Неправильно... или? Пусть все решит... случай (цикл "Преемница", часть 10)

Баки Барнс

Прошло несколько дней после нашего первого разговора с Браном. Вроде бы почти ничего не изменилось. Ну, кроме двух вещей. Верней даже трех. Первое — я окончательно потерял счет времени. Стив, когда я завел об этом разговор, признался, что он — тоже. А Бран, когда я ему сообщил о подобном, пожал плечами и сказал, что это, в общем-то, нормальное явление. И все здесь такие же. И что главное — смену не проспать, а на все остальное плевать. В ответ на комментарий Стива о необходимости вести подсчет дней предложил тому вести дневник. Когда же Стив сказал, что Брану это тоже необходимо, чтобы чувствовать себя нормально, мальчишка предложил советчику сходить нахуй. Когда я попросил аргументировать, Бран пожал плечами и произнес. — Дерадикон может годами болтаться в космосе. И все привязки, актуальные для нахождения на поверхности планеты, теряют свой смысл. День, ночь — без разницы, корабль функционирует круглосуточно, работа ведется посменно, свет всегда горит, ну разве что в каюте гасишь, когда спишь. Смысл в этой привязке? Зима-лето тоже отпадают. Даже путают дополнительно. Ну, знаете эту фишку со странами, где зимой жарко, а летом холодно? А теперь представьте, что у каждой планеты свой климат на разных участках. Если мы будем путать интендантов нашими сезонами вдобавок к той неразберихе, что при экипировке групп высадки возникает — нам бошки оторвут. Про годы вообще смысла говорить нет, думаю, сами в курсе, почему. Вот насчет «вне времени и пространства» я уже все знал. Небольшая боль и умеренная лихорадка не мешали мне изучать все подряд о том, что еще пятьдесят лет назад сочли бы фантастикой. — Ну и с учетом всего сказанного — за каким хуем мне тут всрался календарик? Моментально покрасневший Стив лишь закатил глаза. Я лишь посмеивался мысленно. И уже привычно шевелил плечами, чувствуя, как отзываются крылья, «случайно» цепляя перьями этих двоих и отвлекая их внимание от перепалки. Все-таки быть свидетелем чужих ссор мне хотелось меньше всего. Кажется, Бран это понимает, поскольку на следующий день Стив ходит нахуй на три раза меньше. Второй изменившейся вещью стали крылья. Они теперь периодически исчезали. В основном во сне, потому что просыпался я на спине и без перьев. Вот только в течение дня отростки все равно реагировали на любое движение плечами и материализовывались сзади, будто бы из воздуха. Я даже как-то два часа потратил, рассматривая спину в зеркало и пытаясь понять, где, собственно, заканчивается моя спина и начинается крыло. Нет, объяснения из учебной программы — это, конечно, хорошо. Но вот визуально… Визуально они смотрелись так, будто всегда там и были. Странно так. И уже порой непривычно, когда их нет. Третья вещь… Нет, это были не изменения. Это было в порядке вещей. Я не мог спать неделями после того, как сбежал от Гидры. Все время казалось, что меня вот-вот найдут и схватят. Казалось, что схожу с ума, поскольку воспоминания возвращались хаотичными обрывками. Когда удавалось задремать — эти обрывки превращались во что-то жуткое. В Ваканде было получше. Потому что я точно знал, что коды вычистили из моей головы. От кошмаров это не избавило, правда, но они стали не такими жуткими. И вот сейчас они вернулись. Причем старые привычные страшилки притащили с собой по три товарища каждая и вся «ночь» превращалась в череду кошмаров и пробуждений с бешено колотящимся сердцем. Может быть, влияло то, что в Ваканде была куча физической работы. Измотанное тело отключалось само собой, а здесь… Здесь ни о какой работе речи не шло ближайшие недели три так уж точно. Потому что крылья, мутация, лихорадка, чтоб их… — Если хочешь, я мог бы тебе помочь. Отключить тебя на несколько часов. Без снов, без кошмаров — просто отдых, — предлагает Бран. И я испуганно вздрагиваю лишь при мысли о том, что кто-то будет копаться у меня в мозгах. — Ясно, я понял. — Я не… — начал было я. И тут же прикусил язык, потому что все оговорки и оправдания не сработали бы против телепата. Сказать, что я не боюсь? Что доверяю? А если это не так и он это знает, что тогда? — Тогда сходимся на том, что ты боишься, не доверяешь и я от тебя отстаю, — подытожил Бран. — И все… Нормально? — неуверенно спросил я. Он, Стив, Нима и Тина были единственной моей компанией. Они были привычны. И лишаться кого-то из них сейчас было бы… Я не настолько независим, как Зим. Да и уйди Бран — и мы со Стивом будем чаще оставаться один на один. А это значит, что… Нет, мне хорошо рядом со Стивом. Наверное. Я не знаю. Просто он постоянно пытается разговаривать, что-то вспоминать, а я… Я или не помню, или не хочу еще и это помнить, и в голове эта каша… А когда рядом Бран — они просто общаются и почти не ссорятся в последнее время, а я сижу рядом. И говорить можно не о нас со Стивом, а о корабле, всяких технических штуках из области фантастики, книгах и том, кто что слушает. Если мальчишка обидится и уйдет… — Вполне нормально. Ты не хочешь, чтобы у тебя копались в мозгах. И это, блять, нормально. Я не хочу, чтобы ко мне доебывались с чистотой речи. Это тоже нормально. Если мне не нравится то, что ты мне не даешь рыться в своей голове — это моя половая проблема. Если твоему приятелю не нравится моя речь — это его половая проблема. Творить можно все, что угодно, если это не затрагивает свободу воли и право выбора другого человека, все, точка. А думать можно вообще все, что угодно, ну это так, к слову. Я нервно улыбнулся и потрепал мальчишку по вихрастым волосам. — Обычно люди… Куда более бурно реагируют. Я знаком с одной телепаткой, Вандой. Она хотела мне помочь и была очень обижена, когда я отказался. — Ах, Ванда… Это та баба, которую Роджерс держит за маленькую несчастную девочку? Которая добровольно вступила в Гидру? Которая не умеет себя контролировать, а когда по ее вине гибнут гражданские — закрывает рот ладошкой с воплями «я не хотела», а потом еще и обижается, когда ее садят под домашний арест для ее же безопасности? Я бы ей собаку не доверил, честно говоря, не то что голову. Хер ее знает, что она там наворотит, а потом скажет, что «не хотела». — Она помогала нам, когда… В общем, я точно знаю, что она не враг. И я не хотел ее обидеть, но… — Но голову свою тебе было жалко больше, чем самомнение Ванды, — подытожил Бран. Я почувствовал, как губы растягиваются в улыбке. — Дай угадаю, ты скажешь, что это ее половая проблема и что у меня было полное право отказаться. — Именно так. Что же насчет бурной реакции… Я знаю, что могу и что не могу. Если уверен, что с чем-то справлюсь, я об этом говорю. Проблема в том, что нужна не моя уверенность, а того, в чьей голове я буду рыться. И тут все по-разному. Кто-то телепатов к себе в принципе не подпускает, а кто-то настолько доверяет, что соглашается через пять минут после знакомства. Это не от меня зависит, а от того, какой человек. Рамки нормальности и так достаточно большие, а здесь они и вовсе раздвинуты за пределы возможностей, поэтому время привыкнуть к разной реакции у меня было. Начиная от нежелания работать со мной в одной группе лишь по факту наличия у меня телепатии и заканчивая просьбами нагнать глюков, чтобы было «круче, чем под ЛСД». Помощь телепата я так и не принял. Лишь взял с Брана честное слово никому не рассказывать о моей проблеме. Тем более, что разумных способов решить ее у нас не было. Верней, они были, но таскаться к белым халатам мне хотелось еще меньше, чем принимать помощь телепата. Кошмары… К ним можно привыкнуть. Наверное. По крайней мере, я постараюсь. Я ведь уже живу с ними несколько лет и не сдох пока, значит — и дальше как-нибудь справлюсь. — Ты опять вспоминаешь Ваканду. Это настолько интересное место? — мы с Браном снова остались в моей палате один на один. — Оно особенное. — Можешь сказать, почему тебе там нравилось? — Это какой-то тест, да? — Проверяю, насколько у тебя хорошо развит отклик между подсознанием и сознанием. Это важно, особенно когда имеешь дело с эфиром. В идеале сигнал не должен искажаться и тогда человек озвучивает сам себе четко то, что думает. Если же он сам в себе не разбирается, то это нехорошо. Я подобрал достаточно безобидный вопрос, как мне кажется. — Спасибо за это. Мне нравилось, потому что меня там… Приняли. Оказывали помощь, когда она была нужна, но никогда не решали за меня, в чем именно я нуждаюсь. Еще — не пытались делать вид, что все в порядке и со мной, и вообще. Просто оставили в покое и дали время. — Хорошо, — кивает Бран. — Что именно? — Ты готов врать другим сколько угодно, но, по крайней мере, сам с собой честен. Хороший знак. С кем-то другим я бы отшутился по теме вранья. С телепатом это было бессмысленно. Бран знал, о чем я вру и умалчиваю, видел меня насквозь. Но при этом вел себя так, как я не ожидал ни от кого. Он не отрицал своего знания. Не делал вид, что со мной все в порядке или будет в порядке. Но при этом — и не пытался исправить, навязать помощь, дать какой-то совет и сделать еще что-то логичное и естественное для беспокоящихся обо мне людей. — В этом нет ничего странного. Просто помимо твоих проблем и возможностей для их решения я вижу еще и то, что ты обо всех этих путях знаешь не хуже меня. Это не то же самое, когда тебе неизвестно о том, что у нас есть врачи, которые смогут тебе помочь. Или о том, что ты можешь ради психологической разгрузки с кем-то поговорить про случившееся. Раз ты этого не делаешь — есть причины, по которым не хочешь или не можешь. И эти причины не исчезнут от того, что я тебе буду ебать мозги советами. Даже может быть наоборот. Ну знаешь, все эти штуки, когда тебя настолько достают воплями «не делай так», что ты берешь и делаешь чисто назло, чтобы заткнулись и отвалили. Я в это все не лезу. Моя задача — присмотреть за тобой и Зимом, но это про слежку за тем, чтобы вы не сделали ничего смертельно опасного для себя и других, а не про то, чтобы из-под палки ваших тараканов дрессировать. Определенно, мне нравится этот парнишка. И Нима, приходящая на пару часов в день для тренировки с крыльями. Даже с Тиной мы в итоге умудряемся поладить. Ну после того, как я все-таки оставляю для Зима письмо с благодарностями и принимаюсь делать кое-какие заметки на случай «смены управления». Похоже, что мое альтер-эго у нее в фаворитах. А ведь это я обычно нравился девочкам, эх, поди их пойми теперь. — Баки? — понимаю, что в очередной раз потерял нить беседы. Расфокусированным взглядом смотрю на Стива, а вижу перед собой… Ничего. Так, пятна какие-то перед глазами и почему-то держать их открытыми очень тяжело. — Эй, Бак… Что-то еще ускользает. Я просто проваливаюсь и вдруг засыпаю. А когда просыпаюсь — долго пытаюсь вспомнить, почему я оказался в комнате Стива. — Господи, Бак, ты меня напугал. Ты что, все эти ночи вообще не спал? От одного этого вопроса я почувствовал себя загнанным в угол. Пожав плечами, пытаюсь увести разговор в сторону предложением пойти поесть. И если бы на месте Стива был Бран… Нет, будь на месте Стива малец — мне бы и не пришлось разговор никуда уводить, тот бы сам понял, что лучше не говорить со мной об этом потому что… Да просто потому. — Нет, подожди, постой. Давай сначала о важном. Ты не можешь спать ночами? Ты ведь говорил, что с тобой в порядке, и как я только не заметил… Я не стал говорить о том, что из-за так называемого «разгона» я в любом случае буду похож на зомби не первой свежести и кошмаром больше, кошмаром меньше — значения не имеет. — Стив, со мной все в порядке. Иногда снится всякая дрянь. Это не то, на что стоит обращать внимание. — Баки, послушай, местные врачи смогут тебе помочь. А Бран вообще телепат, его же затем к тебе и приставили, чтобы если что смог привести в норму твое состояние. Давай обратимся… — Нет! — голос сорвался на крик, полный ужаса. — Я никому не позволю копаться в своей голове, — добавил я уже тише, чувствуя, как в висках стучат молотки. — Но когда Шури удаляла программу Гидры… — неуверенно начал Стив. — Это другое. С программой в голове любой урод с книгой кодов мог превратить меня в управляемую игрушку и натравить на кого угодно. От нее надо было избавиться любой ценой и любыми способами. Я… — я захлебнулся словами, когда кошмарные воспоминания об удалении чипов всплыли перед глазами так, будто все было вчера. Это не было похоже на то, что делала со мной Гидра. Шури и ее помощники были максимально аккуратны и старались не причинять мне боль, но все воспоминания о пережитом тогда я хотел затолкать как можно дальше и никогда не доставать. Потому что да — не Гидра, да — все максимально безболезненно, но… Меня затрясло. — Баки… — Не трогай меня, — вид руки, протянутой к левому плечу, заставил шарахнуться в сторону, налетая на стену. Ноги не держали, чтобы не свалиться пришлось привалиться к стене плечом. Голову сжали тиски. Как в кресле, где проводили обнуление. — Господи, Баки, — чужая рука на плече подпитывает воспоминания о боли и ужасе, которые налетали каждый раз, когда чертова установка пережигала мне мозги. Не надо, нет, нет, пожалуйста, только не это, не снова, не надо… — Баки, посмотри на меня, — руки обхватывают лицо, заставляя поднять голову наверх. Как тогда, чтобы удобней было включить ту штуку, как… — Не трогай!!! — вместе с криком вырывается что-то еще. Миг — и Стива впечатывает в противоположную стену, подбрасывая при этом под потолок. Все предметы в комнате также разбрасываются в разные стороны от меня, что-то ломается, бьется, а я лишь вижу светящиеся зеленоватым светом руки и понимаю, что могу сбежать. Нет, не могу… Ноги трясутся, приходится схватиться за стену на выходе из палаты и зажмуриться, пережидая головокружение. — Баки, стой, все нормально, все в порядке, — раздается за спиной голос, от которого тело покрывает ледяным потом. Не смог, не вырвался, не сбежал… Сознание вдруг заливается чем-то мутным и уже сквозь толщу воды вижу, как мои руки снова начинают мерцать зеленым. В ногах появляется непонятно откуда взявшаяся сила. Когда их замечаю, понимаю, что теперь светятся и они. И кто-то другой, не напуганный, мгновенно оценивает все варианты и быстро произносит. — Тина, пожалуйста, помоги… Делает один шаг из последних сил, падает уже в коридоре. И перед тем, как темнота окончательно затопит сознание, я успеваю заметить, как дверь палаты Роджерса окрашивается в значок блокировки. Услышать из-за нее глухие удары и крик «Баки». А потом… Потом я оказываюсь в совершенно другом месте. Вот только не понимаю, почему именно здесь. Вряд ли я сам хотел оказаться в том самом товарном вагоне, из которого выпал в пропасть тогда, во время охоты за Золой. — Полагаю, потому что здесь твоя история оборвалась на десятки лет, а моя — началась. Голос мой. Обернувшись, вижу за своей спиной… Себя. Но только не в камуфляжном то ли костюме, то ли вообще пижаме, как был в реальности, а в кевларе и маске, скрывающей нижнюю часть лица. — Зим, — не знаю, вопрос это, или утверждение. Потому что я прекрасно понимаю, с кем именно говорю. Но в то же время надо что-то сказать, а я… Глаза сощурились. Как будто бы он чуть улыбнулся. Этот, другой «я» вряд ли умеет улыбаться. — Умею. Если ты не ведешь себя так, как окружающие — это может превратиться в проблему. Спроси у мелкого про его близнеца — это даст тебе куда больше представлений обо мне, чем этот разговор. — Ясно. Снова молчание. Да и с самим собой разговаривать как-то… — Спасибо. И за то, что спасал все это время, и вообще… — начал было я. Человек с железной рукой махнул ладонью в неопределенном жесте. Словно ему было неинтересно и неважно все, что я мог бы сказать. — Если действительно хочешь отблагодарить — держись подальше от Роджерса. Его компания не доведет до добра. И то, что сейчас произошло — еще одно тому подтверждение. — Это же Стив. Он не причинит нам вреда, Зим, он друг. — Да ну? Знаешь, есть одна хорошая русская пословица. Как там было… В жизни нет врага страшнее, чем союзник-долбоеб. — При чем тут твои пословицы? Это я виноват. Со мной не все в порядке. Если бы я не начал вспоминать, что не надо — ничего бы не случилось. — Да неужели? А кто заставил вспоминать? Кто проигнорировал предупреждение и не убрал от тебя руки подальше? Кто спровоцировал вспышку активности эфира? Скажешь, что оно само? — Он спас меня… — начал было я. — Как и я. Не хочу напоминать, что больно будет мне. Из-за него. И из-за тебя. И я этого не хочу. С меня хватит. Я научусь вышвыривать тебя под все последствия его «помощи», если еще хоть раз из-за него и его действий мне будет плохо. «Ага, то есть тебе все плюшки, а ему только поболеть и пострелять?» — всплыл внезапно в голове вопрос Брана. Почему-то фраза впилась в голову и не хотела ее покидать. Ведь все было неправильно. Все было… нечестно. Зимний Солдат — это не мой «боевой режим». Если это кто-то отдельный, то это значит, что… — Это будет честно, — совсем тихо произнес я. Человек с металлической рукой снова сощурил глаза, будто бы криво усмехаясь. Странно, мне говорили, что у него почти нет эмоций. Впрочем, при их отсутствии можно просто копировать нужные жесты и тогда… — В смысле, знаешь… Ты больше не обязан меня защищать. Ты вообще не был обязан. И тогда… Внезапно я понял, что именно не совпадало, не соответствовало в происходящем. Я не мог помнить обнуления. Потому что этой процедуре всегда подвергали Зимнего. Не меня. А значит — я не мог и бояться ее. Но мог кое-кто другой. Зим, у которого «почти нет эмоций». Но разве тот, кто почти не имеет чувств, решит защищать кого-то, пусть и вторую личность в собственном теле? Где заканчивается моя память и моя личность и начинаются границы Зимнего. И самое главное — как мы воспринимаем то, что было до разделения? Неужели он действительно не привязан к Стиву так, как я? Но разве не воспоминания стали источником этой связи? От попыток осмыслить происходящее и покопаться в вещах, которые всегда лежали за гранью моего понимания, голова пошла кругом. — Почему ты меня защищал? Зимний в ответ лишь пожал плечами. А потом вдруг стиснул руками голову и повалился на колени. — Зим? — моментально оказавшись рядом, подхватываю под руку. — Не трогай… — тихий шепот, на грани слышимости. — Не надо, нет… Собственные глаза на секунду открываются. Мельком вижу коридор, закрытую и заблокированную дверь, а еще — ребенка, сидящего на корточках напротив меня с поднятыми вверх руками. — Я не трогаю, видишь? Посмотри на мои руки, хорошо? Они подняты, в них нет оружия и они тебя не трогают. Они тебя не тронут. Снова схлопывается темнота. Я снова в товарном вагоне. И напротив — скорчившийся в три погибели Зимний, пытающийся забиться в угол. Как можно дальше от меня. Как можно дальше от… — Зим, я не трону… Эй, посмотри сюда, — я неосознанно опустился на корточки и поднял ладони так, чтобы они были рядом с моим лицом. — Смотри на мои руки, я тебя не трогаю. И не трону. Все хорошо. Он медленно кивает, подозрительно мутными глазами глядя на мои ладони. А потом резко выдыхает и одним движением встает на ноги. — Я пойду. — Эй, подожди, тебе не нужно. — Как думаешь, что они делают за нарушение их правил? — Мы ничего не нарушили, это случайность. И Стив не пострадал серьезно, если бы было так — сработала бы сирена, это же медотсек. — Никому не будет это интересно. Даже если потом разберутся — сначала мы окажемся в камере. В лучшем случае нас просто запрут и не забудут кормить в худшем… — взгляд Зимнего расфокусировался. — Сейчас будет очень больно. — Я пойду. Все нормально. Моя очередь, или что-то вроде того, — чуть улыбнувшись, делаю шаг назад. И открываю глаза в своей палате. Лежа на постели, заботливо укрытый одеялом до самого подбородка. — Эй, — мягкий детский голос звучит без всякого обвинения или еще чего-то такого, что ожидал Зим. — Ты как? Ничего не болит? Меня видишь четко? Перед глазами ничего не плывет? — Я не хотел, я ничего… — начинаю было я, но давлюсь словами, потому что парнишка протягивает мне руку ладонью вверх. — Ну во первых, я — Алан. Давай лапку, новичок. Во-вторых, не стоит оправдываться, когда тебя никто ни в чем не обвиняет. В третьих, ответь на вопросы. — Я Баки, второй — Зим, мы иногда меняемся, — машинально пожимаю протянутую руку. — Ничего не болит. Слабость просто. — Если будет херово — говори. Вся обезболка, конечно, на эфирных через жопу действует, но что-нибудь придумаем, — отозвался Бран со стороны дверей. — Не знал, что ты любишь, поэтому взял на свой вкус. — То есть у нас на ужин мясо с мясом и под мясом, так, получается? — Молчал бы уже. Если бы еду набирал ты, концептуальное название ужина было бы чем-то типа «кошмар диабетика». — Сладкое повышает настроение, а еще в нем куча углеводов, а углеводы после перегрузки — это обязательная фишка. — А, так это у тебя перегрузка каждые двадцать минут, а я думал ты просто обжора и сладкоежка. Знакомое ощущение тепла затопило все внутри. Зимний боялся зря. Только одно надо было узнать. — Что со Стивом? — Был бы мозг — было бы сотрясение, а так все в порядке. Пара синяков и ссадин, от такой вспышки кому-то вроде него ничего не будет. Только сорян — сегодня уже вас друг к другу не пустим — хер знает, как твоя психика отреагирует. Можешь позвонить ему, если хочешь, но… — Нет, не думаю, я… — начал было я. А потом вспомнил, что не обязан оправдываться. Хорошо, конечно, что со Стивом все в порядке, но… К тому же, было еще одно важное дело. Закрыв глаза, оказываюсь в товарном вагоне. Зимний все так же стоит, в любой момент готовый к бою или к боли. Или и к тому, и к другому одновременно. — Меняемся, — я успел ужаснуться тому, насколько обреченно он на меня посмотрел перед тем, как кивнуть. Не сразу сообразил, что он мог подумать о моей попытке передать контроль. Что там, в сознании, просто невыносимо и я не выдерживаю… Только почувствовав желание понаблюдать за ним и убедиться, что все в порядке, я сразу получаю возможность наблюдать за происходящим. И слышать. И даже немного чувствовать. Словно бы я был в каком-то оцепенении и не мог пошевелиться. Сейчас это состояние страха не вызывало. Хотя… По идее, я в нем и не был никогда. Это ведь на долю Зима выпадали пытки Гидры и прочее дерьмо. И до сегодняшнего дня я даже не думал, что он может бояться всего пережитого. Или это мое влияние? Или из-за восстановления всех повреждений в голове? Или из-за эфира? Ответов на этот вопрос не было, поэтому я принялся молча наблюдать за происходящим. — О, а вот и второй появился. Вот ты как считаешь, что лучше: хороший кусок мяса или шоколадка? По-моему, выбор в пользу мяса вполне очевиден. — Не слушай эту паршивую овцу семьи сладкоежек, пополняй наши ряды, начни день с двух шоколадок. А лучше с трех. И сверху чайком с сахаром это дело. А, кстати, я — Алан. Брат вот этого вот недоразумения, уж не знаю, как меня угораздило… Второй мальчишка получил от уже знакомого нам шутливый тычок под ребра. И я почувствовал, как панический ужас хлестанул по сознанию Зимнего. Почувствовал его незнание действий в такой ситуации. Почувствовал, как он хочет сюда, обратно, чтобы я был там, наверху, общался с близнецами и делал все то, что полагается делать в «мирное» время. Только сейчас до меня дошло, какую свинью я ему подложил. Потому что единственным, что знал этот человек все его время существования, была боль. Пытки, приказы, наказания… Все то, через что прошел Зимний, было ужасным, но в то же время и… привычным. Его даже отчасти могло спасать то, что он не знал другой жизни и не имел возможности сравнить. А сейчас я его «выгрузил» в обстановку, где он никогда не бывал. Даже первые дни на корабле не в счет, потому что тогда была боль, а сейчас состояние было настолько хорошим, что… По-видимому, до близнецов суть происходящего дошла раньше, чем до меня, поскольку мальчишки притихли. Алан поднял руки вверх, демонстрируя отсутствие враждебности, и неожиданно спокойным, даже бесцветным каким-то голосом произнес. — Зим, посмотри на меня. Тебя не считают виновным и наказывать не будут. Но тебе надо поесть и в ближайшие несколько часов нельзя спать. Если заснешь — может стать плохо из-за той вспышки. Поэтому сейчас мы поедим, а потом этот пойдет по своим делам, а я останусь следить за тобой. Чувствую, как Зимний кивает. Теперь ему все понятно. Послушно сметая с подноса предложенную еду, он и вовсе успокаивается. И не думая соглашается с Аланом «посмотреть какую-нибудь киношку», когда парнишка это предлагает уже после ухода Брана. Смысл происходящего на экране от него ускользает. А мне приходятся по вкусу выходки пацана, который случайно остался дома один в Рождество и был вынужден противостоять двум бандитам подручными средствами. Правда, в жизни бы эти бандиты загнулись бы еще на пятнадцатой минуте фильма. Ну, если бы не были суперсолдатами. Но я не придирался, а Зимний, кажется, и вовсе не понимал происходящего. — Эй, парень, не засыпай пока, — снова вспышка страха, когда наше тело слегка трясут за плечо. Снова Зим не ожидал подсознательно, что все будет именно ТАК. В Гидре было много способов не дать подопытному уснуть, вот только гуманностью они не отличались. А тут… А потом вдруг всплывает одно из общих наших воспоминаний. Тогда, еще до падения с моста, когда меня подстрелили во время одной из вылазок, а Стив, пока тащил меня к лагерю, так же бережно тормошил и уговаривал не отключаться. Тогда, помнится, врачи сказали, что если бы не было у меня друга, который может пробежать шесть километров без остановки со скоростью скаковой лошади, то все закончилось бы куда более печально. Словно что-то почувствовав, мальчишка опустил руку на плечо Зимнего и придвинулся к нему ближе. — Я тяжелый, — едва слышно прошептал Солдат, когда обнаружил, что успел устроиться головой на коленях у мальчишки и даже этого не заметил. — Не для меня. Я что-то типа тебя, но размерами пока что поменьше плюс с телекинезом в базовой комплектации, так что не пугай ежа голой задницей. Неопределенное хмыканье было ему ответом. Один фильм сменился вторым, а Зим все так же следил за сюжетом или событиями, лишь периодически выныривал из полусна, когда Алан напоминал ему о том, что засыпать пока что нежелательно. Возможно, именно этот вечер стал поворотным моментом, с которого началась наша постепенная «сборка». И может быть, происходи все постепенно, мы с Солдатом бы и сами не заметили, как у меня появились воспоминания, у него постепенно — эмоции и в итоге в один прекрасный день мы бы открыли глаза одновременно и одним человеком, одной личностью. Но все пошло немного наперекосяк уже через пару дней. И сложно было сказать, что больше было в этом виновато: эфир, чувствующий все подсознательные стремления своего носителя или же Стив, решивший начать выяснять отношения со Старком и Локи. Важно одно — из-за стечения обстоятельств все едва не закончилось плохо. А я потом, лежа на больничной койке и загибаясь от боли, всерьез задумался над словами Зимнего о том, что от Стива нам стоит держаться подальше. Тем более, что для этого появился куда более веский повод, чем банальная неприязнь второй личности к Капитану Америка.