на пороховой бочке сижу в этой школе и я слишком сильно люблю ее для того, чтобы не попробовать. Я хочу, чтобы следующий восприимчивый к Древней магии был избавлен от этой ноши. И хочу быть свободной сама. — Мы пытались много лет… — начала бывшая директриса, но профессор Рэкхэм поднял в воздух руку, прервав ее. — Один порыв души стоит тысячи слов, — произнес он мягко, улыбаясь мне одними глазами. — Оставим эту тему. Если все так, как вы говорите… — Все так, — вклинилась я. — Даю слово. — Тогда мы приносим извинения за выказанное недоверие. Но все же, скажите, что именно вы собираетесь делать? — У меня уже есть некоторые планы. И мне бы очень пригодился список того, что пробовали вы. — К сожалению, мы такой информации предоставить не можем, — произнес Рэкхэм, улыбаясь директрисе уголками губ. — Но… — Обратитесь к нынешнему смотрителю и скажите ему, что вам нужен ключ от ячейки директора Фицджеральд, — произнесла она через несколько секунд, неотрывно глядя на клетку. — Вы сможете найти наши записи в самой высокой точке замка. Я молча обдумала услышанное и кивнула, поднимая с пола клетку. Разговор казался оконченным, но я ждала скажут ли они еще что-то. Потом я посмотрела на Сан Бакара. Он улыбался мне и в его глазах было что-то настоящее, что-то, что тронуло лед между нами. Я несмело улыбнулась ему в ответ. — Очень прошу вас позаботиться о безопасности этой силы и о сохранности нашей тайны, — сказала Ниов, махнув рукой в сторону клетки. — Вы уверены, что этот контейнер?.. — Он из гоблинской стали. Плюс, дополнительные меры предосторожности. Никто не сможет притянуть, отследить, открыть или даже увидеть клетку без моей помощи. Металл пропитан чарами, так что они… — Будут действовать и без твоего вмешательства, — закончил Сан Бакар с восхищением в голосе. — Временно, конечно, но я составлю график обновления заклинаний как только доставлю клетку в безопасное место. — Как ты смогла так хорошо подготовиться? — У меня было много времени, чтобы все обдумать. Их взгляды изменились. В прошлом году я была источником надежды и страхов, но сейчас… Сейчас я стала чем-то большим. Еще не равная им, но гораздо ближе к этой непомерно высокой отметке, чем час назад. — Пожалуй, следует сделать еще кое-что, — произнес профессор Рэкхэм, словно прочитав мои мысли. Его рука скользнула в складки мантии, извлекая волшебную палочку, и спустя несколько изящных взмахов портреты начали сжиматься и уменьшаться. Я подошла ближе. Наши глаза теперь были на одном уровне и я с удивлением заметила, что Руквуд при жизни был одного со мной роста. — Так гораздо лучше, не правда ли? — спросил Персиваль. — Да. Спасибо, профессор. — Отлично. Тогда мы не станем больше отрывать вас от дел. И еще один момент — когда придет время встретить в пару новую палочку, отдайте личное предпочтение перу феникса. — Перо феникса, профессор?.. — Именно. Именно эта сердцевина наиболее приспособлена к созидательной форме Древней Магии. — Но ведь вы говорили что… — Верно, и я все так же не намерен обременять вас необоснованной надеждой. Но, как вы сами справедливо заметили, мы никогда не пытались как следует. Обещаю, что мы попытаемся, когда наступят более спокойные времена. А сейчас ступайте и будьте осторожны. Я покидала Хранилище со светлым разумом и даже запечатанная в клетке сила не могла повлиять на меня.***
Он прибежал в Выручай-комнату сразу после последнего урока. Зная наизусть его расписание, я весь день избегала случайной встречи с ним. Было несложно догадаться, что за три перемены он узнает, что меня уже нет в Лазарете, и что первой его мыслью о том, где меня найти, станет Выручай-комната. Двери распахнулись, отрывая меня от работы, и я подняла глаза с исписанных чернилами бумаг. Я устроилась за длинным обеденным столом в центре главной комнаты, оставив клетку на дальнем конце стола. Он показался мне очень уставшим, но, впрочем, я могла и ошибиться. В такие минуты, как сейчас, он умело скрывал все свои чувства за маской напускного равнодушия. — Я так и думал, что ты будешь тут. Сдала работы? — Ага, — кинула я, наблюдая как он подходит ближе. Сегодня на нем был привычный костюм-тройка. Несколько пуговиц у горла были расстегнуты, а галстук сбился набок. Должно быть, он бежал со всех ног. Он смотрел мне прямо в глаза, но меня не покидало чувство дискомфорта, словно между нами была стена из недоступных друг другу мыслей и чувств. — И как? — Три Превосходно. И профессор Уизли сообщила мне, что мне нельзя вести личную переписку самой или через вас. — Понятно, — он понимающе кивнул, оперевшись руками на спинку стула. Его взгляд переместился на клетку, но он не стал ничего спрашивать. — Как ты себя чувствуешь? — Просто великолепно. А ты? Дрожь возвращалась? — Пару раз, — уклончиво ответила я, разглядывая его. Его раны затянулись за одну ночь благодаря стараниям миссис Блейни, но я неизменно продолжала спрашивать об этом в каждом разговоре, не зная о чем еще мы могли говорить без увиливаний. Мне ужасно хотелось спросить о чем он думает на самом деле, но я знала, что ничего путного из этого не выйдет. Я пыталась и эти попытки ранили меня куда сильнее, чем мне бы того хотелось. Если его что-то тревожит, то я узнаю об этом только когда он сам так решит. — Ты обедала? Тебя не было в Большой Зале. — Думаю, какое-то время я буду есть на кухне. Не хочу, чтобы на меня пялились за едой. Он понимающе кивнул, неотрывно глядя на клетку. Его пальцы, впивающиеся в спинку стула, побелели. — Себастьян? — М-м? — Тебе ведь есть с кем поговорить? Оминис или Анна в курсе о том, что тебя беспокоит? — О чем ты вообще? — он перевел на меня взгляд, в котором я наконец рассмотрела настоящую усталость. — Мне бы хотелось знать, что ты не одинок в своих мыслях, раз уж ты не хочешь или не можешь говорить со мной. Он ответил только долгим, проницательным взглядом, а после отвернулся к клетке. В Лазарете отвлекающую роль всегда играла миссис Блейни, так что я не удивлялась его молчанию. Об эту стену можно было разбиться, не дождавшись ни йоты искренности. Вздохнув, я скрутила и отложила в сторону пергаменты, подбирая слова для следующего раунда нестерпимо натянутых разговоров. — Я хочу, чтобы ты услышал одну вещь. — О, ну… Вперед. — Мы выбрались из залива только благодаря тебе. Он промолчал, внимательно слушая. — Ты отлично выполнил всю работу. Грязную и не очень, в Годстоуне и в… Постоянно думаю, как назвать колодец и залив. — Скучнейшее испытание, — выпалил он, не сдержавшись, и опустился на стул прямо передо мной. Его ладони легли на стол чуть поодаль от моих и я вновь вгляделась в них, пока продолжала мысль. — Не перебивай, пожалуйста. Я не договорила. Спасибо тебе. И мне очень, очень, очень жаль что ты пострадал. — А можно уточнение? — Одно уточнение. — Я не страдал. Ты нас вытащила. — Уточнение не принято, больше никаких уточнений. Нам обоим втайне хотелось улыбнуться как прежде, но мы держались. Я не знала, что можно было держаться так долго, как держался он. Это трогало и смертельно ужасало одновременно. — Я не дошла до сути. Как ты понимаешь, — я указала на стоящую на столе клетку, — У меня новая задача. От этой штуки давно пора избавиться. Благодаря тому, что мы смогли совершить наше путешествие, я наконец-то могу начать испытания. Я много думала об этом и хочу испытать несколько научных методов… — Логических! Наука — это концепция маглов, — пробормотал он, скрестив руки на груди. В его глазах появился тот спонтанный блеск, какой бывал у него только во время откровенного разговора. — Наука действенна и позволяет маглам добиваться удивительных вещей. И вообще, я просила без уточнений! — Это был комментарий, но прости. Буду молчать. — Черт, почему я не могу дойти до сути сразу? Мы выбрались оттуда, нет, даже не так… Если бы ты не пошел со мной, то все могло быть совсем иначе. Скорее всего, ты спас меня или хотя бы выиграл для меня время. Он замер. Сталь в глазах таяла. — Желание вытащить тебя было сильнее всего, что мне пришлось там пережить. Но я провалилась и подвергла тебя опасности своими сомнениями. Мне жаль. Погоди, прошу, не перебивай… Себастьян открыл рот, собираясь заговорить, но так и не смог подобрать нужных слов. — Я не понимаю что с тобой происходит. У нас обоих появились свои секреты и нам стоит подумать над ними как следует, но я не хочу, чтобы они все разрушили. Именно поэтому ты должен знать, что для меня ничего — совершенно ничего — не изменилось по отношению к тебе. Я все так же хочу провести свою жизнь рядом с тобой и состариться вместе. И если твои планы тоже не изменились, я хочу знать, что тебе есть с кем поделиться тем, что тебя гложет. Даже если это не я. Он молчал битую минуту, разглядывая покрытую лаком поверхность стола. Не стесняясь, я положила голову на сложенные руки и изучала его лицо. Мне всегда нравилось, как он выглядел, когда думал. Особенно, когда он так рьяно думал о том, что следовало просто чувствовать сердцем. — Ты не доживешь до старости, если будешь так рисковать своей жизнью, — наконец произнес он в обвинительном тоне. — Понимаю, — я кивнула, бесстрашно продолжая разглядывать его. — Мне нужно поумнеть, если я собираюсь закончить все свои нынешние проекты и стать аврором после школы. И не спорь со мной. Если сейчас ты захочешь обсудить мое будущее, то взамен я потребую искренности. Как я понимаю, к ней ты еще не готов. Я права? Он ограничился одним резким кивком, продолжая сверлить меня взглядом. — Оминис, — наконец произнес он. — Он в курсе того, о чем я думаю. Я кивнула, удовлетворенная ответом. Сколь бы болезненна не была ситуация, я не стала бы просить о большем. Не сейчас, когда нам обоим есть о чем подумать в свободное время. — И что дальше? — спросил он. — Как я понимаю, у вас скоро будет вечеринка. И еще матч, и твой день рождения… — Я не про это спрашиваю. Что ты планируешь делать дальше? — Начну свои собственные эксперименты и буду выздоравливать до тех пор, пока не смогу опять вернуться в Реликварий. Надеюсь, это случится скоро, но все зависит от профессора Уизли. — Значит, ты… — Не знаю, Себастьян. Я не знаю, что буду делать. Но я буду бороться — ради нас. Он протянул ко мне руку и мы переплели пальцы, отчаянно цепляясь друг за друга. Глядя на него, мне хотелось верить, что однажды мы сможем разрушить стену между нами окончательно, и никому больше не придется скрывать свои мысли от другого.