Видения

Даочжан Сяо быстро помог навести порядок во всем этом бардаке: Сюэ Яна перетащили в дом, в одну из гостевых комнат, под наблюдение А-Лина, где ему смазали шею и разбитую голову целебной мазью; градоправителя и его помощника напоили наскоро приготовленным успокоительным сбором: нужные травы у Синчэня были с собой. Разбитый лоб А-Цин тоже смазали; прислуга принялась расторопно прибирать разгромленный кабинет главы города, а связанных нарушителей доставили в подземелье, в специальные защищённые камеры, которые лично Сюэ Ян с даочжаном на пару зачаровывали. Они провозились до позднего вечера. Впрочем, Синчэнь отказался оставаться у градоправителя на ночь, и кое-как пришедшего в себя Сюэ Яна забрали домой. В темнице пленники просидели всю ночь. Их развязали, но оружие отобрали — но уже сам факт того, что они сидят за решёткой, был достаточно унизителен. Главу посадили в одну камеру, а ученики испуганно жались друг к другу в соседней. Поначалу Цзян Чэн пытался скандалить и лупить по решётке — запечатанные духовные силы потихоньку возвращались к нему — но был неприятно удивлён, когда его отбросило от решётки, и сопровождалось это довольно неприятными ощущениями во всём теле. — Не буяньте, господин заклинатель. — проворчал один из стражников, карауливших темницу. — Мы люди обычные, супротив таких, как вы, мало что можем, но тут на прутья и стены заклинания наложены, так что хуже себе-то не делайте. — Да ты знаешь, кто я такой, ублюдок, тёмный прихвостень?! Вас всех надо посадить сюда — за укрывательство преступника! — И глава Цзян немедленно попытался проверить слова стражника о заклинаниях и как следует пнул стену, не пожалев начавших восстанавливаться сил, — и тут же получил неслабую отдачу, свалившись на пол. Стражник тяжело вздохнул и покачал головой. Юный Цзинь Лин пребывал в состоянии крайнего шока. Тюремная камера и дядин гнев, случайно обнаруженный тут какой-то ужасно опасный преступник и история о проклятых насильниках-неудачниках — всё это меркло по сравнению с тем впечатлением, которое произвела на него пленившая дядю молодая девушка. Ловкая и быстрая, яростная, словно дикая тигрица, она казалась сошедшей с Небес богиней войны, ни дать, ни взять — женская версия самого Гуань-ди. Честное слово, молодой наследник Цзинь очень любил дядю, растившего его с самого младенчества, но воспоминание о том, как ему разбивают нос и связывают, он будет нежно лелеять в своем сердце ещё долгие годы. На его памяти это был первый раз, когда кто-то не побоялся встать на дядином пути и дать достойный отпор. Старейшины клана давно ходили кругами вокруг главы Цзян и намекали на то, что пора бы ему жениться и обзавестись наследниками и даже пытались познакомить его с девами из различных уважаемых кланов. Честно, Цзинь Лин был бы только за: может, тогда бы он занялся своими собственными отпрысками и немного сбавил гиперопеку над ним. До сих пор, к сожалению, кандидатки в жены, пусть и красивые, идеально воспитанные, вежливые и кроткие, как и полагается благородным девам, не вызывали в дядюшке никаких эмоций, кроме лёгкого раздражения. И в этот момент юный Цзинь с восхищением подумал, что не отказался бы от такой тети, как эта воинственная богиня. Уж она-то бы намного лучше подошла бы дяде, чем эти пресные благородные девы, которые боялись на него и глаза-то поднять лишний раз. Цзинь Лин был заносчивым, вспыльчивым маленьким засранцем, но тупым не был. Девушка, он абсолютно точно заметил, пробила главу Цзян на сильные эмоции, ну а это уже — половина дела. Юный Цзинь очень сильно любил дядю и желал ему только счастья. Глаза его расчётливо заблестели. Он придвинулся ближе к решётке и, дождавшись, когда глава немного успокоится, начал аккуратно задавать ему вопросы про гипотетического будущего побитого родственника. К счастью, их разделяли прочные каменные стены, так что его ногам в ближайшее время ничего не грозило.

***

С самого утра Сюэ Ян был несколько подавлен. Хотя нет — он был сильно подавлен. Голова, подлеченная добрым даочжаном, почти не болела, как и обожженная Цзыдянем шея, но на душе было паршивее некуда. Насупившись, он сидел и угрюмо тыкал палочками в миску со сладкой кашей с мёдом, сваренной сестрой специально для него — больше эту «приторную гадость» никто не ел. И даже на лежащую рядом с миской конфету едва смотрел. В кого он превратился? Что с ним стало? Конечно, это естественно и закономерно, что человек меняется за десять лет, особенно, если живёт не с кем-то там, а с праведным и высоконравственным даочжаном, который читает морали так же вдохновенно, как занимается любовью (если честно, Сюэ Ян предпочёл бы выкинуть из своей жизни первый вариант и довольствоваться исключительно вторым). Дело даже не в том, что он перестал быть кровожадным — убийства и всякая мертвечина давно не занимали его, его влекли исследования и новые грани Тёмного пути — мощнейшие защитные заклинания и амулеты, проклятия и способы их снятия, эксперименты с энергией и целительские практики. За эти десять лет он научился использовать тёмную Ци ювелирно, усовершенствовал парные техники так, чтобы снять негативный эффект от применения Тёмного пути… Но дело было вовсе не в этом. Спокойная, тихая семейная жизнь расслабила его, и он дал застать себя врасплох — вот чего он не мог простить себе. Первоклассный убийца, наводящий страх на половину Поднебесной, практически дал себя убить, потому что — вот умора! — подавился конфетой. Его пришлось защищать сестре — которую он сам должен был защищать. Сюэ Ян почти с отвращением покосился на лежащее на столе угощение и встал из-за стола. — Брат? — обеспокоенно подскочила к нему А-Цин. — Ты совсем ничего не съел. Тебя тошнит? Голова болит? — Нет аппетита, прости. — выдавил из себя Сюэ Ян и сел обратно. Ни к чему расстраивать сестру — она старалась. — Аппетита или настроения? — Настроения. Я так по-глупому попался. Даже самому смешно. Сидел, понимаешь, чай пил. Беседу умную с господином Оуян беседовал. И тут этот — ворвался и напал. Я даже конфету проглотить не успел. — Конфету? Это серьёзно… — Не ерничай. — Он начинал злиться. — К демонам эту конфету! Я не был готов к нападению, понимаешь? Не ждал подвоха, вообще! Я просто охренел и подавился этим, мать его, чаем и дал себя измочалить, как последний слабак! Он бы убил меня, если бы не ты! Раньше я бы траванул его трупным ядом и порубил на куски ещё до того, как он открыл дверь, а потом стал бы разбираться, чего он от меня хотел!.. — Знаешь… — протянула девушка, пододвигая к нему кашу, — если в каждом встречном и поперечном выискивать угрозу, каждую минуту ждать нападения, так можно и чокнуться. Это вообще не жизнь, как по мне. — Я жил, постоянно оглядываясь и никому не доверяя, и всё было нормально, жил и жил. — проворчал Сюэ Ян, все-таки принимаясь за кашу, пока она окончательно не остыла. — И это привело тебя к придорожной канаве, где ты лежал, погибая от кровотечения и искажения Ци, — резко проговорил вошедший в дом Синчэнь. — Нет ничего плохого в том, что ты был в гостях и не ждал, что в какой-то момент в кабинет к градоправителю без стука ворвётся глава Цзян и нападёт на тебя. Это не делает тебя слабаком. То, что на тебя коварно напали сзади и чуть не проломили голову — не делает тебя слабаком. — Это, кстати, был первый и последний раз, когда я пытался драться более или менее честно, — проворчал тёмный заклинатель, — грёбаные Великие ордена, чтоб их! Их прервал стук в дверь: это был стражник, который пришёл сообщить, что градоправитель ждёт их у себя — разбираться с хулиганистыми заклинателями. Их привели в большое помещение, где до этого Сюэ Ян был всего лишь пару раз. В нём проходили суды. Неужели сейчас будут судить главу Великого ордена? Что за умора! Настроение немного поднялось. Вдоль одной из стен помещения, что была напротив двери, на небольшом возвышении стояли столы и деревянные кресла — для градоправителя и помощника, писарей, а также для старейшин города, а за столами, в небольшой нише, красовалась статуэтка Чэн-хуаня. Вдоль других двух стен стояли грубоватые лавки, на которых сидели люди — Сюэ Ян узнал торговку Ван и мелкую Ван Су, хотя какая она мелкая — уже почти замужняя госпожа, и жениха её он знал — хороший парень. Рядом он заметил ещё пару горожан, и поприветствовал их вежливым кивком. А-Линя не было — он умчался в деревню провожать караван в город. Вошёл градоправитель Оуян Гао с помощником Лэй Хуа, писари занимали свои места, а стража привела заклинателей со связанными руками. Глава Цзян был странно бледен и досадливо кривил губы; молодой пацан в одеждах Ланьлин Цзинь стоял, опустив голову, кусая губы и недоверчиво зыркая исподлобья по сторонам, избегая, впрочем, смотреть в сторону Сюэ Яна. Двое других адептов стояли, нервно прижавшись друг к другу плечами и, казалось, вообще не понимали, что они тут делают. Тёмный заклинатель приготовился к занимательному шоу. Господин Оуян начал с самого старшего, неторопливо расспрашивая имя, род занятий — краем глаза он заметил, что сестричка-то подалась вперёд и внимательно слушала, стараясь не упустить ни слова. Когда наконец речь зашла о том, что произошло накануне, глава Цзян, до этого говоривший более или менее спокойно, начал злобно шипеть, с ненавистью выплевывая слова. О том, как охота завела его и его спутников в эти глухие края, как он пришёл в этот город, чтобы узнать, что за заклинатель живёт здесь, как увидел здесь воочию знаменитого убийцу, считавшегося мертвым — и не мог не попытаться свершить правосудие. Затем говорили свидетели — все, как один, подтвердили, как видели, что господин Сюэ выпал из окна и начал сражаться с обвиняемым, как юноша в золотых одеждах ударил его по затылку рукоятью меча, и быть господину Сюэ мёртвым, если бы не храбрая дева Сюэ Цин! После этих слов юный отпрыск Цзинь вздрогнул, и, пламенея ушами, повернулся к скамье. — Господин Сюэ, — он неловко поклонился, как мог со связанными руками, — я прошу у вас прощения. Я бесчестно поступил. Бесчестно и недостойно адепта Великого ордена. Сюэ Ян нервно потер ноющий затылок и покосился в окно, пытаясь углядеть там дюжину прыгающих земноводных — по его мнению, дождь из жаб был бы намного более вероятен, чем кто-либо из клана Ланьлин Цзинь, признающий своё бесчестное поведение! Выходит, пацан, от которого так разило гордыней и высокомерием, всё же не безнадёжен… А глава-то так и стоял, разинув рот, как вытащенный из пруда карп, и глаза так же вытаращил, ну разве не забавно? Сюэ Ян неторопливо поднялся со скамьи и поклонился в ответ. — Извинения приняты. — и сел обратно. А пацан тут же принял самый гордый и независимый вид, задрав нос аж до самого потолка. — Цзинь Лин! — взвыл глава Цзян. — Перед кем ты извиняешься? Перед убийцей! Тёмным заклинателем! Господин?! Уличное отребье! — Главное, не перед кем, а за что, — одобрительно отозвался господин Оуян, оглаживая бороду. — Не у всех найдётся мужество признать свои ошибки… Но ближе к делу. Давайте-ка я расскажу, как это мне видится, достопочтенный Саньду-шэншоу. Вы ворвались в мой дом, в мой кабинет без разрешения — более того, вам говорили, что я занят, но вы не послушали. Вы напали на моего гостя и подвергли опасности его и мою жизнь. Сломали стол и разбили мою любимую чабань — подарок моей дочери на юбилей, эту доску мне везли аж из самого Ланьлина! — Цзинь Лин тут же мысленно дал себе обещание, что, вернувшись домой, купит самую красивую чабань и чайный набор, и целый мешок вкуснейшего чая, чтобы потом передать в подарок градоправителю. — Но на этом вы не успокоились, вы оказали сопротивление страже, оскорбляли моих людей… Вы же не будете отрицать? Глава молчал, гневно раздувая ноздри. — Что до укрывательства преступника… — продолжал градоправитель, — и о том, кто такой господин Сюэ, так мне об этом прекрасно известно. Спешу сообщить вам, что, чудом избежав гибели, он встал на путь искупления под присмотром даочжана Сяо Синчэня, и уже одиннадцать лет живёт в этом городе, помогая жителям с помощью своего искусства. «Выкуси, надменный говнюк», — с непередаваемым удовольствием подумал Сюэ Ян и ухмыльнулся, отмечая, как глаза главы Цзян наливаются кровью. А-Цин напряглась и пихнула его локтем в бок. Что-то не так. — Тёмные заклинатели вне закона! — рявкнул глава. — Он должен ответить перед судом! — И где же такой закон, спрашивается? Я такого закона не знаю. Тёмный путь порицается и осуждается среди заклинателей — но закона, запрещающего его использование как такового, нет. Если бы он оживлял мертвецов и осквернял могилы, убивал с их помощью — тогда да, можно было бы его призвать к ответу за собственно осквернение могилы и убийство… Но Тёмный путь этим не ограничивается. — Больно много вы знаете о Тёмном пути! Ну а деревня, жителей которой он проклял? Это ведь его рук дело?! — Ну так… — улыбнулся градоправитель, — никто ведь не жаловался. Благодарили даже. Этого благородный Саньду-шэншоу вынести уже не смог. Он захрипел, и из носа потекла тонкая струйка крови. Синчэнь сорвался с места, почувствовав скачок Ци, и приблизился к Цзян Чэну. Коснувшись его виска, он нахмурился, обернулся к господину Оуян, поклонился и сказал: — Боюсь, достопочтенный глава Цзян находится на грани искажения Ци. Нам нужно как можно скорее оказать ему помощь. «Не иначе, как со злости», — подумалось Сюэ Яну. — Хорошо, будем заканчивать, — согласился градоправитель. Он долго думал, какое из пяти наказаний выбрать. Ссылка и смертная казнь категорически отметались. Битьё палками недостойно благородных господ заклинателей, а вот исправительные работы… — Главе Цзян и наследнику Цзинь назначается неделя исправительных работ на благо города… Под руководством даочжана Сяо. — Благородные господа заклинатели! — тихо вошёл в комнату ещё один стражник, — кому из вас принадлежит эта собака?

***

Заклинателей устроили на единственном в городе постоялом дворе, выделив им — неслыханная щедрость — целых две комнаты. Оружие осталось у градоправителя до конца недели. Впрочем, адептам клана Цзян, которые ничего не сделали, а просто стояли и смотрели, а потому не получили никакого наказания, мечи тоже не вернули. И вот в одной из комнат собрался целый консилиум. Цзинь Лин, которого даочжан Сяо подрядил варить успокоительные отвары для обожаемого дяди, нервно наворачивал круги вокруг кровати. Сюэ Ян и А-Цин недовольно шипели на него, Синчэнь хмурился, а сам глава Цзян лежал на кровати, накачанный этими самыми отварами по самые брови, и недовольно сверкал глазами. — Даочжан, ты ведь вылечил братца от искажения Ци? — Этот способ не подойдёт, ты же знаешь, — угрюмо проворчал Сюэ Ян. — Или у тебя имеется желание… — Нет, нет!!! — А-Цин даже передернуло, — Поняла, всё поняла, не сработает, значит, не сработает. А если просто вливать духовные силы? Это тоже помогало? — Помогало, но ненадолго. Нужно устранить причину. — Полагаю, причина лежит в бурном характере уважаемого главы Цзян, — съязвил Сюэ Ян и встал. Даочжан улыбнулся, а вышеупомянутый глава прошипел себе под нос что-то явно нелицеприятное. — Уважаемому главе действительно нужно меньше нервничать. Ты куда? — Домой. Мне нужны кое-какие черновики, которых у меня нет с собой. — Я, я принесу! — А-Цин, казалось, было невыносимо находиться в одном помещении с главой Цзян. Сюэ Ян махнул рукой — дескать, иди, а сам крепко задумался, глядя, как даочжан аккуратно водит руками по линиям меридианов и стараясь не сильно ревновать. Ни к чему бедняге знать подробностей их отношений — а то отправится к предкам прямо на этой кровати… — Не могу понять, — растерянно говорил Синчэнь, — что с ядром. Дело не в искажении Ци, нет… Но что-то… Что-то не то. Не могу сформулировать. — Моё ядро было уничтожено Сжигающим Ядра ещё до Аннигиляции Солнца. — каким-то надтреснутым голосом ответил Цзян Чэн. Даже Цзинь Лин прекратил метаться по комнате. — Но оно было восстановлено. — И кто же оказался способен на такое чудо? — Баошань-санжэнь. Руки Синчэня дрогнули. — Вот как? Ну что же… Наставница поистине велика… — и больше не произносил ни слова до самого возвращения А-Цин. — Вот, — торжественно сказала она, вываливая ворох свитков прямо на кровать. — Ты всё перепутала, коза! — заворчал Сюэ Ян. — Надеюсь, ты ничего не потеряла! — И закопался в бумаги. — Нет! И сам ты… Нет, чтобы спасибо сказать! Я даже кисти тебе принесла и чернила, и чистую бумагу! — Вот за это — спасибо. А теперь — цыц! Иди и займи благородного наследника, чтобы не мельтешил тут… — и тёмный заклинатель удалился за стол, шурша бумагами и бормоча. — Это надолго, — вздохнул Сяо Синчэнь, — постарайтесь уснуть, глава Цзян. Сюэ Ян просидел над свитками весь день и часть ночи, не обращая внимания ни на вернувшегося Цзинь Лина, ни на храп Цзян Чэна, ни на ходящего туда-сюда даочжана. Единственное, на что он обращал внимание, был недостаток света в комнате и сахара в крови. Обе проблемы привычный ко всему даочжан решил быстро: велел Цзинь Лину зажечь пару светильников и поставить подальше от бумаг, а сам вынул из рукава конфету и сунул Сюэ Яну в рот. Тот что-то промычал и принялся водить кистью по бумаге с удвоенным энтузиазмом. — Это его обычное состояние, когда он что-то придумывает, — успокаивающе сказал Синчэнь, усаживаясь на пол в позу для медитации позади Сюэ Яна. — Ложитесь спать, юный господин Цзинь. Цзинь Лин покосился на шуршащего свитками будущего — как он надеялся — дядюшку, решительно допил успокаивающий отвар, оставшийся от страдающего от искажения Ци пациента и улёгся на свою кровать. Примерно между часом тигра и кролика Сюэ Ян не выдержал и уснул, скорчившись прямо на полу рядом со столом. Синчэнь будто сразу почувствовал это, мягко перевернул его, недовольно заворчавшего, уложив его голову к себе на колени, и почти невесомо поцеловал в лоб. На сердце его была тревога. Что будет дальше? Великие ордена не оставят их в покое, тем более из всех глав им не повезло встретить самого жёсткого и принципиального. Но если им удастся помочь ему, можно ли будет рассчитывать на какое-то снисхождение?