Игра в имитацию

— А в детстве я каждое лето проводил на ранчо в Техасе. Дедушка тогда занимался разведением лошадей, так что сидеть в седле я научился раньше, чем ходить… — с живым энтузиазмом вещает Тайлер, то и дело бросая на неё заискивающее взгляды, полные надежды. — Но после великой рецессии его бизнес загнулся, и ранчо пришлось продать. Уэнсдэй слушает его рассказ вполуха, мысленно прикидывая, каким образом завязать беседу о прошлогоднем исчезновении. Они сидят в стареньком Бьюике Лесейбр, припаркованном напротив кинотеатра — ради желания докопаться до истины ей пришлось вытерпеть двухчасовой сеанс низкосортного бестолкового хоррора. И ровно четыре попытки Галпина взять её за руку — впрочем, ни одна из них не увенчалась даже минимальным успехом. — Расскажешь о себе? — его негромкий шепот раздаётся почти над ухом, и Аддамс поспешно отодвигается поближе к боковой двери. — Что тебе рассказать? — бесстрастно спрашивает она, уставившись прямо перед собой пристальным немигающим взглядом. — Что угодно… — она не смотрит на него, но судя по интонации, Тайлер улыбается. — Чем занимаются твои родители? Кем хотела стать в детстве? Почему именно Гарвард? — У отца сеть ритуальных агентств по всей стране. Мать — домохозяйка, — Уэнсдэй выбирает из множества вопросов наиболее безобидный, не желая затрагивать излишне личные темы. Откровенничать с людьми не в её правилах. Даже для пользы дела. — Это очень круто, — простодушно усмехается Галпин. — А я свою мать практически не помню. Она умерла, когда мне было шесть. Oh merda. Аддамс едва подавляет желание закатить глаза или отпустить саркастичную колкость — даже в самых худших ночных кошмарах она не могла представить, что будет вести душещипательные беседы с человеком, на котором решительно поставила крест пару месяцев назад. Всё происходящее слишком напоминает свидание. Отвратительно. Впрочем, чего ради заниматься самообманом? Это и есть свидание — они вместе сходили в кино, Тайлер купил ей большой стакан солёного попкорна, а теперь несёт ужасающе скучную чушь в надежде на продолжение вечера. Превосходно. Она благополучно пробила дно. — Хочешь, я покажу тебе своё любимое место в городе? — спрашивает Галпин с таким самодовольным видом, будто где-то окрестностях Бостонской агломерации запрятана как минимум Атлантида. — Хочешь трахнуть меня на заднем сиденье вдали от посторонних глаз? — ядовито осведомляется Аддамс, наградив его коронным надменным взглядом. — Зачем ты так, Уэнсдэй? — он выглядит смущённым, а на щеках медленно расцветают яркие пунцовые пятна. — Не надо обесценивать мои чувства. Oh merda. Вот и кульминация этого гадостного вечера — он заговорил о каких-то там чувствах. Глупо было надеяться на иной исход — тот пошлый букет из пятнадцати алых роз явно был первым тревожным звоночком. Нет, к черту это всё. Напрасно она согласилась на якобы дружескую встречу. Никакое расследование не стоит того, чтобы ввязываться в столь сомнительную авантюру. — Мне пора в общежитие, — заявляет Аддамс безапелляционным тоном и уже начинает открывать дверь ржавого Бьюика, но широкая ладонь Галпина ловко перехватывает её руку повыше локтя. — Подожди, Уэнсдэй… Она резко оборачивается, угрожающе сверкнув угольными глазами — Тайлер мучительно краснеет до самых кончиков ушей и мгновенно разжимает пальцы. Но всё же решается продолжить фразу. — Давай я отвезу тебя, — предлагает он. — Небезопасно одной бродить по кампусу, когда там пропадают люди. Замечательно. Он сам завязал нужный разговор. Уэнсдэй наигранно сомневается с минуту, а потом захлопывает приоткрытую дверь автомобиля и откидывается на спинку сиденья. Галпин снова бестолково улыбается. Как предсказуемо. Почему все люди такие примитивные? — Правда думаешь, что это не случайность? — как бы между прочим интересуется она, пристально глядя на него исподлобья. Приходится пару раз моргнуть, чтобы придать своему лицу менее равнодушное выражение. — Конечно, не случайность, — Тайлер поворачивает ключ в зажигании, и многострадальный мотор ветерана американского автопрома заводится с таким звуком, будто встряхнули ведро с болтами. Похоже, у старого Бьюика серьёзные проблемы с фазовращателем. Галпин тяжело вздыхает и задним ходом выезжает с парковки. — В прошлом году была точно такая же история. Девчонка ушла с вечеринки, а в общежитие не вернулась. Весь Гарвард на ушах стоял, а что толку… Отец с коллегами целыми сутками бродили по лесам, но ничего не нашли. — Как её звали? — требовательно спрашивает Аддамс, усевшись вполоборота и не сводя с собеседника хирургически пристального взгляда. — Клеменс вроде бы… — он задумчиво хмурит брови, крепко сжимая руль обеими руками. — А фамилия? — Мартен или что-то такое. Не помню точно. В общем, что-то французское, — Тайлер выдерживает продолжительную паузу, словно обдумывая особенно важную мысль. Уэнсдэй нетерпеливо ёрзает на сиденье, испытывая странный азарт от возможности приблизиться к разгадке тайны. Дело об исчезновении соседки по общежитию больше не кажется ей заурядным — похоже, в кампусе действительно орудует серийный маньяк. Будет даже жаль, если Дивина неожиданно объявится, и догадки не подтвердятся. — Уэнсдэй… Ты ведь поехала со мной не потому, что я тебе нравлюсь, да? — его внезапная прямолинейность на секунду выбивает её из колеи. Ровно на одну секунду, после чего Аддамс равнодушно пожимает плечами и отворачивается к окну. — Я никогда и не говорила, что ты мне нравишься, — отзывается она, разглядывая собственные ногти с чёрным маникюром. — Тогда зачем ты со мной спала? — похоже, Галпин действительно решил устроить выяснение отношений, которые существуют исключительно в его голове. Она не считает нужным отвечать на очередной бессмысленный вопрос — молча одёргивает простое чёрное платье в мелкий белый горошек, уставившись в боковое окно бесстрастным немигающим взглядом. Ничего необычного. Подобные диалоги в её жизни случались и раньше. Люди скучны и слишком предсказуемы, чего ещё можно от них ожидать? — Если ты хотела выяснить подробности расследования, могла бы просто спросить, — бурчит Тайлер с явной обидой. — Только ума не приложу, зачем тебе это? — Пропала моя подруга. Я волнуюсь, — наспех придуманная ложь звучит не слишком убедительно, но Галпин сочувствующе вздыхает. Заметив его реакцию, Аддамс решает попробовать развить импровизированную легенду. — Мы живём в одном общежитии и были вместе на той вечеринке. А теперь я испытываю… чувство вины. — Не знал, что ты умеешь, — беззлобно фыркает он, сворачивая на шоссе, ведущее к кампусу университета. — Но… Если это правда так важно для тебя, я могу попросить отца начать расследование в обход правил. — Такое же успешное, как в прошлом году? — Уэнсдэй не может удержаться, чтобы не закатить глаза. — Я смотрю, ты невысокого мнения о полиции. — Статистика раскрываемости преступлений говорит сама за себя. — Статистика раскрываемости? — непонимающе переспрашивает Галпин, смерив её немало удивлённым взглядом. — Черт, и почему ты не поступила на криминалиста? Уэнсдэй не отвечает, обдумывая внезапно открывшиеся перспективы — похоже, Тайлер и впрямь готов сделать всё, что она захочет. Просто поразительно, насколько легко манипулировать людьми, используя пресловутые чувства — и ей несказанно повезло, что собственный эмоциональный диапазон оставляет желать лучшего. Галпин плавно нажимает на педаль тормоза, и видавший виды Бьюик останавливается напротив общежития с увитой гирляндами надписью ZETA. Она не торопится покидать салон — выдерживает продолжительную паузу, боковым зрением наблюдая за его действиями. Тайлер глушит двигатель и садится вполоборота, уперевшись одной рукой в руль. На его щеках всё ещё горит яркий пунцовый румянец, но пристальный взгляд ореховых глаз становится странно сосредоточенным и… выжидательным? Ах да, в его банальной картине мира после свидания ведь полагается прощальный поцелуй. Какая наивность. В последний раз она целовалась лет в шестнадцать — и абсолютно не намерена изменять железобетонным принципам. — Можешь достать для меня материалы прошлогоднего дела? — напрямую спрашивает Уэнсдэй, не утруждая себя длительными вступлениями. — Для тебя? Черт, да зачем? — очередной поток бесполезных вопросов вызывает неуклонно нарастающее раздражение. Галпин растерянно хлопает глазами, а мгновением позже отрицательно качает головой. — Уэнсдэй, кража официальных документов — это ведь преступление. Даже если бы я мог такое провернуть, то не стал бы. Да и вообще… Не надо тебе в это ввязываться, это может быть опасно. — Трусость — тоже преступление, — холодно парирует она и тянется к ручке на боковой двери. — Не могу сказать, что хорошо провела время. Тайлер что-то говорит ей вслед, но Уэнсдэй уже не слушает — быстро покидает машину и решительно направляется к дверям общежития. Похоже, в манипуляциях она всё-таки не сильна. Весьма неприятное осознание. За спиной раздаётся оглушительный рев мотора, и Аддамс машинально оборачивается через плечо, провожая задумчивым взглядом старый Бьюик. Интуиция подсказывает, что Тайлер знает гораздо больше, чем говорит — но она привыкла доверять не эфемерному шестому чувству, а неопровержимым фактам, которых не имеется. По крайней мере, пока. Энид, уже облачённая в вызывающе короткую комбинацию, коротает время за просмотром очередной мыльной оперы. Впрочем, это даже плюс — по крайней мере, соседка полностью увлечена низкосортным сюжетом и не пристаёт с неуместными расспросами. Только тяжело вздыхает и отрицательно качает головой в ответ на вопрос Уэнсдэй, не объявилась ли исчезнувшая студентка. Наспех приняв душ и сменив платье на пижаму, Аддамс забирается в постель и включает настольную лампу на прикроватной тумбочке. Достав из верхнего ящика новый блокнот в твёрдом переплете и чёрную гелевую ручку, она погружается в напряжённые размышления. Шестерёнки в голове начинают стремительно вращаться, прикидывая примерный план расследования — пожалуй, для начала стоит осмотреть место преступления. Дом, где проходила вечеринка, и весь путь до кампуса университета. Сосредоточенно нахмурив брови, Уэнсдэй делает несколько соответствующих пометок на первой странице блокнота. На самом деле, ей вовсе не требуется записывать нехитрый план, но визуализация процесса способствует концентрации. Кажется, именно так утверждал доморощенный психолог, посещать которого её обязал суд после третьего исключения из школы. Впрочем, всё сказанное мистером Дэниэльсом — или как там его звали — стоит делить надвое и умножать на ноль. Особенно, если учесть тот факт, что уже после четвёртого сеанса он взял отпуск за свой счёт и отправился на Мальдивы залечивать пострадавшую нервную систему. Вторым пунктом в намеченном плане становится допрос свидетелей — всех, с кем общалась Дивина Флоренс за несколько дней до своего исчезновения. Неплохо бы отыскать и родственников, но это будет гораздо сложнее. И в обязательном порядке стоит проверить её личное дело — очередная задачка со звёздочкой. Вряд ли в архиве Гарварда пойдут навстречу и услужливо предоставят настолько конфиденциальную информацию. Придётся прибегнуть к старому доброму способу, которому её научил дядя Фестер в далёком детстве — взлом с проникновением всегда действует безотказно. Покончив с первой теоретической частью расследования, Аддамс убирает блокнот в ящик прикроватной тумбы и сверяется с завтрашним расписанием занятий. Вместо второй пары у неё окно — полутора часов будет вполне достаточно, чтобы добраться до предполагаемого места преступления и повторить маршрут, которым шла Дивина тем злополучным вечером. Предвкушение нового занимательного дела будоражит кровь, вызывая приятное чувство сродни физическому возбуждению. Но невольная ассоциация мгновенно вызывает поток непрошеных воспоминаний — как ни крути, а ночь вечеринки была неплохой. Даже очень. Даже немного жаль, что парень со странным именем оказался преподавателем. Oh merda, какого черта она думает о мимолётной интрижке вместо того, чтобы сосредоточиться на расследовании? Но чувственные воспоминания оказывается неожиданно полезными — в памяти Уэнсдэй внезапно всплывает фраза, брошенная Торпом как бы невзначай. Этот дом принадлежит моему хорошему другу. Она резко садится в постели. — Энид! — Что? — блондинка нехотя ставит мыльную оперу на паузу и поворачивает голову в сторону монохромной половины комнаты. — Кто был организатором той вечеринки? — Хм… — на лице Синклер появляется несвойственное ей задумчивое выражение. Она сводит брови на переносице и выдерживает томительную паузу. — Если честно, понятия не имею. Йоко пригласили туда её знакомые, а она позвала меня… Ну то есть, нас. А что? — Ничего, забудь, — Аддамс вновь откидывается на подушку, уставившись пристальным немигающим взглядом в черноту потолка и обдумывая странное стечение обстоятельств. Какого черта преподаватель Гарварда делал на студенческой вечеринке? И какого черта алкогольная вакханалия проходила в доме его так называемого хорошего друга, которого никто толком и не знает? Выглядит довольно подозрительно. Удивительно, что она не задумалась об этом сразу. Пожалуй, из архива стоит позаимствовать ещё одно личное дело. Погрузившись в водоворот напряжённых размышлений, Уэнсдэй машинально начинает моргать чаще обычного — и очень скоро сознанием овладевает сонное состояние. Завтрашний день обещает быть трудным — поспать однозначно не помешает. Ранний подъем в безбожные семь тридцать утра ожидаемо приносит отвратительное настроение и неуемное желание совершить пару-тройку жестоких убийств по дороге на лекцию по герменевтике. И это желание только усиливается, когда на подходе к нужному зданию к ней подскакивает омерзительно жизнерадостная девчонка в голубой бейсболке. — Подпишите петицию против ослабления природоохранного законодательства в штате Массачусетс! — тараторит она раздражающе громко, размахивая перед лицом Уэнсдэй внушительной кипой бумаг. — Необходимо ввести мораторий на текущий экологический надзор, потому что… — Проваливай, — Аддамс холодно обрывает невыносимо эмоциональную тираду. — Не останемся равнодушными в борьбе с… — У тебя слух атрофировался? — она едва подавляет желание отнять у скудоумной идиотки увесистый талмуд и настучать им по её пустой черепной коробке. От неминуемой расправы ту спасает лишь тот факт, что до лекции по герменевтике остаётся всего три минуты. — Извините, — девица сконфуженно морщит нос и поспешно ретируется, завидев за спиной Уэнсдэй следующую жертву непримиримой борьбы за экологическую обстановку. Oh merda, почему вокруг одни кретины? Очередное неоспоримое доказательство патологического несовершенства американской образовательной системы. Лекция по герменевтике почти так же скучна, как история искусств — темнокожая преподавательница во фривольно обтягивающем красном платье монотонно зачитывает информацию из учебника, не утруждая себя дополнительными пояснениями. Большинство студентов вяло зевают и тихо перешептываются, обсуждая самые разнообразные темы, максимально далёкие от науки о принципах интерпретации текста. Аддамс нетерпеливо барабанит пальцами по столешнице — время тянется ужасающе медленно, а ей жутко не терпится поскорее приступить к новому расследованию. Спустя бесконечные полтора часа звонкая трель наконец извещает о завершении нудной лекции. Судя по всему, профессор Барклай ждала этого момента едва ли не больше сонных студентов — она поспешно захлопывает потрёпанный учебник и откидывается на спинку стула, уткнувшись в экран телефона. Похоже, преподавателей в престижный Гарвард набирают по объявлению в захудалой местной газетёнке. Торп трахает студенток в свободное от работы время, Барклай даже не пытается демонстрировать заинтересованность в собственном предмете. Относительно адекватным пока выглядит только тихий профессор Ласлоу, который ведёт лекции по семиотике — если не брать во внимание его явные проблемы с дикцией. Убрав в рюкзак тетради и письменные принадлежности, Аддамс быстро покидает аудиторию, мысленно прикидывая, каким образом можно установить личность таинственного хозяина дома. Просто приехать по нужному адресу и постучать в дверь будет максимально глупо — если так называемый хороший друг Торпа и впрямь причастен к исчезновению Дивины, он мгновенно заподозрит неладное. И уж точно не назовёт своё имя. Нужно придумать более надёжный способ. Полностью погрузившись в собственные мысли, Уэнсдэй выходит на улицу и усаживается на первую попавшуюся лавочку. — Подпишите петицию против ослабления природоохранного законодательства в штате Массачусетс! — неугомонная экофанатичка снова тут как тут. Похоже, помимо очевидного скудоумия, девица в бейсболке страдает последней стадией Альцгеймера. Аддамс одаривает её самым уничижительным взглядом из всех возможных и уже намеревается отпустить особенно ядовитую колкость, но мгновенно осекается. А вот и решение проблемы. — Дай мне это, — Уэнсдэй решительно вырывает из рук несносной активистки папку с петициями и, немного поразмыслив, сдёргивает с её головы идиотскую голубую кепку с эмблемой какого-то природоохранного сообщества. — Но… — светловолосая девушка в нелепых квадратных очках непонимающе округляет глаза. — Позже верну, — безапелляционным тоном отрезает Аддамс и поднимается со скамейки. Назойливость ненормальных защитников экологии может быть как нельзя кстати — если она постучится в нужный дом с предложением подписать бесполезную петицию, таинственный хозяин ничего не заподозрит. Вдобавок она сможет узнать его имя. Нужно только убедить его поставить подпись в конце внушительного талмуда. Добравшись до нужного адреса, Уэнсдэй паркует машину на значительном расстоянии от дома — вряд ли защитники природы ездят на Мазерати. Лучше минимизировать подозрительные факторы. Идиотская голубая бейсболка категорически не вяжется с её строгим образом, состоящим из свитера в чёрно-белую полоску, кожаных шортов и высоких ботфортов, но переодеваться абсолютно не было времени. Наплевать. Отбросив за спину смоляной водопад распущенных волос, она осматривается по сторонам, чтобы убедиться в отсутствии ненужных свидетелей, и уверенно направляется к огромному двухэтажному дому. Перед тем, как постучать в деревянную дверь, Аддамс несколько раз повторяет про себя речь скудоумной экоактивистки — а потом заносит руку над круглой кнопкой звонка. Но дверь никто не открывает — ни после первого нажатия, ни после пятого. Проклятье. Боковым зрением она замечает кипу газет, выпавших из почтового ящика. Самая поздняя из них датирована вчерашним числом. Похоже, хозяева не навещали своё жилище как минимум сутки. Странно, чертовски странно. Цепкий немигающий взгляд угольных глаз осматривает окружающую обстановку с хирургической скрупулезностью, подмечая множество незначительных деталей — все жалюзи на окнах опущены, газон возле подъездной дорожки не стрижен минимум неделю и повсюду валяются красные пластиковые стаканчики с вечеринки. Дом выглядит абсолютно нежилым — и это неизбежно вызывает подозрения. Аддамс уже всерьёз подумывает прибегнуть к своему излюбленному способу — взлому с проникновением, но на пустой улице внезапно возникает движение. Из-за ближайшего поворота выезжает огромный Шевроле Тахо белого цвета. Нечего и думать, чтобы успеть незаметно добраться до своей машины. Уэнсдэй поспешно спускается с высокого крыльца и обходит дом, спрятавшись за стеной с восточной стороны. Торопливо засунув в рюкзак папку с петициями и нелепую бейсболку, она достаёт из косметички металлическую пилку с острым концом — с виду дверной замок выглядит максимально простым. Пилочки должно быть достаточно, чтобы его взломать. Приближающийся шум мотора неожиданно затихает. Невольно затаив дыхание, Аддамс вжимается спиной в стену и осторожно выглядывает из-за угла. Белый Шевроле стоит на подъездной дорожке совсем рядом — дверь машины негромко хлопает, и на улицу выходит не кто иной, как профессор Торп. Более того — он озирается по сторонам с явным напряжением, совсем как она сама несколькими минутами ранее, а потом быстрым шагом направляется к двухэтажному дому. До чуткого слуха Уэнсдэй доносится скрежет ключа в замочной скважине, а затем — тихий звук захлопнувшейся двери. Аддамс неподвижно замирает на месте. Отрицать очевидное невозможно — чертов профессор и впрямь ведёт себя странно. Oh merda, неужели он действительно причастен к исчезновению Дивины и той другой девушки? Никаких веских доказательств нет — но эта версия определённо заслуживает пристального внимания. Ей точно понадобится позаимствовать ещё одно личное дело. Стараясь двигаться как можно тише, Уэнсдэй медленно подходит к окну и приподнимается на цыпочки, чтобы заглянуть внутрь дома — но низко опущенные жалюзи не позволяют этого сделать. Вдобавок до начала следующего занятия остаётся меньше сорока минут, а она ещё не успела повторить пеший маршрут пропавшей студентки. Решив отложить взлом с проникновением до лучших времён, Аддамс возвращает пилку в рюкзак и почти бегом покидает территорию странного дома. Самая короткая дорога отсюда до университетского кампуса пролегает через парк — но нельзя исключать вероятность, что Дивина шла иным маршрутом. Решив, что нужно начать с наиболее вероятного пути, Уэнсдэй за двадцать минут доходит до Гарварда и обратно. Но на первый взгляд, ничего подозрительного не обнаруживается. Впрочем, расследования в реальной жизни мало похожи на избитые сюжеты детективных сериалов, когда копы находят кучу важных улик в первый же день. Когда она возвращается к своей машине, белого Шевроле на подъездной дорожке уже нет. Похоже, Торп приезжал сюда по делу — но по какому? Очередной вопрос без ответа. Остаток дня тянется катастрофически медленно. Сидя на заднем ряду, Аддамс вполуха слушает лекцию профессора Торнхилл о классической английской литературе — но мысли витают далеко. Чтобы проникнуть в архив и выкрасть оттуда личные дела, придётся дождаться позднего вечера. На выходе из аудитории с ней вновь пытается заговорить Тайлер — зовёт по имени, безуспешно пытается нагнать её в толпе других студентов, но Уэнсдэй одним ледяным взглядом категорически пресекает заведомо бесполезный диалог. Разочарованный Галпин тяжело вздыхает, но не решается продолжать бесплодные попытки — тем лучше. Возвращаться в общежитие не хочется, поэтому она долго сидит в местном кафетерии, пролистывая учебник по семиотике без особого энтузиазма. И лишь когда на кампус опускаются мягкие осенние сумерки, Аддамс решает приступить ко второй части намеченного плана. Здание университетского архива стоит в отдалении от всех прочих — одноэтажный каменный исполин местами зарос зелёным плющом. Свет в окнах не горит, за исключением одного-единственного. Разумеется, тут есть охрана — иного она и не ожидала. Придётся запастись терпением. Остановившись в тени аккуратно подстриженных деревьев, Уэнсдэй скрещивает руки на груди, напряжённо обдумывая подходящий план действий. Но долго ждать не приходится. Охранник в форменной тёмной рубашке выходит на крыльцо уже спустя минут пятнадцать — покопавшись в карманах просторных брюк, он достаёт пачку сигарет и закуривает. Сейчас или никогда. Аддамс несколько раз моргает, чтобы придать своему лицу менее бесстрастное выражение — а потом оставляет чёрный кожаный рюкзак под ближайшим кустом и выходит из тени. — Сэр, помогите мне, прошу вас… — ей приходится приложить немало усилий, чтобы голос прозвучал встревоженно. Благо, сгущающаяся темнота пасмурного вечера скрывает её лицо. Она наигранно всхлипывает и делает вид, что утирает слёзы тыльной стороной ладони. — Мой рюкзак… Какой-то парень подбежал и отнял его. — Да? — охранник, явно не обременённый лишним интеллектом, глубоко затягивается сигаретой и задумчиво почёсывает бритый затылок свободной рукой. — Да! — с фальшивым драматизмом восклицает Уэнсдэй, неопределённо махнув в сторону деревьев. — Он побежал туда. Пожалуйста, помогите… Там все мои документы, телефон и ключи от дома. Я теперь даже не смогу попасть в свою комнату… Она снова всхлипывает с артистизмом, достойным премии Оскар. Охранник с минуту колеблется, оглядываясь за спину — похоже, свод инструкций запрещает ему покидать рабочее место. Но потом идиотская патриархальная склонность к рыцарству побеждает. Он отбрасывает на землю недокуренную сигарету, затаптывает её носком ботинка и подходит ближе. — Куда он побежал, мисс? — Туда! — Аддамс снова тычет пальцем в вымощенную камнем дорожку между аккуратными рядами деревьев. — Прошу вас, скорее… — Не волнуйтесь, мисс, — скудоумный амбал ободряюще улыбается и поправляет увесистую дубинку, закреплённую на поясе. — Я его мигом догоню. Как ваше имя? — Кэтрин, — она часто-часто моргает, словно пытаясь сдержать рвущиеся наружу слёзы. — Не волнуйтесь, Кэтрин, — повторяет охранник и с поразительной для своей плотной комплекции скоростью срывается с места. Когда его широкая спина скрывается из виду, Уэнсдэй достаёт из кармана заранее подготовленную пилку и решительно направляется к зданию архива. Ей приходится вскрыть несколько дверей, прежде чем обнаружить нужное помещение — ровные ряды маленьких ящиков с буквами в алфавитном порядке тянутся вдоль стен. По левую руку от картотеки возвышается несколько шкафов, посередине кабинета стоит массивный деревянный стол, заваленный какими-то разноцветными папками. В воздухе отчётливо витает запах пыли и старых бумаг. Включив фонарик на телефоне, Аддамс обводит пристальным взглядом ряды ячеек в поисках нужной буквы. Флоренс, Мартен и Торп. Решив начать с последнего пункта, она подходит к ящику под буквой «Т» и отточенным движением скрывает хлипкий замок. Таддли, Тадман, Талботт… Бледные пальцы с чёрным маникюром проворно перебирают папки в поисках нужной. Позади тихо хлопает дверь. Уэнсдэй резко оборачивается — и тусклый свет фонарика на телефоне вырывает из окружающей темноты знакомый высокий силуэт. Oh merda. — Что вы здесь делаете, мисс Аддамс?