mea maxima luna

солнце мёртвых смотрит на дилана свысока: ну привет, маленький смертный. как дела? действительно надеешься, что это ночью спасёшься сам и спасёшь хотя бы кого-то из тех, других? веришь, что останешься прежним? ах, милый-милый, ты же знаешь — чем дольше смотришь в бездну, тем пристальней бездна вглядывается в тебя. дилан смотрит в ответ, не сводя глаз. неплохо, о покровительница чудовищ. надеюсь. верю. знаю. у нас с тобой, конечно, вся ночь впереди, и насмотримся друг на друга — на сто лет вперёд, но всё же, но всё же… дилан смотрит на луну, луна смотрит на дилана — с холодных ночных небес, из лужи собственной крови, со дна тёмных глаз райана, выглядывает из пасти оборотня и поблёскивает изнутри оружейного дула. о боже, какая же глупость вся его жизнь, думает дилан, держась за всё ещё ноющее запястье, — всё это человеческое лицемерие, желание чужого одобрения, «искушённый дилан» и даже влюблённость в загадочного красивого мальчика, который, вот беда, в упор не видит даже самых прямых намёков. о боже, какая же глупость эти человеческие интеллектуальные и материальные ценности, думает дилан, лёжа на траве рядом с отложившей ружьё кейтлин и до боли щурясь на ласковое, золотое, словно бы нарисованное золотом на акварельном небе солнце. дилан тянет руку к уже-не-тёмным небесам и понимает, что счастлив уже просто быть.