Папин любовник

Агата была… странной матерью. То есть, ее либо не было в доме месяцами, то она приезжает, что б навести здесь свои порядки, которые изменятся снова равно в тот момент, когда она на своих шпильках перешагнет порог этого дома и снова куда-то уедет. Сигма не считал, что это правильно: искренне радоваться, когда она в очередной раз исчезает из их жизни, но правильно или нет… они с отцом радовались и выдыхали почти в унисон, смотря на уезжающую машину. К ее приезду оба готовились основательно: проводилась генеральная уборка (хотя она все равно найдет к чему придраться), они вместе выбирали, что будет лучше заказать к ужину и как хоть немного смягчить углы. Федор каждый раз садился перед Сигмой и напоминал, что факт того, что он не родной ребенок не говорит о том, что он чем-то хуже, потому что Кристи часто могла сказать нечто вроде «По тебе видно, что нашего тут ничего нет». А об их общении с Федором и говорить толком нечего. Если Сигма закроет уши и не будет слышать, что она просто просит подать ей соль, то ему определенно показалось бы, что желает она им всем скорейшей смерти, а папа отвечает не «Конечно, дорогая, сейчас подам», а «Твой чай отравлен, пей побыстрее». Пассивная агрессия лилась через край, словно они даже не старались сделать вид, что этот брак им обоим нужен. Оба не хотели, обоих заставили, вот теперь и плюются друг в друга ядом, зато теперь с ребенком. Также, что для Сигмы было примечательно: за несколько недель, до приезда мамы Николай словно испарялся. Исчезали все его вещи, которые были иногда оставлены, а когда Федор звонил ему, что б забрал свое кольцо сразу, тот лишь отшучивался, говоря «Значит вернусь!». А сейчас этого просто не было. Он всегда приезжал несколько раз в неделю, обязательно с какими-то подарочками Сигме, что б «Не грустил малой, что не к нему». Может сладкого возьмёт, может ещё что-то. И Сигма соврет, если скажет, что ради этого он не готов простить Коле любой промах. Его присутствие где-то недалеко стало настолько привычным, что уже было невозможно представить факт, что уже три недели здесь он не появлялся. Уже выветрился запах сладковатого парфюма из папиной рубашки, на бокалах вина не было следов едва заметного красноватого блеска, Сигма засыпал в полной тишине, а не под полуночный шепот папы и Гоголя, когда они тихо смеялись, попивая что нибудь некрепкое. И все ради чего? Ради того, что бы Агата не ела всем мозги. Она же тоже изменяет, Федор прекрасно понимал, что ее поездки в родную Британию не заканчиваются деловыми и она точно спит с тем американцем. У них есть ребенок и это все, что обе семьи хотели от этого брака, даже если ребенок немного не свой. На этом можно было бы и закончить, но нет, они же полноправные супруги… Но как бы то ни было, она уже приехала, оставалось лишь надеяться, что не надолго, а,как она говорит «Проверить, как тут дела идут». Обычно эта проверка ограничивалась парой дней, а дальше опять о ней ни сном ни духом, опять все как обычно, нормально, если так можно выразиться о жизни с неугомонным заводилой. Сигма из своей комнаты без надобности не выходит. Он уже взрослый, в пятом классе учится. Не хотелось ему материал забрасывать, даже если в доме гости. Не повод это задания не делать. Отвлекает его лёгкий стук в дверь и мальчик оборачивается. В проходе она. — Сигма, малыш, могу я пройти? — Все же, она невероятно манерная женщина, словно эти правила этикета вбивали в неё всеми способами. Сигма на эту просьбу кивает головой, отводя взгляд, пока Леди Кристи осматривала комнату мальчика. Действительно, за все время она так редко сюда заходила, что многое успело измениться. На стенках уже новые рисунки, Сигма действительно привык к этому месту и начал относиться как к дому. А ведь всего четыре года назад он не воспринимал их совершенно… — Сигма, пока меня нет, ничего не происходит? — Начала женщина, садясь рядом с ребенком. — Как у тебя с учебой? Все получается? А папа не обижает? Я могла бы забирать тебя, если хочешь, показать и моей семье.На недельку. Обещаю, они не будут относиться к тебе хуже, потому что тебя забрали из приюта! Сигма лишь хлопал глазами, смотря на нее в ответ, внутренне повторяя слова отца. Агата женщина не злая, скорее просто своенравная. К ребенку никакой ненависти у нее не было, это муженька своего она терпеть не могла, но разве ребенок виноват в этом? Да, она была резкой, но это скорее проявление прямолинейности по отношению к тем, кто знает ее дольше десяти минут. — Нет, спасибо, все хорошо, — улыбнулся Сигма и отодвигает слегка тетрадь в сторону, — вот, учусь хорошо… правда я не очень силен в языках и литературе, мне больше математика нравится какая нибудь… Агата смотрела в эту тетрадь по математике нечитаемым взглядом и тихо фыркнула, с лёгким пренебрежением махнув рукой. Да быть не может, что этот шкет такой же математик! Понятно, чем папаша занимается, вторую копию себя небось создаёт и принуждает. Какому адекватному ребенку в одиннадцать может нравиться математика? — Брось, это сейчас тебе легко, потом пожалеешь ещё, — она погладила его по волосам, водя по тетради пальцами с длинными красными ногтями, которые были заострены на кончиках. Сигме это больше напоминало когти, — ты учи английский, учиться поедешь ко мне на родину, может и выйдет из тебя что-нибудь толковое, не стыдно будет в свет пускать. Мальчик как-то натянуто улыбнулся и кивнул, снова поворачиваясь к тетради и высчитывал в столбик какой-то несложный пример. Агата продолжала пристально наблюдать. И вправду, щелкает эти примеры как орешки. Ну ничего, скоро алгебра пойдет, Геометрия всякая. Бросит ещё, сложно это ужасно. — Слушай, малыш, — она снова привлекала его внимание, начиная кончиками ногтей постукивать по письменному столу, — а папа твой никого не водит домой? Женщин там всяких… обещаю, я ничего ему не скажу, по секрету это будет. Сигма недоуменно посмотрел на нее. Во-первых: он больше не маленький, что б вестись на подобное, он теперь знал значение слова «партизан». Во-вторых: какие ещё женщины и почему папа должен их водить. Николай женщиной не является и его даже водить не надо, он сам приходит. Так что тут даже ему врать не нужно, хотя он мог бы чуть что… — Да нет, — отвечает, даже не задумываясь, — зачем нам ещё женщины? Кристи удовлетворительно хмыкнула. Хоть немного совести у Достоевского осталось, видимо. Ну что же, ее работа, можно сказать, выполнена. Она потрепала мальчика по голове и кивнув головой в знак прощания, покинула комнату. В общем-то, она всех и всё проверила, по хорошему бы ей уехать куда нибудь да поскорее, но это она сделает наверное только под утро. Через часик, Сигма взглянул на время. Поздно уже, надо бы спать лечь. Завтра выходной, значит оставалось только надеяться, что мама уедет и все снова будет как раньше. Снова Коля приедет, снова папа не будет ходить тоскливый. Сам мальчишка понятия не имел, почему они настолько сильно ненавидят друг друга. Возможно, потом ему объяснят это, но каждый раз, как он заводит об этом вопрос — папа просто просит подождать немного и он всё-всё объяснит. Просто подождать. Засыпает он не под спокойный ласковый шёпот, а под пассивно-агрессивное рычание. Конечно, ему было грустно слушать это. Ему было грустно, что его буквально тянуть на обе стороны, словно он сам знает все лучше двух взрослых людей. И всегда подобное наступало в моменты, когда приезжает она. Почему бы ей просто не оставить всех в покое, ей же тоже не нравится быть здесь? Почему у нее такие странные принципы? Или у всех англичан такая честь? Проснулся Сигма уже далеко не под крики. Нет, наоборот. Он слышал тот самый радостный шёпот. Значит она уехала, но приехал кто-то ещё и он из тысячи узнает этот раздражающий скрипучий голос. Уже почти одиннадцать утра, видимо, долго не мог уснуть. Он мигом натягивает на себя нормальную одежду и аккуратно выходит из комнаты, не сильно таки стесняясь. И снова, эта картина, которую он так хорошо запомнил. Николай, все так же странно одевающийся, будто сбежал с какого-то странного показа мод, где главная цель — выглядеть как можно более вызывающе. Ногти выкрашены в черный и подрезаны под квадрат. На нем черная лакированная кожанка, а под ней уже сетчатый лонгслив и все те же кожаные штаны с ремнем, на котором куча всяких цепочек и побрякушек. А на голове опять глупые ненужные очки. На столе рядом с ними несколько маленьких пакетов из каких-то дорогих магазинов. Есть один из кондитерской и Сигма невольно заглядывается на него, но долго смотреть не смог: заметили нежданного гостя. Никола повернулся на мальчика и улыбнулся. — О, таки проснулся птенец! — Тихо посмеявшись, он потянулся, что б потрепать того по голове. — Задолбали тебя небось все, а? Собирайся, в кино вместе поедем, папка твой пусть дома откиснет. — Коль, я думал ты ко мне приехал, — Федор усмехается и ставит локти на стол, подпирая голову, — все, я тебе больше не нужен? Ради него приезжаешь? — Конечно не нужен, — он фыркнул с таким невозмутимым видом, что сам Сигма невольно рассмеялся, — это ты тут скучный взрослый, будешь сидеть запрещать все, дай расслабиться. К тебе я приеду уже вечером. Как только Сигма был полностью готов, Гоголь подхватил его и усадил себе на плечи, вызывая ещё одну волну бурного смеха от ребенка, который действительно успел соскучиться по этим шуткам. Он успел соскучиться по такой непринуждённости и расслабленности, когда можно просто веселиться и не думать о том, что скоро приедет мама. Ведь приедет она уже не скоро и это действительно радовало, как никогда. — Мы ушли, — крикнули в унисон Сигма и Никола, пока на выходе стоял Федор. И ведь действительно, сейчас он морально не смог бы никуда идти. Гоголь иногда просто мысли читать может…ребенку нужен активный отдых, а отцу наконец-таки выспаться.