искусственный рай

      Едкий запах дезинфицирующего средства чуть не сбивает Хонджуна с ног.       Для остальных людей цитрусовые освежители воздуха, расставленные вдоль стен, могли бы скрыть запах достаточно хорошо, чтобы не заметить его. Однако для Хонджуна они усиливали его, заставляя врезаться в нос и сжигать тело изнутри.       По словам окружающих его людей, обоняние — это чувство, наиболее тесно связанное с воспоминаниями, — по крайней мере, так ему однажды объяснил психотерапевт. Какие-то заморочки с гиппокампом, если он правильно помнил. В то время он не горел желанием вникать в это. Он был слишком не в себе, чтобы слушать, впрочем, как и всегда.       Но теперь это казалось правдой. То, как запах дезинфицирующего средства, казалось, почти перенёс его обратно на больничную койку: он то приходил в сознание, то терял его, и только едкий запах заставлял его сохранять связь с реальностью, от которой он давно отказался.       Если бы он сосредоточился, то смог бы даже почувствовать призрак острой боли, пронзившей запястье.       Однако к этому запаху примешивается ещё один — сладковато-медный и тягучий, хотя рационально Хонджун понимает, что это невозможно — почувствовать запах крови, текущей по тонким трубкам и упакованной в пластиковые пакеты.       Может быть, причиной послужила его нервозность.       Хонджун с тоской оглядывается на приёмное отделение, где ему велели сесть и заполнить формуляры, которые дала ему женщина в регистратуре. Он прижал их к груди, словно они могли защитить его.       Может быть, ему следовало вернуть их и просто уйти? — Ким Хонджун?       Глубокий, спокойный голос заставляет его резко повернуть голову в сторону просторной палаты с дезинфицирующе-цитрусово-медным запахом.       Перед ним стоит молодой человек со светлыми волосами и красивым, но невозмутимым лицом. На парне светло-голубая медицинская форма, в которой, пожалуй, никто не должен выглядеть так хорошо, как выглядел он. Навскидку он был ровесником Хонджуна, может, чуть младше, и от него исходила немного пугающая аура.       Хонджун сглатывает и кивает. — Это я. — Отлично. Вы пришли сдать кровь?       Он колеблется лишь пару секунд, крепче прижимая бланки к груди, но затем кивает.       Это то, на что он решился. Он должен это сделать.       Вернуть долг.       Прямо здесь, в списке дел, который он нацарапал на листке бумаги — будто приговор, — который медсестры дали ему тогда с заданием написать, что он будет делать со своей жизнью потом. В большом будущем. Там, куда такие, как он, никогда не добираются.       Вернуть долг.       Этот листок всё ещё был там. Один из последних. — Да, это так, — говорит он более твёрдо, чем чувствует на самом деле.       Парень мягко улыбается, и яркий свет лампы с потолка отражается на его клыках, которые оказались слишком заострёнными. Это зрелище чуть ли не заставляет Хонджуна сделать шаг назад, но он успевает себя остановить. Ему действительно не следует удивляться, учитывая, где он находится.       Ни один нормальный банк крови не позволил бы ему стать донором — не с его послужным списком, — а те, которыми управляют вампиры, накладывают трёхлетнее ограничение на таких, как он. Срок давности уже давно прошёл.       И всё же он не может вспомнить, когда в последний раз видел одного из них вблизи. В наши дни вампиры редко контактируют с людьми, а если и делают это, то стараются не слишком афишировать эти взаимодействия. — Это здорово, большое вам спасибо за то, что решились! Меня зовут Ёсан, сегодня я буду вас сопровождать. Мы сделаем ваше пребывание здесь максимально комфортным, ведь вы делаете это впервые.       Слова были обыденными, как звук на заевшей пластинке. Ёсан, вероятно, произносил их слишком часто каждый день, но даже несмотря на это они каким-то образом звучали искренне.       Хонджун осознаёт тот факт, что он, вероятно, выглядит как испуганный ребёнок, поскольку всё ещё стоит в проходе приёмной.       По крайней мере, на этот раз улыбка Ёсана не обнажила его клыки. — Можете передать мне это и просто следовать за мной, если вы готовы, — говорит тот успокаивающим тоном.       Хонджуну требуется слишком много времени, чтобы понять, что Ёсан имеет в виду его бумаги, прижатые к груди, и когда он неловко протягивает их, то видит, что все они погнуты по краям от его мёртвой хватки.       Как только его руки опустели, он инстинктивно опускает рукава рубашки, чтобы прикрыть руки, при этом понимая, что ему придётся обнажить их в любую минуту. Это действие стало привычным делом, чтобы он смог удержаться.       Они проходят мимо нескольких кушеток, стоящих вдоль стен палаты. Все они выглядят довольно удобными и оснащены небольшими столиками сбоку, на котором хранится медицинское оборудование. Некоторые из них были закрыты ширмами, из-за которых доносился слабый звук телевизоров.       Шум был не настолько громким, чтобы потревожить кого-то, едва просачиваясь, но уши Хонджуна улавливают его в десятикратном объёме; звуки смешиваются и создают звон в голове, когда он на негнущихся ногах идёт за Есаном.       Точно так же, как и дезинфицирующее средство, которое пахло для него гораздо сильнее, чем должно было пахнуть на самом деле.       Может быть, он просто сегодня более чувствителен, чем обычно.       К тому времени, как они добираются до кушетки в дальнем конце палаты, Хонджуна трясёт от ощущений, кружащих ему голову.       Ёсан хмурит брови и отодвигается, предлагая ему лечь. Кушетка оказывается такой же удобной, как и выглядит, но это лишь капля облегчения, мгновенно испарившаяся в жаре, которая действует Хонджуну на нервы. — Ты уверен, что хочешь это сделать? Ты выглядишь немного взволнованным.       Хонджун сглатывает, и в горле пересыхает, словно в пустыне. Становился ли запах дезинфицирующего средства сильнее? — Да, я в порядке. Правда.       Ёсан бросает на него недоверчивый взгляд, но кивает, садясь на вращающийся стул рядом с кушеткой. — Тогда я всё приготовлю для тебя. Можешь закатать рукав.       Хонджун чувствует скованность в пальцах, пока обнажает руку, немного нескоординированно, поскольку старается не смотреть на неё. Он всегда избегал этого, насколько это было возможно. — Хорошо, сейчас я продезинфицирую твою руку. Может быть немного холодновато, — рука Ёсана зависает над веной Хонджуна, а сам он выглядит удивлённым, — вы жертвовали кровь до этого? Были постоянным клиентом другого банка?       Хонджун был готов к этому вопросу. Он знал, что это неизбежно. Любой бы задумался о шрамах на его руке, в которые он втыкал иглу столько раз, что не мог сосчитать. — Я… эм, — Его голос прозвучал хрипло, и он откашлялся. — Да. Некоторое время назад. С тех пор я переехал. Это было не самое лучшее место. Его ложь была короткими и неровными предложениями. Он даже не был уверен, произнес ли он их достаточно громко, чтобы Есан услышал, звон в его голове был слишком сильным, шум приборов превратился в шторм в ушах, дезинфицирующее средство затуманило его разум сильнее, чем раньше, теперь, когда Есан протирал им его руку. Он даже не почувствовал холода. — На некоторых из них остались довольно заметные шрамы, — В его голосе слышалась ощутимая озабоченность, когда он протирал изувеченные, как земля после поля боя, участки салфеткой. Хонджун изо всех сил подавил дрожь. — Я рад, что ты ушел от них. Он знал, о каких шрамах говорил Есан, даже не глядя. Он мог бы нарисовать их во сне, если бы понадобилось. Большинство из них с тех пор поблекли, но некоторые все еще были так же заметны, как и в тот день, когда он их получил. Это были те, где он был небрежен, те, что ближе к концу, когда ему было уже все равно. Достаточно все равно, чтобы не использовать свежую иглу каждый раз. Достаточно, чтобы не обработать их должным образом. Достаточно, чтобы не оставить их так, чтобы не было чертовски больно. В любом случае, все было чертовски больно. Время, когда он не заботился о ранах, которые не протянут достаточно долго, чтобы они вообще превратились в шрамы. — Я тоже рад, — прошептал он, не уверенный, услышал ли его Есан вообще. Он закрепил повязку на предплечье и туго затянул ее. — Сейчас я приготовлю иглу. Игла. Неужели здесь всегда было так холодно? Хонджун больше не мог удержаться от дрожи. Шум приборов становился все громче и громче, а цитрусовые освежители воздуха никак не могли заглушить запах дезинфицирующего средства. Больничная койка. Погружаться в сознание и терять его. Острая боль в запястье. Вязкая медь в воздухе. Рот Есана шевельнулся, но Хонджун ничего не услышал из-за тумана в голове и звона в ушах. — Прости, что ты сказал? —Я сказал, что ты выглядишь бледным. Все в порядке? Хонджун не ответил, его взгляд был сосредоточен на игле в руках Есана. Она отличалась от тех, которыми он пользовался раньше. Побольше, прикрепленная к трубке, которая вела к пакету. Но тем не менее игла. Здесь было так холодно. Есан что-то сказал в рацию, прикрепленную к воротнику его халата, но Хонджун не мог его расслышать из-за звука приборов, запаха дезинфицирующего средства и холода, леденящего холода, который кусал, заставляя его дрожать всем телом. Неужели никто не заметил, как здесь холодно? На секунду звуки, запах и холод стали настолько невыносимыми, что разум Хонджуна был близок к отключению, к тому, чтобы погрузиться в комфорт, который давало ему подсознание. А потом чья-то рука опустилась ему на плечо. Едва заметное прикосновение. И это как будто высосало всю панику из его тела. Заглушило звук приборов до едва заметного фонового шума. Очистило воздух от едкого запаха дезинфицирующего средства, чтобы пахло только цитрусовыми — никаких следов вязкой меди, что только что растекалась в воздухе. От его плеча по всему телу разлилось успокаивающее тепло, которое уняло дрожь, сотрясавшую его. Когда он снова сфокусировал взгляд, Есана там больше не было, а на его месте сидел кто-то другой. — Вот так-то лучше, не так ли? Хонджун мог только ошеломленно смотреть на него, не зная, как реагировать или как даже моргнуть по-настоящему. Потому что парень, стоявший перед ним, был самым великолепным человеком, которого он когда-либо видел. Хонджуну не нужно было быть экспертом по вампирам, чтобы понять, что мужчина с глубоким, спокойным голосом, сидящий в кресле рядом с его кроватью, был одним из них. Для этого не потребовалось сверкать клыками — его присутствия было достаточно. Люди всегда говорили, что вампиров легко распознать, так как они намного красивее обычных людей, и хотя Хонджун определенно видел это в Есане, это стало неоспоримым с парнем, сидящим перед ним. Его кожа была бледной, но не нездоровой, какой была кожа Хонджуна ближе к концу, когда он был скорее мертв, чем жив — больше похожая на дорогой фарфор, сияющий в свете комнаты, или, может быть, даже светящийся изнутри. Черные, как смоль, волосы были тщательно зачесаны назад с его лица, открывая острые, почти ястребиные черты, с линией челюсти, которая выглядела так, словно могла бы пустить кровь, если бы он протянул руку и дотронулся до нее. Однако они смягчались глубокими карими глазами, которые не выражали ничего, кроме беспокойства под нахмуренными бровями. Единственным недостатком, который можно было найти на этом идеальном лице, были глубокие, почти фиолетовые тени под глазами, как будто у него был тяжелый сон, хотя Хонджун знал, что вампирам на самом деле он не нужен. — Я… хм, — попытался сказать Хонджун, отметив, что он только что смотрел на этого мужчину дольше, чем это было приемлемо. — Не торопись, — сказал он. — Ты казался таким отдаленным. — Извините, я… не знаю, что случилось. Я… Простите… — Не чувствуй, что ты должен за что-то извиняться. Он убрал руку с плеча Хонджуна, и это оставило там ощущение покалывания, почти страстное желание, чтобы прикосновение вернулось. Однако вскоре рука была положена на внутреннюю сторону его запястья, палец мягко надавил на плоть, вероятно, чтобы измерить пульс. — Спасибо вам, — он проверил табличку с именем на белом лабораторном халате, — доктор Пак. Доктор одарил его улыбкой, при этом держа губы сомкнутыми. — Сонхва достаточно. Я не знаю, почему они так написали на моей бирке, я всегда говорю им, что не люблю ненужных формальностей. Это заставило Хонджуна слабо улыбнуться. Казалось, там была какая-то история. — Тогда спасибо тебе, Сонхва. Это имя было незнакомо ему на языке. Он не знал никого с таким именем, по крайней мере, никого его возраста. И хотя он действительно выглядел примерно ровесником Хонджуна, учитывая ауру, которую излучал Сонхва, его бы не удивило, если бы он оказался одним из старых. Люди говорили, что вампиры с возрастом становятся красивее — и он определенно соответствовал бы этой картине. — Могу я также спросить ваше имя? — тихо спросил доктор. Хонджун только тупо кивнул, прежде чем понял, что на самом деле ему тоже нужно заговорить. — Я Хонджун, — с трудом выдавил он. — Ким Хонджун. Сонхва послал ему улыбку, которая коснулась его глаз, но снова не продемонстрировала его клыки — Хонджун задался вопросом, сделал ли он это намеренно, чтобы не оттолкнуть или не напугать его. Он посмотрел на свои часы и отпустил запястье Хонджуна, которое безвольно упало ему на колени. — Приятно познакомиться с тобой, Хонджун. Твой пульс пришел в норму, ты все еще немного бледный, но физически не о чем слишком беспокоиться. Тебе следует посидеть еще десять минут, а потом ты можешь идти. Хонджун на секунду замер. — Подожди, нет! — запротестовал он, заставив Сонхва повернуться к нему с того места, где он начал собирать вещи на прикроватном столике. Он приподнял бровь. — Я имею в виду… я все еще хочу это сделать. Его руки задержались на оборудовании. — Ты уверен? Я чувствую, что сегодня тебе лучше отдохнуть. Хонджун яростно замотал головой. Ему нужно было это сделать. Если он уйдет сейчас, он знал, что никогда не вернется, и единственное, что осталось в его списке дел, навсегда останется там и никогда не будет вычеркнуто. Вернуть долг. У него были долги, и он не был из тех, кто их не отдает. — Пожалуйста. Ты сам сказал, что физически я в порядке. Невысказанная правда о том, что психически он был не в порядке и Сонхва, вероятно, был прав, отправив его домой, витала в воздухе, но никто не высказывал ее вслух. Сонхва на мгновение задержал взгляд. Хонджун не знал, что он увидел на его лице — была ли это самоотверженность? Страх? Уверенность? Что бы это ни было, это заставило его медленно кивнуть и повернуться на стуле лицом к Хонджуну. — Ладно. Но сегодня мы не будем много брать, и ты должен пообещать сообщить мне, когда почувствуешь какой-либо дискомфорт. Тебя это устраивает? — Хонджун кивнул. — Мне нужно услышать это от тебя устно, пожалуйста. Внезапное утверждение в его голосе, хотя и мягкое, заставило Хонджуна замереть. Он молил Бога, чтобы не покраснел. Сонхва, несомненно, смог бы в одно мгновение определить, так ли это. —Да, меня это устраивает. Когда Сонхва готовил оборудование, от него исходила аура спокойствия даже после того, как его прикосновения давно исчезли, наполняя воздух и даже перекрывая ранее столь разрушительный запах дезинфицирующего средства, который теперь не беспокоил Хонджуна, даже когда он выливал его на салфетку. Когда Сонхва увидел шрамы на руке, на секунду на его лице промелькнуло беспокойство. Он посмотрел в лицо Хонджуну, как будто искал в нем ответ. Очевидно, у него что-то было на уме, как будто он очень старался вспомнить. Но выражение исчезло так же быстро, как и появилось, и, возможно, Хонджуну это просто почудилось. Сонхва не спрашивал о шрамах, как Есан, за что Хонджун был очень благодарен. Он слегка вздрогнул, когда вводили иглу, но Сонхва шикнул на него и спросил, все ли с ним в порядке, самым успокаивающим тоном, который Хонджун когда-либо слышал, почти как если бы он утешал ребенка, который поцарапал колено, и Хонджун физически расслабился. Это было… странно. Он ожидал, что ощущение иглы отправит его по спирали, точно так же, как он пришел к этому раньше с Есаном. Но присутствие Сонхва заполнило маленькое тесное пространство за ширмой и окутало его необъяснимым комфортом. Какое-то время они сидели молча. Хонджун ожидал, что он встанет и уйдет, как только закончит, но он, казалось, не планировал этого делать, просто откинувшись на спинку сиденья и наблюдая, как кровь течет по трубке в пакет. Хонджуну стало интересно, нужен ли ему самоконтроль, чтобы делать это. — Ты все еще хорошо себя чувствуешь? Голос Сонхва нарушил уютную тишину, в которой они находились некоторое время. Хонджун просто кивнул, странно смущаясь в присутствии красивого мужчины — или, скорее, вампира. — Тогда я рад. Хотя моя совесть подсказывает мне, что мне действительно следовало отправить тебя домой. Хонджун медленно моргнул. — Почему же ты тогда этого не сделал? — Он на мгновение заколебался. — Тебе это показалось очень важным. — Это действительно так. — Неужели он все-таки мог читать мысли? Хотя он знал, что слухи о вампирах, обладающих подобными особыми способностями, были всего лишь слухами. — Я просто… я кое-кому этим обязан. Лицо Сонхва дрогнуло при этих словах, и Хонджун испугался, что сказал что-то не то. Он наклонился вперед, ближе к Хонджуну, с серьезным выражением. — Хонджун, мне жаль, если кто-то из моего вида заставил тебя почувствовать, что ты должен нам кровь, просто потому, что в данный момент ее не хватает. Если кто-то заставил тебя сделать это, пожалуйста, дай мне знать, кто это был, и я все решу. Глаза Хонджуна расширились, и он поднял руки, чтобы отмахнуться, но был остановлен трубкой у него в руке. — Нет… — с трудом выдавил он. — Нет, все совсем не так. Клянусь, никто на меня не давил. Это был мой собственный выбор. Взгляд Сонхва оставался суровым. — Ты уверен? Как Хонджун мог облечь свои рассуждения в слова, понятные ему? Причина, по которой он был здесь, причина, по которой он не мог уйти до того, как сделает это? — На самом деле, я в долгу перед самим собой, — вот и все, что он смог сказать. Сонхва, казалось, обдумывал это, но кивнул. — Тогда спасибо тебе за то, что ты это делаешь. Какой бы ни была причина. Хонджун не знал, что ответить, пораженный искренней признательностью, которая сквозила в словах Сонхва. Это еще раз сказало ему, что это было правильно. Особенно если существовала очевидная нехватка, о которой он даже не знал, но на самом деле не был удивлен. Насколько он знал, люди редко проявляли достаточно заботы о вампирах, чтобы сдавать им кровь. — Итак, хм… ты часто этим занимаешься? , — сменил он тему. — Берешь кровь? Разве обычно это не работа медсестер? — Это вызвало у Сонхва тихий смешок, за который он заплатил бы реальные деньги, чтобы услышать его снова. Например, даже всю свою зарплату. — Вся эта история с доктором на самом деле больше похожа на внутреннюю шутку между моими сотрудниками и мной — особенно Есаном. Ему нравится раздражать меня этим. — Так ты на самом деле не врач? — Сонхва встал со стула, чтобы осмотреть пакет с кровью. Он был высоким. Красивый, бессмертный, добрый, высокий. Хонджун был обречен. — Технически так и есть. Но не медицинский. Просто у меня большой медицинский опыт, отсюда и моя должность. Я работаю здесь в основном координатором. Но Есан до сих пор ставит «Доктор» обратно на мой бейджик с именем каждый раз, когда я пытаюсь избавиться от него. Вопрос вертелся на языке у Хонджуна, что же это за доктор Сонхва, если не медицинский, но у него не было возможности спросить, так как он, очевидно, счел пакет достаточно полным, снова садясь и вынимая иглу из его руки. — Мы закончили, — сказал Сонхва. — Как ты себя чувствуешь? Хонджун мог только смотреть на место на своей вене, к которому теперь добавился новый прокол, который, к счастью, вскоре был прикрыт белым кусочком ваты, который Сонхва прижал к нему. Его пальцы были длинными, изящными и такими же великолепными, как и все остальное в нем, и они оставляли покалывание везде, где касались кожи Хонджуна. — Я чувствую себя великолепно. — И это не было ложью. Он был в приподнятом настроении. Как будто он плыл, и он знал, что это было не только из-за потери крови. Когда Сонхва счел, что он достаточно стабилен, чтобы уйти, он лично проводил его до двери. Хонджун не мог отделаться от мысли, что он, должно быть, выглядел очень плохо, если доктор все еще чувствовал необходимость сопровождать его. Они прошли мимо деловитого Есана, который пожелал ему счастливого пути домой и снова одарил его клыкастой улыбкой — и на этот раз Хонджун не вздрогнул, увидев это. У двери Сонхва еще раз поблагодарил его за пожертвование — и на мгновение на его лице снова появилось это выражение. Этот взгляд, полный замешательства, почти узнавания. Он был уверен, что на этот раз ему это не почудилось. Но прежде чем он успел спросить об этом, Сонхва вежливо кивнул ему и в последний раз попрощался, прежде чем быстро повернуться к нему спиной, его лабораторный халат развевался, когда он возвращался в клинику. Когда Хонджун открыл дверь в свою квартиру, он даже не удивился, увидев, что свет уже включен. — С возвращением, хен! — визгливый голос приветствовал его еще до того, как он смог полностью войти внутрь и закрыть за собой дверь. Хонджун вздохнул. — Уен, что ты опять делаешь в моей квартире? Он стоял за кухонным островком Хонджуна, одетый в черные кожаные брюки и рубашку с глубоким вырезом, наливая что-то в стакан перед собой. Хонджун был почти уверен, что на нем даже был макияж. — Эй, ты дал Сану свой запасной ключ! — он пожал плечами и указал на упомянутого мальчика, который в данный момент скорчился на диване в другом конце комнаты, спрятав лицо за книгой и, очевидно, слишком погруженный в свой собственный мир, чтобы даже заметить приход Хонджуна. В этом не было ничего необычного. Сейчас у него не хватило духу нарушить его покой. Хонджун положил на прилавок свои продукты, которые он захватил по дороге домой. — На случай чрезвычайных ситуаций. — Это была чрезвычайная ситуация! Сан чувствовал себя неважно, потому что ему было больно, поэтому я позволил ему покрасить мои волосы в фиолетовый цвет, чтобы подбодрить его. И действительно, волосы Уена были ярко-сиреневыми, отличающимися от черных, которые он видел в последний раз. Хонджун скорее выпрыгнул бы из окна, чем признался бы, что это ему очень подходит. — Почему ты не мог сделать это в своей собственной квартире? Которая была буквально через коридор, когда я видел ее последний раз? — Ну, мы не хотели окрашивать раковину в фиолетовый цвет, — он пожал плечами, как будто это было очевидно. Хонджун позволил молоку, которое он как раз убирал, упасть обратно на стойку и бросился в направлении ванной. — Ты серьезно испачкал мою раковину в фиолетовый цвет? Уен рассмеялся. — Расслабься. Я отмою ее завтра. — Он остановился как вкопанный и снова повернулся к нему. — Сейчас. — Остынь, я ухожу примерно через минуту. Я сделаю это завтра, обещаю. — Хонджун вернулся к столу и продолжил раскладывать продукты. — Куда ты вообще идешь в таком наряде? — спросил он, разглядывая дерзкий наряд. Уен закатил глаза. — Я направляюсь в клуб. — Сейчас буквально 3 часа дня. Среда. Итак это снова тот вампирский клуб, в который ты всегда ходишь? Уен знал, что Хонджун скептически относится к этой привычке. Не то чтобы Хонджун заботился о нем или волновался — это было смешно. Нет, определенно нет. — Нет, но я вернусь к этому в следующие выходные, если ты захочешь присоединиться. — шутливо сказал он. Хонджун не знал, что происходило в этих печально известных клубах, и ему не очень хотелось это выяснять. Как бы Уен ни умолял его, говоря, что он никогда не ходил куда-нибудь веселиться. Что было ложью. Ему было очень весело. — Сегодняшний — это суперэксклюзивный ресторан, который открыт 24/7, — продолжил Уен. — И прямо сейчас, наверное, единственный раз, когда не нужно стоять в очереди около трех часов, так что сегодня я испытываю свою удачу. А ты всегда говоришь, что я ничего не планирую дальновидно. — С этими словами он самодовольно взял стакан, который только что наполнил. Именно тогда Хонджун заметил бутылку водки на стойке. — Уен, — прошипел он. — Ты серьезно пьешь рядом с ним? — он кивнул в сторону Сана, который все еще мирно прятался за своей книгой. — Хен, остынь, мы это уже проходили, — прошептал он. — Это просто напрасно давит на него. Он — — О, не приставай ко мне снова со всем этим. «Он хрупкий», — ответил Уен тем же приглушенным тоном. — Он идет дальше, точно так же, как и ты. Он принимает правильные решения. Ты что, совсем ему не доверяешь? Хонджун открыл рот в знак протеста и снова закрыл его, скрестив руки на груди. — Конечно, знаю. Я… — Тогда перестань нянчиться с ним и ограждать его от всего. Ты не можешь всегда защищать его. — Хонджун нахмурился и посмотрел на Сана, который выглядел крошечным, свернувшись калачиком на диване. — Я могу, по крайней мере, попытаться, — пробормотал он, больше себе, чем Уену, чье лицо заметно смягчилось. Он обошел стол и положил руку на плечо Хонджуна. — Ты знаешь, что я забочусь о нем. Хонджун избегал его взгляда. —Да, — признал он. Уен кивнул и одарил его лучезарной улыбкой. — Санни! — сказал он громче, нараспев, и подошел к Сану, который оторвался от своей книги, выглядя слегка дезориентированным. — А теперь я пойду. Но я вернусь до того, как ты ляжешь спать, хорошо? — Обещаешь? — спросил он мягким тоном. — Обещаю. — Он поцеловал его в лоб, что вызвало улыбку на лице Сана, когда он пожелал ему повеселиться. Честно говоря, Хонджун возненавидел Уена, когда Сан впервые привел его — опасаясь его любви к вечеринкам, его безрассудного поведения, его пристрастия к выпивке, его вопиющего неуважения к самозваной власти Хонджуна над ним. Сан познакомился с ним, когда он вернулся в старшую школу после реабилитации, оба они были старше в своем классе на пару лет, оба пытались получить диплом и догнать своих сверстников, сблизившись из-за отчуждения и детских лет, потерянных из-за того, что слишком долго шли по ложному пути. Хонджун боялся, что Уен утащит Сана за собой. Ему не нужен был нарушитель спокойствия в его жизни. Но прошли годы, а все его опасения все еще не оправдались. Он почти сказал бы, что Уен был хорош для Сана. Он дал ему то, чего не смог Хонджун, как бы тяжело это ни было признать. Сан, которому всегда нужны были люди вокруг, чтобы чувствовать себя в безопасности, чья бессонница мешала ему заснуть самостоятельно, а когда он засыпал, ему снились ужасные кошмары. С другой стороны, Хонджун, чья паранойя не позволяла ему хорошо выспаться ночью, когда в комнате был кто-то еще. Который отчаянно нуждался в возможности отстраниться от всех, чтобы его тревога утихла. Для Сана и Уена было вполне естественно переехать в собственную квартиру, предоставив Хонджуну пространство, в котором он нуждался, и им самим место, где они могли быть вместе. Что бы на самом деле ни значило «вместе». Они никогда не навешивали ярлык на то, что у них было. Но когда он смотрел на них вот так, было ясно, что они были довольны, чем бы это ни было. И что самое важное для Хонджуна, Уен всегда выполнял свои обещания. Всегда был рядом, чтобы помочь Сану заснуть. После того, как он ушел, Хонджун подошел к Сану, который все еще читал свою потрепанную версию «Унесенные ветром» — Хонджун потерял счет тому, сколько раз он видел его читающим эту книгу. В другой руке он прижимал к распухшей щеке пакет со льдом. — Привет, Санни, — объявил он о своем присутствии, чтобы не напугать его, и взъерошил ему волосы. Сан поднял глаза и закрыл свою книгу, отложив ее в сторону. — О, хен, ты вернулся! От улыбки Сана на его щеке появилась ямочка с той стороны, которая не была прикрыта пакетом со льдом. — Извини, я сегодня был немного… не в себе. Хонджун просто ободряюще улыбнулся ему. У Сана было много таких дней. Иногда он отключался на несколько часов. Врачи сказали, что, возможно, это был способ его мозга справиться со всем, что произошло. Но он казался умиротворенным, когда это случалось, поэтому Хонджун старался не выводить его из этого состояния. Он сел рядом с ним на диван. — Как это было? — спросил Сан. — Неужели ты… ты это сделал? — неуверенно спросил он. Хонджун кивнул и одарил его улыбкой. —Да. Наконец-то я это сделал. — При этих словах ямочка на щеках Сана стала еще глубже. — Я так горжусь тобой. Наконец-то ты можешь вычеркнуть это из своего списка. Как все прошло? Хонджун решил не упоминать о почти панической атаке, чтобы не волновать Сана понапрасну. — Все прошло отлично. Доктор был очень… милым. Все были на самом деле. Хонджун надеялся, что не покраснел, вспоминая очаровательного мужчину, который взял у него кровь. — Тебе не следует так удивляться. Уен всегда говорит, что они лучше, чем мы думаем. Может, тебе действительно стоит присоединиться к нему, когда он в следующий раз пойдет в клуб. — Сан немного передвинул пакет со льдом и вздрогнул от этого движения. Хонджун немедленно вскочил. — Ты в порядке? Сильно болит? — Он нахмурился. — Я в порядке. Становится лучше. Уен позаботился обо мне, приготовил мне мягкой еды. Я просто хотел бы принять обезболивающее. — Эти слова были подобны маленькому кинжалу в груди Хонджуна. Он знал, что все не так уж плохо — Сану всего пару дней назад удалили зуб мудрости, ничего серьезного. Но, учитывая его историю, ему настоятельно рекомендовали любой ценой держаться подальше от всего, что обладает какими-либо вызывающими привыкание свойствами. И это, к сожалению, включало обезболивающее. Хонджун жил по тем же принципам, стараясь быть максимально ответственным, даже если это было просто для того, чтобы подать хороший пример Сану. Так что, хотя он и знал, что это к лучшему, ему все равно было больно видеть, как Сан страдает. — Я знаю. Это ужасно. Хотел бы я вытерпеть это за тебя. — Ты не всегда должен все делать за меня. — Я знаю, — Вздохнул Хонджун. Он все еще хотел бы этого. Сан посмотрел на него снизу вверх. — О, Хен, кстати, тебе недавно звонили по домашнему телефону. Уен ответил, так что я не знаю, кто это был, но, может быть, ты захочешь перезвонить. Хонджун нахмурился, пытаясь вспомнить, кому он дал этот номер.Когда он нажал кнопку, чтобы перезвонить, телефон прозвенел всего один раз, прежде чем женский голос поприветствовал его, назвав название банка крови, в котором Хонджун был ранее. — Говорит Ким Хонджун, — сказал он. — Был пропущенный звонок для меня? Все в порядке? Я забыл что-нибудь подписать? — О нет, мистер Ким, все в порядке! Доктор Пак просто лично хотел убедиться, что вы благополучно добрались домой. Хонджун на секунду остолбенел. Доктор Пак? Сонхва позвонил, чтобы убедиться, что с ним все в порядке? Должно быть, Хонджун выглядел очень плохо, покидая клинику, раз доктор забеспокоился настолько, что попросил администратора проверить его. — Мистер Ким? — спросила она через мгновение. — О, извините! — с трудом выдавил он из себя. — Да. Я благополучно добрался домой. — Приятно это слышать. Доктор Пак шлет вам своё приветствие. Хонджун еще долго смотрел на телефон в своей руке после того, как повесил трубку. Когда он ложился спать той ночью, он не мог не задаться вопросом, кому достанется его кровь. Про себя он надеялся, что это будет Сонхва.