* * *
Уходит время. В срочном порядке формируют новые отряды. Пока с Макаровым разбирается тактический отряд, новых солдат Дельты посылают отслеживать отдельные группы ультронационалистов. Теперь Фрост в другом отряде, он выше званием, с другими оперативниками. Гризли встречает его крепким рукопожатием. Теперь он его капитан. Тампер тоже рад его видеть. Они быстро адаптируются, подстраиваются друг под друга. Даже когда Макарова обезвреживают, остаются активисты готовые продолжить дело лидера. Тогда до Фроста мимолётно доходит слух, что ОТГ Один-Четыре-Один прекратил своё существование. Остался только Прайс. Все погибли. Элита. Лучшие из лучших. Команда, собранная со всего света, выдрессированая самыми суровыми уголками военного мира. Говорят, что на тот свет забирают только самых лучших — теперь Фрост в это почти верит. Почему-то ему становится на мгновение дурно до коликов в животе. На вытянутом лице лишь холодным блеском сквозь светоотражающее покрытие маски светится потускневшая радужка глаз. Он сидит на своей койке и пялится на часы. Ждёт. Ждёт шаги по коридору, что скоро должны раздеться эхом за дверью. Мысль про собственный приговор сама его находит, но он понимает, что слишком ждёт своей участи для осужденного. Так проходит пол года. Вылазка за вылазкой. Команда из остатков Энвила и Метала продолжают работать. Новоиспечённый первый сержант много тренируется, по новой оттачивает навыки стрельбы и технику ближнего боя. Когда руки заняты делом — голова пустая от плохих мыслей. Так намного легче. Он тренируется вместе с Тампером, им даже приводят новичков для разнообразия, хотя это больше была проверка: для Дельты — на профессионализм, для рекрутов — на выдержку и оценку своих сил. Фрост видит в них частички совсем зелёного себя, но это не мешает укладывать высокомерную молодёжь на лопатки, глухо роняя тех в порядке очереди на маты. А потом с ними связывается, по наводке Оверлорда, МаккМалан. Он говорит про какого-то связиста, данные для разведки и переключается. Когда слышно ворчание Прайса и того русского лоялиста, вроде бы его зовут Юрий, уголки рта сами приподнимаются. Гризли мало знал Прайса, но слухами был осведомлен очень даже прекрасно — он тоже был рад слышать капитана ОТГ в здравии и с боевым настроем. Вечером того же дня, стоило только расслабленному телу выбраться из горячего душа, сержанта первого класса отвлекает ещё один звонок. Он клянётся, что за один день вероятность получить инфаркт в его молодые годы резко подскочила в пять раз. Фрост не верит, когда слышит самую малость сиплый, но такой знакомый голос. Сердце ноет, он улыбается ещё шире. Мертвых не убить, да? В двух последующих заданиях он чувствовал себя как никогда прекрасно, насколько это может быть под свинцовым градом и взрывами гранат. Ещё бы. Теперь его спину прикрывал призрак из прошлого. Или это он сам себе надумал и психосоматика сделала всё за него? К сожалению Фросту так и не удается увидеть живого мертвеца воочию, даже на брифинге. Он даже не может убедиться, что это не наваждение, не бред его подсознания, что он ничего не путает. Они общаются единожды в эфире, после последней совместной зачистки, и то, назвать это общением было не корректно. Так, перебрасываются парой фраз благодарности и прощаются. У него другой позывной, что смутило первого сержанта, но как же... Следующие два месяца идут затяжные операции, по нескольку дней, а то и недель. На одном из таких заданий, на Аляске, в миссии по освобождению заложников, Дерека зацепляет осколочная. Ничего серьезного, жилет спасает. Пластины целы, крови нет, а вот синяк ему обеспечен. Задание завершается успешно, без потерь гражданских. Оперативники потерь тоже не понесли, пусть и были раненые. База довольна. Вот только это ещё не конец, зачистка территории была проведена не полностью. К медику Дерек не обращается, у красного креста есть дела более срочной важности — у многих солдат были множественные пулевые, а Фрост отделался всего лишь ушибом. Простым поверхностным ушибом, не ушиб внутренних органов. Так он ходит оставшиеся день и ночь, зачищая объект вместе с сослуживцами, не обращая внимания на дискомфорт и пристальный взгляд Гризли. Тот был свидетелем взрыва гранаты, но смог вовремя укрыться за пристройкой. Капитан ещё перед началом зачистки проедал мозг сержанту про осмотр. Фрост же сослался на гематому от сильного удара, даже не пытаясь оправдываться перед капитаном. Он не собирался геройствовать, он здраво оценивал своё состояние. С него достаточно геройств и героев. Тем более, что работа здесь подходила к концу, а по его личному мнению штабные врачи проводили осмотр ничуть не хуже полевых. И только во время загрузки в вертолет ему стало очень не хорошо. Ощущение будто его внутренности полили кипятком настигло его не сразу, однако стремительно набирало силу. Его выворачивает наизнанку прямо в летящем вертолете, благо сидящий рядом Тампер успевает схватить его за ремни разгрузки для страховки равновесия, пока Фроста скрючивало пополам. Он перепугал новичков и бывалых вояк, даже пилот обернулся на крики из салона. Никто не застрахован от воспаления аппендикса. Это явление подобно рулетке — может выстрелит, может нет. И как же всё не вовремя. Простой ушиб, да, Фрост? Ты всё-таки не перестал играть в геройскую чушь. Вот поэтому и нет ранения внутренних органов — весь удар принял аппендикс. А вот был ли он до этого воспалён или же удар осколков сыграл свою роль — скажут только в госпитале.* * *
Он выходит на улицу, не обращая на шлейф горького дыма, делает что-то среднее между натужным вздохом и простым глотком уличного прохладного воздуха. Насыщенная сигаретная дымка легко оцарапала слизистые носоглотки. Какие-то другие сигареты в этот раз. Он не заостряет на этом внимание, подходит до конца по платформе, пристраивается рядом, складывает руки и упирается локтями в ледяную черноту ржавых перил. Сендман в очередной раз медленно затягивается, даже не взглянув на него. Без шлема и защитных очков он выглядит не таким воинственным, но таким уставшим. Фрост кроме тяжести во всём теле ничего не ощущает — тяжёлый день. Оба молчат до того момента, пока Сендман не протягивает ему открытую пачку. Фрост вскинув брови смотрит то на командира, то на его руку с пачкой. Этот жест многое для него значит, но он так и не может перебороть себя для дружеского перекура. Он медленно качает головой. — Ну слава богу, — раздаётся лёгкий смешок, после чего мужчина прибирает руку поверх второй, пряча пачку в сгибе локтя. — Хотел было испугаться, что ты начал курить. — Вас можно напугать, сэр? — больше шутит, чем удивляется Фрост. Под маской появляется лёгкая усталая ухмылка. Он чуть хмурится, смотря на красноту догорающего кончика сигареты. — Вам бы тоже не стоило. Эта уже шестая? — Пожалуй. — отвечает Сендман, поглядывая на открытую пачку. Дереку спокойно. Он расслаблен, уже смирился со своей ненормальной привязанностью. Так не должно быть, не здесь, не сейчас, только не к этому человеку. Так нельзя. Но уже поздно. Он принял это постфактум. Вот тебе ещё один скелет. Сендман тушит остатки сигареты о металлические перила, потроша фильтр и втаптывая остатки пяткой берца. — Когда это дерьмо закончится, съездим домой. Да, Фрост? Фрост чувствует как ему легко ерошат волосы и желают не ложиться слишком поздно. А он не в силах обернуться. Он не хочет видеть кровавые руины и раскурочиные мёртвые тела товарищей. Теперь у него одинаковые сны. Концовки одни и те же.* * *
Он не помнит как приземлялся вертолет, не помнит как его перекладывали на носилки и куда везли, за то помнит белый потолок, мягкую кушетку и капельницу. Стоило только перетерпеть посленаркозный отход и его поднимают. Вернее, он встаёт сам. Во всяком случае пытается. Он был дезориентирован. Анестезия уходит не полностью, швы начинают тянуть, ему жарко. Медикам приходится с нажимом уложить энергичного сержанта обратно в горизонтальное положение. Уже на третий день он мог уже спокойно ходить, беспокойно вышагивая туда-обратно по больничному боксу. Сверху пришел приказ на отстранения Дерека Вестбрука от заданий по причине ранения при исполнении — спасибо Гризли, что поставил в известность самого Дерека. Именно он сказал, что Фрост не дожил бы до возвращения в штаты — в рвоте была кровь, поэтому его вынужденно сняли с вертолета в Форт-Юконе. Ну и куда же без пары «ласковых» от своего капитана, он ведь несколько раз настаивал чтобы Фрост сходил к медику, будто чувствовал неладное. Ну чтож, что имеют сейчас, то у них и есть. По крайней мере теперь Гризли был уверен, что Дерек наконец-то получит заслуженную передышку и сможет подлечиться как следует — телом и головой. В их профессии это на вес золото. Сам Фрост этому был мало рад, он переживал за команду. Он не хотел налетать на те же грабли, однако, понимал, что бессилен в этом стремлении. Но Гризли обнадеживающе уверил, что отсутствие Фроста не повлияет на живучесть команды, параллельно передовая привет от Тампера и добавляя, что в пару с их отрядом ставят отряд Ворма. Ах, да, он ведь теперь тоже капитан. Не сказать, что тревога его полностью покинула, но такая новость и правда окутывает прозрачной пеленой чего-то до жути подозрительно успокаивающего. Отдых так отдых. Никуда не денешься с перевязанным брюхом. Ближе к обеду он связывается с Прайсом (по поручению своего капитана), ловя себя на мысли, что он успел притереться к матёрому обладателю шикарной шляпы и таких же запоминающихся усов, хоть и контактировали Фрост и капитан ОТГ всего несколько раз. Если бы у него был выбор, он бы хотел иметь такого деда. Прайс отвечает лишь со второго раза, молча снимая трубку — рабочая привычка. — Сержант Дерек «Фрост» Вестбрук, по приказу… — позабыв про манеры начал чеканить парень по выправочной манере, пока его не прервали. — Здравствуй, Фрост, — привычно рычит голос в трубке, спокойно растекаясь по ушной раковине. — Как ты? Он слегка тормозит, сбавляя пыл. Он так долго настраивался на серьезный разговор, но, видимо, это не тот случай. — В полном порядке, сэр. — отвечает сержант. — В порядке ты будешь, когда тебя заберут из этой психиатрической лечебницы. Не главврач, а истеричка какая-то, — ворчит Джон. Кажется Прайс успел хорошо разругаться с медиками. Он в принципе на дух не переносил больницы и всё их содержимое, как живое, так и не живое. Он был настолько старой закалки, что придерживался мнения, что лучше вообще не болеть, чем лечится в таких… заведениях. Ох, неужели сам Прайс контролировал его прибывание в госпитале? Легче чокнуться, чем этому поверить. При всём уважении, но он точно был бы лучшим дедом. — В девять приедет Соуп, так что уложись в два часа ожидания. Фрост сначало не понял, правильно ли он расслышал. Соуп? Соуп МакТавиш? — Капитан МакТавиш? — искренне удивился Дерек — Простите мне такие слова, но… Он, что, жив? Я же сам слышал… По ту сторону раздался приглушенный смех. — Не всем слухам нужно слепо верить, парень. — сквозь смешки ответил Прайс. — Эти твари не дождутся смерти такого, как Соуп! Его слова, да Богу в уши — проносится в мыслях у Фроста. Капитану смешно с такой слепой наивности сержанта, а сержанту не весело, но все скупые эмоции он оставил до самого приезда капитана МакТавиша. Он всё такой же, каким его видел Фрост при операции «Кингфиш». Просто вау. Кажется его время совсем не старит. Холодный ветер быстро приводит освежает мысли и морозит пальцы. Он чувствует кожей недовольный взгляд Соупа — Фрост был слишком легко одет для февральского вечера Аляски. А что поделать? Что успел то и купил на присланные деньги — ещё раз спасибо Гризли за дальновидность. — Надеюсь ты всё взял? — не выходя из машины спросил Джон. — Так точно! — он быстро садится на переднее пассажирское сидение, попутно закидывая спортивную сумку, что приобрел чуть ли не только что в ближайшем магазине, назад на сидения. — Угомонись. У тебя увольнительные. — осадил капитан, быстро осматривая Фроста. Соуп не может припомнить, чтобы когда-то видел его таким помятым и измотанным. — Откинь спинку немного, поездка будет долгой. — советует МакТавиш, перед тем как машина трогается с места. Они быстро покидают город — госпиталь был и так на его окраине. Дерека гипнотизирует пейзаж по ту сторону окна. Снег сплошным полотном покрывает величественные ели и ближайшие кустарники, прячет гравий дороги и всё падает и падает с хмурого неба крупными хлопьями. Завораживающе. В последний раз он так наслаждался падающим снегом в старшей школе на Рождество. МакТавиш был прав на счёт сидения. Спустя всего лишь пол часа пути под бандажом подозрительно потянуло. Фрост нехотя откинул спинку ещё немного, чем было до этого. Он глубоко и печально вздохнул, а после подумал, зачем он блять так сделал — боль-то усилилась. — Когда обезболивающие принимал? — не отрываясь от дороги спросил Соуп, замечая боковым зрением излишне активное капашение. — В шесть… — прохлопывая внутрение карманы куртки пытался нашарить упоковку с таблетками сержант. Она оказалась в правом внутреннем кармане куртки. — Значит ты свою норму принял. — на наручных часах время приближалось к десяти. Он уже знал к чему это ведёт, поэтому поспешил перехватить таблетницу из рук Дерека. — Так неприятно… Ещё и с этими бинтами. — Дерек не хочет показаться неженкой, но черт побери, это и правда не легко. — Конечно неприятно. Тебе вскрывали брюшину, резали и промывали кишки. А бандаж… — Соуп бросил мимолётно взгляд на Фроста. И у сержанта внутри вновь всё похолодело. — Скажу так, это лучше чем если бы он был на паху. Фрост моргает пару раз, отгоняя комок мыслей. Когда больно — думать получается не очень плодотворно. Что-то он совсем распустился. — Вас тоже? — спрашивает сержант. — Бедренная артерия. — звучит спокойный ответ. — Ты не представляешь, как яйца резало после перевязок. Ходить невозможно было. Соуп тихо усмехается, вспоминая каким жалким выглядел в то время. Фрост копирует его ухмылку — его постепенно отпускает. Ему стало одновременно так душевно и так волнительно. Это было что-то сокровенное, личное. О таком не поговоришь на заданиях, и даже после их завершения. Там, где их носила нелегкая, вообще пустым разговорам не место. Только приказ-ответ. Ничего больше. А сейчас, кажется, Дерек может ощутить под толстой, бронированной шкурой что-то мягкое, доверительно-человеческое. — И правда… Не могу представить. Фроста укачивает где-то через пятнадцать минут после малого, но такого значимого общения с капитаном Соупом. Боль его перестаёт беспокоить ровно до того момента, пока его не расшатывают — ему сообщают, что скоро приедут на место. На часах капитана было без десяти три ночи, а за окном уже мелькают огни пригорода. Через пятнадцать минут они уже ехали по освещённым улицам. Ещё через какие-то четыре минуты машина замедлила ход, въезжая на задний двор участка с небольшим двухэтажным серым домом из керамзитных шлакоблоков. Всю площадку перед домом освещал один фонарь и свет из окон. — Приехали. — сказал Соуп, глуша мотор и вытаскивая ключи. Он прибирает наспех мелочи в салоне и выходит из машины. Забрав спортивную сумку, Дерек выходит следом. Он мимолётно теряется, будто наркоз до сих пор не прошёл, закидывает голову назад и пялится на чёрное, хмурое от набежавших туч, небо. Шёл редкий снег, ветра не было, морозец легко покалывал уши. Он глубоко втягивает холодный воздух в лёгкие, расправляя диафрагму до предела, почти до кашля, задерживает, а затем протяжно выдыхает через стиснутые зубы. Смотрит как тёплый пар растворяется в ночной темноте. Он чувствует глубокое спокойствие, даже сначало не может поверить своим внутренним чувствам. И если бы не спазм в области шва, он бы сделал пометку в своей памяти о самых умиротворяющих минутах в его жизни. Не хочется ничего делать, даже дышать становится не обязательно, просто стой и смотри на кружащийся снег, чёрное небо, чищеные дорожки и сугробы. Правда такие кучки снега слишком громко назвать сугробами. Вот в России точно сугробы, а это так, неровно припорошенный газон всего лишь. Ох Да. В России снега гуще раза в четыре, даже в пять. Он помнит. — Прекращай втыкать и заходи. — доносится ворчание из-за спины. Всё, пожил свои две законные минуты в блаженной нирване и достаточно. Стоит преодалеть небольшой путь по протоптаной дорожке, и его встречается высокая железная дверь. Ручка с металлическим щелчком лёгко поддается. Его тут-же обволакивает домашнее тепло. Фрост ставит сумку у порога и собирается ждать МакТавиша — не Дерек же хозяин дома. Правда, когда его взгляд падает на тёмную тень в конце коридора, до него внезапно доходит, что хозяин в этом помещении даже не Соуп. Он уставился на собаку, а та в свою очередь наблюдала за ним. И только сейчас до него долетает такая важная и неактуальная информация. — Ты только собаки не бойся! Да уже поздно, капитан. О таких сюрпризах вообще нужно предупреждать заранее. Фрост просто стоит как вкопанный. Собака, черт его дери, настоящая собака. Это точно правильный адрес? Здесь же все дома под копирку сделаны — без топографической карты не разберешься. Что могло произойти такого страшного, что капитан внезапно решил обзавестись собакой? Она стоит тихо, не рычит, не скалится, не махает хвостом, не лает и даже не скулит. Просто наблюдает. Дерек стоит также без движения, в полу разогнувшейся позе, и напрягается чуть больше, когда слышит шаги из глубины дома. — Вы очень поздно, — слышится сквозь зевок. Из проёма, где была собака, выплыла высокая фигура, а Фрост так и продолжает стоять в скрюченном положении. Человек опирается о дверной косяк, массирует переносицу, а затем поднимает взгляд на Дерека — Где МакТавиш? Он подходит ближе и Фрост не знает что сказать. Он в первый раз видел этого человека, но когда слышит его голос, к затылку почему то приливает холодная волна. Он не может поверить в то что видит, когда смотрит на него, шокирующе растопырив глаза. — Господь Всевышний…- вырывается у него. Он наконец выпрямляется. Фрост готов поставить на спор свои почки — перед ним стоит тот самый оператор. — Я жутко польщён твоим красноречием, но ты не хочешь закрыть дверь? — просят его с мягким смешком. Фрост тут-же выходит из транса, прикрывает входную дверь, что бы драгоценное тепло не успело покинуть дом. Он не хочет, но просто не может оторвать взгляда от ляпестой, неровной шрамированной кожи на скрещенных руках, шее и лице; на короткие выгоревшие каштановые волосы и небольшие мешки под глазами. Знает, что не прилично так откровенно пялиться, но не может пересилить. Он не знает будет ли ещё такая возможность. Что же пришлось пережить этому человеку. Сзади щелкает замок, и по вилянию хвоста собаки, Фрост знает кто это и что ему необходимо узнать. — Гоуст? — неуверенно пробует произнести Дерек, вспоминает как звучит позывной лейтенанта. Райли лишь самозабвенно щурится и еле-еле улыбается, а затем разворачивается и уходит на кухню — судя по клацанью, включает чайник. — Теперь это «Филин» — толи корректирует, толи сново ворчит Соуп, делая акцент на последнее слово. Он не понимает такой ошарашености сержанта, и потому уточняет, когда снимает обувь — Тебе разве не сказал Прайс? — Нет! — активно мотает головой Фрост. А должен ли был? Удивительно было услышать его самолично. Возможно, это было что-то значимое для старика, раз он умудрился выкроить время для такого практически пустого звонка. На подробности не стоило рассчитывать. После того, как Фрост сбросил вещи в зале, он сел вместе с Соупом и Гоустом на кухни до самого утра. Чай в предоставленной ему кружке стынет под неумолкаемые обсуждения. Говорилось легко. Сна не было ни в одном глазу и по этому они обменивались по возможности любой информацией, которой было дозволено оперировать. Уже сидевший за прямоугольным столом Гоуст поведал о том, где он был и какие данные собирал и, как оказалось, это он был тыловым снайпером на двухдневной операции. А Фрост сразу узнал, буквально спиной почувствовал что это он. Даже успел подумать, что совсем с головой проблемы пошли. Теперь Саймон сидел здесь, перед ним, в чёрной толстовке и в такой прижившейся к его образу чёрной балаклаве, но без рисунка, изъясняясь, что ещё не привык показываться людям в таком виде. Пережеванного и отхаркнутого мясорубкой фарша. Видок не ахти. Жуткий. Фрост понимающе кивает, пересиливает себя и больше не опускает взгляд на рваные и неаккуратные шрамированые костяшки. К слову о испуге, он рассказывает, как переполошил всех в военном вертолёте и насколько у таких закалённых людей были испуганные лица. Немного помогает — все трое тихо смеются. Продолжает Соуп, проходясь по маршруту, что ему пришлось преодолеть, чтобы быть здесь и сейчас. Наконец он объясняет, откуда взялась собака. Гоуст тоже добавил пару слов от себя, пока Фрост начесывал водолазу загривок. Соуп живёт под одной крышей с собакой по своей воле. Гоуст без маски. Что будет дальше — град из камней? Может Прайс бросит курить? Нет, град из камней как-то звучит более правдоподобно. Они сидят и беседуют, пока Соуп не замечает что за окном светает. Спать не хотелось даже с дороги. Но сбивать и так расшатанный режим было дело житейское. Да и когда выпадет ещё такая возможность — посидеть за кружкой остывшего чая с живыми мертвецами? Так, Фрост, тебе все-таки светит приём у психотерапевта, уже достаточно чернухи проносится на периферии. Он слабо ухмыляется когда отпивает остывший ромашковый чай, под очередной бурный рассказ. Его всё равно заберут только завтра, то есть сегодня вечером. Всего лишь сегодня вечером. Как мало времени и как много накопилось в этой дрянной черепушке. Что-то отложилось мёртвым грузом, что-то забылось, что-то и подавно стёрлось. Когда оранжевые лучи добрались до черепицы крыши и начали заглядывать в окна, Гоуст чётко дал понять, что им всё-таки пора спать. — Оки-доки — шепчет горько Фрост. И уже сидя на диване в гостинной, запрокинув голову. Он делает дыхательную гимнастику.***
Потолок в спортзале выглядит каким-то другим, более тёмным, немного поплывшим, по нему ползли цветные круги, словно следы от капель дождя на лужах. Он поднимает голову, часто открывает и закрывает глаза. — Не драматизируй, — слышится совсем рядом, и он смотрит в бок. Рядом только что заземлился на корточки Гринч. — Я же не в полную силу бросал. Он чувствует бешеный пульс в горле, будто и правда только что спаринговался. Что только не придумывает его мозг, чтобы в край не слететь с катушек. Слишком гипертрофированные сны. Практически воспоминания. Ему от чего-то трудно вставать. Конечности будто набиты мокрой ватой. Поэтому он просто укладывается обратно, самозабвенно складывая руки в замок на грудной клетке. Ему везёт в последнее время на спокойные сны — без запаха крови, пороха и гари; без предсмертных криков и стрельбы. Это просто волшебное чувство комфорта и счастья быть с командой. С живой командой. Он не хочет думать насколько больно будет проснутся утром в опустевшей реальности. — Не в полную говоришь? — слышится смех и Фрост чётко понимает кто вышел к ним на ринг. Трак пихает Гринча ногой в колено, от чего тот недовольно скрипит как старик. — Он чуть не улетел с матов. Фрост лишь фыркает, не в силах сдержать улыбки, когда ему тянут руку, собираясь поднять. — Хорошо, гений. А что в твоём понимании «Не в полную силу»? — спрашивает Гринч, вытирая блестящий от пота лоб подолом серой борцовки. Фрост готов поклясться что был абсолютно расслаблен и спокоен как удав ровно до этого момента. Но даже напряжённые мышцы ног не спасают его от очередного падения. Боли как таковой нет, пусть он падает на маты со звонким хлопком. Взгляд Гринча был в этот момент очень красноречивым. Фрост обречённо скулит, сам не понимая от чего. Он подмечает, что лучшая тактика, пока его друзья на веселе, просто лежать как мешок с цементом, лишь бы не полететь в очередной раз. Накатывает необъяснимая волна и он чувствует как расплывается в ухмылке. — Так, поигрались и хватит. Я вас не буду по частям собирать. — Громко оповещает их Сендман, перебираясь через канаты ринга. — Так точно босс! Ещё мгновение и Дерек долго испепеляет протянутую ладонь. — Подъём, Фрост. — так привычно рокочет тембр командира, и Дерек понимает что в очередной раз не сможет дотянутся до него.***
Здесь абсолютно наплевать на твой характер, предпочтения и привычки, цвет глаз и кожи, нацию, любимого исполнителя древней попсы, сколько раз ты молишься за обедом, с кем спишь, кем работает твой отец. Если ты продуктивно выполняешь поставленные задачи, без кровавых потерь, без проволочек, если ты пиздец какой высококлассный солдат — на многое могут закрыть глаза. На всё, что не выходит за такие хрупкие рамки законности и этики. А вышке и так всё равно, пусть глаза и уши у них по всюду, главное чтобы всё укладывалось в сроки, и чтобы ситуация любой проблематики поддавалась быстрому подавлению и взятию под контроль. Не смотря на самых суровых боевиков, строжайшей дисциплины, и чёткого, чуть ли не по секундам, поставленного режима — здесь не на минуту не покидает ощущение, что вокруг тебя люди. Вот к примеру Соуп. Всегда оправдывает ожидания, четкое выполненные миссий и послужной список с три мили. Вечно холодный и хмурый. Сразу видно — обучен Прайсом лично. Один из самых ценных кадров. Так и хочется сделать приписку где-нибудь в личном дела капитана на полях мелким шрифтом «Почти-не-человек-вашу-мать». Зрительный контакт с ним по началу держать было проблематично — тебя считывают как открытую книгу, и от осознания этого становится ещё больше не по себе. Капитан МакТавиш засел где-то глубоко под черепной коробкой у Фроста в забавном образе лесного ежа — колючий снаружи, но с мягким животом под иголками. Моментами, в посеребренном свинце глаз проскальзывало что-то такое шуршащее, почти не колючее, то, от чего между бровей сглаживались морщинки и пропадала добрая половина всей той грозности его существа. Фрост тоже не лыком шитый и уж точно не слепой. Понимает, что такое выражение проявляется каждый раз, когда Соуп коммуницирует с Гоустом. То, что они пережили — поднимает в груди волны уважения и восхищения. Молодцы что не ушли. В конце-концов Дереку предельно не интересно брать в расчет что там у них происходит, он даже мысленно не собирается штудировать. Он слишком отходчив для чего-то такого малого. Не тратит даже какие-то жалкие пары секунд, чтобы состыковать факты. Знает одно, Соуп и Гоуст — неплохой тандем. Два снайпера, два живчика, два профи. А всё что происходит между ними, это сугубо их личное, что не бросается в глаза, не выходит за рамки субординации, и уж точно не его ума дело. Когда люди цепляются за остатки чего-то дорогого — это как минимум не прилично осуждать. Война покосила всех. Тактический отряд Один-Четыре-Один, Дельта, Рейнджеры, армия, даже рекруты. Это ужасно когда погибают новобранцы, а ещё хуже — когда страдают отряды. Многие рвутся в отделения, и дело не в престиже. Так выгоднее, так надёжнее. Отряд это сплочённая группа, притертые заданиями, сшитые временем, кровью и потом. Каждый является драгоценной ячейкой чего-то большего и могучего. Именно это и играет большую роль. Правило «Вместе — мы сила» поворачивается на триста шестьдесят, когда отряд теряет бойцов. Пусть даже одного. Не существует незаменимых людей? В армии — возможно. В отряде — подумайте дважды. Пусть Соуп и не был в Дельте, от него так и веяло поддержкой, как и от Прайса. От всех из сто сорок четвертой несло этой душещипательной братской надёжностью. Интересно, когда Роуча выпишут? гадает Фрост, перебирая уже третью коробку старых полицейских отчётов, что остались после ЦРУшников лет десять назад. Сандерсон был таким подавленным, по словам его сослуживцев, в последней раз. На него теперь свалилась огромная ответственность, он ведь «единственный выживший свидетель». По бумагам конечно же. Теперь его затаскают по судам и допросам на пару с Прайсом, будет куча бумажной макулатуры, море заметок, засекречивание личности. Он и сам через это проходил. Вот только Сандерсона беспокоило всё это не в первую очередь — Гоуст мастер красочных пересказов. И Фрост быстро догадывается в чём дело. Роуч единожды упомянул свою девушку и предложение руки и сердца. Обратился он почему-то за советом к Фросту. Стоял ровно, по выправке, говорил спокойно, но вот глаза. В глазах было всё. А Фрост даже ничего предложить не мог — не был он силён в делах любовных. У него были отношения, и не одни, но в советах он был предельно шаблонен. Фрост мог только догадываться, как Сандерсон себя чувствует. Он ведь так и не успел, времени не хватило продержаться до конца всей суматохи. Дерека вырывает из размышления громкий чих МакТавиша и грохот каких-то вещей на верху. Он всё-таки решил устроить уборку на чердаке. Прибраться было спонтанным решением, пока Гоуст на прогулке с Багирой. Сержант всё острее чувствует свою бесполезность. Главная проблема бойцов после отстранения от службы — армия головного мозга. Он знает что делать с выданным оружием, знает как себя вести на плацу, знает оказание первой медицинской помощи при ранениях, но, чёрт возьми, понятие не имеет что ему делать во время отдыха. Смешно, да? Казалось бы, бери и планируй. Вспоминай, что ты постоянно откладывал в дальний ящик. Но в голову ничего не идёт. Хотя, времени у него для этого будет предостаточно по возвращению домой. Точно. После очередного падения чего-то тяжелого под красноречивую шотландскую ругань сержант не может сдержать идиотского смешка. Предпочитая оставить самокопание до приезда в родную Атланту, он откладывает взятые папки обратно в коробку, чтобы нарушить прямой приказ — не лезть на гребаный захламленный чердак, Фрост. Но не смотря на специфическое проявление заботы со стороны Соупа по типу «надышешься пылью — блевать будешь», там явно было веселее, чем разгребать старые документы. И как кстати входная дверь щелкает. Фрост прибирает последние листы пожелтевшей бумаги и оборачивается. Предложение присоединится и посмотреть на неравный бой Соупа с нечистотами вертелась у него на языке, ожидая увидеть Гоуста. Или кого угодно другого. Но не его. Вот так просто, с какими-то пакетами в руках. Без оружия, без брони, без гарнитуры. Такой непривычный. Фрост молчит. Он застыл в пол оборота с приоткрытым ртом, собираясь сказать, что ворчание капитана не решит проблему. А собственно, какая проблема то была? Там что-то было про пыльный чердак и предложение помочь. В голове какой-то вакуум. Когда в школьные годы ему разрешили остаться во время операции кошки по удалению нездоровой селезёнки в какой-то момент там, на операционном столе под хорошей дозой пропофола, она перестала дышать. Он хотел в какой-то момент в лучезарном детстве стать ветеринаром, и когда ему объяснили, что животное забывает как дышать из-за глубокого наркоза — он чуть сам не забылся от страха. После этого случая он понял, что такая слишком стрессовая работа не для него… … а теперь он военный. Который ощутил на себе этот наркоз. Ему даже смешно, что так совпали карты. Вот только время операции его сердце и легкие работали нормально (не то что у его кошки), а сейчас почему-то всё готово было остановиться. Пакеты с мягким шуршание поставили на пол, ближе к столу. Черная водолазка явно была к лицу мастеру-сержанту. Они буравят друг друга не моргающими взглядами. Сендмен выглядит слишком расслабленным, каким-то домашним и до боли в затылке не реальным. Фроста никогда не посещали фантомы в реальной жизни из-за психологических травм, а вот спал он плохо. После таких снов он просыпался сам не свой и до предела раздражительный. Даже после разговоров с мозгоправом он до последнего не собирался принимать успокоительные. Считал, что сам это переборет. Считал, что раз весь отряд мог жить и радоваться проблескам почти нормальной жизни в их работе без этих белых пилюль, то и он сможет. По другому никак. Его голубые глаза, что теперь были похожи на туманную серую пелену, стали чуть шире. Во рту стало кисло, а к горлу подошёл тошнотворный ком, как тогда, в вертолете, на задании. Носоглотку охватил небольшой спазм. — Ну привет, Фрост. — звучит с нотками растерянности. У Фроста потянуло под бандажем. Уши почти ничего не слышали, там булькала вода, а нет, поправка, это бурлила кровь. Он еле разбирал звонкий голос Соупа, что спустился с верхнего этажа и кажется так же прибывал в глубоком ахуе. Фрост машинально положил руку на ноющие швы и продолжал втыкать. Кажется давление подскачило. В прихожую вваливаются Трак и Гринч. Макушку Трака он даже успевает разглядеть в дверном проёме. Они тоже с пакетами. Вот их голоса он точно разбирает, таких громогласных даже за тремя метровыми бетонными стенами будет слышно. Дерек почти не слышит голос Гоуста, за то слышен вопль мелал-02 и метал-03 и он мало удивлен таким возгласам. Когда в первые увидел живого Гоуста сам не мог ничего из себя выдавить кроме нечленораздельных звуков. А его ведёт ещё сильнее. Его только выписали, сказали не перегружать организм стрессом и лишней физической нагрузкой, что он сам и так знал. Мгм, да, прям сейчас, он уже в процессе. Ему даже не комфортно становится от витающего в воздухе эмоционального всплеска. В первый раз в жизни ему стало плохо из-за исчерпывающей радости. Казалось бы, его организм закалялся многие годы, привыкал к самым нестандартным заданиям, Фрост мог брать эмоции под узду. Так почему его диафрагма стала давить на все органы ещё не зажившей брюшины, намереваясь выдавить их наружу? Его потряхивает. Ему снились сны. Затянутые кошмары. Точная копия реальности, только мрачнее, громче, острее. Там больше криков, больше потерь, больше отчаяния. Один и тот же сон снится ему всякий раз когда день выдаётся чуть спокойнее обычной рутины. Его как пакостного котенка, который совершил проступок в глазах хозяев, из раза в раз тыкают носом в ошибку. Засовывают с головой в один день, который забрал у него боевых товарищей. Пятнадцать секунд и он один. Пятнадцать блядских секунд. Терять людей в его профессии это обычное дело. Норма, к которой привыкнет только совсем черствые, иначе твоя голова тебя же и погубит. Фрост опирается о столешницу, чувствуя самую сильную волну спазма. Ну всё, приплыли. Сендмен быстро подходит и протягивает ладонь, собираясь пожать руку всё ещё младшему по званию. У него тоже бешено колотиться сердце. Он по своей натуре очень эмоциональный человек, но держится — солдаты не воскресают каждый день в глазах родных и друзей. А затем, понимая что младший уже почти не с ним, заключает в крепкие объятия и ободряюще хлопает пару раз по плечу, приговаривая волнительным голосом что всё нормально, что рад его видеть. О, Фрост может разделить его радость до потери пульса и подгибающихся ног. — Эй, эй, эй. Дружище, всё хорошо. Что это с тобой? — непривычно-тревожно спросил Сендман. — Сендмен, аккуратно, его только зашили! — запоздало предупреждает Гоуст. У Фроста кружится голова до серой ряби и ему стыдно перед сослуживцами за такое состояние. Слишком много вернувшихся с того света за какие-то тридцать часов: Соуп, Гоуст, Роуч, Трак, Гринч, Сендмен… Но именно сейчас ему стало так спокойно. Он стискивает темную ткань на чужих боках, приглушённо шмыгая носом. — Неправильная реакция какая-то у тебя, — по доброму усмехнулся Трак, встречаясь взглядом с покрасневшими глазам друга. Он стоял довольно близко чтобы запустить здоровую пятерню и взъерошить короткие волосы Вестбрука. Гринч так же стоял неподалеку, скрестив руки на груди и что-то говорил про избыток розовых соплей, но если бы знал с какой улыбкой он это говорил, то понял, что со стороны это слышится как минимум забавно из его уст и не к месту. Фрост не может больше сдерживать внутренний шквал. Он держался с две тысячи шестнадцатого. Держался, когда расформировывали и собирали заново Дельту. Держался на еженедельных приемах у психотерапевта. Держался, когда на его погонах добавились лычки, а стоящие вокруг люди громко хлопали. Держался, когда ему поручали молодых парней на пятнадцатый инструктаж за две недели. Держался вчера. Сегодня тоже, до этого момента. Теперь из голубых глаз крупными каплями начали стекать блестящие дорожки. Сердце птицей трепыхалось о ребра и всё никак не могло заткнуть безостановочное живые живые живые живые живые живые. Он так не хотел распускать сырость, но эмоции и правда били через край. Господи, что это? У вселенной не бывает таких бесценных подарков от госпожи-удачи. Не бывает чего-то приобретенного просто так. В чем подвох? Что ему придется отдать взамен, чтобы больше никогда не отпускать дорогих людей? Это ведь не галлюцинации. Как так? Как?! А возможно они не живы. Возможно воспалённое подсознание окончательно съехало не туда. Какова вероятность что перитонит был быстрее военного вертолёта? Возможно они все до сих пор мертвы, а теперь и он вместе с ними. Он настолько зацикливается в мыслях и ощущениях, что непрофессионально упускает момент, когда жар с лобной кости подкатил к переносице. Последовало небольшое головокружение, но он потерпит, знает свои пределы. Однако, как бы не хотелось остаться на всю дальнейшую жизнь в крепких теплых объятиях — не запачкать одежду хотелось ещё больше. — Блять… — Фрост, скрипя сердцем и зубами, отстраняется от командира, опуская голову вниз, начиная часто моргать. Закрывает ладонью нос и рот. Темная пелена забрала всё умение видеть. Горячая кровь быстро потекла по пальцам. Пиздец. Что же за день то такой?***