Знак клана Фут

      Убежище Мутанималов представляло из себя совершенно обычное и непримечательное трёхэтажное здание, когда-то, по всей видимости, используемое под офис не очень большой конторки. Не то чтобы эту догадку можно было как-то подтвердить логическими обоснованиями, нет, но сама атмосфера скучных и скромных белых помещений, будто бы отдающих чем-то грязным и заурядным, явственно не просто говорила — гордо заявляла о своём бывшем статусе. Предположения оказались наполовину верны: проходивший мимо Слэш на вопрос Эйприл о том, чем раньше занимались в этом здании, немного задумавшись, ответил, что на втором этаже, по рассказам Роквелла, ещё до его мутации находились помещения, оборудованные для их с доктором Фалько опытов над животными. Третий этаж пустовал — его, что странно, никак не брали в аренду — на первом была конторка по микрозаймам, которая, однако, быстро разорилась. На вопрос про подвал Слэш, отчего-то нахмурившись, сказал: — Там жил мясник. «Наверное», — отчётливо услышала Эйприл слово, так и не произнесённое Слэшем. Когда доктор Фалько под действием мутагена превратился в Крысиного Короля, здание стало окончательно заброшено — как оказалось, земля, на которой здание стояло, ещё давным-давно была выкуплена предками Фалько; и его мать, уже отошедшая в мир иной, и то ли по доброте душевной, то ли от безысходности переписала никому не нужную постройку на него, вместо того, чтобы просто её продать — поэтому, после создания «Могучих Мутанималов» Роквелл, зная об этом местечке, предложил обосноваться в нём, что, в общем-то и было сделано. Довольно интересная история «освоения» убежища, однако, не заставила Эйприл его полюбить: чем дольше она оставалась в этих стенах, тем больше чувствовала, как они давят на неё своею противной желтоватой белизной, и как дырявый коричневый диванчик, всё так же стоящий в коридоре, начинает скрипеть только об одной мысли о нём. Всё грязно-белое и пустое: как в фильмах ужасов о сумашедших домах, честное слово. Теперь Эйприл стало более чем ясно, почему при каждом удобном случае Мондо, схватив под мышку свой скейтборд, «сваливал» — как он выражался — из этого места. Хотя стоит отдать ему должное: заметив, что Эйприл явно одиноко и скучно сидеть одной, он стал предлагать ей «потусоваться» вместе, что означало поиграть в настольные игры, потому что другого здесь не разрешалось. Она могла бы выйти на улицу, но вот проблема: «из соображения безопасности» запрет на выход из убежища всё ещё действовал, и Эйприл не разрешалось покидать здание даже с сопровождением. В последние три недели — а именно столько прошло с момента наложения запрета и обнаружения папки — все жители Убежища занимались только одним: попытками расшифровать содержимое папки. «Все» — в данном случае нельзя было считать преувеличением, потому что являлось чистейшей правдой, по крайней мере, в первую неделю: абсолютно все, вне зависимости от возраста, пола (женского тут была только Эйприл) и уровня IQ старались разгадать таинственный и непонятный шифр. Первым сдался Мондо — он, в целом, не особо помогал, поэтому никто его уходу из «Клуба дешифровщиков» не расстроился. За ним ушёл Слэш, сухо объяснив, что ничего не смыслит в шифрах, и как бы Раф ни уговаривал его остаться, лишь отрицательно качал головой. В начале второй недели ушёл Раф. Это нельзя было назвать «уходом» в привычном понимании — скорее, он просто психанул, заперся вместе с всё таким же коматозным Кейси в комнате и не выходил оттуда несколько часов, после чего особо участия в расшифровке не принимал. Сдалась и Эйприл. Как ни стыдно ей было признаться самой себе, но она совершенно не понимала даже малейшую логику шифрования данного текста. В глазах оставшихся, а именно Лео, Донни и доктора Роквелла, она наблюдала такое же смятение и стыд. Легче от этого, однако, не становилось. Атмосфера, царящая в «Клубе», давила на неё даже сильнее, чем аура здания в целом, поэтому, тысячу раз извинившись перед явно расстроенным её уходом Донни, она в кабинет «дешифровщиков» больше не заходила, лишь изредка, от безысходности, вспоминая о неразгаданном шифре. По окончанию третьей недели своего «заточения» Эйприл твёрдо решила, что так больше продолжаться не может: ну неужели клан Фут всё ещё ищет её? Не надоело ли им это? Не бросили ли они поиски ещё в первую неделю? Ей хотелось домой. Как бы эгоистично ни звучало это в данной ситуации, когда где-то за стеной лежал её ни живой ни мёртвый друг, а остальные тщетно ломали мозги над, казалось бы, неразрешимой загадкой, ей просто хотелось всё это прекратить и вернуться к былому спокойствию. К жизни, где все братья были вместе, где был жив Сплинтер, где не было шифров, пластмассовых трубок и много всего другого, что отравляло душу об одной только мысли о них. Она думала обо всём этом, лёжа на старом диванчике и сложив руки на груди. Потолок не менялся, жёлтое плесневелое пятно с него не исчезало, лампа всё так же раздражающе гудела над ухом — иногда казалось, что она замолкала, будто устав гудеть, потом, словно набрав в воображаемые лёгкие побольше воздуха, начинала вновь, по-новому, особенно яростно и громко. Эйприл прикрыла глаза. Теперь, когда она собиралась идти «отпрашиваться» — слово в этом контексте звучало просто отвратительно — всё её тело будто потяжелело и не желало вставать. Она с усилием поднялась, отряхнувшись, словно на ней действительно что-то было, а она это что-то видела, и направилась к лестнице. Первым — и, как она надеялась, последним — пунктом назначения была комната Донни. Направлялась она именно в комнату, а не в кабинет Роквелла, в котором располагался «Клуб» из-за того, что Донни, не любивший одиночество, но привыкший к нему и оттого вечно себя в эту бездну загоняющий, после ухода Эйприл перестал посещать кабинет и стал работать у себя, неумышленно сократив тем самым количество членов, посещающих «Клуб», до двух персон: доктора Роквелла и Леонардо. Эйприл тихо постучалась. Её план был довольно прост: попросить Донни проводить её до дому, объяснив свои мысли, одолевающие её здесь. Он, с большой вероятностью, должен был согласиться, хотя бы потому, что отказы Эйприл — и она это видела, но честно старалась его «слабостью» не пользоваться — давались ему с большим трудом и явными душевными муками. На стук никто не отозвался, и Эйприл, аккуратно приоткрыв скрипучую дверь, заглянула в комнату. В комнате было темно, и лишь яркий холодный свет от настольной лампы разъедал окружающую тьму, не давая ей сгущаться и превращаться в почти что осязаемую плотную массу. На столе лежали бумаги: часть была исписана какими-то символами и словами, буквы в которых шли непрерывно одна за другой; часть были просто изрисованы хаотичными бессмысленными рисунками; другие скомканы и беспорядочно разбросаны около переполненной такими же бумажными шарами мусорки. Донни спал, сидя на стуле и положив голову на руки. Маска сползла на лоб, посох, прислонённый к стене, наровил в любую минуту упасть — Эйприл на цыпочках подошла к нему, аккуратно переставив в угол, и повернулась к черепахе. Донни всё так же спал. Она аккуратно выключила лампу и тихонько вышла, тяжело вздохнув. План, надёжный как швейцарские часы, провалился. Теперь ей оставалось только два варианта: либо идти к Рафу, либо к Лео и Роквеллу, которые наверняка сейчас сидели в кабинете. У Рафа просить помощи не имеет смысла: в итоге всё равно придётся идти к Лео. «К тому же, — с грустью подумала Эйприл, — он сейчас с Кейси». И, ещё раз тяжело вздохнув, она направилась к кабинету доктора Роквелла.

***

      Бибоп испуганно хрюкнул, резко подпрыгнув на месте, и от неожиданности выпустил ручку двери, от чего та обиженно бряцнула, вернувшись в прежнее положение. Рахзар, в это время проходящий по коридору сзади него, незаметно закатил глаза, что-то фыркнув себе под нос. «Так и до инфаркта недалеко», — недовольно подумал Бибоп, опять взявшись за ручку и наконец закрыв дверь. Он постоял пару минут, прислушиваясь к окружающим звукам, но шума не повторилось. Пожав плечами, Бибоп развернулся и собрался уйти, как грохот, так испугавший его, снова повторился. Он с удивлением посмотрел на соседнюю с ним дверь. Из двери напротив в это время вышел Рокстеди с не менее ошарашенным лицом. Они переглянулись, не издав ни звука, и уставились на дверь, за которой находилась комната Майкла. Шум раздался в третий раз. Он не был похож на предыдущие два — те напоминали грохот опрокинутой на пол мебели. Этот же походил на то, как кого-то с силой приложили о твёрдую поверхность стены. На этом грохот прекратился. Бибоп, стоящий ближе всех к двери, прислушался. За ней явно разговаривали, но очень тихо и на удивление спокойно. Дверь неожиданно отворилась. Рокстеди быстро прикрыл свою, стараясь сделать вид, что только-только выходит из комнаты, Бибоп, понимая, что бежать ему некуда, притворился, что рассматривает ковёр. Из комнаты, мягко ступая, вышел Тигриный Коготь. Он, не обратив никого внимания на стоящих в коридоре актёров без Оскара, спокойно повернул голову назад, посмотрев вглубь помещения, и неторопливо произнёс: — Надеюсь, такого больше не повторится, Майкл. Иначе ты знаешь, где окажешься. Из комнаты донеслось тихое, покорное утверждение. Такеши внимательно, будто только что заметив, посмотрел на вмиг съежившихся Бибопа и Рокстеди, произнеся уже более быстро и строго: — У вас сегодня патруль, надеюсь, вы это помните, — они быстро закивали головами. — Тогда не забудьте и его взять с собой. Такеши кивнул на дверь и, не дожидаясь ответа, пошёл по коридору по направлению к лестнице. Бибоп и Рокстеди удивлённо переглянулись между собой и уже собрались осторожно подойти к двери, как из комнаты, несколькими длинными шагами выйдя за порог, показался Майкл. Лицо его было угрюмо и очень бледно. Он, не поворачивая головы и не меняясь в лице, тихо, еле разборчиво произнёс: — Когда выдвигаемся?

***

      Подойдя к двери, Эйприл застала несколько странную, и даже смешную картину: Мондо, лёжа на полу и прижавшись всем телом к щели между дверью и полом, активно вслушивался в происходящее в кабинете. Эйприл недоумённо вскинула брови: — Чт…? — Ш-ш! — грозно зашипел Мондо, отчего Эйприл тут же замолчала. — Я жду, пока они закончат. Он снова с серьёзным и сосредоточенным видом прижался к двери. «Очень необычный способ ожидания», — улыбнулась в своих мыслях Эйприл. Она подошла ближе и протянула руку, чтобы постучать, но замерла, наконец отчётливо услышав голоса, раздающиеся за дверью. — …червь? — Да, разработка крэнгов. Как мы заметили, — Эйприл ясно распознала голос Лео, немного удивившись тому, что он с акцентировал внимание на «мы», — он способен изменять воспоминания и сознание в целом. — Вы думаете, Леонардо, что Ваш брат подвергся влиянию этого червя? Эйприл поражённо застыла, распахнув глаза. Ну конечно! Это же было так предсказуемо! И как же они раньше не… — Нет, я спрашиваю это для человека, который точно мучается от этого оружия крэнгов. Этот холодный и злой тон заставил Эйприл непонимающе, с долей быстро разгорающегося возмущёния повернуться к двери, будто Лео мог в этот момент видеть её лицо. Он говорил о Карай. Да, он говорил о ней, о своей сестре, о родной дочери Сплинтера, их сэнсэя. Да, он говорил о ней, и Эйприл не могла не признать что это было похвально, потому что она знала — нет, чувствовала — что после того случая с имплантацией ей в мозг червя она стала… прежней? Той прежней Карай, с которой они были знакомы в самом начале: резкой, нетерпеливой, жестокой, беспрекословно подчиняющейся Шреддеру и наивно считающей его своим отцом. Это была именно Карай, не Мива: пускай немного грубая, но старающаяся любить и понимающая, что она действительно любима. Эйприл, безусловно и без нареканий, была рада, что Лео завёл о ней речь: может быть, Роквелл, совместно с усилиями Донни, сможет помочь Карай и освободить её разум от внешнего вмешательства, но… Но… Не обратив внимания на болезненно вскрикнувшего Мондо, она распахнула дверь. Но почему ты так холодно говоришь о нём? Роквелл и Лео застыли на месте, удивлённо уставившись на неё. Сзади, потирая ушибленный лоб, обиженно сопел Мондо. Эйприл молчала. Она помнила, что собиралась что-то сказать, но в голове всё смешалось в один большой страшный клубок, в котором отчётливо вырисовывалась лишь одна мысль. — Тебе совсем плевать на то, что с ним будет? Она не знала, почему сказала это. И почему её вообще это беспокоит. И почему её это задело сильнее, чем всё происходящее до этого. Но она чувствовала, что была обязана сказать эти слова. Он, казалось бы, не должен был понять, о чём она говорит. Но Лео встал, его глаза, глубинные и выразительные, неприятно блеснули, требуя прекратить назревающий конфликт. Они молча смотрели друг на друга. Словно ожидая, что кто-то из них заговорит, но при этом всей душой не желая продолжения. Эйприл наконец увидела в его глазах то, что прежде не замечала — и не замечал, наверное, вообще никто — это был лёд. Это были не те глубокие, но тёплые воды Тихого океана, настолько же бурные и страстные, насколько добрые и ласковые. Это было чистый, но такой холодный Северный Ледовитый океан, предательски заледеневший в чужих глазах. Она медленно перевела взгляд на поднявшегося со своего места Роквелла, видимо собирающегося прекратить эту молчаливую ссору. — Я хочу домой, — тихо сказала она, не глядя на Лео. — И мне не важно, что вы все об этом думаете.

***

      Мондо с обиженным и злым видом ехал впереди, не оглядываясь и что-то изредка бубня про неровную поверхность крыш, будто это могло хоть чем-то помочь. На лбу его красовалась шишка, и Эйприл просто не могла не думать о том, что прежде чем открыть дверь и тем самым дать Мондо в лоб, стоило хотя бы немного отодвинуть его в сторону. Слэш, видимо понявший по виноватому лицу Эйприл, что произошло, разговор насчёт «героической травмы» геккона не начинал и просто шёл молча около неё. Её отпустили. Только сейчас она полностью вспомнила эту картину: явно разозлённый её словами Лео, но не решаюшийся начать перепалку при посторонних и она, намеренно игнорирующая его пристальный взгляд и полностью сосредоточившаяся на решении Роквелла. Доктор, немного помолчав и оглядев всех присутвующих — в том числе и валяющегося на полу Мондо — тяжело вздохнул и сказал, что попросит Слэша проводить Эйприл до дома. Каким образом в «сопровождающих» затесался ещё и обиженный на неё геккон — она так и не поняла, да и узнавать, честно говоря, не хотела. Подул ветер — Эйприл вздрогнула и поёжилась: пока она сидела взаперти, наступил сентябрь. Она подняла голову и посмотрела на небо, плотно затянутое чёрно-синими облаками. В них, длинных, ободранных и изорванных, было что-то такое, чего не было ни в белоснежных пушистых ватных облачках, ни в тяжёлых и массивных грозовых тучах. Они, несмотря на ветер, казалось, почти не двигались с места, будто в замедленной съёмке плывя в своём темпе и лишь изредка посматривая своими большими, неестественными дырами на мир под ними. Эйприл вдруг почувствовала, что нога её не нашла продолжения твёрдой поверхности — не успела она вскрикнуть, как большая, мощная рука Слэша подхватила её, аккуратно поставив на прежнее место. И как она могла забыть, что идёт по крыше? — Аккуратнее, — довольно сухо сказал Слэш, продолжив идти. — Спасибо… — тихо пробормотала Эйприл, и, немного опомнившись, повторила уже более громко. — Спасибо. — Не за что. Слэш, судя по тону, не был настроен разговаривать. Эйприл, немного помешкавшись, пошла за ним. В таком мрачном молчании они провели большую часть пути, пока Мондо, видимо всё-таки решивший забыть все свои обиды, ни подъехал к ним с привычным весёлым возгласом: — Эй! Вы чего такие унылые? Давайте быстрее! — Слэш молча закатил глаза, Эйприл невольно улыбнулась. — А нам долго ещё? — Нет, минут десять, не больше, — осмотревшись, ответила Эйприл. Теперь она узнавала окружающие её дома. — О, о, а можно к тебе в гости зайти?! — Мондо аж подпрыгнул от пришедшей ему в голову идеи. — Коне… — Нет, Мондо. Наша задача: провести Эйприл до дома и вернуться в убежище, — перебил Эйприл Слэш. Мондо жалостливо начал: — Ну Слэш, ну пожа-алуйста, ну я только на минуточку!.. — Я сказал «Нет». Эйприл удивлённо повернулась к Слэшу: — Почему «нет»? Он меня не стеснит. Да и разве у вас есть какие-то неотложные дела? Слэш метнул на неё злой взгляд маленьких, едва видных на массивном неотёсанном лице, глаз, в которых явственно читалось раздражение. Эйприл отвернулась и зашагала чуть быстрее. «Странно, — подумала она, — раньше он казался мне более… добрым?..» Они снова шли молча. Лишь изредка Мондо, видимо почувствовав общее настроение, тихонько вздыхал, послушно шагая рядом. Так продолжалось около пяти минут, пока наконец Эйприл, старательно выискивающая глазами свой дом, ни просияла, указав на один из домов на противоположной стороне улицы. — Вот мой дом! — едва сдерживая радость, воскликнула Эйприл. — Где, где?! — переполошился Мондо, подбежав к ней и схватив её за руку чуть выше локтя так, что она слегка покачнулась. — Видишь вывеску: «Второй раз о …»? Там моя квартира. — Ты живёшь в магазине? — Что? Нет конечно. — Так, — перебил бессмысленную болтовню Слэш. — План таков: сейчас мы перебираемся на другую сторону, и ты, Эйприл, покажешь окна своей квартиры. После этого Мондо заберётся туда, проверит, всё ли чисто и только после этого ты зайдёшь. Всё ясно? Несмотря на его ужасный приказной тон, которым не умел — наверное — разговаривать даже Лео, Эйприл кивнула. Теперь Слэш нравился ей всё меньше. Они перебрались на другую сторону улицы, и остановились на соседнем от дома Эйприл здании. Она без всяких колебаний показала на окна своей квартиры. — Если что — кричи, — Мондо на это лишь быстро кивнул и, предварительно сняв ботинки, быстро пополз сначала вниз по стене, скрывшись из вида, потом вновь появился на противоположной стене, добравшись до нужного окна и, аккуратно открыв его, юркнул в квартиру. У Эйприл от нетерпения перехватило дыхание. В последний раз так сильно она хотела домой, наверное, только тогда, когда была вынуждена уехать с друзьями из Нью-Йорка в свой загородный дом. Вместе с фермой в голову пришло воспоминание о её «матери», найденной на корабле-невидимке Крэнгов под домом, и о том, как Майки настойчиво доказывал всем, что она — крэнг, и как в итоге он оказался прав. Может, он ушёл из-за этого? Потому что ему никто не верил? Эйприл встряхнула головой: нет, хватит, больше никакого Майки. Слэш резко схватил её за плечо, зажав своей массивной рукой рот — а заодно и нос — и быстро затащив за бетонную стену машинного отделения лифта. — Ш-ш-ш! — зашипел он, отпустив Эйприл. — Там кто-то был, — тихо произнёс Слэш, не шевелясь. Эйприл невольно поразилась тому, как он, с такими большими габаритами, умудрился так быстро и незаметно спрятаться. Она осторожно выглянула из укрытия. На противоположной улице, в месте, где они разговаривали меньше пяти минут назад, теперь стояли три мутанта. Двух Эйприл узнала сразу: это были Бибоп и Рокстеди. Третий, в плаще до пола и в капюшоне, сначала располагавшийся к ней спиной, наконец встал полубоком и снял капюшон. — Вот ведь… — в отчаянии прошептала Эйприл. — Кто там? — уже догадываясь, спросил Слэш. — Бибоп, Рокстеди и Майки. — Чёрт, — процедил мутант. — Куда они направляются? Эйприл присмотрелась. — Стоят на месте, видимо, разговаривают. — Ладно, пока следи за ними. Надеюсь, Мондо не додумается орать нам из окна, — хмуро ответил Слэш. Эйприл слышала его голос, словно он был где-то далеко. Её мысли крутились только между двух вещей: Первое — и самое ужасное — Слэш может взять её за шкирку и со словами: «Здесь опасно» повернуть назад, так и не пустив её домой. Второе — что Майки сделает, если заметит их? Она наблюдала за ними — Слэш терпеливо ждал позади. Сначала Бибоп и Майки о чём-то очень оживлённо спорили между собой — к сожалению, из-за расстояния и проезжающих мимо машин, слышно ничего не было — потом к спору подключился Рокстеди. Судя по жестам, он старался успокоить говоривших. Спустя несколько минут Рокстеди схватил Бибопа под руку и увёл его на противоположный конец крыши, откуда послышалось хрюкающее: — Да пошёл ты!.. Слэш, видимо тоже услышав это, напряжённо спросил: — Что там? — Подожди. Он недовольно нахмурился, но Эйприл этого не заметила — её внимание полностью занимал Майки. Он, по всей видимости, на оскорбление никак не отреагировал — просто продолжил стоять на том же месте и в той же позе, что до этого. Неожиданно он повернулся, подол чёрного плаща колыхнулся на ветру — Эйприл испуганно нырнула назад, за бетонную стену. Не обратив внимания на вопрос Слэша, она, собравшись духом, осторожно выглянула вновь. Вопреки её опасениям, Майки смотрел не на них. Он, повернув голову, всматривался в противоположный от него дом — Эйприл проследила за его взглядом и с ужасом поняла, что он смотрел на окна её квартиры. Или ей только так кажется? Рокстеди окликнул Майки. Тот оторвал взгляд от дома и, что-то крикнув в ответ, скрылся из вида. — Они, вроде, ушли… — прошептала Эйприл. — Ждём. Прошло десять долгих минут. Первым выглянул Слэш. Он, вытянувшись в полный рост, осмотрелся и негромко сказал: — Никого. Выходи. Эйприл, осторожно озираясь по сторонам, вышла следом. — Послушай… — начала она, но Слэш, то ли не услышав, то ли проигноривав, сказал. — Что-то Мондо долго. — Да, но… — Сколько уже прошло? Пятнадцать минут? — продолжал Слэш. — Наверное, — раздражённо ответила Эйприл и, не дав мутанту вновь начать, повысила голос. — Послушай, Слэш, — он наконец обратил на неё внимание, — я хочу тебя попросить: не рассказывай о случившемся Лео и остальным, прошу тебя, я не хочу вновь провести три недели взаперти, словно маленькая девочка. И без того мрачное лицо Слэша помрачнело ещё сильнее. Он косо взглянул на Эйприл и неожиданно холодно сказал: — А почему я должен перед кем-то отчитываться? Эйприл слегка опешила: — Но ведь Роквелл… — Эй, чуваки! — из окна, прервав разговор, высунулась голова Мондо. — Сорри, что так долго. Эйп, у тебя такие крутые книжки на полках, я почти все посчитал, их больше тридцати! А, и обувь мою возьмите, пж.