they are nothing but a deceived moth.

— Агрх, чёрт возьми, я так замёрз! — Лука врывается в дом, поспешно закрывая за собой дверь и громко ругаясь — Ног своих не чувствую! — И от этого кричать сразу надо? — Ганджи легонько подталкивает к тому масляную лампу под аккомпанемент чьего-то кашля — Как обстановка? — А как может быть? — молодой человек подхватывает ту, чуть ли не заключая в свои объятия, и плюхается на стул у окна — Метёт, мести будет ещё долго. — Тц, толку от тебя.. оно и видно, что метёт и будет, Бальса! в помещении воцаряется тишина. обиженный Лука изо всех сил тянется за гайковертом, расположенным на подоконнике, но задевает лишь угол доски. ему приходится встать, чтобы забрать вещицу и ещё парочку инструментов из ящика в столе по соседству — настало время починить ещё одну лампу. Ганджи на полуразваленной табуретке точит ножик об оселок. подле его ног валяются ещё несколько таких, как заточенных, так ржавых и кривых. кашель, который звучит только тогда, когда парень затевает разговор ( что выглядит комично ), принадлежит Мурро. он здесь отвечает за пропитание, в этом ему помогают Нортон ( чисто из исследовательского интереса ) и иногда сам Гупта. — Фиона где? — резко выпаливает Бальса и чихает. товарищ поднимает на него взгляд и выгибает бровь. — Опять снегом любуется, наверное. Размышляет о том, какие мы бесчеловечные идиоты, раз решили продолжать это 'бессмысленное' дело. — А-а..? А, типа, восстание поднимать? Она из-за него так? — Лука, ты.. — юноша вздыхает, но тут же по-мальчишески озорно ухмыляется — Типа, Лука, типа восстание поднимать. Из-за того, что мы собираемся хорошенько надрать зад этому надзирателю. Лука тянет ещё одно 'а', почесывая лоб, и вздрагивает. то ли от холода, то ли от попытки собрать мысли в своей голове в одну кучу. это тяжеловато ему даётся : после одного эксперимента, в ходе которого он пострадал, его голова, как и существо, в целом, превратились в заводную юлу. идеи вылетают через ухо и не возвращаются, поэтому их следует как можно быстрее записать. главное — не забыть ничего на пути к записной книжке. горе, если гениальные мысли приходят к нему во время походов сквозь снежные сугробы по колено. — Фиона говорила, что.. эм, видела, к чему это приведёт, и ей это не понравилось. — Ганджи продолжает скрипеть лезвием о точильный камень; Мурро снова принимается кашлять и парень, скривив страшную рожу, переглядывается на занавеску ( штора свисает вместо двери в проёме, дабы отделить одну комнату от другой ) с криком ' заткнись уже, старик '. тот резко замолкает — Она постоянно затирает про то, что мы сгорим заживо, и про то, что хочет остаться здесь, но не может : слишком привязана ко всем нам. Из-за этого теперь часто так.. убегает полюбоваться снегом в 'последний' раз. — Ничего. — юноша сжимает кулак и поднимает его над своей головой — Нам будет за что гореть. Да и к тому же.. времени налюбоваться у неё достаточно. — Намек на то, что сегодня ночью не выходим? — Да.. сегодня никак. — А это значит, что у вас есть время серьёзно обдумать свой план, а не действовать абы как, дурни. — Вера, напыщенно фыркнув, выплывает из соседней комнаты с квадратным фонарём в руках и ставит его на стол, после обтирая ладошки о фартук — Это достаточно серьёзная затея, вам должно быть понятно беспокойство Фионы… ещё один потух, Лука. — Скоро нам больше не придётся их чинить. — Обещаешь? — Наир смотрела на идею восстания скептически, как и на Бальсу, в целом; она возилась с этим сбродом только лишь потому что не с кем больше было, и потому что преследовала собственные цели — Ах, забудь. та возвращается обратно; за стеной слышится её ворчание, мол, старик, пора принимать лекарства ( отвар — единственная вещь, которую они могли себе позволить, но которая обладала действительно чудодейственными способами. либо всё держалось на уровне самовнушения ), на что Мурро сразу принимается упираться. ' я не такой старый! ' — снова кашляя, повышает он голос — ' ты едва ли настолько моложе меня, Хлоя! ' — и тут же получает по шапке за 'Хлою'. Гилман тихонько отворяет дверь, застенчиво заглядывая в образовавшуюся щелку, прежде чем зайти внутрь. стряхивает с волос и одежды снег — снова выходила без накидки — и очищает подошву обуви о скользкий коврик. — О, ты вернулась! Как раз о тебе говорили. — Да? И.. что же? — она сцепляет покрасневшие руки, дабы согреть их, и подходит поближе, чтобы тоже перенять тепло масляных ламп. — Да вот, — Гупта ведёт плечом — сегодня ночью никуда не выходим, Лука сказал, что погода на твоей стороне, поэтому повременим. — Скорее на стороне Веры. — отшучивается Лука. — Звучит.. обнадёживающе. — расстроенная, Фиона уводит взгляд. Бальса крутит в руках зажигалку — топливо в ней закончилось. свечи или уже расплавились все, или фитили промерзли так, что зажечь невозможно. где-то в ящиках хранились спички, оставленные как раз на 'чёрный день'; Лука думал, что он наступит сегодня, но безжалостная метель разрушила все его планы. Веру, может, стоило бы и послушать : их маленькая группа из восьми человек собралась бороться за своё благополучие с целой крепостью, полной заключённых, во главе которой стоял жестокий надзиратель. как именно они собрались провернуть своё восстание? зажёгши факела и схватившись за первые предметы, которыми можно было бы драться. хватит ли у них на это сил? Бальса не знал; он был настолько поглощён этой первой взбредшей в его голову идеей, что даже не рассчитал процент успеха. никто ( кроме Фионы, конечно же, и вечно сующей нос не в свои дела Веры ) не останавливал его. тот же Ганджи принялся жить одной мыслью о том, что скоро пойдёт свергать тирана и наконец покажет, на что способен. а мысли о скорой свободе и уютном доме.. ах, они и сами служили источником тепла для их покалеченных душ. никто из них даже не знал, с чем именно предстоит столкнуться. сама абсурдность ситуации напоминала игру в рулетку, где полагаться приходилось только на свою удачу. когда-то давно именно из-за 'этой игры' всё полетело к чертям и заставило лёд поглотить всё живое в округе.