Спи, моя птаха, спи, солнце ушло за скалы.
В мире моей любви пахнут так пряно травы.
По мере того, как Каролина боролась с закрывающимися глазами, комната всё больше и больше погружалась во тьму. Гореть остались только парочка набольших фонариков на деревьях, служащие ночниками. Листья еле слышно шелестели, вторя мелодичному пению Рейны.Спи, не видать огня, боли, печалей, страха, Там, где люблю тебя. Спи, засыпай же, птаха…
Когда Рейна закончила петь, Каролина уже еле слышно сопела. Рейна улыбнулась, поцеловав её в висок. В комнате наконец-то воцарился прежний покой. Только вот Бруно всё ещё не было. Рейна обеспокоенно вздохнула, перебирая волосы дочери между пальцами. Пожалуй, она даст ему ещё несколько минут, пока Каролина не заснёт покрепче. Главное было не уснуть самой. Рейна широко зевнула, стирая с уголков глаз слёзы. Только сейчас она почувствовала, как гудели её ноги и болела спина. Всё же какой тяжелый выдался день… Рейна резко вздрогнула, просыпаясь и пытаясь понять, где она вообще находится и почему не слышно привычного шороха песка. Рука, на которой покоилась её голова, протестующе заныла. Рейна недовольно цыкнула. Судя по всему, было утро. Mierda, она всё-таки уснула. И почему Бруно её не разбудил, когда пришёл? Стоп. Он же всегда будил её, когда она засыпала вне их постели, чтобы вместе пойти в спальню. Рейна нахмурилась, вылезла из-под одеяла, стараясь не потревожить Каролину, раскинувшуюся звездой на кровати. Что-то явно не так. Рейна хотела уже пойти к двери, но не смогла оторвать взгляда от дочери. Рейна села обратно на кровать, проводя рукой по влажным волосам Каролины и оставляя поцелуй на таком же влажном лбу. Каролина улыбалась во сне. Ее губы шевелились, а сама она что-то тихонько бормотала. «Вся в отца», — довольно проурчала Рейна про себя, снова целуя дочь в нос. Как бы ни хотелось остаться подольше рядом с Каролиной, вдыхать её запах, зарываться пальцами в мягкие волосы, надо было идти и проверить Бруно. Permítalo Dios её предчувствие будет всего лишь предчувствием. Стук каблуков эхом отскакивал от стен патио Каситы. Судя по всему, все ещё спали. Рейна поежилась от противной тревоги, которая терзала её где-то в районе груди. Рейна заправила за ухо выпавшую из и без того растрёпанной прически прядь волос. Чего она так переживает? Бруно в их в комнате, видно, снова заболела голова после очередного видения и он не захотел их тревожить. Рейна обхватила себя руками за предплечья и глубоко вздохнула. Всё хор… — Тиа! — раздался за её спиной тоненький голосок. Рейна обернулась, и её ноги тут же обхватили маленькие ручки. Она улыбнулась и погладила племянницу по курчавой копне волос. — Доброе утро, Долли, — она опустилась перед Долорес на корточки и тут же удивленно хмыкнула. Лицо её sobrina было каким-то встревоженным. Что так могло её расстроить с самого утра? — Ты чего так рано подскочила? Обычно ты спи… Долорес быстро помахала головой и поманила Рейну рукой. Как только она приблизилась, Долорес оживленно зашептала ей на ухо: «Я хочу тебе кое-что рассказать. Можно?» Рейна снова удивленно хмыкнула и кивнула, прижимая племянницу к себе за талию. Долорес быстро оглядела патио, тихонько пискнула и снова прижалась к уху тётушки, обдавая его горячим дыханием. — Это насчёт тио Бруно и абуэлы. Они… поругались вчера вечером… Очень сильно… Хм! — Я знаю, cariño. Как раз хотела идти к нему, — прошептала Рейна в ответ, не забыв оставить короткий поцелуй на маленьком ушке. Долорес забавно сморщила носик и быстро потерла мочку уха. — Тиа, ты щекочешь, — заканючила она. Рейна хитро улыбнулась, поцеловав её уже в другое ухо. Она слегка сощурила глаза, когда заметила несколько выбившихся ниток из рукава ночной рубашки Долорес. «Нужно будет сшить ей новую, старая совсем износилась. Но для этого нужно снять мерки: рукава плотно сидят, да и скоро я увижу её коленки из-под юбки…» — Тиа! Ты меня слушаешь?! — тонко пропищала Долорес, влажной рукой похлопав Рейну по лицу. Рейна пару раз моргнула и рассеяно кивнула. Долорес забавно подбоченилась, явно не веря ни единому слову. — Ну, ладно, ладно, Долли, извини. Повтори, пожалуйста. — Я говорила, что надеюсь, с тио будет всё хорошо. Неприятные слова. Хм! — Долорес раскачивалась на пятках, приложив палец к носу. Внутри Рейны завозилась пуще прежнего отвратительное чувство тревоги. — Что за неприятные слова, Долли? Долорес ещё раз быстро оглянулась и прижалась к уху Рейны: — Абуэла попросила у тио видение, а он не хотел его делать. Пригрозил, что уйдёт, если она будет его заставлять. А она… — Что она ему сказала? — прошептала Рейна, сдерживая в себе клокочущую ярость и терпкую тревогу. Она судорожно перебирала мысли: «Куда он собрался уходить? Почему не сказал мне ещё вчера?» Руки у Рейны дрожали то ли от злости, то ли от страха. Рейна зажмурила глаза, стараясь успокоиться. Выход есть и из этой ситуации. Да, придётся пособачиться со своей свекровью. Опять. Только нужно узнать, насколько всё серьёзно. Но Долорес молчала, шаркая ножкой по полу. Нельзя злиться, она всего лишь ребёнок. Напуганный ссорой близких людей ребёнок. — Долли? — Она сказала, что если он уйдёт из Каситы, то он умрёт для неё, — прошептала Долорес себе под нос. «Спокойно, Рейна, спокойно. Держи всё в себе для одной старой стервы… Главное, не при ребенке», — словно мантру, прокручивала в голове Рейна. Но Долли продолжила: — А он сказал, что лучше бы умер… Тиа? Как же хочется взвыть. Почему он ей ничего не говорил? Почему не послушал, когда она отговаривала его от видения? Почему он пошёл его делать, если не хотел? Почему он такой невыносимый?! Наверное, лицо Рейны ужасно перекосилось, раз Долорес выглядела ещё больше напуганной. «Лучше бы я умер», — звенели в ушах Рейны эти слова. — Я со всем разберусь, Долорес. Не переживай, — рука по-прежнему дрожала, пока Рейна ласково гладила племянницу по жёстким кудряшкам. Главное, чтобы она поверила её кривой улыбке. — А теперь давай бегом иди к себе переодеваться. А потом можешь сходить и проверить, проснулась ли Каролина? И помочь ей одеться? — Конечно! — Долорес ещё немного покачалась на каблуках, комкая заднюю часть своей ночнушки в мокрых ладонях. Явно хотела что-то сказать. Только бы не ещё одна подробность ссоры Бруно с матерью, иначе Рейна потеряет последнее, что сдерживает её от насилия. Но Долли только крепко обняла её за шею, звонко целуя куда-то около уха. Потерлась щекой о её щеку. — Не переживай, тиа. Я позабочусь о Каролините, пока ты говоришь с тио. Рейна выдохнула, прижимая к себе хрупкое тельце Долорес. В привычном жесте зарылась она в её жёсткие кудри. Легко сказать — поговорить с Бруно. Найти бы ещё слова для этого. Слов искать не пришлось, ведь Бруно за неё решил, как будет лучше. Рейна не замечала всеобщей паники и беготни, глядя на свои дрожащие окровавленные ладони. Она не чувствовала ничего. Совершенно. Как будто что-то важное вырвали из груди, и она больше не может чувствовать. Пусто. Ничего не осталось в её душе. Пустота. Ни одной светлой мысли. Ни одной светлой эмоции. Пустота и молчание. Она стала гадким ничем. Лицо в ладонях, но слез нет. Сейчас уже всё равно. Ледяной ветер дул из окна. Казалось, что воздух залетал в самую душу, свободно гуляя по пустому пространству внутри. Кто-то что-то ей говорил, что-то спрашивал, но Рейна не слышала. Или не хотела слышать. Глухая тоска поселилась внутри, медленно захватывая всё её существо. Она даже не заметила, как кто-то взял её за руку. Разъедающая боль вернула её в сознание, но и то лишь ненадолго. Заставили открыть воспаленные глаза. Это была Джульетта. Видимо, только сейчас заметила глубокие порезы на её ладонях. Смотрела она обеспокоенно то на них, то на неё, но не спрашивала, откуда взялись эти порезы, лишь протирала их от песка и застывшей крови. — Рейна, я знаю, как тебе сейчас нелегко… — втолковывала ей Джульетта, но Рейна качала головой, думая: «Нет, не знаешь». — Всем сейчас нелегко, но мы обязательно найдем его. Вернем живым и невредимым, — продолжала Джульетта. «Ты сама-то веришь в то, что говоришь? — слова клубились внутри Рейны, но ни одно она не произносила. Сил не осталось даже просто на то, чтобы открыть рот. — Дверь потухла, его нет. Что это значит? Такого никогда не было. Он ушёл. Я не успела. Он может быть мёртв». — Подожди тут, я сейчас вернусь, — сказала Джульетта, вставая. Рейна не хотела ждать. Дар Джульетты не сможет заполнить пустоту в груди. Рейна исчерпана. Она встала на трясущиеся ноги. Пока шла к лестнице на второй этаж, она смотрела на свою руку. Длинный, покрасневший порез полз по коже. На другой руке он был явно глубже и с маленьким изумрудным осколком. Совсем крошечным, чтобы его не заметила Джульетта. Совершенно огромным, чтобы нанести последний удар в раненное сердце. Слёзы. Теплая и немного соленая жидкость стекала по щекам. Рейна пыталась вытереть и как-то остановить их, но ничего не получалось, и слёзы вновь собирались в уголках глаз. Всхлипы разносились по комнате, разрушая тишину. Рейна все ещё ничего не чувствовала. Дрожащие пальцы тянулись к зелёному осколку, раздвигая рваные края разодранной кожи. Из потревоженной раны снова медленно полилась кровь. Горело нещадно. Только сейчас Рейна ощутила хоть что-то. Боль. Боль. Боль. Острая, режущая боль в руке. Тупая боль в сердце. Странно, что разбитое сердце все ещё могло болеть. — Мам? — раздался за ней голос. Кто это был? Диего или Лео? Воспалённое сознание не давало ей ответа. Рейна продолжала ковырять собственную руку. Пальцы другой были в крови. Боль. Хоть какое-то чувство. Если это единственное, что она может отныне ощущать, то она смириться с этим. — Мама? Хваткие руки потянули за подол платья, заставив Рейну крупно вздрогнуть и ошалелыми глазами посмотреть вниз. Диего. Её маленький, милый Диего. Почему он так напуган? Рейна медленно перевела взгляд на руку. Нет! Спрятав окровавленные ладони за спиной, она судорожно выдохнула. Нет, он не должен видеть её такой. Нет, нет, нет… — Рейна? Querida, ты как? — Пепа! Gracias a Dios, Virgen María y todos los Santos. — Давай я отведу тебя к Джульетте. Все будет хорошо, Рейнита, — ледяной дождь капал на голову, на окровавленные руки, на горячие щёки, смешиваясь со слезами. Пепа осторожно обхватила её за предплечья. Нет, она должна уйти, никто не должен видеть её такой — рыдающей и окровавленной… — Не волнуйся, мы быстро найдём Бруно и открутим ему вместе уши, да? Бруно. Он ушёл. Оставил ей одни осколки чёртового видения о будущем конце и ушёл. Бросил. Как он мог так с ней поступить? Кто она без него? Что она может без него? Грудь сдавило, да так сильно, что Рейна не могла дышать. Воздух, влажный и по‐особому пахнущий после дождя, был везде, но она не могла его вдохнуть. В ушах зазвенело. Сердце бешено билось в груди, и стало казаться, что оно сейчас разорвется. Рейна вывернулась из рук своей cuñada, быстро мотая головой. Нет, нет, нет. Пепа что-то говорила ей, дождь только усилился. Но Рейна не слышала её. Она не могла вдохнуть. Руки тряслись так сильно, что Пепа не могла их поймать. — Я-я… не могу. Не могу. Забери Диего, — прохрипела Рейна, не узнавая собственный голос. Она напугала Диего. Тот смотрел на неё огромными оливковыми глазами, в которых стояли слёзы. Несмотря на то что очень перепугался, он всё ещё тянулся к рукам матери. Окровавленным рукам. «Зачем… Зачем ты оставил их на меня? Я ничего не смогу без тебя. Я пугаю его, пугаю. Я чудовище». — Рейна, стой! — Пепа не смогла ухватить её, когда Рейна убежала вверх по лестнице. Грянул гром, когда на втором этаже хлопнула дверь. — Рейна! — Тиа! Тиа! Маме плохо, мы должны ей помочь! — Диего тянул Пепу за руку в сторону лестницы. Он не понимал, что происходит. Что случилось с его мамитой? Он никогда не видел её такой. И где его папито, который всегда мог успокоить её? Диего не знал, как успокоить маму. Почему она оттолкнула его? В носу защипало от слёз, но он вытер их ладонью. Если он сейчас расплачется, то не сможет помочь маме. — Ну же, тиа, пожалуйста! — Ди-Ди-Диего, я-я-я, — в пол Каситы ударила молния. Пепа хватала ртом воздух, не зная, что ей делать. Она схватила племянника за руку. — Джульетта!******
Первое, что увидел Мигель, когда вошёл на кухню к Мадригалям, — ливень и грозы. Пепа ходила из угла в угол, заламывая руки, пока Джульетта крепко прижимала к себе дрожащего племянника. Диего или Лео? Пора бы Мигелю научится отличать их. Джульетта мягко гладила его по голове, что-то шептала в ухо, пока он вжимался в её грудь. — Мигель! — Пепа обернулась на него. Ливень и гроза сменились на пронизывающую пургу. Мигель недовольно сморщился, запахивая ворот рубашки. — Ну что?! Скажи, что есть хоть что-то, молю тебя! — Для начала успокойся, Пепита. Понимаю, что ты волнуешься, но дитя застудишь, — он отодвинул табуретку и уселся на неё. Пепа пару раз вздохнула. Пурга сменилась на смущённый туман. Пепа тоскливо посмотрела на дрожащего Диего и отошла к сестре, чтобы неловко погладить племянника по мокрым волосам. Мигель устало потёр переносицу. Что он мог сказать? Что он с их мужьями да парой мужиков из города перевернули весь Энканто с ног на голову, но так и не нашли следов Бруно? Что он как сквозь землю провалился? Больше всего на свете Мигель ненавидел беспомощность. Теперь она стала частью его жизни. — Новостей пока нет. Ни хороших, ни плохих. — Но он не мог пересечь горы, — тихо, едва различимо сказала Джульетта. — Не мог. Но мы ничего не нашли, Джули. Абсолютно ничего: ни его самого, ни его те… — Мигель осекся. Напугать их ещё больше? Мигель не мог себе такого позволить. И так все на нервах. Нельзя было давать и себе даже думать об этом. — ни тем более какой-то зацепки. Божьей милостью будем стараться найти хоть какую-то мелочь. — Но как такое возможно? Что могло случится с ним? — Джульетта сморгнула слезы в волосы Диего, и без того мокрые от дождя. На них слишком многое навалилось. Она не знала, за что хвататься: то ли бежать к Мирабель, то ли идти помогать искать Бруно. Диего в её руках завозился, отстранился и громко всхлипнул. — Что происходит, тиа? Где папа, что с мамой? М-мне страшно, тиа, — прохныкал Диего, снова прижимаясь к груди Джульетты. В комнате снова заморосил дождь. Пепа упала на стул рядом с сестрой, не прекращая гладить Диего по голове и громко всхлипывать. — Диего, это всё очень сложно… — Я хочу знать, тиа! Я уже не ребёнок! — резкий вскрик Диего заставил вздрогнуть всех. Мигель нахмурился. Джульетта и Пепа явно были не в состоянии что-то донести до него. Придётся и это взять на себя. — Диего, — на Мигеля уставились два огромных глаза. В сердце болезненно защемило от этого. У его дочерей никогда не было таких глаз: наполненных страхом и тоской. Был ли он сам готов к разговору со своим бедным ahijado? — Иди ко мне, мальчик. Диего слез с коленей Джульетты, медленно идя к Мигелю. Он все тёр глаза, его губа дрожала. Явно он хотел расплакаться, но почему-то сам себе не позволял. Dios Santa. Мигель убрал его руки от глаз, устроив обе свои ладони на его щеках. Большие пальцы ласково утирали мелкие слёзы, которые так старательно убирал сам мальчик. — Понимаешь, малыш, твой папа… он… Он исчез, — сказал Мигель, и Диего удивлённо моргнул. Мигель закусил щеку. Объяснение самое паршивое, которое он только смог придумать. — Почему исчез? Куда исчез? Я не понимаю, padrino, — честно сказал Диего. Его маленькая, дрожащая рука взялась за запястье Мигеля. «Да если бы я сам хоть что-то понимал, мальчик», — чуть не вырвалось у Мигеля. Вовремя прикусил язык. Он переместил руки на дрожащие плечи Диего. — Мы не знаем, Диего. Но можешь не переживать, мы его хоть под землёй найдём. Просто подожди немного. — А мама? Padrino, ей очень плохо, я видел… — он обернулся на тётушек и приблизился к самому уху Мигеля. — Кровь. Я так боюсь. — Ей сейчас очень нелегко, родной. Она ведь так любит твоего папу и волнуется за него. Но ничего, сейчас твой padrino пойдёт и приведёт её в чувства. Ты же веришь своему padrino, малец? — после неловкого кивка Диего, Мигель наконец смог выдохнуть. — Так, что-то ты весь измок. Беги к себе переодеваться, — Мигель постарался улыбнуться. Вышло кривовато, вряд ли у него получится убедить такого умного мальчика как Диего. Но он, к счастью, только грустно кивнул, вытер нос рукой и пошёл к выходу. Всё ещё сгорбленный и совершенно несчастный. «И что творят эти два умалишённых?» — Где бешеная и насколько с ней всё плохо? — У себя наверху, скорее всего, — протянула Пепа. Туча уже перестала изливаться дождём, теперь просто висела над её головой. — Всё очень плохо, Мигель. Я никогда не видела её такой… такой… — Разбитой, — Джульетта промакивала пол тряпкой. — Она не дала себя излечить. Не знаю, откуда у неё те порезы, но выглядят они ужасно. — А где остальные детёныши? — Каролина с мамой, а Лео… — Джульетта посмотрела на Пепу. — Лео должен быть у себя. По крайней мере, он не выходил оттуда после завтрака. Мигель, ты уверен, что справишься со всем сам? Он не ответил. Молча встал и пошёл в патио. Был ли у него выбор? Он обещал ahijado, что вытащит его мать из этого дерьма. Даже если она сама не хочет принимать помощь. Он не позволит ей разрушить себя. Сильвия ворвалась в Каситу и чуть не врезалась в мужа. Благо он успел поймать её. Потратив немного времени на отдышку, она сглотнула и схватила Мигеля за предплечья. — Ну что? — Не нашли, как сквозь землю провалился. Mierda! Сильвия скривилась, закрывая лицо ладонями, и обессиленно уткнулась ему в грудь. — Агата? — С папой и Адель. — Хотите, чтобы ещё одна моя дочь пошла по вашим стопам? Оставьте мне хоть одну, ироды! — рассмеялась. Мигель облегчённо вздохнул, нежно проведя по макушке жены. Она слишком переживала, с самого утра на месте не сидела. — Агату и так за уши не вытащить из твоей кузни, имей совесть, — Сильвия тихонько хихикнула, но вмиг стала серьёзной стоило посмотреть на верхний этаж Каситы. С утра у неё не получилось выудить из Рейны что-то больше, чем простое, короткое и до одури болезненное «ушёл». И на её объятия, поглаживания Рейна никак не реагировала. — Ты знаешь, как она? — Сказали, очень плохо. Она напугала Диего до трясучки, — сказал Мигель, и Сильвия еле слышно охнула. Отодвинувшись от Мигеля и придерживая юбку, она пошла в сторону лестницы. Сильные руки помешали ей это сделать. — Стой. — Я нужна ей, Мигель. Отпусти. — Ты уже пыталась, Сил. Теперь я попробую. А ты лучше пойди и собери в кучку близнецов. Диего совсем раскис, боюсь представить, что творится с Лео — его я ещё не успел увидеть, — поцелуй в лоб должен был успокоить Сильвию. На Мигеля смотрели два карих глаза из-под выгнутых домиком бровей. — Ты уверен, что справишься, mi amor? — У меня нет выбора, mi corazón. Кто-то же должен вытащить её из этого дерьма. Хоть за волосы, хоть за ноги, но должен. Дверь и правда не светилась. Внутри всё скрутило от страха. Мигель, держась за перила, тяжело вздохнул. Что, чёрт возьми, произошло с его дорогим amigo? Пару секунд посмотрев на портрет друга, кузнец всё-таки постучал. Звук эхом раздался в огромной комнате. — Рейна! Я не знаю, слышишь ты меня или нет, но я вхожу, — ручка не поддалась. Мигель с силой дёрнул её добрые три раза, прежде чем недовольно обернулся на стучащую плитку. — Какого чёрта, Касита? Это ты? Один стук. Явное нет. Мигель подкатил глаза и постучал уже кулаком. Глупо было надеяться, что госпожа зараза — самая упрямая и невыносимая из всех живущих — возьмёт и выпустит его. И она опять испытывала его терпение. Может, применить более радикальные методы? Мигель оперся ногой о косяк и с силой дёрнул на себя. Понятно, иди ты к чёрту, Мигель. — Рейна Мадригаль! Хватит бесить меня. Я пришёл поговорить, а ты… — Уходи, — послышался приглушённый голос из-за двери. Она что всё это время сидела прямо в коридоре? — Какая жалость, но я не горю желанием уходить, — Мигель со вздохом съехал вниз по двери, сев на пол. Она ответила — уже прогресс. — Может, всё-таки откроешь? А то через дверь, сама понимаешь, неудобно говорить. Из-за двери раздался приглушённый хриплый смех. А потом судорожный кашель, который заставил Мигеля крупно вздрогнуть и ещё раз дёрнуть ручку. — А я не хочу с тобой гово… рить. И дверь не хочу открывать. Стоп. Мигель оглянулся на дверь. Да она, видно, издевается над ним?! — Ты где бутылку откопала, бешеная? За неё все волнуются, а она квасит в одно рыло. — Там, где я её нашла… её уже нет… Мигель закрыл глаза, устало потирая переносицу. Обычная Рейна была упрямее дюжины ослов. Пьяная Рейна была просто последней стервой. И что ему с ней делать? Раз пришёл, отступать уже нельзя. Интересно, насколько крепкие волшебные двери? — Мы не нашли его, Рейна, если ты хочешь знать. Из-за двери послышался громкий смешок. Потом стук в эту же дверь. Видимо, Рейна изменила свое положение, приложившись об неё затылком, судя по тому, какие звуки она издавала. — Вы-ы и не найдёте его! Ха! Он ушё-ёл! Нет его — Пуф! Ха-ха-ха! — дела, видимо, совсем плохи. У их бешеной что-то помутилось в рассудке. Мигель попробовал дёрнуть ручку ещё раз. — Он же такой… как это слово? — Смотря, что ты имеешь в виду. — Благородный! — в дверь ещё раз стукнули. Судя по всему, в это раз ладонью. — Пр-предстваляешь, он пожертвовал всеми нами р-ради… р-ради… Ах-ха-ха! И оставил мне… Ах-ах-ах! — было сложно понять, смеётся она или рыдает. А то, о чем она говорила, вообще невозможно. — О чем ты, Рейна? — Sobre su profecía de mierda! Нет, нет, нет, нет, нет! Нельзя, ха-ха. Нельзя, — ритмичные вибрации отдавались в спину Мигеля. Хорошо, пусть бьётся головой. Может, что-то на место и встанет там. Мигель поднялся на ноги, ещё раз дернув за ручку. — Рейна, если ты не откроешь сейчас, то я вынесу дверь ко все… — Почему всегда именно я, Мигель? — голос внезапно стал ровным. — Почему всегда, когда я думаю, что моя жизнь прекрасна, что-то утыкает меня мордой в грязь? Почему я? — она спрашивала, а Мигель не знал, что сказать. Он прислонился лбом к двери. Как бы он хотел, чтобы у него был ответ. — Почему это чёртово волшебство помогает всем и вся, кроме меня? Да чтобы оно к чёрту провалилась, чтобы его не было вовсе! — Рейна, хватит. Этими стенаниями ты никому не поможешь. Я понимаю, что тебе херово, но надо успокоиться и… — Да не понимаете вы, чёрт бы вас всех побрал, не знаете вы ничего! — истеричный крик совпал с сильным ударом по двери. Касита под ногами Мигеля обеспокоенно застучала плиткой. — Никто из вас не знает, что я чувствую! Никто из вас…! No me jodas! — Я не знаю? Да ты, pendeja, разве забыла, кого потерял я?! — горькие воспоминания заполнили голову. Заставили глаза слезиться, а сердце болезненно сжаться. Мигель прижал руку к груди. Mierda. После нескольких глубоких вздохов он продолжил: — Я смог это пережить, Рейна. Вырвал из себя это и зарыл в землю вместе с ним, потому что помнил о Сильвии. У меня не было права оставить её. У тебя тоже нет права оставлять своих детей! Или ты забыла о них?! Забыла, что им тоже херово сейчас, а, Рейна?! Мигель попытался отдышаться. Чёртова Рейна. Почему она всегда доводит до такого? За дверью было тихо. Неужели ушла? Он несколько раз прокашлялся и набрал побольше воздуха. Перед глазами поплыло, и он сделал ещё одну попытку: — Рейна… — Ух-ходи, Ми-игель… — наконец тихо прорыдала она. Он обессиленно стукнул кулаком по двери. — Я-я… не могу сейчас… Почему ты не оставишь меня? Это я ви-иновата во всем, лишь я… — Потому что люблю тебя, eres una criatura estúpida. И Сил тебя любит, твоя семья тебя любит, твои дети вообще жить не смогут без тебя. Поэтому я не могу бросить тебя сейчас, Рей. Я не знаю, что произошло с Бруно, но не позволю забрать вас обоих, слышишь? Может, ей действительно нужно было дать время? Или всё же выбить дверь? Мигель вздохнул и отошёл на шаг. Больше всего на свете Мигель ненавидел беспомощность. Теперь она стала основой его жизни. — Хорошо, Рейна. Я приду завтра. И лучше бы тебе открыть эту чёртову дверь. Или я её выбью, а потом расквашу тебе лицо. Как же тебе повезло, что у нас есть Джульетта, а señora contagia? Ни на следующий день, ни на второй, ни через неделю Рейна не открыла дверь. Через неделю она перестала отвечать всем, кто бы её не позвал. Она оставляла еду не тронутой, никто не знал, выходила ли она хотя бы ночью. Мигель каждый день в течении двух недель приходил к ней. Кричал, колотил дверь, даже позволял редким слезам стекать по щекам. Но в конце концов сдался, о чем будет жалеть ещё долгие и долгие годы.******
«Эта бедовая девка, — с раздражением подумала Альма, пока закалывала волосы с утра. — Как всегда, от неё одни проблемы, как будто их у нас мало». Она обернулась на свечу. Почему она не дала Мирабель дар? Неужели решила, что хватит с них чуда? Или они чем-то прогневали волшебство? Но у Альмы не было времени, чтобы думать над этим. Её сын пропал, семья в смятении. А трое из её nietos вызывали большую обеспокоенность. Уже две недели близнецы не смеялись. А вчера и вовсе разругались вдрызг. И рядом не было ни Бруно, ни Рейны. Только они могли образумить этих двоих. Альма устало потерла переносицу. Она же говорила Диего о его новой ответственности перед семьёй, но он всё равно продолжал ругаться с братом. Стоило бы поговорить и с Лео. И ей не стоит забывать и о… — Доброе утро, abuela. …о Каролине. Она отскочила на пару шагов назад, когда Альма открыла дверь. Стояла, мяла руки на животе (совсем, как её отец, madre Dios) и застенчиво смотрела на Альму. Неужели знала, когда она выйдет из своей комнаты? Они ещё не до конца изучили её дар, чтобы узнать все его возможности. Постаравшись как можно быстрее очистить голову от негатива, Альма улыбнулась внучке. — Доброе утро, Каролина. Ты хотела поговорить, малышка? — спросила Альма, и Каролина неуверенно кивнула, подходя поближе. От Альмы не укрылся быстрый взгляд девочки на лестницу слева от двери Джульетты. Альма завела её в свою комнату, усаживая на мягкий диван. Каролина повозилась, оправила юбку своего платья и коротко вздохнула. — Абуэла, а Касита может писать? — Альма ожидала всего, но не этого. Альма еле слышно хмыкнула. С чего вдруг такой вопрос? — Не уверена, cariña. Для того чтобы писать, нужны руки, а у нашей Каситы их нет. Хотя я и не знаю всех её талантов, — на некоторое время они обе не говорили. Каролина продолжала перебирать кружева своего платья. Тонкий носик, совсем как у её матери, то и дело дергался, как будто она сейчас расплачется. Альма осторожно прижала к себе внучку, поглаживая по мягким кудряшкам. — Что такое, mi sol? — Я переживаю за мамочку, — прошептала Каролина, обнимая её в ответ, — и за папочку. У всех так много плохих мыслей, абуэлита. У тебя, у тетушек и дядюшек. Я устала от этого дара, я не хочу, чтобы он у меня был. Можно я отдам его Мире, абуэла? Рука Альмы замерла. До чего довели бедного ребёнка, что она хочет отречься от дара, от их благословения? Когда-то давно её отец говорил то же самое. Как она упустила такое дурное влияние? — Каролина. Твой дар — это то, ради чего отдал жизнь твой абуэло. Ты должна гордиться им и использовать во благо Энканто, а не воротить нос. Ты понимаешь меня, Каролина? Вся сжавшаяся, она кивнула, слегка отодвигаясь от Альмы. Щеки её горели, а маленькие пальчики прижимались к губам. Альма оглядела её с головы до ног и резко сказала: — А с твоей матерью я поговорю. Слишком затянулось её представление. Альма не хотела смотреть на потухшую дверь сына. Не хотела думать, что это означает. Жив он, мёртв он — он бросил семью и своих детей. Поступил как последний трус. Неужели она могла воспитать такого человека? Махнув головой, она коротко постучала. — Рейна? — Альма на пробу дёрнула ручку и, к её удивлению, дверь поддалась. Больше не запиралась? Странное дело. Тревога завозилась где-то внутри, но Альма только посильнее закуталась в свою шаль. Нужно было образумить эту девчонку. Ни в коридоре, ни в доме её не оказалась. «Вот же cólera, неужели забралась на самый верх? Хочет и меня заставить, мало же она моей крови выпила…»******
Она больше не чувствует боли. То ли её было слишком много, то ли её решили лишить последнего чувства. Но как бы сильно она не ковыряла руки, кусала губы, билась обо что-то головой, все было напрасно. Даже когда она разбила кулак о зеркало, боли не было. Только страшные кровоточащие раны. Она слишком устала. Слишком устала для того, чтобы сопротивляться. Она больше не чувствовала ничего… Она даже не была уверена, что вообще существует на этой проклятой земле. Слишком много слез, слишком много страха и слишком много одиночества. Просто холод и мир, где нечего делать. Слишком много боли. Слишком много, слишком, слишком, слишком… И нет никого рядом, чтобы помочь ей. Хотя в этом она виновата сама. Всех оттолкнула, никого не слушала. Но она не может никому показаться: детям — снова испугает, семье — заставит нервничать. Сидеть в этой комнате и медленно гнить — вот единственное, что ей осталось. Рейна поднялась на слабые ноги. Моста в пещеру видений больше нет — сама его перерезала, когда ещё могла мыслить и чувствовать. Теперь, когда она мертва внутри, хранить секрет должно было быть легче. Лучше бы умерла не её душа, а она сама. Взгляд метнулся к пропасти. — «Двое могут хранить секрет, только если один из них мёртв», — рука сильнее сжала деревянный столбик. — По-моему, это слова папы… не помню, когда это было… как будто жизнь назад, ха-ха. Надеюсь, ты жив… В самый последний момент от самого решающего и рокового шага в её жизни, Рейну крепко схватила чья-то рука и рывком оттащила от пропасти. Сначала она подумала, что ей привиделось перепуганное лицо Альмы. Что её так напугало? — Рейна! Что ты творишь, как ты можешь даже думать о таком?! — горячие руки вцепились ей в предплечья и несколько раз грубо встряхнули. По коже побежали мурашки от прикосновений. Слишком долго она не говорила с людьми, слишком долго ни к кому не прикасалась. Слишком… — Приди в себя, Рейна! У тебя трое детей! Или ты тоже хочешь их бросить и уйти? Потерянного ты уже не вернёшь, Рейна, но ты должна помнить о том, что у тебя осталось! Внутри все похолодело. Наконец пришло понимание, как будто она вынырнула из-под воды. Пришли чувства — страх, боль и вина. Грудь сдавило от подступивших рыданий. Что она наделала? Что она натворила? — Се-еньора Альма, я… я… — громкий всхлип вырвался наружу, и Рейна наконец смогла дать волю слезам. Она доверчиво вжалась в грудь Альмы, сильно трясясь и громко рыдая. Вопреки ожиданиям, что Альма оттолкнет, продолжит вдавливать её в грязь своей справедливой правдой, она только прижала Рейну к себе крепче, мягко гладя по спутанным волосам. — Рейнита, — ласково, почти по-матерински, прошептала Альма. — Я здесь, hija, я рядом. Я знаю, тебе безумно больно. Но всё проходит, поверь мне… — Мои дети… — прорыдала Рейна, поднимая на Альму заплаканные глаза. Впервые Альма смотрела на неё не с упрёком или раздражением. Это было искреннее беспокойство. Оно заставило сердце Рейны сжаться ещё сильнее. — Я-я… — Я правильно поняла, что мне нужно попросить Джульетту о исцеляющем тостонотес для тебя и позвать мальчиков с Каролиной? — после неуверенного кивка, Альма поднялась на ноги, отряхивая юбку от песка, и осторожно помогла подняться Рейне. Альма всё ещё крепко прижимала её к себе. — Пойдём, mi cariño, приведём тебя в порядок. Через некоторое время, после того, как Джульетта, сдерживая слёзы, накормила жутко исхудавшую и осунувшеюся Рейну всем, чем только можно, после того, как Пепа помогла ей расчесать волосы, изрядно обмочив дождём и заобнимав крепко-крепко, дверь в комнату Альмы распахнулась: — Мамита! — прокричали трое голосов, а их владельцы крепко обняли Рейну. Сама она снова начала рыдать и осыпать лица каждого поцелуями. Она прижимала к себе смысл своего существования, те единственные нити, которые связывали её с Бруно. — Мы так испугались за тебя! — Мы так беспокоились о тебе! — Пожалуйста, не уходи так больше! — Я буду рядом с вами до последнего вздоха, mis dulces, я обещаю. После этого дня ни Альма, ни Рейна не говорили о том, что произошло там, у пропасти. Так же, как весь Энканто не говорил о Бруно.