искусственный рай

Шел дождь, когда Хонджун бежал по улице, освещенной лишь несколькими мерцающими уличными фонарями, которые все еще работали. Его ботинки промокли насквозь там, где соприкасались с потрескавшимся асфальтом, который не ремонтировался годами. По крайней мере, с тех пор, как он был здесь в первый и последний раз. Когда они стояли здесь, на противоположной стороне улицы от дома с увядающей яблоней, тротуар под ногами у него и Сана покрывала мелкая морось. Сегодня тоже шел дождь. Но Хонджуну было все равно, ему было наплевать на дождь, который прилипал к его волосам и давно сделал его белую рубашку почти прозрачной там, где ее не прикрывал тонкий пиджак, который был небрежно накинут перед тем, как выбежать из дома. Его не волновали и капли, который стекали по щекам, к котором, возможно, примешивались и слезы. Хонджун снова проверил свой телефон, капли на треснувшем экране мешали что-либо разглядеть. С момента звонка прошло тридцать минут. Именно столько времени ему потребовалось, чтобы добраться из своей квартиры в сомнительный пригород, который, как он помнил, однажды посещал с Саном. Он пытался дозвониться до него по меньшей мере дюжину раз, пока ехал в автобусе, но безрезультатно. Хонджун убрал свой телефон, продолжая бежать, оглядывая улицу в обоих направлениях. Боже, что, если он больше не сможет найти этот дом? Что, если он неправильно запомнил адрес? Эта мысль заставила Хонджуна бежать быстрее. — Хен, я думаю, мне нужно вернуться туда. Просто, в последний раз, — сказал Сан всего через пару недель после того, как они покинули реабилитационный центр. — Почему ты хочешь туда вернуться? Ты знаешь, что она — причина, по которой ты оказался здесь в первую очередь. Не позволяй ей снова втянуть тебя в это, особенно после того, как ты так усердно трудился, чтобы встать на ноги. — Я знаю, — сказал Сан, выглядя опустошенным. — Я не хочу ее видеть, клянусь. Я просто… я думаю, мне нужно взглянуть на этот дом в последний раз и знать, что я больше никогда туда не вернусь. Когда Хонджун колебался, Сан посмотрел на него своими огромными глазами, из-за которых он казался младше, чем был на самом деле. Как будто все эти годы, которые он потерял, не имели для значения. — Это… это глупо с моей стороны? Хонджун смягчился при этих словах, как он всегда делал, когда дело касалось Сана, покачал головой, медленно протягивая руку и беря руку Сана в свою. — Нет, это не так. Просто… позволь мне пойти с тобой. Пожалуйста. Лицо Сана было непроницаемым, когда он стоял на противоположной стороне улицы от того места, где стоял старый, обветшалый дом с выкрашенными в желтый цвет стенами и гаражной дверью, которая была скорее ржавой, чем металлической. И дерево, та яблоня перед окном, которая выглядела так, словно доживала свои последние дни. Шел дождь, и он смотрел, просто смотрел на это, так долго, что Хонджун забеспокоился. Его лицо превратилось в маску, совершенно не отражающую того, что происходило у него в голове. Но затем, в конце концов, он оторвал взгляд от дома и улыбнулся Хонджуну, свет, пробивающийся сквозь дождевые облака, делал его волосы похожими на нимб. — Поехали, — просто сказал он. — Ты готов? Он кивнул, улыбаясь. — Да. Клянусь, я никогда больше не заставлю тебя прийти сюда. Воспоминание об этих словах глубоко врезалось в кожу Хонджуна, когда его ноги снова коснулись того же потрескавшегося бетона, теперь уже много лет спустя. Под тем же дождем. И когда он оторвал взгляд от трещин, то замер как вкопанный. Желтый дом. Вот и все. Дерево каким-то образом все еще стояло там, где на него падал свет, льющийся из грязных окон, словно пытаясь доказать свою устойчивость к давно неминуемой смерти. Но это зрелище не принесло облегчения, только еще большее беспокойство поползло вверх по шее Хонджуна. Потому что, если бы Сана здесь не было, ему больше некуда было идти. Не было никакой возможности найти его. Глубоко вздохнув, он пересек улицу, пробираясь сквозь вереницу машин, припаркованных перед домом. Какого черта здесь было так много машин? Хонджун насчитал по меньшей мере шесть из них, все старые модели с выцветшим или облупившимся лаком, едва держащиеся вместе, некоторые только с помощью скотча. Когда он добрался до входной двери и позвонил в дверной звонок, он заметил, как сильно дрожат его руки. Хотя он не был уверен, было ли это от беспокойства или сильного озноба, который пробирал его до костей под пронизывающим ночным дождем. Никто не открыл. Он нетерпеливо позвонил еще раз. По-прежнему ничего. Как раз в тот момент, когда он собирался вышибить дверь, если никто не откроет ее в ближайшие пять секунд, он заметил шум и оживился. Это была музыка, глухая, как будто она доносилась сквозь стену, и вместе с ней смешение голосов. Когда он обернулся, следуя на звук в сторону дома, он привел его к гаражу, металлическая дверь которого была еще более ржавой, чем годы назад. Там определенно были люди. И это выглядело как какая-то вечеринка. Ярость поднялась по телу Хонджуна, когда его руки сжались в кулаки, ударяя по ржавому металлу с такой силой, что царапали кожу. — Открывайте! — крикнул он, и секунду спустя дверь исчезла под его кулаком, когда она поднялась. Парень средних лет в грязной, рваной одежде растерянно моргал, глядя на него. — Хм? По тому, как он изо всех сил держался за дверь гаража, и по состоянию его зрачков было ясно, что он под кайфом. — Где Сан? — рявкнул Хонджун, переходя сразу к делу. — Кто это? — крикнул женский голос из глубины комнаты. — Какой-то промокший ребенок. — Ну так заставьте его закрыть эту гребаную дверь, я замерзаю! — крикнул кто-то еще. Хонджун оттолкнул парня в сторону, направляясь в гараж. Дверь за ним захлопнулась. И зрелище, открывшееся перед ним, разозлило его еще больше, если это вообще было возможно. В гараже, освещенном резким светом, было не меньше дюжины человек, сгрудившихся вокруг обогревателя, стоявшего на бетонном полу. Некоторые сидели на походных табуретках, некоторые лежали на циновках на полу, и пара из них, похоже, спали — или, скорее, были в отключке. Между ними стояли бутылки с алкоголем, а также тяжелый запах дыма, пропитавший воздух, от которого у Хонджуна защипало глаза, наряду с музыкой, доносящейся из дешевых колонок в углу, от которой звенело в ушах. Те немногие, кто был достаточно вменяем, повернулись и вопросительно посмотрели на него. — Ты кто такой, парень? — спросила женщина, ее голос был хриплым от многолетнего курения, и она сделала глоток пива из банки. — Где Сан? — повторил Хонджун. Женщине потребовалось мгновение, чтобы осознать его слова, а затем она оживилась. — О, вы друг моего Санни? — улыбнулась она. — Он никогда никого с собой не приводит. Если бы я знала, я бы… хм… немного прибралась. Когда она невнятно произнесла эти слова, Хонджун напрягся. И когда он посмотрел на нее как следует, то смог это увидеть. Хотя это вызывало у него абсолютную тошноту, он мог видеть сходство, несмотря на бледную кожу, одутловатое лицо и слишком костлявое тело, которое он слишком хорошо знал по всем наркоманам из своего прошлого. Она выглядела почти так же, как Сан тогда, в лечебнице. Хонджун сделал шаг к ней, гнев подстегивал его. — Ты мать Сана? Она, казалось, не замечала его гнева, улыбаясь ему улыбкой, на которую мог быть способен только человек, находящийся не в себе. — Да, Санни — мой малыш. Я так рада, что он наконец-то вернулся. — Он здесь? Она кивнула, оглядываясь по сторонам. — Э-э, да, он должен быть где-то здесь. — Ты должна сказать мне, где, прямо сейчас, — отрезал он. Она рассмеялась, и некоторые другие тоже. — Давай, сначала присядь и выпей с нами. Или что-нибудь еще — у нас здесь есть все, что поможет расслабиться. Ты выглядишь слишком напряженным. Она протянула ему свою банку пива. Хонджун отбросил ее, банка ударилась о стену и лопнула при ударе. Этот звук заставил всех в комнате, кто не спал, вздрогнуть, теперь, наконец, обратив на него внимание. — Мне не нужно твое гребаное пиво. Ты скажешь мне прямо сейчас, где Сан, или я вызову на тебя полицию. Мать Сана встала со своего места, слегка пошатываясь при этом. — Ого, расслабься, ладно? Не надо копов. — Тогда скажи мне, где я могу его найти. Она пожала плечами, указывая на дверь позади себя. — Он недавно зашел в дом. Сказал, что хочет сходить в ванную, но прошло много времени, так что он, наверное, заснул или что-то в этом роде. Хонджун подошел к ней. — Он что-нибудь принял? — Например, что? Хонджун в отчаянии запустил руки в свои промокшие волосы, оттягивая их у корней. — Я не знаю! Что угодно! Вы давали ему какие-нибудь наркотики? Ее некогда дружелюбное, одуревшее лицо теперь превратилось в сердитое, как будто он щелкнул выключателем. — Ты намекаешь, что я бы дала своему собственному ребенку что-то подобное? За какую мать ты меня принимаешь? — закричала она на него, тыча пальцем в грудь. — Я точно знаю, какая ты мать, — выплюнул он ей в лицо, и вся годами сдерживаемая ярость разом выплеснулась наружу. И когда его взгляд упал на ее руку, Хонджун увидел там свежие колотые раны. Зрелище, с которым он был очень, очень хорошо знаком. Когда ее глаза проследили за его взглядом и наткнулись на собственную руку, она огрызнулась. — Ты убираешься из моего дома прямо сейчас. И не смей вызывать полицию. Он здесь, со мной, в безопасности! Он сделал шаг назад, стараясь сохранять спокойствие. Хотя в этом не было никакого смысла. А потом он оттолкнул ее в сторону, вышел из гаража и направился в дом. Она была прямо за ним, крича на него, пока он пытался не споткнуться о бутылки и мусор, которые были разбросаны по всему полу в узком коридоре. Хонджун открывал все двери, мимо которых проходил, но безрезультатно. Пока не наткнулся на запертую, из-под которой пробивался свет. — Уходи из моего дома прямо сейчас, — снова крикнула мать Сана, держась за стену, чтобы не упасть. Но Хонджун не слушал ее слова. Он знал, что Сан был там. Это была последняя комната. — Сан, открой, это я, Хонджун, — сказал он, стуча в дверь. Никакой реакции. — Санни, пойдем домой, пожалуйста. Открывай. По-прежнему только оглушительная тишина и музыка из гаража. — Если ты не откроешь дверь, я вышибу ее. — Ты не будешь вышибать ни одну дверь в моем доме! — закричала его мать, но Хонджун проигнорировал ее, уже отступая и пиная дверь. К счастью, это было старое, хрупкое дерево, которое все равно уже едва держалось. Она быстро поддалась под его весом, открыв вид на грязно-белый кафель ванной комнаты. Хонджун ворвался внутрь, не обращая внимания на протестующие крики у себя за спиной. Ванная была старой и такой же грязной, как и весь остальной дом, зеркало над раковиной было разбито, а в нем валялись зажигалка и ложка, выкрашенные в черный цвет хитростью — зрелище, которое Хонджун изо всех сил старался игнорировать, поскольку от этого к горлу подступала желчь. Но это было не то, из-за чего у Хонджуна перехватило дыхание и подогнулись колени. Потому что перед ним, на кафельном полу, лежал Сан. Он был без сознания и бледен как полотно, грань между ребенком и трупом давно пройдена. Хонджун застыл, не понимая, что происходит у него перед глазами, пока пронзительный крик не вернул в реальность. Это была мать Сана, стоявшая позади него в дверном проеме. — Мой малыш! А Хонджун мог только пялиться. На какую-то ужасающую секунду, когда его колени с глухим стуком ударились об пол, он испугался худшего. Но потом увидел, как пальцы Сана дернулись, как будто по ним пробежало электричество, и когда он поднес руку к носу, то почувствовал неглубокое, едва слышное дыхание. И это было все, что ему было нужно. — Санни, пожалуйста, проснись, — взмолился он, поворачивая его лицо к себе. Но веки ребенка только затрепетали, не открываясь. — Пожалуйста. Голос Хонджуна сорвался, когда он в панике провел руками по лицу и плечам, встряхивая его. И тут он увидел иглу, все еще торчавшую в руке. И теперь ложки и зажигалка в раковине обрели смысл, больше не принадлежали случайному человеку. Они принадлежали Сану — его Санни. Его телефон лежал на полу рядом с ним, как будто он выскользнул у него из руки, по экрану пошли трещины. И когда он вытащил иглу из кожи, он больше не мог отрицать эти признаки. Знал их слишком хорошо, ярко помнил. Вспомнил, что видел, как именно это происходило со слишком многими людьми, которыми он себя окружал, — безликими людьми, чьи имена он пытался забыть, как только они уходили, но их судьбы преследовали его в виде ночных кошмаров. И что еще хуже — Хонджун вспомнил, что он чувствовал, когда это случилось с ним. — Сан, у тебя передозировка, — сказал он. Не потому, что Сан мог услышать, а потому, что он должен был произнести эти слова вслух, чтобы вернуть себя в реальность, напомнить себе, что это не кошмар, а происходит на самом деле. Вокруг них стояла мертвая тишина, когда Хонджун поднял обмякшее тело ребенка и прислонил его к себе, пытаясь унять дрожь в руках и не дать мыслям разгуляться. Именно тогда Хонджун заметил, что мать Сана перестала кричать. И когда он обернулся, то увидел, что она скорчилась на полу в коридоре, прижав ноги к груди и просто уставившись вдаль. Как будто она была зомби, как будто ее здесь вообще больше не было. Он должен был сделать это в одиночку. Хонджун глубоко вздохнул, пытаясь подавить слезы, которые затуманивали его зрение, а также панику, которая заставляла дрожать. У него не было на них времени. Ему нужно было действовать сейчас. — Сан, останься со мной, пожалуйста, — сказал он, удивленный тем, насколько спокойным и собранным был его голос. — Я вытащу тебя отсюда. С тобой все будет в порядке, я клянусь. Он убрал волосы Сана, влажные от холодного пота, с его лица, прежде чем выбежать из ванной, вслепую подобрал одни из ключей от машины, лежавших на кухонном столе, вероятно, принадлежавшие одному из гостей, потерявших сознание в гараже, которые совершенно не обращали внимания на то, что здесь происходило. А затем он потащил обмякшее тело Сана из ванной к входной двери, нажал на кнопку, и одна из машин загорелась, когда ее двери открылись. Дождь лил, промокая насквозь и топя их. Но Хонджун игнорировал это, собрав все свои силы, чтобы затащить Сана на заднее сиденье. И когда он выехал с подъездной дорожки, то точно знал, куда ему нужно ехать. У него не было другого выбора. Они представляли собой странное зрелище, когда пересекали вестибюль высотного жилого дома — оба промокшие и в грязной одежде, Хонджун дрожал и тяжело дышал, на грани слез, когда пытался нести совершенно обмякшее тело Сана на спине. Он вздохнул, увидев, что администратора не было на месте в это время, зная, что она бы немедленно выставила их вон. — Пожалуйста, Санни, мы почти на месте, — сказал Хонджун, больше себе, чем Сану, входя в лифт. Тело почти выскользнуло из хватки, когда руки начало сводить судорогой, а мокрая одежда мешала Хонджуну как следует обхватить его. По крайней мере, он все еще чувствовал дыхание Сана на своей шее. Оно было неглубоким и неровным, но, по крайней мере, это говорило, что еще не слишком поздно. — Давай, — пробормотал Хонджун, прижимая ключ-карту, которая все еще была в кармане куртки, к панели сбоку, выдыхая, когда лифт, наконец, начал двигаться. К тому времени, как они добрались до верхнего этажа и двери квартиры, Хонджун был уверен, что не смог бы сделать больше ни одного шага. Собрав последние силы, он убрал одну руку с тела Сана и позвонил в дверь. Молился, чтобы он был дома. Молился, чтобы его не было ни в клубе, ни в клинике, ни где-либо еще. И через несколько мучительных мгновений дверь открылась. — Хонджун? Что… — глаза Сонхва расширились, когда он отступил на шаг от двери. И вид его, вид Сонхва, стоящего там, всего в черном и выглядящего как всегда неземным, заставил что-то кольнуть в груди Хонджуна. Хотя он не был уверен, было ли это болью или облегчением. — Пожалуйста, — сказал Хонджун, его голос дрогнул, когда он чуть не упал, слезы жгли глаза. — Я не знал, куда еще пойти. А затем Сонхва перевел взгляд с него на Сана. И он отступил в сторону, позволив Хонджуну, спотыкаясь, сделать шаг в его квартиру, дверь за ним закрылась. Как раз в тот момент, когда Хонджун понял, что вот-вот выронит Сана, вот-вот рухнет на пол, тяжесть его тела внезапно ушла. Когда он поднял глаза, отчаянно пытаясь отдышаться, Сонхва держал безвольное тело Сана на руках, быстро перенося его на диван и осторожно укладывая. — Что с ним случилось? — спросил он нейтральным и профессиональным голосом, опускаясь на колени на пол рядом с диваном, его пальцы нащупали запястье и надавили, чтобы измерить пульс. Как врач в отделении неотложной помощи. Без каких-либо эмоций, только настоятельная необходимость действовать. — Он жив? — запаниковал Хонджун. Ему удалось сделать последние несколько шагов к дивану, опустившись на пол рядом с Сонхва. Вампир кивнул. — Его пульс неустойчивый и неглубокий, но он жив. Хонджун выдохнул, но его слова принесли лишь небольшое облегчение, не тогда, когда Сан выглядел таким хрупким на подушках дивана. — Что случилось? — повторил Сонхва. — Он, Сан, он… — попытался сказать Хонджун, но его слова были прерваны внезапно захлестнувшими его рыданиями. Он не мог перестать блуждать руками по телу Сана, сжимая его мокрую рубашку, как будто хотел убедиться, что он все еще там. — Это все моя вина, все это. — Хонджун, дыши, — строго сказал Сонхва, не глядя на него. — Мне нужно знать, что происходит. — Передозировка, — сумел выдавить он. — Я нашел его с… с иглой в руке. Я думал, что он мертв, Боже, на секунду я был так уверен в этом. — Что он принял и в каком количестве? Тело Сана приобрело странный цвет с тех пор, как он в последний раз видел его как следует при свете ванной. Его кожа была бледной, почти синеватой, и когда Хонджун сжал его холодную руку, он увидел, что кончики его пальцев приобрели пурпурный оттенок. Боже, это не могло быть хорошим знаком. И во всем виноват Хонджун. — Хонджун! — голос Сонхва вырвал его из этого состояния, заставив вздрогнуть. Он никогда не слышал, чтобы тот так повышал на него голос. Он моргнул, сбитый с толку. — Героин, по крайней мере, так это выглядело. Но я не знаю, насколько много, я не видел, я… — еще одно рыдание сотрясло его тело. — Пожалуйста, Сонхва. Пожалуйста, скажи мне, что ты можешь что-нибудь сделать. И впервые с тех пор, как он открыл ему дверь, Сонхва посмотрел на него, их глаза встретились. Хонджун увидел в них нерешительность. Сомнение. Это был удар под дых. — Зачем ты пришел сюда? Почему не отвез его в больницу? Хонджун покачал головой. — Я запаниковал. Я не мог думать ни о чем другом, я просто вспомнил, каково это было, когда у меня была передозировка, и эти ужасные воспоминания всю дорогу сюда, и… я мог думать только о тебе, только о том факте, что я знаю, если ты спасешь меня, ты сможешь спасти и его тоже. Глаза Сонхва были непроницаемы, когда он посмотрел на тело Сана, неподвижное и не реагирующее, а затем снова на Хонджуна. И Хонджун так боялся того, что он скажет «нет». Скажет ему, что он ничего не может сделать. Отправит их обратно под ливень, который в конце концов утопит. Руки Хонджуна, сжимавшие руку Сана, дрожали. — Я умоляю тебя, — прошептал Хонджун, слезы застилали ему зрение. — Я знаю, ты ненавидишь меня, и я знаю, что ты никогда больше не захочешь видеть меня после всего случившегося. И я клянусь, я… я буду держаться от тебя подальше, навсегда. Но, пожалуйста, — он сделал глубокий, хриплый вдох. — Я не могу… я не могу жить дальше без Сана. Если он… — остальные его слова были проглочены рыданием, горло сдавило прежде, чем Хонджун смог их произнести. — Ты очень любишь его, не так ли? Тон Сонхва был таким же непроницаемым, как и его лицо. Хонджун кивнул, не в силах подобрать нужные слова. — Я не знаю, что бы я без него делал. На секунду на лице Сонхва отразился конфликт. Как будто он боролся с правдой, которая разрывала его мир на части. И только сейчас Хонджун заметил, как плохо он выглядит. Это заставило его оцепенеть. Он когда-нибудь раньше выглядел таким опустошенным? Было ли сейчас хуже, чем тогда, в клубе, где он чуть не потерял сознание из-за жажды? Хонджун не мог вспомнить и не мог объяснить, как он так быстро дошел до такого состояния. Прошло не так уж много времени с тех пор, как он пил из него в последний раз, верно? Или мир Хонджуна настолько размылся, что он не замечал течения времени? Но то, что кожа Сонхва была почти такой же бледной, как у Сана, а тени под глазами почти соответствовали цвету его темно-черных радужек, делало его скорее мертвым, чем живым, и показывало Хонджуну, как сильно он страдает. И все из-за Хонджуна. Сан и Сонхва, два человека, которых он любил больше всего в этом несчастном мире, — они оба страдали из-за него. Только из-за него. Между ними воцарилось молчание, поскольку Сонхва явно боролся с собой. — Я чувствую запах яда в его крови, он пересиливает все остальное. Это… я не знаю, не слишком ли поздно. Хонджун отчаянно замотал головой. — Пожалуйста. Пожалуйста, попробуй. Я сделаю все, что угодно. На секунду взгляд Сонхва смягчился. А потом он кивнул. — Я сделаю все, что в моих силах. Хонджун чуть не рухнул на пол, услышав эти слова. Но у него не было времени на облегчение, потому что рука Сонхва сжала его плечо, надавливая вниз, чтобы он посмотрел на него. — Хонджун, очень, очень важно, чтобы ты внимательно выслушал все, что я тебе сейчас скажу. Глаза Хонджуна расширились, и он кивнул. — Мне придется высосать токсины из его крови. У меня большой опыт в этом деле, так что я смогу отфильтровать яд и позволить чистой крови циркулировать обратно в его теле. Но этого будет недостаточно, — вампир положил руку на сердце Сана. — Когда я закончу, тебе нужно будет как можно быстрее доставить его в больницу, чтобы они смогли стабилизировать его состояние. Ему понадобится переливание, чтобы восполнить потерю крови, которой я не могу избежать. Хонджун кивал, пока говорил, отчаянно пытаясь запомнить всю информацию. — Скажи это медсестрам и убедись, что он продолжает дышать и его сердце бьется, пока они не возьмутся за дело, — сказал он. — Ты все понял? Я не смогу повторить тебе это снова. Хонджун нахмурился, сбитый с толку его словами. — Что… что ты хочешь этим сказать? — на секунду воцаряется тишина. Сонхва только покачал головой, и его губы внезапно изогнулись в улыбке. Возможно, это была самая грустная улыбка, которую Хонджун когда-либо видел. Это свидетельствовало о смирении. — Есть еще кое-что, что тебе нужно знать. Это самое важное из всего, — сказал он с этой улыбкой, с этой болезненной улыбкой на губах. — Что? — прошептал Хонджун. А затем рука Сонхва переместилась с его плеча на щеку, его большой палец провел по коже, влажной от дождя и слез. — Я бы хотел, чтобы все было по-другому. Жаль, что у нас не было времени все обсудить. Я бы хотел, чтобы у нас был второй шанс. Но поскольку время истекло, мне необходимо сказать это вот так. Сонхва сглотнул, и их взгляды встретились. — Мне нужно, чтобы ты знал, что я никогда не переставал любить тебя. И я никогда этого не сделаю. И в следующее мгновение его пальцы зарылись в волосы Хонджуна, и он притянул его к себе для поцелуя. Со всей нежностью, которая может быть. И мучительно болезненный — почти как прощание. Когда они снова разошлись, Хонджун мог только растерянно моргать, глядя на вампира. Но у него не было времени задать ни один из вопросов, которые вертелись у него на языке. Потому что секунду спустя Сонхва оторвал свой пристальный взгляд от Хонджуна и вынул руку Сана из его хватки, и вонзил клыки в плоть запястья. Следующие минуты были, возможно, худшими в жизни Хонджуна. Хуже, чем когда родители выгнали его из дома. Хуже, чем когда его ударили ножом. Хуже, чем когда у него была передозировка. Наблюдать за бледным телом Сана, когда из него высасывали кровь, и не знать, выживет он или нет, секунды, растягивающиеся в минуты, растягивающиеся в вечность — это была пытка. Когда Сонхва, наконец, оторвал клыки от запястья, кровавый след от его зубов теперь был свеж на прозрачной коже, Хонджун затаил дыхание. И на мгновение, на ужасающий миг, ничего не произошло. Даже грудь Сана больше не двигалась. Но потом он закашлялся. — О Боже мой, — сказал Хонджун, смесь рыдания и смеха вырвалась из его горла, когда он взял лицо Сана в свои руки. Он почувствовал тепло на щеках и пульсацию под кончиками пальцев там, где они касались его шеи. Его веки затрепетали, но не открылись. Но это было все, что ему было нужно. — Он жив, Сонхва. Ты сделал это. Ты действительно сделал это. Хонджун повернулся к тому месту, где Сонхва стоял на коленях, и заключил его в крепкие объятия, прижимая их тела друг к другу, когда его охватило облегчение. — Он жив, ты сделал это. Рука Сонхва легла на его бедра, мягко, едва заметно касаясь. — Я рад, — прошептал он ему на ухо. Это звучало слабо, хрупко. Как будто он плакал. — Я рад, что смог сделать это для тебя. И когда Хонджун отодвинулся, чтобы посмотреть, что не так, почему у него такой голос, Сонхва слабо улыбнулся ему в последний раз, прежде чем его глаза закрылись. А потом он рухнул в его объятия, упав на землю. — Сонхва? Он опустился рядом с ним на колени, взял его за щеку, потряс, чтобы добиться реакции, но вампир не реагировал. И он выглядел еще хуже, чем раньше, если это вообще было возможно. — Сонхва, что… просыпайся, давай. Было ясно, что что-то было очень, очень неправильно. Хонджун немедленно вытащил свой телефон из кармана, его пальцы инстинктивно нашли контакт Есана. — Хонджун? — Есан, помоги мне, — выдохнул он. — Почему ты звонишь мне посреди ночи? Его голос заглушался басом, давая понять, что прямо сейчас он находится в «Утопии». — Это из-за Сонхва. С ним что-то не так. Хонджун быстро рассказал ему все, что произошло, начиная с передозировки Сана и инструкциями, которые дал ему Сонхва, и заканчивая тем, как его тело рухнуло у него на руках, когда он держал его. Хонджун пытался удержаться от заикания, делая все возможное, чтобы оставаться связным, пока его мысли путались, но обнаружил, что все равно запинается, так как дрожь сотрясала его тело. — Есан, что с ним происходит? — его слова звучали отчаянно, и так оно и было. Впервые в жизни он услышал, как Есан испустил череду проклятий. — Это токсины, — сказал он, теперь его голос звучал яснее, как будто он вышел на улицу, подальше от звуков клуба, но дрожал. — Он в шоковом состоянии. — Но они… они не могут по-настоящему навредить ему, верно? — сказал Хонджун. — Я имею в виду… он вампир, он бессмертен. Он скоро проснется и снова будет в порядке, верно? На секунду на другом конце провода воцарилась тишина. — Есть вещи, которые могут даже нанести нам такой ущерб, что выздоровления не будет. Хонджун замер. — Что… что ты имеешь в виду? — Как выглядел Сонхва до того, как выпил кровь Сана? — Он… он выглядел плохо. Он был… — Он опять морил себя голодом? Хонджун посмотрел на его бледное лицо, холодное под его пальцами. — Да. Есан дрожащим голосом выдохнул. — Это значит, что он был полностью истощен и принял токсины, эквивалентные передозировке. Боже, зачем ему это делать? Почему он творит такие глупые вещи? В конце его слова превратились в крик, а затем послышался звук мотора, как будто он сел в машину. Хонджун сглотнул, все еще не в силах пошевелиться. — Потому что я попросил его об этом, — прошептал он. — Я не… я не знал. Его взгляд снова метнулся к телу Сана, где его грудь теперь мерно поднималась и опускалась. — Хонджун, тебе нужно разбавить яд прямо сейчас. Пока не стало слишком поздно, каждая секунда на счету. Ему нужна чистая кровь в его организме, столько, сколько возможно, — проинструктировал его Есан. — Подойди к холодильнику и поищи пакетики с кровью. Хонджун кивнул, заставляя свое ноющее тело встать, ноги сами понесли его на кухню на автопилоте. Когда он открыл холодильник, там его ничего не встретило. — Там пусто. — Продолжай искать. В панике он прошарил все шкафы, лихорадочно ища что-нибудь, хоть что-нибудь, но ни в одном из них не было ни капли крови. — Есан, у него нет ничего. Вампир издал рычание на другом конце провода, более агрессивное, чем он когда-либо слышал от дружелюбного, спокойного Есана. — Оставайся на телефоне, я еду. — «Утопия» находится на другом конце города, у нас недостаточно времени. Звук набирающей скорость машины. — Это единственное, что я могу сделать! — крикнул он. И тогда все внезапно обрело для Хонджуна смысл. Почему он с самого начала не видел очевидного решения? — Я сделаю это, — сказал он. — Я позволю ему выпить из меня. — Хонджун, не надо, — прошипел Есан. — Он выпьет слишком много, это самоубийство. Хонджун уже снова пересек комнату, опускаясь на колени рядом с бессознательным телом Сонхва и снова обхватил ладонями лицо. — Сонхва никогда бы не причинил мне боль. В тот момент для него это была единственная правда в мире. — Хонджун, послушай меня! Дело не в том, хочет он или не хочет причинить тебе боль. Его тело находится в режиме выживания, он физически не сможет остановиться, как только укусит, — сказал Есан. — Он будет как акула, которая почуяла кровь в воде. Ты, что хочешь умереть? Тишина. — Хонджун? — Вызови скорую для Сана. Я снова все исправлю, клянусь, — сказал Хонджун. И прежде чем услышать ответ Есана, он повесил трубку. Хонджун снова проверил Сана, убедившись, что он все еще дышит, все еще с ним, молясь, чтобы он оставался стабильным достаточно долго, пока медики или Есан не доберутся до него. А затем он повернулся и снова опустился на колени рядом с Сонхва. Он выглядел расслабленным, почти так же, как выглядел спящим рядом с Хонджуном. Тогда, когда все было хорошо. Красивый, даже когда он умирал. Он не знал, что вампир может умереть. Точно так же, как он и не знал, что он может спать. Между ними пролегает тонкая граница. Хонджун провел пальцем по его губам и слегка приоткрыл рот, пока не обнажились клыки. Совершенно белые и острые, как бритва, по краям. Он медленно прижал палец к одному из них, сначала осторожно, а затем с большим нажимом, пока кожа не лопнула и на ней не появилось немного крови и зачарованно наблюдал, как она образовала капельку, которая стекала по кончику, наблюдал, как она падала на язык Сонхва. И затем, как будто вкус одной капли щелкнул включателем, глаза вампира распахнулись. Ярко-алый цвет. Более красные, чем он когда-либо их видел, его животная сторона полностью взяла верх, не оставив ничего от милого, заботливого Сонхва, которого он знал. И он схватил Хонджуна за запястье, дернув его вниз почти до боли. И прежде чем Хонджун осознал это, вампир вонзил клыки в старый шрам, и острая боль пронзила руку, когда он вскрыл кожу и судорожно втянул кровь. — Вот так, — прошептал Хонджун, когда боль утихла, превратившись в сладкую расслабленность, которую он знал и которой так сильно жаждал. — Бери столько, сколько тебе нужно. И он это сделал. Именно тогда Хонджун понял, как нежно Сонхва всегда относился к нему, как будто тот мог развалиться на части от его прикосновения, как много он, должно быть, сдерживал себя, когда пил из него. Хонджун чуть не заплакал от облегчения, когда на его щеки вернулся румянец. С Сонхва все было бы в порядке. Он справился. Он и Сан оба. С ними все будет в порядке. Это было последнее, о чем он подумал, прежде чем его зрение начало расплываться по краям. А потом тьма взяла верх. Хонджун проснулся от писка монитора и запаха дезинфицирующего средства и от глубокой боли дежавю в костях. Это заставило бы его вздрогнуть, вызвать реакцию «бей или беги», слишком много воспоминаний было связано с запахом гари и ощущением иглы в руке. Но ощущение пальцев, зарывшихся в его волосы, успокоило его настолько, что он понял: он в безопасности. Когда глаза Хонджуна распахнулись, первое, что они увидели, первое, на чем он смог сосредоточиться сквозь расплывчатость, был Сонхва. Он сидел на стуле рядом с больничной койкой, склонившись над телом Хонджуна, и в его темных, добрых глазах читалось глубокое беспокойство. Эмоция была настолько сильной, что, казалось, захлестнула их обоих. Яркое освещение сверху придавало ему потусторонний вид, и если бы запах дезинфицирующего средства и игла в его руке не были для него достаточными признаками того, что все это реально, Хонджун подумал бы, что попал в рай. — Слава богу, ты проснулся, — прошептал Сонхва дрожащим голосом. На короткое мгновение пальцы соскользнули с его волос и вместо этого обхватили щеку, большой палец провел по коже. Но затем, как пойманный ребенок, Сонхва быстро отдернул руку, выпрямляясь с кашлем. И внезапно его лицо превратилось в маску. Статуя. Как будто все эмоции, которые только что были в его глазах, исчезли по щелчку пальца. Сонхва нажал кнопку рядом с кроватью, наклонившись, чтобы заговорить в устройство. — Он проснулся, — просто сказал вампир нейтральным голосом. Хонджун зажмурил глаза, пытаясь избавиться от неясности, от того, как все, казалось, медленно вращалось вокруг. Это немного помогло, но не помогло с тем, насколько он был дезориентирован, насколько сбит с толку. — С Саном все в порядке? Это был первый вопрос, который вспыхнул у него в голове, и первый, который он выдавил из своего охрипшего горла. Его голос звучал так, словно он выкурил пачку сигарет. Сонхва кивнул. — Да. Он проснулся вчера утром и быстро поправляется. Это заставило Хонджуна выдохнуть с облегчением. Но это также усилило его замешательство. — Вчера утром? — он нахмурился. — Как долго я был в отключке? Сонхва избегал его взгляда. — Почти три дня. При этих словах Хонджун попытался сесть, но трубки в его руке затруднили положение, поэтому он просто откинулся на подушки. — Три дня? Что случилось? — Как много ты можешь вспомнить? Он покачал головой, пытаясь собрать воедино свои воспоминания. — Не так уж много после того, как ты укусил. Просто, что ты начал выглядеть лучше, и что я испытал облегчение. Но потом у меня вдруг так закружилась голова и… да. Сонхва заметно стиснул челюсти. Он выглядел почти сердитым. Но, что бы он ни хотел сказать, что бы ни было у него на уме, он держал это при себе. — Медсестры сделали тебе переливание крови, как только мы привезли вас обоих сюда. Это было вовремя. Они сказали, что технически ты должен был проснуться вскоре после этого. Хонджун снова моргнул. — Почему я этого не сделал? — Вероятно, была реакция на травму. Твое тело отключалось от беспокойства и стресса, через которые прошел твой разум, даже после того, как ты снова был в порядке физически. Это прозвучало как диагноз. Безличный. Отдаленный. Хонджун так отчаянно хотел, чтобы он поговорил с ним нормально, без этой фальшивой маски. Но Сонхва по-прежнему не смотрел на него, просто уставившись на белые простыни кровати. — Пожалуйста, Хва, — прошептал он. — Пожалуйста, посмотри на меня. Мы можем это обсудить? Мне нужно… — Медсестра здесь, — прервал его Сонхва, и секунду спустя в палату вошла молодая женщина в белом халате. Как только она это сделала, Сонхва встал со своего стула, поприветствовал ее кивком, разворачиваясь, чтобы уйти. Как будто ему не терпелось поскорее убраться отсюда. — Сонхва, — позвал Хонджун, и он заколебался. — Не уходи, пожалуйста. Может быть, дело было в уязвимости в его голосе, почти дрожащем, но это заставило Сонхва остановится. — Мне просто… нужно подышать свежим воздухом. А потом он оставил Хонджуна наедине с медсестрой.Она представилась ему, вкратце рассказала о том, что произошло за то время пока он спал, и проверила его жизненные показатели. Когда она поправила руку, в которой все еще была игла, прикреплявшая его к капельнице, он вздрогнул и отвернул голову, чтобы не смотреть на нее. Это вызывало желание вырвать ее. — Неужели это… — начал Хонджун дрожащим голосом. — Игла все еще нужна? Когда он посмотрел на нее, ее глаза были мягкими, почти жалостливыми. Если она и понимала его ситуацию, если она была в состоянии сделать вывод, увидев шрамы, то она ничего не сказала. — Я достану ее через минуту, не волнуйся. Твое состояние в порядке, — просто сказала она, и грудь Хонджуна наполнилась благодарностью. Когда она отсоединила Хонджуна от капельницы и потянулась, чтобы вынуть иглу, она поболтала с ним, как бы желая отвлечь его. — Этот парень должно быть сильно привязан к тебе, — сказала она, улыбаясь про себя. Эти слова были сказаны веселым тоном, но только заставили его почувствовать себя опустошенным. Хонджун покачал головой. — Он не… все не так. — Он тоже так думает? Она усмехнулась, но Хонджун был просто сбит с толку. — Нет, серьезно, — продолжила она. — Я имею в виду, должна признать, я никогда не видела вампира и человека вместе, но также никогда не видела, чтобы кто-то так защищал другого. И поверь мне, за время работы я видела многое. Хонджун нахмурился. — Что вы хотите этим сказать? Она вытащила иглу из его руки, и Хонджун вздрогнул. Но и облегчение было мгновенным. — Он сам нес тебя на руках, отказываясь позволять кому-либо другому прикасаться к тебе, пока ты не оказался в отделении неотложной помощи. Даже зарычал на одного из сотрудников, который пытался забрать тебя из его рук. — она рассмеялась, качая головой. — Потом он долго извинялся перед моим коллегой, но мы все сочли это забавным. И с тех пор он ни разу не отходил от тебя, даже когда нам пришлось проверить и его, чтобы убедиться, что яд в его организме достаточно разбавлен. Воспоминания о Сонхва, потерявшем сознание на полу, заставили чувство вины поползти вверх по шее. Хонджун быстро сморгнул это, хоть и не совсем понимал, что думать о ее комментарии. Что делать со знанием того, как Сонхва действовал, защищая его? Это не соответствовало маске нейтралитета, дистанции, с которой он только что общался с ним. Но от мыслей об этом у него только закружилась голова, поэтому Хонджун сменил тему, вместо этого спросив о Сане. — Он не спит, прямо напротив по коридору. У него все хорошо, но он все еще слаб, и ему нужно остаться еще на пару дней, и его парень, возможно, единственный, кто может превзойти твоего вампира в плане прилипчивости. — Могу я его увидеть? — спросил Хонджун, оживляясь. В конце концов она разрешила ему пойти навестить Сана, при условии, что он не будет торопиться и останется всего на пару минут, чтобы не перегружать их обоих. Когда Хонджун выглянул через окно в двери комнаты и увидел силуэты Сана и Уена в постели, обнимающихся так крепко, как им позволяли трубки, торчащие из рук Сана. — Им разрешено это делать? — спросил Хонджун. Медсестра вздохнула. — Мы пытались остановить их. Это не сработало. Она снова напомнила ему, что зайдет за ним через десять минут, предоставив ему идти одному. Когда он вошел внутрь, его встретил суровый Есан, преградивший путь, как будто он был личным телохранителем Уена и Сана, которому поручено никого не впускать. Но он смягчился, как только его глаза встретились с глазами Хонджуна, узнав, кто стоит перед ним. — Хонджун, — выдохнул он, секунду недоверчиво глядя на него. — Мне показалось, что я почувствовал твой запах, но… я не был уверен. При этих словах Уен оживился там, где лежал, подняв голову с груди Сана. — Хонджун-хен здесь? — завизжал он, слишком громко для мрачной атмосферы больничной палаты. — Хен? — более тихий, хрупкий звук донесся от Сана, и это заставило сердце Хонджуна болеть. Есан все еще смотрел на него, и в следующую секунду его заключил в объятия. — Я так рад видеть тебя бодрым и здоровым, — сказал он ему тихим голосом. — Это было довольно пугающее зрелище, когда я приехал в квартиру Сонхва. Хонджун обнял его в ответ. — Мне жаль, — сказал он. — Я тебя не слушал. — Все в порядке. Я должен был догадаться, что ты зайдешь так далеко ради него. Я просто рад, что Сонхва знал, когда остановиться, даже когда меня все еще сбивает с толку, что он смог вот так бороться со своими инстинктами. У Хонджуна было так много вопросов. Но он не успел спросить ни об одном из них, потому что в ту секунду, когда Есан выпустил его из своих мягких объятий, он был заключен в другие, менее нежные, руки Уена так крепко прижали его к груди, что это выбило воздух из его легких. — Ты чертовски напугал меня, хен, — сказал он, крепко обнимая. — Спасибо тебе за то, что спас его, — добавил Уен более тихо, как будто не хотел, чтобы Сан его услышал. — Я не… я не знаю, что бы я делал, если бы ты не нашел его. Уен отстранился, оглядывая его с головы до ног, как будто хотел убедиться, что с ним действительно все в порядке. — Расскажи мне все, что произошло. Как ты узнал, куда идти? Как тебе удалось вовремя доставить его к Сонхва? Как…— начал он свою череду вопросов. Но, к счастью, его остановила рука Есана на его плече. — Может быть, нам стоит отложить допрос на потом, — сказал он спокойным тоном. — Я думаю, им двоим нужно некоторое время, чтобы обсудить некоторые вещи, верно? Уен перевел взгляд с Хонджуна на кровать, где лежал Сан. И он неохотно кивнул. — Я сожалею обо всем, что наговорил в прошлый раз. Это было эмоционально и несправедливо, и… мы поговорим обо всем позже, хорошо? — сказал Уен, и Хонджун ободряюще улыбнулся ему. — Все в порядке, Уени. Когда они вышли из комнаты, внезапно стало слишком тихо. Хонджун медленно подошел к больничной койке, где лежал Сан и смотрел на Хонджуна огромными глазами. Он сел на стул, стоявший рядом с кроватью, точно так же, как Сонхва сидел рядом с ним, когда он проснулся, и оглядывал комнату, смотрел куда угодно, только не на Сана. Потому что смотреть на Сана было слишком больно. Даже мельком увидеть его было слишком сложно — живой, но такой бледный. Такой хрупкий, с трубками, выходящими из рук, и еще одной для дыхания через нос. Это заставило Хонджуна вспомнить, как он выглядел, лежа на полу в ванной, на диване Сонхва, так близко к тому, чтобы исчезнуть. В конце концов его взгляд упал на прикроватный столик. — Унесенные ветром? — спросил он, увидев там книгу. И когда он поднял глаза на Сана, тот кивнул с легкой улыбкой на губах. — Уени принес для меня. Он подумал, что, возможно, это придаст мне сил. На самом деле я много читал с тех пор, как проснулся. Я не знаю почему, но каким-то образом я наконец могу сосредоточиться на истории. Хонджун улыбнулся в ответ. — Звучит здорово, — сказал он, кладя руку на руку Сана, просто чтобы почувствовать его тепло, просто чтобы прогнать воспоминания о его холодной и мокрой коже, когда он прикасался к нему в последний раз. — Как ты себя чувствуешь, Санни? — Я в порядке, — сказал он. — Все медсестры относятся ко мне очень хорошо, и они даже позволили Уену остаться здесь, хотя официально он не член семьи или кто-то такой. Хонджун провел большим пальцем по тыльной стороне ладони Сана. — Это тоже здорово. Некоторое время они просто смотрели друг на друга, неуверенные улыбки все еще были на их губах, поскольку никто, казалось, не хотел нарушать тишину. Но затем, казалось бы, без всякой причины и без предупреждения, улыбка Сана сменилась печальным выражением. И в следующее мгновение он свернулся калачиком, трубки в его руках натянулись, когда он начал всхлипывать. — Хен, мне очень, очень жаль. — Шшш, все в порядке. Ты в порядке, — поспешил сказать Хонджун, застыв, ошеломленный внезапной переменой в поведении. — Я не хотел… клянусь, я не пытался… принять так много, что я бы… — его слова были прерваны рыданием. — Пожалуйста, поверь мне. Хонджун взял его руки в свои, потирая их, как он делал, когда умирал, лежа на диване Сонхва. — Я верю тебе. Конечно, верю, — заверил Хонджун его приглушенным тоном, ненавидя видеть его горькое выражение лица, видеть, как рыдания сотрясают его тело. Сан покачал головой. — Я просто больше не мог этого делать. Мне нужно было что-нибудь, чтобы унять боль, прекратить эти кошмары. Поэтому я украл немного у своей мамы. Она не отдавала их мне, я просто знал, где она прятала свое, и… я использовал то сколько и раньше, по привычке. Я даже не думал. Я должен был знать, что мое тело больше не сможет с этим справляться, но я. Боже, я, должно быть, так сильно напугал тебя. Слезы текли по его щекам, и он выглядел как ребенок. — Я заставил тебя пройти через столько боли. И Сонхва тоже, вы оба могли умереть. Просто потому, что я больше не мог с этим справляться. Просто потому, что я был эгоистичен, у меня случился рецидив, и я потащил тебя за собой вниз. Хонджуну отчаянно хотелось заключить его в объятия, но он был слишком напуган, чтобы причинить ему боль там, где он был подключен к аппаратам. — Сан, не говори так. Пожалуйста, это неправда. — Однако это так! — сказал он. — Мы дали обещание. Мы сказали, что никогда не вернемся, что у нас никогда не будет рецидива. Хонджун шикнул на него, подождав, пока он немного успокоится, пока не перестанет безудержно рыдать. — Ни в чем из этого нет твоей вины, ничего из этого не случилось бы, если бы я не спровоцировал тебя. Я чувствую, — он вдохнул, — Я чувствую себя ужасно из-за этого. Сан покачал головой. — Нет, не говори так. Это случилось бы рано или поздно. Я просто был слишком слаб, я всегда был таким. — Ты не слабый. — Но это так. Я чувствовал, что это приближается. Я знал, что испытываю трудности и близок к рецидиву, и никому не сказал. Вместо этого я запер все это в себе. Хонджун наклонился ближе, чтобы убрать волосы с его лица. — Ты не слабый, — повторил он. — Мы оба не слабые. Мы облажались и причинили друг другу боль, но важно то, что мы вернулись в нужное русло, верно? И мы можем сделать это вместе. Мы уже делали это раньше, не так ли? В глазах Сана было сомнение, он выглядел таким потерянным. — Я не знаю, смогу ли я. Я не знаю, есть ли во мне еще что-то, не слишком ли я безнадежен. Хонджун сжал его руку — Ты не безнадежен. И тебе не обязательно делать это в одиночку. Я думаю… я думаю, нам обоим нужна помощь. Он покачал головой, почти впадая в панику. — Я не хочу возвращаться в реабилитационный центр. Пожалуйста, не заставляй меня возвращаться. — Шшш, — успокоил Хонджун его. — Мы не вернемся туда, я обещаю. Но мы не можем снова сделать все это в одиночку, это только причинит нам еще большую боль. — Так что же нам делать? Хонджун колебался. — Я пока не знаю. Но я разберусь с этим. И на этот раз все будет проще, у нас есть поддержка. Он взглянул на стекло двери, за которой мог видеть силуэты Уена и Есана, стараясь не выглядеть слишком подозрительно, поскольку они явно наблюдали за ними обоими. Сан проследил за его взглядом, и то, что он увидел, вызвало, по крайней мере, легкую улыбку на губах. — Медсестра назвала Уена твоим парнем? Хонджун сменил тему, приподняв бровь. Это замечание заставило Сан хихикнуть, хотя в его все еще заплаканном голосе это прозвучало странно. — Да. Он… он вроде как признался сразу после того, как я проснулся. Было много безобразных слез и слишком много людей в комнате, наблюдающими, как мы целуемся, но я рад, что он это сделал. Хонджун улыбнулся на это. — Значит, теперь все официально? Сан кивнул, выглядя застенчивым, но счастливым. — Я знаю, мы уже некоторое время кружим вокруг этой темы. Я никогда не был готов. — Я рад за вас двоих, — сказал Хонджун. — И, очевидно, ты тоже познакомился с Есаном? Сан кивнул и его глаза загорелись при упоминании этого имени. — Я это сделал! Он тоже почти все время здесь, организует все вместе с врачами, так что нам с Уени не нужно ничего делать. И… ты был прав. Он великолепен. Они оба такие. Я понимаю, почему они тебе так нравятся. Этот комментарий заставил Хонджуна замереть. — Оба? — неуверенно спросил он. — Ты… ты встретил Сонхва? Сан рассмеялся. — Учитывая то, как он был абсолютно приклеен к тебе, почти рычал на каждого, кто подходил слишком близко, было бы довольно сложно не встретить его. Но вчера мне удалось поболтать с ним пару минут после того, как я проснулся. Я хотел поблагодарить его за спасение моей жизни, особенно после того, как Есан сказал мне, насколько опасно для него было это делать. Хонджун был тих, от замешательства у него закружилась голова. Мне нужно, чтобы ты знал, что я никогда не переставал любить тебя. И я никогда этого не сделаю. Если эти слова были правдой, но если то, что сказали Сан и медсестра, было правдой, почему Сонхва так избегал его после того, как он проснулся? Когда Хонджун снова посмотрел на Сана, тот, казалось, смог прочитать его мысли по тому, как тот смотрел на него. — Я думаю, тебе нужно пойти и поговорить с ним. Вам двоим нужно во всем разобраться. Хонджун смог только кивнуть. Потому что он знал, что Сан был прав, но это не меняло того, насколько он был напуган тем, что его ожидало, когда он пойдет и встретится с Сонхва лицом к лицу. Когда медсестра привела его обратно в палату, вампир уже был там, сидел в своем кресле и смотрел на белые простыни кровати, как будто ожидал его возвращения. Короткий поход в палату Сана каким-то образом вымотал Хонджуна, показав ему, что он все еще более хрупок, чем ему хотелось бы, и когда медсестра подошла, чтобы помочь ему вернуться в кровать, Сонхва встал. — Дальше я сам разберусь. Спасибо, — вежливо сказал он, заменяя ее руку на талии Хонджуна своей. Она слегка улыбнулась им, прежде чем оставить одних, закрыв за собой дверь. Нежное прикосновение Сонхва к его талии, когда он помогал лечь в постель, обжигало сквозь слои ткани, и заставило Хонджуна покраснеть, когда он подавил желание притянуть Сонхва ближе, почувствовать, как он прижимается к его телу, точно так же, как Уен и Сан. Но как только он снова улегся в постель, откинувшись спиной на подушки, сложенные у изголовья, руки Сонхва снова покинули тело Хонджуна. И вампир вернулся к своему отстраненному состоянию, уставившись только на простыни, а не на Хонджуна, когда вокруг них воцарилась тяжелая тишина. Это топило его сильнее, чем ливень. — Хва, пожалуйста, поговори со мной, — выдавил Хонджун, когда это стало уже слишком. Он по-прежнему смотрел только на кровать, его плечи были напряжены. — Пожалуйста, мне нужно, чтобы у нас все было хорошо. Сонхва остался таким — статуей. — Ты мог умереть, Хонджун, — наконец сказал он. — Я мог убить тебя. Хонджун только моргал. — Я знал, что ты остановишься. — А что, если бы я этого не сделал? — огрызнулся он. — Когда я пришел в себя и увидел, как далеко зашел, я был в абсолютном ужасе. Я был уверен, на какой-то ужасающий миг, я был так уверен, что убил тебя. И я бы никогда больше не смог жить в ладу с самим собой, если бы сделал это. Ты знаешь это? Ты знаешь, что бы это сделало со мной? Внезапная вспышка гнева после молчания застала Хонджуна врасплох. Когда Сонхва заговорил, его голос дрожал — хрупкий, надломленный. И когда он, наконец, поднял глаза и встретился взглядом с Хонджуном, в глазах стояли слезы. Это был кинжал в его груди, медленно поворачивающийся, чтобы разрезать плоть. — Почему? — только и смог прошептать он. — Я просто… я. — Ты что, не расслышал ни слова из того, что я сказал? Ты действительно не видишь, как я на тебя смотрю? Сонхва рассмеялся, но смех был полон боли, он смотрел вверх, как будто пытался сдержать слезы. — Я так сильно люблю тебя, Хонджун. Я не думаю, что когда-либо так любил кого-то за все время моей жизни. Какое-то мгновение Хонджун не знал, что сказать. Не позволял себе в это поверить. — Даже после всего? Для них они были просто любовниками. Сначала здесь, а потом снова исчезали. Так было всегда, это была истина, которую он принимал как абсолютную. И все же, каким-то образом, Сонхва кивнул. — Как я могу не? Снова тишина. — Зачем ты это сделал, если знал, что с тобой случится? — сказал Хонджун, чтобы прервать это. — Ты… ты даже по-настоящему не знал Сана. Он для тебя никто. — Он важен для тебя. Это все, что имеет значение. Хонджун нахмурился, сбитый с толку. — Но… почему ты мне не сказал? Если ты знал, что это значило для тебя, что, спасая Сана, ты жертвовал собой, почему ты не сказал мне? Сонхва посмотрел на него с болезненной улыбкой на губах. — Потому что, рассказав тебе, я заставил бы тебя сделать выбор. И заставлять тебя принимать такое решение, было бы просто слишком жестоко. Хонджун открыл рот в знак протеста, но затем медленно закрыл его снова. Потому что когда он думал об этом, как он вообще мог сделать выбор? Как он мог стоять на коленях там, на полу квартиры, и смотреть на двух людей, которых любил больше всего на свете, и знать, что ему придется решать, кому жить, а кому умереть? Что у него есть сила спасти Сана, но только сказав Сонхва, что он должен умереть. Одна только мысль об этом разрывала его на части. — Я никогда не смогу отплатить тебе за это, — сказал Хонджун. — Особенно после того, как я причинил тебе такую боль, после того, как позволил своей зависимости выйти из-под контроля и заставил себя использовать тебя для… для кайфа. Я так… Боже, мне так жаль, Хва. Сонхва заставил его замолчать, нежно положив ладонь на его руку, проводя нежными движениями по коже. — Не извиняйся, потому что это не твоя вина. Мне следовало бы знать лучше. Я не должен был позволять нам стать такими близкими и избавлять тебя от этой боли. Хонджун повернул свою руку, ту, на запястье которой все еще была почти свежая рана от укуса, и переплел их пальцы. — Я бы прошел через все это снова в мгновение ока, если бы это означало быть с тобой. Сонхва вздохнул и медленно убрал руку, оставив руку Хонджуна холодной и пустой. — И именно поэтому все это должно закончиться здесь. Хонджун замер, слова на мгновение не дошли до него. — Что… что ты имеешь в виду? — Хонджун, я был причиной того, что ты вернулся к зависимости после того, как так долго был свободен от нее. Хонджун снова потянулся к нему, чтобы переплести их пальцы, но Сонхва был вне досягаемости. — Мы можем быть вместе, просто будем более осторожны. Сонхва покачал головой. — Я не могу больше подвергать тебя опасности. Быть рядом со мной прямо сейчас — это значит, что мы снова начнем использовать друг друга. Это неизбежно. И я не могу снова начать использовать тебя, так же как не могу позволить тебе использовать меня. Глаза Хонджуна наполнились знакомым чувством слез. — Но… я люблю тебя, Хва, — сказал он. — Я не хочу, чтобы что-то менялось. Я хочу быть с тобой. Сонхва посмотрел на его руки, которые теперь были сложены на коленях. Его лицо выражало противоречие. — Я так отчаянно хочу быть эгоистом, — медленно произнес он. — Я ничего не хочу так сильно, как сказать «да» и быть с тобой. Но я не могу. Не тогда, когда в глубине души я никогда не буду уверен, любишь ли ты меня за меня или яд, который я был готов тебе дать. Его слова выбивали землю из-под ног. Особенно потому, что Хонджун знал, что он их заслужил, что все они были правдой. — Ты мне не веришь? — спросил он. Сонхва нахмурился. — Дело не в этом. Все, что было между нами, просто стало слишком запутанным. Я не знаю, где заканчивается твоя любовь ко мне и начинается жажда яда, точно так же, как я не знаю, где заканчивается моя любовь к тебе и начинается мое желание твоей крови. Все это стало слишком сложным, мы позволили этому быстро вплести себя в хаос. Хонджун моргнул, желая смахнуть слезы, которые начали собираться в его глазах. — Так что же это значит для нас? — спросил он. — Значит ли это, что мы никогда больше не сможем быть вместе? Что это прощание? Сонхва покачал головой. — Я не думаю, что я мог бы когда-нибудь стать достаточно сильным, чтобы навсегда держаться от тебя подальше. Но я действительно думаю, что нам нужно немного побыть порознь. Чтобы исцелиться. Чтобы дать нам время разобраться, чего мы хотим и что мы на самом деле чувствуем. На мгновение Хонджун позволил словам осесть в памяти. Пытался не обращать внимания на то, как сильно они царапали его кожу, одна мысль о том, что он не покинет эту больницу с Сонхва рядом, заставляла его чувствовать отчаяние, о котором он и не подозревал. Но он также знал, что Сонхва был прав. Если бы они просто продолжали в том же духе, игнорируя то, что произошло, они бы просто продолжали спускаться по той же спирали, в которой застряли. Поэтому Хонджун сжал губы и кивнул. И он знал, что делать. — Я буду работать над собой, — сказал он. — Я клянусь. Санни и я — мы пойдем на терапию. Мы оба получим помощь. И я все улажу, я стану лучше. — он вздрогнул. —Но… мне тоже страшно. Сонхва кивнул. —Я понимаю. Обращаться за помощью — это страшно. — Нет. Я этого не боюсь, — сказал Хонджун. — Я боюсь, что, когда я буду готов, ты уже исчезнешь. Что прямо сейчас я упускаю свой единственный шанс быть с тобой, ускользающий у меня из рук. При этих словах Сонхва снова наклонился ближе, убирая волосы с его лица, ненадолго останавливаясь, чтобы погладить по щеке, и заглядывая ему в глаза, в которых было столько нежности. А потом он снова взял Хонджуна за руку. — Я всегда буду ждать, — прошептал он. — Когда ты будешь готов, скажи слово, и я буду прямо здесь. — Ты будешь? — Я клянусь тебе в этом. А потом он запечатлел поцелуй на тыльной стороне ладони. Нежный, мягкий. Это было похоже на прощание. Но в то же время и на обещание. Руки Хонджуна, сжимавшие карточки, дрожали, когда он ступал за трибуну перед большим лекционным залом. Он чувствовал на себе бесчисленные пары глаз, возвышающихся над ним в рядах. Было больше студентов, чем он когда-либо видел на занятиях. Все места были заняты, и некоторые из тех, кто пришел недостаточно рано, чтобы занять места, даже сидели на лестнице, которая вела вниз по боковой стороне зала. Как будто весь университет слышал слухи о том, что сегодня тот самый день. День, когда всеобщее любопытство, наконец, будет удовлетворено. — Вы уверены, что готовы это сделать? — спросил его профессор, когда он вернулся в класс после выписки. — У меня есть письмо из больницы, это достаточная причина, чтобы продлить вам срок, если понадобится. Хонджун покачал головой. — Спасибо, профессор, но нет. Мне нужно это сделать. Я хочу кое-что сказать. Он положил свои карточки на стол перед собой, заметив, как по рукам пробежал холодок. Сегодня было холодно, потому что зима наконец-то наступила, но он все еще был в футболке, словно говоря всему миру: вот, смотрите на меня. Смотрите на шрамы, смотрите сколько хотите, и задавайте вопросы, которые вертятся на языке. Я их больше не боюсь. Я отвечу на все из них. Хонджун откашлялся, и когда поднял глаза, все взгляды были прикованы к нему, в комнате воцарилась полная тишина. — Всем привет, — начал он. — Возможно, вы уже знаете меня или, возможно, слышали обо мне. Меня зовут Ким Хонджун, и я был наркоманом с подросткового возраста. Сразу же несколько студентов заговорили приглушенными голосами, удивление от его вопиющей честности было слышно в зале. Он прочитал эти первые слова с разложенных перед ним карточек, хотя к этому времени уже знал их наизусть. Они были для него чем-то вроде якоря. — И я знаю, чего вы все ожидаете. Я знаю свою репутацию в этом университете, и я знаю, ради чего вы пришли сюда, услышать как я дошел до того, что мне пришлось пройти реабилитацию. Глубокие темные секреты наркомании. Каково это внутри одного из таких заведений и как это спасло мне жизнь. Он оторвал взгляд от карточек, откладывая их в сторону. — Но я должен вас разочаровать, если это то, зачем вы пришли сюда. Снова послышался ропот, на этот раз более громкий, пока кто-то не заставил их замолчать. — Потому что реабилитация — это был шаг в моей жизни, который привел меня туда, где я нахожусь сегодня, да. Но не это спасло меня. Есть кое-что или, скорее, кое-кто еще, кому я обязан своей жизнью, кто спас меня не один раз. И сегодня я здесь, чтобы рассказать вам эту историю. Резкий запах дезинфицирующего средства наполнил чувством спокойствия. Было странно видеть клинику такой — ничего похожего на почти пустой зал ожидания и едва занятые койки, с которыми он столкнулся, когда впервые попал сюда. И определенно ничего похожего на полностью заброшенные залы, с которыми он познакомился недавно, когда тайно начал приходить сюда в часы закрытия, чтобы встретиться с Есаном. Сегодня это был разительный контраст с этим, кипящая жизнь, люди даже стояли в зале ожидания, чтобы их вызвали, поскольку все стулья были заняты, а деловитый персонал бегал вокруг с полными руками папок и оборудования, спеша разместить всех желающих. Когда Хонджун вошел в холл и огляделся, он увидел пару новых лиц — медсестер, которых он раньше не видел, персонал, который казался незнакомым и, вероятно, был нанят в последние месяцы, чтобы удовлетворить спрос. Увидев клинику такой, он почувствовал тепло и удовлетворение. Такой живой. И пока его глаза блуждали по комнате в поисках, он, наконец, нашел то, что искал, остановившись как вкопанный с улыбкой. Сонхва разговаривал с сотрудником, его брови сошлись на переносице, когда он указывал ей на что-то в папке, сосредоточенный на своей работе. Увидев его таким впервые после больницы, у него ослабли колени, и он подавил желание просто подбежать к нему и заключить в объятия.Но Хонджун знал, что не может себе этого позволить. Поэтому он просто некоторое время смотрел на него с безопасного расстояния, пока Сонхва помогал персоналу, полностью сосредоточенный и профессиональный, не обращая внимания на присутствие Хонджуна. Через несколько мгновений кто-то подошел к нему, девушка, которую он немного узнал. — Здравствуйте, спасибо, что решили пожертвовать, — поприветствовала она его, выглядя напряженной, но здоровой, без каких-либо теней под глазами. — К сожалению, в данный момент у нас большой наплыв, поэтому мы вынуждены попросить вас занять место в зале. Хонджун улыбнулся ей. — Вообще-то, я просто пришел сюда, чтобы посмотреть, не… И когда Хонджун посмотрел мимо нее, туда, где стоял Сонхва, он увидел, что тот оживился. Его взгляд оторвался от папки, которую девушка показывала ему, и в поисках чего-то оглядел комнату. И, наконец, встретил Хонджуна. Когда это произошло, мир, казалось, на секунду замер. Оживленный зал вокруг них будто замолчал, как если бы кто-то нажал на кнопку паузы. — Хонджун, — увидел его Сонхва, его глаза расширились, когда он вложил папку обратно в руку девушки и бросился туда, где стоял Хонджун. — Спасибо, Йеджи, тут я справлюсь, — сказал он, дотрагиваясь до ее плеча, протискиваясь мимо нее, и она кивнула, разворачиваясь, чтобы вернуться к работе. А потом он остановился в нескольких метрах от Хонджуна, как будто боялся подойти слишком близко. Некоторое время они просто смотрели друг на друга, никто не осмеливался произнести ни слова, в то время как мир продолжал кружиться вокруг них. Не смея заговорить, не после всех этих недель, которые превратились в месяцы, каждый из которых был наполнен тоской по этому моменту. Хонджуну потребовалось время, чтобы по-настоящему вглядеться в черты лица Сонхва, как будто у него больше никогда не будет такого шанса, заметив, как сильно он соскучился. Его огромные, добрые глаза. То, как его волосы были зачесаны назад, но как нескольким прядям всегда удавалось выбиться и упасть ему на лицо. Какими тонкими были его черты, такими красивыми, что казались почти пугающими. И его кожа — она была бледной, но с розоватым оттенком. Здоровой, без каких-либо теней под глазами. — Хонджун, — снова сказал Сонхва. — Я не ожидал увидеть тебя здесь сегодня. — Это что, неподходящий момент? Я могу вернуться в другой раз, если… — Нет! — поспешил сказать вампир. — Вовсе нет. Можем мы просто… — он указал за спину, в направлении коридора, где находились офисы. Хонджун кивнул, следуя за ним, когда Сонхва повел их в менее оживленную часть клиники. Когда они наконец остались одни, Сонхва со вздохом обернулся, чтобы посмотреть на Хонджуна, удивление все еще было заметно на его лице. — Ты вернулся. Это звучало обнадеживающе. — Я это сделал, — сказал он. — Приятно видеть это место таким оживленным. Сонхва улыбнулся, его взгляд был мягким. — Я уже давно хочу поблагодарить тебя, но не был уверен, как это сделать. Я знаю, что это твоих рук дело, хотя я не совсем уверен, как ты это сделал. Хонджун приподнял бровь. — Как ты узнал? — Однажды множество студентов внезапно начали приходить, чтобы сделать пожертвование. И все они говорили о тебе и до сих пор говорят. Они говорят, что ты — причина, по которой они решили прийти, что что-то, что ты им сказал, вдохновило их на это. Хонджун пожал плечами, прислонившись к стене коридора. — Я просто слегка подтолкнул их в правильном направлении. Любопытство заставляет сарафанное радио быстро распространяться. На этот раз, похоже, все сработало в нашу пользу. Сонхва нахмурился, по-видимому, пытаясь расшифровать его слова, но затем сдался. — Что бы ты ни сделал, я не знаю, как тебя отблагодарить. Его слова были полны радости, но Хонджун мог только покачать головой. — Это было самое меньшее, что я мог сделать. Вернуть долг. Может быть, теперь я, наконец, в какой-то степени сделал это. Может быть, я наконец смогу вычеркнуть это из своего списка навсегда. Сонхва не ответил. Вместо этого он снова посмотрел на него, его глаза скользили вверх и вниз по фигуре Хонджуна, как будто он тщательно пытался рассмотреть его. — Ты… ты выглядишь великолепно, Хонджун, —выдохнул он в конце концов и откашлялся, как будто хотел скрыть, насколько искренне это прозвучало. — Ты тоже, — сказал Хонджун, снова отметив его румяные щеки. — Ты выглядишь… живым. Глаза Сонхва опустились к его шее, задержавшись там на мгновение слишком долго, прежде чем он отвел их, даже намек на румянец появился на его лице. — Ах, — сказал он, потирая шею. — Это еще одна вещь, за которую я, вероятно, должен поблагодарить тебя. Хонджун улыбнулся. — Ты заметил? — Как я мог не узнать этот вкус? Даже в виде пакета с кровью — ничто никогда не казалось мне более божественным, чем ты, Ким Хонджун. Хонджун покраснел от этого замечания. — Значит, у Есана не было неприятностей из-за того, что он позволил мне уговорить его принять участие в моем маленьком плане не дать тебе морить себя голодом? — пошутил он. — О, я определенно отругал его за это в первые пару раз, когда он ставил пакеты в мой холодильник. Но оказалось, что я слаб и потакаю своим желаниям. — Мы оба, — засмеялся он. — Хотя это также помогло мне осознать кое-что еще, — добавил Сонхва, делая шаг ближе. — Что ты понял? — Что, хотя мне может нравиться вкус твоей крови, это заставляет меня чувствовать себя довольно опустошенным, зная, что мое истинное желание заключается в чем-то совершенно другом. И что то, что на самом деле заставляет меня чувствовать себя живым, — это не кровь, текущая по моим венам, и не прилив сил, который может дать мне ее вкус. На секунду Хонджун был почти уверен, что Сонхва наклонится, чтобы поцеловать его, или позволит своим зубам коснуться его шеи, но он только наклонил голову и вдохнул, прежде чем снова откинуться назад, послав ему грустную улыбку. На мгновение воцарилась тишина. — Итак, Есан говорит, у тебя все хорошо? — спросил Сонхва через некоторое время. С тех пор как Хонджун попал в больницу, он часто виделся с Есаном. Не только тогда, когда приходил сюда сдавать кровь для Сонхва. В эти дни он бывал в квартире Сана и Уена чаще, чем Хонджун. Технически, они вдвоем были в фазе медового месяца, теперь они официально были парой после долгих танцев вокруг да около, и Хонджун подумал, что дать им пространство, чтобы, наконец, исследовать свою двойственность, — это то, что им нужно. И все же каким-то образом Есан оказался исключением, идеально вписываясь в динамику их отношений. Он все еще пил Уена и быстро стал сильно опекать Сана. И, возможно, он был причиной того, что они наконец приняли Бие как своего полноценного домашнего кота, влюбившись в нее с первого взгляда, когда Сан взял его с собой, когда пошел кормить бездомных кошек, а затем лихорадочно искал лазейки в их квартирном договоре, которые позволили бы содержать домашних животных. Что бы у них ни было — это сработало. И наблюдать за ними тремя было очень приятно. Но иногда это все равно заставляло сердце Хонджуна болеть. — Да, — ответил Хонджун. — Или, по крайней мере, мне становится лучше. Это нелегко, но я сдержал свое обещание. Сан и я, мы оба вернулись к терапии. Больше никаких рецидивов. И это помогло мне разобраться с некоторыми вещами, которые я пытался похоронить в прошлом. Сонхва улыбнулся ему. — Я рад это слышать. Ты… ты заслуживаешь счастья. Заслуживаешь того, чтобы быть в мире с самим собой. Хонджун кивнул. Хотя это было больно — вскрывать старые шрамы, шрамы, в которых было похоронено так много боли, которые были закрыты и забыты. Но к этому времени он уже достаточно знал о шрамах.Иногда, стоя перед зеркалом, он все еще с тоской проводил пальцем по тем, что были у него на шее. — Я даже… я связался со своими родителями. Я хотел, чтобы они знали, что я все еще жив. Глаза Сонхва расширились. — Ты это сделал? — Это было тяжело. Они были очень удивлены. Я имею в виду, кто бы не удивился, узнав, что ваш сын, которого вы много лет считали мертвым, все еще где-то рядом и живет в вашем городе. — он покачал головой, вспомнив о телефонном звонке. — И когда я сказал им, что снова трезв, они захотели встретиться. Они хотели, чтобы я вернулся в их жизнь. Сонхва шагнул ближе, подняв руки, чтобы убрать прядь волос с лица Хонджуна, и это прикосновение показалось Хонджуну настолько знакомым, что он почти вздохнул, инстинктивно наклоняясь к нему. — Какой ответ ты им дал? — Я сказал «нет». Я не могу… не могу притворяться, что мы когда-нибудь снова сможем быть счастливой семьей. Не после того, что они сделали тогда. Но все же, — он выдохнул, — они заслужили такое же завершение, как и я. Пальцы Сонхва зарылись в волосы Хонджуна, нежно удерживая его, как будто он еще не был готов отпустить. — Это очень храбро с твоей стороны. Не многие были бы достаточно сильны, чтобы сделать это. Я горжусь тобой. Хонджун кивнул. Потому что он знал, что тоже может гордиться собой. — Я много думал, — сказал он медленно, тщательно подбирая слова. — О том, кто я такой. И о том, чего я хочу. О том, кто эти люди, которые что-то значат для меня, которые делают меня счастливым. Он поднял глаза на Сонхва, который внимательно смотрел на него, прислушиваясь к каждому слову. — И к какому выводу ты пришел? — спросил вампир. Хонджун вздохнул. — Ты все еще ждешь, Сонхва? Ты когда-нибудь переставал меня ждать? А затем Сонхва медленно закрыл глаза и позволил своему лбу коснуться лба Хонджуна, они прислонились друг к другу, дыша одним воздухом. Хонджун тоже закрыл глаза, наслаждаясь нежностью момента. — Как я мог когда-нибудь перестать ждать тебя, — прошептал он, и его слова повисли в воздухе между ними. — Я скучал по тебе. Хоть я и пытался не позволять себе скучать, пытался показать себе, что это правильный поступок, но как только ты переступил порог и мои глаза встретились с твоими, я понял, как сильно мое сердце болело от того, что ты снова рядом. Вот так, — его пальцы глубже зарылись в волосы Хонджуна. — Сонхва? — Да? — Мы можем начать сначала? — спросил Хонджун тихим голосом. — Можем ли мы притвориться, что никогда не причиняли друг другу боль? Что мы никогда не уничтожали друг друга? Сонхва медленно покачал головой, прислонившись к Хонджуну. — Я не могу притворяться, точно так же, как ты не можешь желать избавиться от шрамов, которые уже были нанесены. Он откинулся назад, и на секунду Хонджун почувствовал себя потерянным, побежденным. Готовясь к отказу. Но затем Сонхва улыбнулся ему, так нежно, с такой любовью в глазах. — Но я готов все исправить. И я могу обещать, что сделаю все, что в моих силах, чтобы убедиться, что мы никогда больше не причиним друг другу такую боль. В этот момент Хонджун поклялся, что заплакал бы, если бы не грудь Сонхва, в которую он быстро уткнулся лицом, прежде чем слезы смогли пролиться. Прижимал его к себе, потому что мог. И когда он снова отстранился, Сонхва положил палец ему на подбородок, приподнимая его голову, чтобы они могли смотреть друг на друга. — Насколько эгоистично было бы попросить тебя поцеловать меня прямо сейчас? — спросил Хонджун. — Так же эгоистично, как было бы с моей стороны сказать «да». — Слава Богу, а то я плохо сдерживаю свои решения, когда нахожусь рядом с тобой. А потом Сонхва сократил разрыв между ними. Ни следа меди на его губах. Только любовь. Хонджун знал, что ему следовало бы нервничать. Он знал, что это был большой шаг, о котором они думали и обсуждали уже несколько месяцев. Он должен был бы испугаться, но каким-то образом глубокое спокойствие поселилось в его костях и стало там домом. Когда он посмотрел на свои руки, они были неподвижны. Никаких толчков, заставляющих их дрожать, — уже давно этого не было. — Ты уверен, что хочешь это сделать? Ты уверен, что готов? — прошептал Сонхва. Хонджун смотрел на него широко раскрытыми глазами, когда тот нависал над ним, когда они вместе лежали в постели, его большие пальцы описывали круги на талии Хонджуна, где он прижимал его к себе, держал близко, оберегая его. И Хонджун улыбнулся ему, кивая. — Мой психотерапевт сказал, что это следующий шаг. Что я готов… позволить себе это. Позволить себе быть рядом с тобой. Он провел руками вверх и вниз по рукам Сонхва, словно пытаясь успокоить его. Сонхва прикусил губу. — Есть и другие способы, которыми ты можешь быть ближе ко мне. Я уже говорил тебе раньше, это может подождать. Я буду любить тебя, даже если это никогда больше не повторится, даже если мы останемся такими, какие мы есть. За последние месяцы они достигли мирного равновесия. Делали это медленно, шаг за шагом. Танцы друг вокруг друга и боль, которая лежала между ними в виде границ, которые когда-то были пересечены слишком быстро. Вскрывать старые шрамы, чтобы они могли должным образом зажить, вместо того, чтобы прикрывать их одеждой и ложью. И они нашли способ быть вместе, не уничтожая друг друга. Все это казалось идеальным, когда они стояли на балконе Сонхва, любуясь огнями города и делясь своими заботами, надеждами и мыслями о жизни. Когда они лежали вместе в постели и целовались. Когда они прикасались друг к другу, кожа к коже, ничто не разделяло их, пока удовольствие не заставило обоих увидеть звезды. Когда они засыпали рядом друг с другом, зная, что все равно проснутся. Но все равно чего-то не хватало. Глубокая боль, просыпалась внутри, когда Хонджун смотрел на Сонхва, делающего глоток из своего бокала, который, как он знал, был наполнен его собственной кровью, которую он регулярно сдавал в банк, только для него. Но это не та боль, чтобы яд наполнил его вены и унял страх. Он научился избавляться от этой боли без яда. Ему это больше не было нужно. Но страстное желание, чтобы эта последняя граница пала. Знание того, что у них никогда по-настоящему не было бы все в порядке, если бы между ними все еще было это. Что есть черта, которую, как ему казалось, он никогда больше не сможет позволить себе переступить. — Я знаю, — сказал Хонджун. — Ты никогда не заставлял меня сомневаться в этом, никогда. Но я… я не хочу больше сдерживать себя. Сонхва выглядел таким добрым и таким невероятно красивым в лунном свете, который падал сквозь стеклянные стены его квартиры. Прикасался к Хонджуну так, словно он был самым дорогим существом на этой земле. — Ты абсолютно уверен? — настаивал Сонхва. — Ты действительно чувствуешь себя готовым? Это большой шаг. Хонджун кивнул. — Мы столько раз это обсуждали. У меня есть разрешение, если мы начнем медленно и я обещаю, я бы не стал этого делать, если бы не хотел. Хонджун вложил в свои слова всю самоотверженность, но в глазах Сонхва все еще читалось беспокойство. — Ты не хочешь этого? — спросил Хонджун, нахмурившись. Сонхва тут же покачал головой, крепче обхватив его за талию. — Боже, я хочу. Так сильно. Но мне страшно. — Страшно? — Я никогда больше не хочу видеть, как тебе больно. Я никогда больше не хочу быть причиной того, что ты растрачиваешь свою жизнь впустую в поисках кратчайшего пути на небеса. Не тогда, когда ты так усердно трудился, чтобы добраться туда, где ты есть. Хонджун улыбнулся ему. — Зачем мне вообще искать кратчайший путь на небеса, когда вместо этого я могу пойти медленным путем с тобой? При этих словах Сонхва медленно наклонился, чтобы запечатлеть на губах медленный поцелуй. — Ты был бы готов сделать это? — выдохнул он, отстраняясь ровно настолько, чтобы иметь возможность заглянуть глубоко в глаза Хонджуна. — Даже если это может занять вечность, даже если мы вообще никогда туда не доберемся? Хонджун обхватил ладонью его щеку, улыбаясь. — Это единственный способ, которым я хотел бы провести вечность. Рай может подождать. И затем, последнее беспокойство, казалось, наконец-то спало с тела Сонхва, когда его губы изогнулись в мягкой, заботливой улыбке. Он снова наклонился, и они поцеловались, на этот раз по-настоящему. Их губы спокойно двигались вместе, их руки блуждали по телам друг друга, как будто у них было все время в мире. Потому что так и было. Они переплели пальцы, Сонхва поместил их над головой Хонджуна, чтобы он выгнул спину, а затем наклонился так, что их груди соприкоснулись. Вдавливая его в матрас так, что вокруг Хонджуна больше не было ничего, кроме Сонхва, его присутствие было единственным, что он знал, единственным, что еще имело значение. Поцелуй на его губах. Поцелуй в подбородок. И, наконец, поцелуй в шею, от которого у Хонджуна вырвался вздох «давай». Когда губы Сонхва двинулись вниз, они коснулись точки его пульса, задержавшись там. То, чего он не позволял себе делать с тех пор, как все случилось. Безмолвный вопрос. Хонджун инстинктивно откинул голову в сторону, обнажая горло, чтобы дать ему доступ. Безмолвный ответ. — Я люблю тебя, Ким Хонджун, — прошептал Сонхва в точку пульса. Я тоже тебя люблю. Так сильно. Слова застряли в горле Хонджуна, растворились в воздухе между ними, когда Сонхва запечатлел на его губах еще один поцелуй. А затем его клыки вонзились в кожу, не глубоко и не оставляя синяков, лишь нежно и заботливо. Как будто он отчаянно пытался не причинить ему боли, когда пил. Совсем чуть-чуть, всего на несколько мгновений, уткнувшись лицом в его шею, когда Хонджун издал глубокий вздох. Их тела сливались воедино, как будто они были единым целым, как будто последняя граница, разделявшая их, наконец-то была пересечена. Хонджун почувствовал яд в своих венах, но в нем не было ничего от того жара и пламени, которые он помнил. Ничего от отчаяния. Только любовь. И когда Сонхва отстранился, Хонджун запустил руки в его волосы, притягивая его к себе в обжигающем поцелуе. Не потому, что ему это было нужно, а потому, что он этого хотел. И когда его губы встретились с губами Сонхва, они ощутили райский вкус.