Видения

— Даочжан Сун, какая встреча, — издевательски тянет Сюэ Ян, ухмыляясь. Эта улыбка знакома Синчэню — ещё с тех времён, когда он не был слеп. — Приветствую Вас в нашей скромной обители… А Синчэнь предупреждающе сжимает его пальцы, хмурится. — Не переживай, даочжан. Я просто хочу быть гостеприимным хозяином… — Даочжан!.. Даочжан! Да очнись же! После яркого дня, который он видел только что, привычная слепота и темнота свалились на него, как мешок с песком. Синчэнь пошатнулся и оперся плечом на стену дома, бессильно сполз на землю — уже второй раз. — Ты тоже что-то видел сейчас, да? И мне привиделось. Я видела этого бродягу, представляешь? Он вырезал мне фигурки из яблок и называл Слепышкой, — А-Цин села рядом, притулилась сбоку. Синчэнь неловко обнял её, погладил по волосам. — Ты замер столбом, а потом кланялся. — Вот как? — Ага. Ты здоровался с каким-то господином Вэем, и ещё был какой-то. Ханьгунь-сюй? Я не поняла. А потом ты сказал, что парное совершенствование творит чудеса. А что это такое, даочжан? Синчэнь поперхнулся воздухом. — А-Цин. Думаю, тебе это пока рановато… — Тьфу, даочжан, по твоему лицу уже и так всё понятно! Я же на улице выросла и много чего повидала, так что… Ха-ха! — А-Цин слегка пихнула Синчэня локтем в бок, отмечая неловкий румянец, выступивший на его скулах. — Ты видел свою будущую жену, а? А она хоть красивая? — Жену? — Сюэ Яна с большой натяжкой можно было бы назвать женой. И если видение правдиво — а даос не мог ответить себе, хотел бы он этого или нет — то они станут спутниками на пути совершенствования. Сюэ Ян, преступник и убийца, не знающий о том, что такое совесть и честь, не знающий никаких чувств, кроме ненависти и жажды мести, будет его спутником. Сюэ Ян, который оплакивал (будет оплакивать?) его несколько лет и пытался вернуть к жизни. Который вырезал (будет вырезать?) фигурки из яблок для А-Цин. Синчэнь не знал, что ему делать. Но всё же решительно встал и, попросив А-Цин принести воды, проследовал в дом. Он вытащит Сюэ Яна. Не потому, что ему его жалко. Ему просто интересно… Справится ли он? Сможет ли? А потом он как следует расспросит его о том, что видел. Да. Именно так. Войдя в дом, Синчэнь решительно распахнул окно — пусть ядовитый запах выветрится — и безо всяких церемоний откинул ветхое одеяло и принялся проверять повязки — не съехали ли. На его счастье, Сюэ Ян лежал спокойно. Послышались тихие шаги и тихо стукнул старый медный таз — А-Цин принесла воду. Даос деловито принялся обтирать его тело — он надеялся, что часть яда выйдет с потом. Он понятия не имел, за какое время яд выводится и выводится ли вообще, из чего состоит и как нейтрализовать его. Оставалось полагаться только на удачу и крепкий молодой организм Сюэ Яна. … — Даочжан, расскажи сказку? — Прости, А-Цин. Мне никто и не рассказывал сказок, и я не знаю как это делается… — А хочешь, я расскажу? — Хочу, хочу! — Жил-был мальчик, который очень любил сладости, но ему не удавалось отведать их… Синчэнь вздрогнул, тряхнул загудевшей головой. … Сюэ Ян очнулся от того, что кто-то осторожно ощупывает его раны. Открыв глаза, сначала вздрогнул от неожиданности, а потом возликовал про себя. Блаженный даос Сяо Синчэнь, не знающий, что спасает злейшего врага… В голове немедленно созрел план. Главное — не выдать себя… Он, Сюэ Ян, отомстит с размахом! Унизит, растопчет и уничтожит. Он безропотно переносил перевязки и давал себя лечить, посмеиваясь про себя. Ходил на рынок, переругивался со Слепышкой, помогал чинить крышу и ждал подходящего момента, и каждое утро говорил себе: вот, сегодня, да, вот только позавтракает и подразнит дрянную девчонку, и откладывал — до вечера, до следующего утра, ещё на день. Ещё на неделю. Ещё на две. Ещё. Он обязательно отомстит, но не сейчас, попозже, ведь завтра даочжан обещал ему конфет и улыбался при этом — как он улыбался! Забавно смущался от его шуточек — Сюэ Яну нравилось его смущать. Хоть немного спустить на землю с высоты его долбанной даосской горы. Пролетали дни, недели, месяцы. Слепышка жутко раздражала его, но в то же время пререкания с ней забавляли и разгоняли тоску. Он втянулся… А потом пришёл Сун Лань. И всё разрушил. Всё произошло слишком быстро, слишком шокирующе. Перерезанное горло даочжана, кровь на его белом одеянии, расколотая душа. Злорадство поначалу и ужас от осознания: Сяо Синчэнь не встанет, не проснётся, ни живым человеком, ни лютым мертвецом. Мучительно тянулись годы в мёртвом городе, наполненные глухой тоской, отчаянием и сожалением, злостью на весь мир и на себя. Последняя надежда на помощь Старейшины Илин испарилась, растаяла, как снег под палящим солнцем. Бой в тумане, отрубленная рука. Зажатая в скрюченных пальцах конфета. Темнота. Сюэ Ян задергался, захрипел. В бессвязном бормотании можно было с трудом различить отдельные слова, и чаще всего встречалось его, Сяо Синчэня, имя. И… Учитель Вэй? — Даочжан… У него это… Кровь идёт. Из глаз и носа, — пискнула А-Цин, опасливо выглядывая из-за его плеча. Плохо, очень плохо. Синчэнь прижал пальцы к запястью — Ци вновь текла беспорядочно, хаотично, и даос снова принялся передавать духовную силу, надеясь стабилизировать потоки энергии. Он подумал, что вряд ли его умений хватит для лечения такого недуга: сюда бы с полдюжины адептов Гусу Лань с их исцеляющими мелодиями. Постепенно Сюэ Ян затих — Сяо Синчэнь опасался, что ненадолго — открыл глаза, глядя мутным, пустым взглядом, и прошелестел: — Сяо Синчэнь… Об этих гостях ты мне говорил? Даос похолодел, и, поддавшись эмоциям, принялся трясти его за плечи. — Сюэ Ян!!!.. Внутри у него бушевал вулкан, он уже не понимал, что делает, всё тряс его, захлебываясь собственным криком, и, кажется, даже отвесил пощёчину. — Проснись! Очнись!.. — Не переживай, даочжан… Я просто хочу быть… Гостеприимным хозяином. А-Цин что-то кричала ему, но он не слышал. Очнулся он лишь тогда, когда его окатило холодной водой. От неожиданности он поперхнулся этой водой и закашлялся. — Даочжан, у тебя повязка в крови… Что он такого сказал? Зачем ты стал его бить? Хочешь, чтобы он всё же подох? — А-Цин… ты права. Я... потерял контроль над собой, не справился со своими чувствами. Наверное, я напугал тебя. Прости меня. Присмотри за нашим… гостем. Я скоро вернусь. Синчэнь медленно встал и побрёл прочь, в глубину дома. А-Цин вздохнула и, подобрав тряпку, принялась неловко оттирать кровь с лица раненого. Залитый солнцем двор пропал, как только Сюэ Ян зашёл в дом. Он видел… Сяо Синчэня, но какого-то… другого, не такого, каким он его знал до своего ранения или в городе И — а знал ли? Это же видение? Или нет? Можно ли прожить десять лет и обнаружить однажды, что это был просто больной сон? Этот Сяо Синчэнь одет в красное, он улыбается, но от этой улыбки кровь у Сюэ Яна стынет в жилах. Он зряч, но глаза его холодны и пусты, улыбка — порочна, и ничего общего нет с той светлой и слегка стеснительной улыбкой, которую он видел в городе И, когда шутил и смешил Сяо Синчэня. Этот — чужой — даочжан протягивает руку и нежно касается его щеки. — Не тревожься ни о чем, любовь моя. Этот лживый лис поплатится за то, что сделал с тобой. За то, что использовал тебя и выкинул раненого умирать в придорожной канаве… За то, что присвоил себе твои труды… Без тебя он — ничто, ничто… — Даочжан тихо смеется, и в этом смехе Сюэ Ян отчётливо слышит темные нотки безумия. — Пускай он давно мёртв, я принесу тебе его голову, и мы будем пинать её, пока плоть не слезет с костей. Только сначала, конечно, я вырежу ему глаза… Коллекцию надо пополнять. И остальные, неблагодарные — тоже поплатятся, особенно господин Паук-младший... Сюэ Яну стало дурно. Разве этого он хотел? Этого ли добивался, пытаясь окунуть даочжана в грязь, низвергнуть с высоты его священной горы, где есть только чёрное и белое? Нет, нет. Не этого он хотел. Это не его даочжан, определённо — это демон, принявший его обличие. — Что случилось, любовь моя? — подбираясь ближе, продолжил демон в облике Сяо Синчэня. — Почему ты молчишь? Ах, прости меня — я, видимо, позабыл. Конечно, мы вырежем ему язык. Потом сравним, чья коллекция больше — моя или твоя?