Бран
Ни в первую, ни в последующую ночи я так и не смог заснуть. Настолько привык, что на соседней кровати спит брат, что его отсутствие воспринималось как… Как будто всю жизнь взяли и разрушили. Как он мог так со мной? За что? В чем я перед ним виноват? Я ведь случайно его толкнул тогда, и драться он первый начал. И Тайка… Мама все равно не стала его ругать. Объяснила, что собакам сладкое нельзя. Я ведь, получается, вроде как спас Тайку, в которой брат души не чает. Мама меня похвалила за то, что среагировал. Но сказала, что лучше было бы найти другой способ. Вряд ли брат назло пошел бы отдавать блинчики Тайке, крикни я, что собакам нельзя сладкое. Мама сказала, что я ни в чем не виноват. И что любовь — это не та вещь, которой можно управлять. Нельзя заставить любить себя. Но если раньше любили, а потом разлюбили — выходит, что-то случилось такое, что поменяло чувства человека? Или… Или не любили никогда? Может быть так, что брат меня никогда не любил, а просто терпел, потому что я был рядом и живем мы в одном доме? Может, он просто… Мама говорила, что когда мы вырастаем, многие вещи меняются. Может, он начал меняться? Тогда почему не поменялся я? Почему я все еще жду, когда брат придет домой из садика, чтобы посидеть с ним и поболтать? Почему снова и снова вспоминаю, как мы вместе делали его домашние задания, не давая заскучать воспитателям? Я ведь в садике теперь почти не появляюсь. Иногда только, если точно уверен, что меня не «накроет». Да, еще и это… Когда рядом был брат, было легче. Не потому, что нестрашно. Просто я знал, что даже если сам не успею дотянуться до «тревожной кнопки» на руке и позвать на помощь — это всегда сделает Алан. Можно было… Просто довериться и сидеть ждать, пока тебя спасут. А еще… Ну нельзя же так! Если можно, чтобы была-была семья и нет, тогда что получается… Можно всех-всех потерять? И маму? И папу? От этих мыслей становилось страшно. Потому что мама и папа у меня были всегда. Так же, как и брат. И все время, что я у них был, все время, что я себя помню, неизменным оставалось одно: понимание, что меня любят. Не потому, что я хороший, умный, беспроблемный (таким уж я точно никогда не был), а просто потому, что я их сын. И если необязательно любить брата, то значит… Значит и детей необязательно любить? И остальную семью? В очередную из ночей, проводимых в одиночестве, я опять не выдерживаю и сбегаю спать к маме. Она предложила сразу жить с ней, но я… Я должен постараться и научиться жить с этим сам. Потому что если вдруг не окажется рядом и их, если меня все-все-все бросят, как Алан… А зачем мне тогда жить, если я не буду никому нужен? Зачем вообще люди живут? Странно, но раньше я никогда не думал о подобном. Вопросы эти задаю, как обычно, маме. Только сейчас понимаю, что мы всегда бежим за такими разговорами к ней — и я, и брат. — Зачем жить, говоришь? Без понятия. Зачем-то же мы все живем. — Я всегда думал, что потому, что кому-то нужны. — Кому-то — это кому? — Тебе. Мы ведь нужны тебе, да? А ты нам. — А до того, как у меня не было вас? А после того, как меня не будет? Что, кто-то один исчез — за ним все остальные в гроб должны ложиться? — Это тоже неправильно как-то, — тряхнул головой я. Разговоры о смерти в нашей семье раньше уже заводились. И мы исподволь переняли у нашей матери правило не бояться ее просто потому, что… Это все равно случится, рано или поздно. Даже условно бессмертных даэвов, таких как мама и папа, можно убить. — А как правильно? — А это уже не мне тебя учить. Сам определяйся, ради чего ты живешь. Можешь и «ради других» взять за рабочий шаблон. Такие истории, правда, плохо заканчиваются чаще всего, ну да я тебя от всех дверных косяков на пути не застрахую при всем желании. — А ты? Почему ты живешь? — В данный момент или по разным причинам в разные моменты своей жизни? — Давай про разные. — Было время, когда я жила просто назло тем, кто пытался меня угробить или ждал моей смерти. Было время, когда не задумывалась о том, ради чего или почему делаю все то, что делаю. Иногда — бегала за великой целью и большим благом ради всего живого в Атрее. Порой — потому что не могла иначе. Не могла бросить все на полпути и не выжить, учитывая, сколько ресурсов уже вложила в движение к цели. В некоторые времена — потому что надеялась на лучшее. А порой — потому что меня очень сильно просили держаться и не сметь умирать. — Много всего. А сейчас? — Сейчас я отвечаю за вас. И за кучу дел в Атрее. И еще — потому, что просто хочу жить. Знаешь, само это желание в нас заложено, что называется, в базовых настройках. — А если его нет? Или если оно исчезает? — Ему некуда исчезать. Оно у нас есть и никуда не девается. Если любого нытика, вопящего о том, что он не хочет жить, бросить в воду или перекрыть доступ кислорода — тело рефлекторно будет трепыхаться и пытаться вдохнуть. Случаи, когда вот прямо совсем жить неохота — это большая редкость. И до этого надо человека очень старательно довести. — Забрать у него все? — я чувствую, как к горлу комом подходят слезы. — Как у меня брата и нормальную жизнь, да? — Так называемую нормальную жизнь у тебя никто не отбирал. Научишься немного себя контролировать — и через полгода-год вернешься обратно в садик. Ну а брат… Кто у тебя его отбирал? Он сам решил уйти. И ушел. Так бывает. — Если бы я не был телепатом, он бы не ушел! — С чего ты взял? — Да с того, что… Пока этого не было, все было нормально. — Или тебе все удобней свалить на телепатию? Если бы дело все было в ней, то он бы ушел сразу, как только выяснилась твоя природа, разве нет? — Это только твои догадки. — Не только они. Я знаю, почему он ушел. И там дело совсем не в твоей телепатии. И в целом не в тебе. — Тогда в чем? — Кхм… Скажи, а тебе бы понравилось, если бы я вещь, узнанную о тебе от тебя по секрету рассказала бы Алану? С выдохнул и сжал руку в кулак. Понятно. Мне она ничего не скажет. Намекнуть намекнула, а вот остальное… Жалко, что я не могу, как полноценный телепат, читать мысли… — И что бы тебе это дало? — я прикусил язык, когда понял, что думал вслух. Это плохая привычка, которая свойственна некоторым членам нашей большой семьи (не будем показывать пальцем на этих рядом сидящих «некоторых»). — Я мог бы узнать у него правду. — Других способов нет? Ну там, словами через рот поговорить, например. — Так и станет он со мной разговаривать. — Это зависит от того, КАК разговаривать. Не думаю, что ему понравится, если его начнут в чем-то обвинять, особенно если учитывать, что он виноватым ни в чем не является. Вряд ли понравится, если ты во время разговора начнешь плакать, или иным способом пытаться взывать к его чувству вины. А просто по твоей просьбе сказать, почему ушел… Почему бы и нет, собственно? — Просьбе, ага… Я должен вот так вот взять — и пойти унижаться перед ним, после того, как он меня бросил, — место отчаяния и грусти понемногу занимала злость. — Я старался быть хорошим! Все то время, что мы были вместе, заботился, помогал, развлекал, а меня взамен… — Взамен. Подожди секундочку, а вы условия этого «взамен» оговаривали? — А разве нужно было? — А разве нет? Когда мы с твоим отцом заключали брак, было подписано соглашение, в котором детально оговаривалось, кто что кому должен и кто на что право имеет. Выполняя свою часть сделки, я имею право рассчитывать на соблюдения условий им, потому что это было оговорено. Аналогично и с ним. Если я хочу что-то от вас двоих, а вы от меня, разве не оговариваем мы условия в таком случае? — Что-то вроде «поедем в Фернон к Суэрону и Суэйе, если ты в их доме ничего не тронешь без их разрешения и не будешь идти туда, куда ходить запретили?» — мать в ответ на мой вопрос кивнула. — Но это же другое совсем. Заботишься ты о нас без всяких условий. И папа. И ваши друзья тоже. — Если я забочусь без условий, то подразумевается, что это… Подарок. В случае с нашими друзьями… Кто-то пришел ко мне и ждет, пока освобожусь, а тут можно скрасить скуку, потискав ребенка и поболтав с ним. Кто-то просто любит детей. Кто-то любит вас, потому что вы наши с Гелионом дети. Но в любом случае, давая вам что-либо без оговаривания условий, эти люди делают вам подарок. И подразумевается, что вы за это им не должны ничего. — Но я… — Да, ты на что-то определенное рассчитывал. — Хотел, чтобы мы были как папа и дядя Алион. Всегда-всегда вместе. Так ведь все братья, разве нет? — А ты знаешь, что у меня есть брат? — Правда? А почему мы никогда его раньше не видели? — Потому что у него своя жизнь и свои дела. И мы почти не общаемся. Пересекаемся изредка на уровне «привет-пока», когда он объявляется — и все на том. — Вы поссорились? — Нет. Просто у него свои интересы и свой круг общения, у меня свой. Мы вступимся друг за друга, если вдруг кто-то попадет в беду, но в то же время — первым делом позовем на помощь тех, кто нам близок. Я знакома с его детьми, но там тоже все шапочно на уровне «здрасте, я ваша тетя». — Ясно, — от слов мамы стало горько-горько. А еще — надо было ложиться спать, чтобы поймать Алана с утра за завтраком и узнать у него, почему вдруг он меня любить перестал. Разговор не задался. Не считать же ответом «потому что не хочу», брошенное между двумя бутербродами. Решив допытаться до правды, я начал задавать вопросы. — Не хочешь что? Любить меня? Быть моим братом? — Алан кивнул, не прекращая жевать. — Но мы ведь уже братья. — Биологически, — поправил меня Алан. — Любить друг друга только из-за этого… Такое себе развлечение. — Но раньше ведь… — Раньше мы были мелкими. Совсем. Кого в песочницу посадили — с тем и дружишь, с кем вместе живешь — того и любишь. — Ты что теперь — и маму с папой решил не любить, как и меня? — При чем тут они? Мама с папой — это мама с папой. Брат — это брат. А любить… Кого хочу, того и люблю. Их хочу — тебя не хочу. Все. — Почему? — Почему ты не любишь блинчики с ливером? — Они невкусные. — Только ты один так считаешь. Для других они очень даже вкусные. Так и с людьми. Кому-то нравятся одни, кому-то — другие. — Значит, в этом все дело? Тебе такие, как я, не нравятся? Причем вот так сразу? — я возмущенно выдохнул, а потом набрал больше воздуха в грудь и прокричал. — Тогда я тоже тебя не хочу любить! И не буду! Мне не нужен брат, который сегодня — хочу, завтра — не хочу! — И замечательно, — моментально отозвался Алан. — Согласен, — процедил сквозь зубы я. А потом убежал к себе. Конечно, я врал. Просто было до жути обидно, что меня вот так вот… Взяли — и вышвырнули из своей жизни, будто меня никогда не было. А может быть, меня в его жизни и не было никогда? Может, он меня вообще никогда не любил? Так даже вероятней. Ведь нельзя разлюбить того, кого любишь? Нельзя захотеть этого. Или можно? Что выше — чувства или мозги? У остальных этого лучше не спрашивать — мнения разделятся однозначно. Рин и папа скажут про мозги, дядя Алион и тетя Иэрмаль про чувства, Суэйя посоветует не забивать этим голову, Рани и Явик скажут делом заняться, а не вселенские вопросы решать… А вот пожалуй делом и займусь. Возьму — и привыкну к жизни без этого. Тоже мне, брат. Раз я ему не нужен, то он мне и подавно. Это я храбрился, конечно. Помириться хотелось. Честно — следующие дней пять я только и представлял, как брату надоест тусоваться одному и он придет ко мне, после чего предложит снова вернуть все, как раньше. И я собирался обнять его и согласиться, правда. Вот только… Да сам он все испортил! Сам виноват, нечего было… Начать с того, что мне удалось у мамы выпросить, чтобы меня отпускали в садик. Скучно было уже сидеть постоянно дома. Хотя бы на один день хотелось оказаться… где-то там. Мы с мамой договорились, что если я только почувствую, что мое состояние как-то меняется — должен буду уйти, а если не смогу — позвать ее по все той же тревожной кнопке, что до сих пор была на моем запястье. Не пользовался я ей уже давно, несколько недель. Да, спать было привычней с мамой — в комнате мерещилось всякое, а без брата это было ну очень страшно… Но в остальном я был в порядке. Поэтому я в итоге пришел в группу и как ни в чем не бывало принялся вести повседневную жизнь дошколенка. С оглядкой на то, чтобы лишний раз не подходить к другим людям. Но они и не настаивали особо. — Можно? — на одном из дополнительных занятий брат вместо того, чтобы сесть с компанией других детей подальше от меня, неожиданно приземлился рядом. Сначала сел, потом спросил, замечательно. — Что, новая компания оказалась недостаточно хороша? — Недостаточно умна, если говорить привычным нам языком. Мама нам не врала, когда говорила, что мы что-то типа вундеркиндов. Получается, что кроме как друг с другом, нам здесь и болтать не с кем. — Ты решил ко мне вернуться, потому что тебя некому развлекать? — внутри внезапно вскипела злость. — Ты чего? — недоумевающее произнес брат. — Ничего. Если даже ты решил изменить свое мнение, мое пока что остается прежним. — Бран, ну ты чего? Нормально же все, сам хотел, чтобы я вернулся… Сам хотел, значит, ага. А он мне одолжение сделал, мол, любите меня, вот он я, разрешаю! Ярость вскипела в крови, сама кровь прилила к голове, и в следующий момент я изо всех сил ударил Алана по лицу. Ожидаемо, что мне сразу прилетело в ответ. Ожидаемо, что нас сразу растащили воспитатели. Ожидаемо, что они не мама — нас просто начали стыдить за то, что начали драку. Хотя это не я начал! Это он первый… — Да пошли вы все нахуй! — выкрикиваю я уже сквозь слезы и, ужом вывернувшись из рук, пытающихся меня удержать, выскочил за дверь. Не помню, как вышел из здания, с территории садика. Не помню, как шел домой. Помню хмурое лицо мамы и то, как я окончательно разревелся, рассказывая про все свои обиды и о том, как мне не повезло с братом. А вечером состоялся тяжелый разговор. Никто нас не ругал за драки и не заставлял уступить. Просто посадили за ужином друг напротив друга и заставили говорить по очереди. Поскольку я поначалу говорить отказался, так как считал, что не о чем тут трепаться, сначала мы весело и дружно (нет) слушали этого урода. О том, как ему казалось, что я всех вокруг себя собираю. О том, что не хочет любить кого-то потому, что «так положено». А, да, еще о том, что не понимает, почему я злюсь. Вот тут мне стоило больших усилий не сорваться и начать говорить, просто говорить, самому. О том, как страшно и плохо с этой штукой. О том, что я бы с радостью обменял телепатию на нормальную жизнь, жаль что этого не сделать уже. О том, что сбежать и бросить меня один на один со всеми этими проблемами — предательство, причем самое настоящее. Знать про тех тварей, которые появляются из-за побочного эффекта, видеть их и… И вместо того, чтобы быть со мной, чтобы успокоить меня, хоть как-то помочь — просто сбежать. Как удар в спину. Ножом. Да еще и отказаться от меня. — Я ведь никогда от тебя не отказывался! Всегда считал, что раз мы братья, то мы должны друг друга выручать и… и… И вообще как семья, вот это вот все… — я не выдержал и расплакался, уже сквозь слезы высказывая. — Когда ты грипп притащил, я не сбегал. Хотя мне самому тогда плохо было. Сидел с тобой и книжки тебе читал, потому что ты спать не мог. И когда ты ногу сломал, я вокруг тебя как рефисма прыгал, а ты… ты… Он сидит напротив красный, как вареный рак. И не знает, куда смотреть. В глазах отчетливо вижу слезы и это злит еще сильней. — И ты думаешь, что я вот так вот как ни в чем не бывало, тебя прощу! Да как тебе верить после этого, если у тебя сегодня брат, завтра — не брат?! — Я слово дам. Я никогда не нарушаю, если обещаю что-то, — тут же предложил Алан. — Чтобы ты потом, когда меня разлюбишь, снова был рядом из-за слова? Вот уж не больно-то и надо это все мне! — снова завелся я. Точку в начавшейся было перепалке поставила мать. — Так, все, высказаться все высказались, анализируем ситуацию, подводим итоги. Алан, твои ошибки. Я поежился, уже понимая, что отвечать через минуту придется мне. И что самое прискорбное — я уже знаю, что отвечу. Почему-то сейчас все вставало на свои места. Но все равно этот… Он во всем виноват! — Не подумал о том, что у меня все проще, чем у него. Да и вообще в целом… не подумал, вот, — Алан виновато посмотрел на меня. Я же в свою очередь быстро проговариваю. — Я ошибся в том, что считал нашу связь особенной, не имея этому реальных подтверждений. Сейчас я это понимаю. У тебя с твоими друзьями отношения проверены боем, когда друг друга из пиздеца вытаскивали, а я считал нас с Аланом близкими, не имея этому подтверждения в реальности. Просто с вами такие подтверждения сами по себе были, а его я в эту кучу авансом сбросил, потому что брат, да еще и близнец. Это была моя ошибка. Так больше не будет. Я не прощаю тебя. И дело не в том, что я чувствую или как отношусь к твоему поступку. А в том, что я не могу тебе безоговорочно верить, как раньше. — Я больше так не… — Вот когда не будешь, тогда и посмотрим. Пока что можешь вернуться в нашу комнату. Ходить со мной на занятия. Я буду с тобой разговаривать и даже вести себя буду, как раньше. Но всегда держи в голове, что я тебе не верю. Если это когда-нибудь изменится — скажу. Пока что разговор окончен, — не дожидаясь ответа Алана, я выскакиваю из комнаты и хлопаю дверью. — Решил простить, значит? — задает мне вопрос вечером мать. — Нет. Пока нет. Просто… Помнишь, ты нам про своих старых приятелей рассказывала? С тем же Эгарионом у вас отношения ой как не заладились, а с отцом вы и вовсе на разных сторонах баррикад были. Ну и кинулись бы убивать друг друга, а толку? Ну, я просто о том, что если я его оттолкну окончательно — уже не будет ничего. А если он действительно раскаивается и считает, что был не прав — то все еще может быть, как раньше. А я… Я на самом деле очень хочу, чтобы… Ну, ты понимаешь. — Понимаю. Ладно, сегодня ты, я так понимаю, спишь в своей кровати. — Пока что да, а дальше по ситуации, — фыркнул я. И, дождавшись, пока меня потрепали по голове, взлохмачивая и без того вечно не пойми как лежащие волосы, отправился в свою комнату. Верней, уже можно сказать, что в нашу. ***Тор
Дождавшись, пока перед глазами перестанут мелькать картинки чужого прошлого, хмурюсь и слегка потряхиваю головой. Способ передачи информации… непривычный, как минимум. А то, что я увидел в прошлом, заставляло задуматься снова и снова о словах Рин. Как она сказала? Что будь у нас нормальные родители и посади нас выяснять отношения еще когда нам лет по шесть было — никаких проблем бы не было? Ну, в полное их отсутствие я не верю, но вот в то, что их было бы меньше — очень даже. От мыслей отвлек тихий вздох. Повернувшись к брату, я обнаружил, что тот открыл глаза и сейчас обводит комнату осмысленным взглядом. И взгляд этот застывает, стоит только заметить меня. Только в последнее время начал обращать внимание на мимику Локи и его случайные жесты, после чего стало медленно доходить: все ответы лежат на поверхности, главное — быть чуть более внимательным. Совсем чуть-чуть, да. Вот сейчас он боится. Что буду ругать и обвинять. А ведь раньше я бы так и сделал. — Ты отключился в оранжерее. Я принес тебя домой, близнецы постарались помочь в меру сил и возможностей. Как самочувствие? Я не сразу понял, что упомянутые близнецы исчезли из комнаты еще на середине фразы. Поэтому рукой я указал на пустое место. Вот же ж мелкие, как они так умудряются… — Ты за меня испугался? — Локи чуть щурится и пытливо смотрит мне прямо в глаза. Сразу всплывают два момента из прошлого. Эти его вопросы, когда он, воскреснув из мертвых в очередной раз, узнавал, скорбел ли я о нем. Во второй раз мне ответить помешал Стрэндж, да и не хотелось мне особо. Одна часть, которая уже разочаровалась в брате на тот момент, считала, что это очередная уловка, чтобы надо мной поиздеваться. Другая — не хотела заниматься глупыми сантиментами, когда на кону было важное дело. Интересно, поменялось бы что-нибудь, скажи я правду? Да и в первый раз. Локи же не спрашивал о том, переживали ли о его смерти асгардцы, нет — он лишь хотел узнать, люблю ли я его до сих пор. Почему-то сейчас это все более-менее понятно. Алан прав — мы, даже не испытывая таких сильных эмоций, как Локи, Бран и им подобные, можем путем логических умозаключений их понять. И просто в нужный момент сказать то, что требуется. То, что от нас хотят услышать. То, что в принципе является правдой, но мы сами считаем не таким уж важным, поэтому и не озвучиваем. — Я тебя люблю. Естественно, я за тебя испугался. Если тебе так хотелось это услышать, мог бы просто попросить сказать, а не доводить себя до такого состояния. — Ага, конечно. Я попрошу, а ты, так и быть, сделаешь мне одолжение. Потому что я болен и потому что со мной надо аккуратней, — глядя в сторону, произнес Локи. — Я это говорю не из жалости, если ты об этом. А то, что с тобой надо в принципе аккуратней… Разве не это до меня пытались донести все вокруг последние недели? — Я не хочу, чтобы ты меня считал слабым. А любая просьба о какой-то поблажке или… — начал было Локи, садясь на койке ровно и протягивая руку к стакану с водой на тумбочке. — Так, все, стоп, — плюхнувшись рядом с ним на койку, я стискиваю в объятиях протестующе пискнувшего братца. И пользуясь тем, что он заткнулся, начал говорить. — Во-первых, я не считаю тебя слабым. Сложновато, если знать хотя бы половину из того, что ты способен вытворить. Второе — я не собираюсь тебя гнобить за то, что ты не такой, как я. По-моему, мы об этом уже не раз говорили. В-третьих — я так понимаю, что кривая психика в любом случае идет довеском к телепатии, что-то вроде обратной стороны медали. Ну, например, когда ты эдакий могучий воин, да еще и, как выяснилось, с потенциалом стихийника, то ты наоборот по жизни на бревно похож. — Был похож, — поправил меня Локи, расслабляясь и устраиваясь головой у меня на плече. — Стараюсь. — Я тоже стараюсь. Держать барьер, рассчитывать время до перегрузки, разбираться с призраками прошлого и… вот это вот все. — Я знаю. А есть способ «вот это вот все» делать, не доводя себя до истощения, обмороков и болевого шока? Тебе только-только это твое энергополе выправили, если ты опять пострадаешь — ничего хорошего не будет. — Я не пострадаю. Не так, как это было тогда. Сейчас речь идет об опустошении энергополя, а не о его разрушении. Заканчивается энергия. Восстанавливаемый ресурс. Само поле, его… ну, назовем это скелетом… Оно целое и работает исправно. На физическом плане я дефицит энергии чувствую как сильную усталость, слабость, в обморок можно прилечь, опять же. Ну а боль… Пока не поймешь своих пределов, не научишься рассчитывать силы и не разгонишь мозги так, чтобы они могли обрабатывать всю входящую информацию — все так и будет. А разгоняется все это… — Локи махнул рукой. — Я понял, в процессе. А убрать дефицит энергии никак? — У меня и так для этого больше возможностей, чем у остальных. Проблема только в том, что энергополе не закачивается энергией мгновенно. Нужно время, чтобы силы вернулись. А если полезу к тебе или кому-то еще — буду совмещать восстановление энергии с телепатической перегрузкой. — Так, все, я окончательно запутался. Телепатическая перегрузка — это не одно и то же, что разрушение энергополя или его опустошение? — Нет. У телепатической перегрузки физическое поле действия. Вся нагрузка летит на нервную систему, ну и на психику, конечно. — Погодь-погодь, вот теперь точно каша получилась. Рин же говорила, что психическое отдельно идет. — Отдельно. Психикой даже отдельно занимаются. Еще можно буквально нагрузку увести с физики на психику или наоборот. На деле — либо путем воздействия на истощенную нервную систему усилить регенерацию физических повреждений, получив при этом съезд крыши, либо замедлить регенерацию, чтобы дать отдохнуть психике. И энергополю тоже. — Короче, оно все разное, но взаимосвязанное. — Именно. — И Рин еще говорила, что у тебя все три этих… участка вроде как нестабильные. — Ага. Физика — из-за метаморфизма, энергополе — из-за магии, психика — из-за телепатии. — Телепатия — разве не часть магии? — Часть. Но не совсем. Она в большей степени влияет на психику, поэтому с телепатами работают по другой схеме, а не как с обычными магами. — Как говорят некоторые мои новые знакомые, нихуя не понятно, но очень интересно. Делать с тобой что, когда ты вот так вот падаешь? — Если из-за физического дерьма — уложи, лучше чтобы ноги выше головы были, как очухаюсь — дай горячего чаю с сахаром. Обычно здесь так делают, мне вроде помогает. Если с энергополем проблемы — тоже в тепло и сам рядом где-нибудь будь. С телепатией сложней всего — надо телепатические отпечатки смывать и новых по возможности не ставить. Ну а дальше в тепло и холод на голову, а то от перегрузки болит так, что жить не хочется. — Как я разберусь, из-за чего именно тебя накрывает? — Если физическое — я не сразу отключаюсь и быстро прихожу в себя. Перегрузку и проблемы с энергией я и сам путаю, но там температура тела в первом случае идет вверх, во втором — вниз. — Буду иметь в виду, — ободряюще глажу брата по плечу и задаю все-таки один проблемный вопрос. — Не объяснишь, почему не рассказал все это сразу и не предупредил, что можешь вот так вот упасть? — А ты бы пошел со мной, если бы знал, что я могу… вот так вот? — губы Локи сложились в горькую усмешку. — Пошел бы, — отвечаю я. — О, просто отлично. Значит сегодня мы после твоей и моей тренировок встречаемся и идем гулять по тому же маршруту. — С одним отклонением от твоего плана. После тренировок мы приходим сюда и торчим здесь до восьми часов то ли утра, то ли вечера — что там ближе будет, надо посмотреть. А потом идем хоть по тому же маршруту, хоть по новому — сам выбирай, я все равно нигде, кроме полигона и спальни до вчерашнего дня не был. — Почему именно до восьми? — вскидывается Локи. — Потому что в восемь боты делают на корабле уборку. А это значит — количество отпечатков упадет до нуля, а в течение последующего времени будет набираться постепенно. Так что ты успеешь привыкнуть к возрастающему объему информации. И дать знать, когда тебе станет хуже, и надо будет рвать когти домой. — Если мне станет хуже. — Раз ты настроен дальше выяснять свои пределы — значит, будет именно «когда», а не «если». Я, может, и не такой большой умник, как ты, но это понимаю. Не понимаю только, почему ты всеми силами стараешься эту тему обойти в разговоре со мной. — Потому что другого человека к мысли о том, что с сегодняшнего дня он станет твоей персональной нянькой, надо приучать исподволь, — губы братца сложились в горькую усмешку. Насколько я его успел узнать — такой вот смех не был признаком чего-то хорошего. — Вот не надо тут про «приучать». Я тебе еще с самого начала сказал о том, что помогу всем, что только будет в моих силах. — Я помню, — фигура в моих руках расслабилась. Сочтя это хорошим знаком, я привычно потрепал братца за шею и, посмотрев на часы, предложил сначала поесть, а потом — отправиться спать. Хотя если он выспался в отключке… — Ты спи, а я к Рин, если она не спит. Ей на смену только через четыре часа, как раз поболтали бы. — Тоже дело, — признал я. Общение с белобрысой явно шло братцу на пользу. Как-то он стал… поспокойней, что ли, за последние дни. Даже странно, насколько хорошо может влиять на кого-то человек, которого не назовешь ни хорошим примером для подражания, ни тем более — эталонным примером для доброго воина. «Молчи уже, эталонный пример — тебя этот «недостойный пример для подражания» раскатал меньше чем за минуту», — фыркнул в голове голос Локи. — Ты мне до смерти это припоминать будешь? — А как же, — брат широко ухмыльнулся. — Стой, погоди, ты что реально меня услышал сейчас? — А не должен был? — Я просто проверял наличие самой возможности. Ну, говорить телепатически. Явик мне показывал, как это делать, но… О, давай мысленно скажи что-нибудь. «Что-нибудь», — с трудом сдерживаю усмешку. «Тор!» «Тысячу лет уже Тор», — невозмутимо отвечаю я. Мы оба смеемся вслух. Засыпая, я отмечаю, что жизнь входит в некую размеренную колею. Что ощущалось как-то странно, ведь Рин всегда говорила, что «стабильность» и «размеренность» — это не про альтернаторов. Хотя… Когда привыкаешь к передрягам, их наличие уже становится само собой разумеющимся. И еще момент. Локи уже говорил, что у телепата настроение и отношение к ситуации может зависеть не только от него самого, но и от «фона», который создали окружающие. Так вот — окружающий фон излучал такое спокойствие и благополучие, что даже я без всякой телепатии чувствовал. Корабль висит посреди космоса хер знает где, находящиеся на нем люди понятия не имеют, как будут дальше развиваться события и чего ждать от завтрашнего дня, но вместо того, чтобы паниковать, лихорадочно искать выход из ситуации и прочее-прочее-прочее, они… Живут, как ни в чем не бывало. Работают, исследуют, веселятся, тренируются… Хотя это вполне закономерно для толпы бессмертных существ, у которых еще долгое время не будет проблем с едой и водой и которые, вдобавок, прекрасно выбирались из аналогичных ситуаций до этого.