***
Нельзя было однозначно сказать давила ли тишина на Влада или наоборот придавала надежды. Это молчание перед началом разговора с пациенткой не особо обнадёживало. Наставница дала изучить карту женщины ещё перед приёмом и честно… Левскому казалось, что невозможно что-то сделать. Невозможно помочь, когда, кажется, само тело не желает удовлетворить желания пациентки. — Не ждали что я снова приду? — грустно улыбается женщина. — Признаться честно, нет, — выдыхает Малышенко, улыбаясь поддерживающе. — Двадцать шестой раз. Пятнадцать лет жизни, — произносит кажется слишком подавлено. — И вы всё ещё хотите ребёнка, — констатирует шатенка. — Я никогда в жизни ничего не хотела так сильно, а хотеть я умею, поверьте, — грустно усмехается блондинка. — Ну почему так грустно? — пытается приободрить Виолетта. — Вы же всё же здесь. — Вы верите, что после стольких нет, всё же будет да? — спрашивает будто бы с надеждой. — Ну, научных факторов, чтобы вам отказать у меня нет, — подытоживает зеленоглазая с оптимизмом. — У меня в опыте было с десятого раза, с восемнадцатого. Даже с двадцать первого, но цифра двадцать шесть мне определённо нравится. Вы прославитесь, я вам клянусь. Тяжелый вздох со стороны блондинки. Влад смотрит в основном на пациентку, но изредка переводит взгляд и на Виолетту. Молчит всё то время, пока репродуктолог разговаривает с женщиной. Молчит и тогда, когда они договариваются о повторных анализах и датах. Ну а после… закрывшаяся за пациенткой дверь и напряжённое молчание. Со стороны Малышенко слышится напряжённый вздох. Левский видит, как она потирает лицо руками и после волосы зачесывает назад. — Я знаю, что, что бы я не делала, как бы я не старалась, всё равно не получится, — тихо произносит, сняв маску оптимизма. — Почему же ты тогда согласилась? — спрашивает так же тихо брюнет. Репродуктолог поднимает голову и смотрит на Влада глазами пронзительными. Зеленоглазый не мог прочесть в них ответ, но видел некоторую наивность. Ответ слетел с её губ лишь через минуту. — А как же чудо?***
Потёртые книги в твёрдых обложках одна за другой заполняли сумку. Кажется, Сёмина собралась забрать с собой чуть ли не всю библиотеку этого мира, но на самом деле она брала лишь самые важные и нужные. Ну…десяток нужных. Пару десятков… В любом случае, Настя повезёт это всё на машине, так что не особо важно, да? За книгами, уже в старенький чемодан шатенка осторожно складывает вещи. Пока что, на первое время, она берёт всё самое необходимое, а после заберёт и остальные вещи. Как это всё упаковать компактно девушка не знала, но искренне пыталась. Книги, вещи, игрушки Кружка. Всё это надо было перевезти первым делом. Особенно игрушки Кружка. В прочем, кот и сам поспешил о себе напомнить, нагло усевшись в чемодан, чем вызвал нежный смешок, слетевший с губ младшей Сёминой. — Я в любом случае тебя возьму, — со смехом произносит и берёт питомца на руки. — Однако поедешь ты в более комфортных условиях. За сборами к переезду кареглазая не слышит, как скрипит дверь в комнату и как родительница, опираясь на стену, смотрит на дочь. Наблюдает за тем, как Анастасия складывает вещи в чемодан и рюкзак. Некоторые даже в коробки. — Сама всё повезёшь? — спрашивает, заставляя девушку вздрогнуть. Оборачиваясь на мать, девушка вздыхает тяжело. Она знала, что женщина категорически против переезда. Что чуть ли не до истерики и слов о том, что только через её труп, но… это была жизнь Насти. Та жизнь, которую она хотела бы прожить самостоятельно с любимым человеком и котом под подмышку. — Влад сегодня отпросился пораньше, так что приедет и поможет, — произносит, усаживаясь на кровать. — И ты уверена, что он не выбросит тебя на улицу при первой же ссоре? — спрашивает с некоторым раздражением. — Да, уверена, — спокойно отвечает и возвращается к паковке вещей. — А как же библиотека твоего отца? — усмехается. — Если ты когда-нибудь и, хотя бы немного любила его и любишь меня, то ты с ней ничего не сделаешь, — отвечает будто бы спокойно, но внутри целый ураган эмоций. — А теперь прости, но мне нужно собрать все вещи до приезда Влада. Дверь за спиной девушки захлопывается. Сёмина поднимает глаза к потолку, стараясь сдержать выступившие слёзы. Было безмерно тяжело оставлять библиотеку отца и не быть уверенной в том, что она останется в том виде в котором Настя её оставляет, но… она не может по-другому. Если её перевезти, то она уже будет… не та. Не папина. — Блять…***
Тишина. Кира не разговаривала с ней, а девушка не решалась начать разговор зная, что она виновата. Действительно виновата, заставляя Киру пережить сильный стресс. Поджимая губы, брюнетка лишь молча лежит на кушетке, пока датчик ультразвуковой диагностики размазывает холодный гель по бледной коже. Однако для Медведевой это был не просто стресс. Это было напоминанием. Она будто вновь восемнадцатилетняя девушка, что выламывала дверь в ванную, ещё не зная, что за этой дверью в ванной лежит уже мёртвая сестра. Смерть. Она будто бы вновь предстала перед глазами блондинки, собираясь вонзить нож в сердце. Отступила лишь в последний момент, когда из-под развалин вытащили возлюбленную почти что невредимую. Однако сильно легче от этого не стало. Молча поворачивая экран аппарата в сторону брюнетки, кареглазая всё так же молчит. Продолжает вести датчиком по коже, надавливая в некоторых местах. — Как я и сказала, скорее всего твой ребёнок в рубашке родится, — произносит хрипло. — Я не вижу осложнений или возникших патологий. — Да, ты права… — выдыхает женщина, прикрыв глаза. — Кир, я… — Поехали домой, — холодно произносит, снимая перчатки, а следом передаёт темноволосой салфетки. — Ты не ела давно, так что пора домой, там сготовлю что-нибудь. Выходя из кабинета, девушка останавливается. Прижимается спиной к стене и дышит тяжело. Она не понимает, как себя вести, ведь обида и боль прожигают грудину, хотя любовь там тоже борется за место. Она запуталась в своих чувствах. Она ни в коем случае не бросит девушку, но этот страх, что однажды её риск её убьёт…***
Неуверенные, осторожные шаги по светлому паркету. Запах, что изучается для понятия обстановки и в случае чего обнаружения опасности. А следом и исследование запахов мебели. Было решено, что именно Кружок станет первооткрывателем новой квартиры. Две пары глаз внимательно наблюдали за тем, как пушистый ребёнок обхаживает новую территорию. — Кажется, он одобряет, — произносит с улыбкой Левский. — Да, осталось только занести когтеточку первее, чем он захочет проверить на прочность мебель, — усмехается темноволосая. Заходя в квартиру она и сама осматривается с интересом. В выборе совместного жилья она оставила полную ответственность Владу, ведь после одной не особо просторной комнаты, любая квартира покажется для неё хоромами. Снимая обувь, она осторожно отставляет её в сторону, проходя дальше. Из прихожей попадая сразу в гостиную совмещённую с кухней, Сёмина буквально ахает от размеров. Наверное, лишь сейчас приходит осознание как изменилась её жизнь после поступления в ординатуру. Она попала к лучшей наставнице, тем самым сделала себе славу самой перспективной из ординаторов. Смогла ещё больше сблизиться с Кирой, понимая, что у неё никого дороже нет. Ну и… Она подпустила к себе Влада, позволив дружбе перерасти в нечто большее. Настолько большее, что теперь она стоит в самом центре их совместной квартиры и понимает, что дальше — больше. Мужские руки оплетают её талию, пока парень утыкается носом ей в висок, вдыхая запах её шампуня. Тихий вздох с его стороны и Настя, что прижимается спиной к его груди, прикрывает глаза. — Ну как тебе? — спрашивает тихо, будто бы боясь нарушить тишину. — Полгода я о таком и мечтать не могла, — шепчет Сёмина, всё так же держа глаза прикрытыми. — Каком? — Стоять с тобой в нашей квартире счастливая и знать, что дальше будет только лучше, — отвечает и разворачивается, наконец взглянув на парня. — Я люблю тебя. — Я люблю тебя, — вторит ей темноволосый одними губами и касается её лба в нежном поцелуе.***
Прохладный воздух ударяет в лицо. После тяжелой смены всё тело болело, а ноги едва держались на ботфортах. Девушка осмотрелась по сторонам, медленно спускаясь по ступенькам. С правой стороны заруливала к приёмному отделению скорая помощь. Чуть дальше, на лавочке сидели пациенты, дыша свежим воздухом, а дальше… Знакомая Мишель машина останавливается возле неё. Окно переднего сиденья открывается и оттуда выглядывает лицо Захаровой. Голубые глаза вновь пронзительно смотрят на неё, и блондинка знает, что от неё хотят. Поджимает губы и поднимает взгляд, осматривая вновь территорию больницы. — Мишель, я же знаю, что ты устала после суток, — пытается вразумить её светловолосая. — Просто подвезу. Хочешь даже молчать буду всю дорогу. Карие глаза опускаются обратно на голубоглазую. Отвратительно, но Гаджиева действительно думает об этом предложении. Будто бы действительно верит, что Кристина выполнит своё слово и будет молчать. Вздохнув тяжело, девушка хватается тонкими пальцами за ручку двери, открывая дверь пассажирского сиденья. Блондинка усаживается внутрь, но на Захарову не смотрит. Лишь прямо. — Я знала, что ты согласишься, — победно проговаривает девушка, но увидев убийственный взгляд Мишель, понимает её без слов. — Всё, молчу. Машина двигается с места, покидая территорию больницы, пока Гаджиеву покидает ненависть.***
Звон посуды и тихое дыхание Медведевой почти оглушают. Лиза молча сидела за столом ожидая ужин, пока на коленях мурчала Мефа, подставляясь под поглаживания. Андрющенко почти физически ощущала напряжение, царившее в квартире. Она то и дело поглядывала на Киру, что, заканчивая готовить суп, наливала тот в тарелки. Расставив те на столе, она так же молча отошла к холодильнику достав сметану и рядом лежащий на кухонной тумбе хлеб. Ели они молча, но здесь не была виновна поговорка, что, когда человек ест, он глух и нем. Здесь была виновна только Лиза, что подвергла себя смертельной опасности и заставила Киру ощутить невыносимую боль. Укладывая ложку на тарелку, темноволосая вздохнула тяжело и попыталась заговорить. — Мы можем с тобой поговорить? — начинает разговор. — Я не хотела делать тебе больно. — Но ты сделала, — хрипло слетает с губ блондинки. —Наплевала на мои просьбы, на свою жизнь и жизнь твоего ребёнка. Наплевала на всё. — Кир… — Я просто не понимаю. Почему тебе чужие дети важнее своего? — не даёт сказать. — Это какой-то фетиш? Постоянно подставлять себя опасности? Адреналиновая зависимость или что? — Я виновата, я признаю это! — громче уже говорит женщина. — Я не умею ставить работу ниже первого места. Ну не умею! — А я у тебя где? На последнем месте? А ребёнок? — спрашивает, заглянув в зелёные глаза. — С двенадцатой недели беременности ты рискуешь не только собой. Ты рискуешь полноценным плодом, ребёнком, что нуждается в матери. Что нуждается в твоём здоровом организме ещё минимум четыре месяца. И будет нуждаться в тебе всю жизнь. Мне уже наплевать на себя, обо мне ты совсем не думаешь, но подумай о том, кого ты так сильно ждёшь. Молчание возвращается в квартиру вновь. Напряжение сильнее, а боль в грудине обеих больше. Бросая ложку, Кира поднимается из-за стола, возвращаясь к плите. Руками упирается в столешницу рядом с ней и пытается сдержать крик злости. Нельзя сорваться на Лизу, нельзя сорваться на Лизу… — Я клянусь тебе, что с этих пор я больше не буду рисковать. Выходные — значит сижу дома. — начинает, поднимаясь из-за стола и ступая к Медведевой. — Экстренные ситуации перевожу на Мишель или Виолетту. Стало плохо, значит ухожу раньше. — Ты уйдёшь в декрет как положено, на тридцатой неделе, — произносит серьёзно, оборачиваясь. — Хорошо… Медленно подходя к блондинке, темноволосая обнимает её, прижимаясь к чужому телу. Ей нужно было услышать всё то, что произнесла Кира. Понять, что она действительно слишком сильно дорожит этими отношениями, чтобы делать возлюбленной так больно. Сухие губы касаются макушки тёмных волос, пока татуированные руки обнимают крепко старшую, оглаживая по спине.