Неправильно... или? Пусть все решит... случай (цикл "Преемница", часть 10)

Локи

Я просыпаюсь. Судорожно хватаю ртом воздух и пытаюсь понять, где нахожусь. Осознание приходит сразу. Каюта космического корабля, причем скорей всего — медблок. Не знаю, что в них есть во всех такое, но эта атмосфера узнается сразу. Это не наш корабль. И уж точно не судно Таноса (я помню, оно распалось в пыль прямо на моих глазах). Это не читаури. В этом я почему-то уверен. А еще уверен в том, что со мной что-то не так. И дело не в шее, она почти не болит и даже, кажется, поворачивается налево и направо. Проверить, можно ли наклонить голову, я не успеваю — в попытки осмыслить происходящее вмешивается посторонний голос. — У тебя хорошая регенерация. По крайней мере, в том, что касается физического состояния. Голос принадлежал светловолосой и, кажется, совсем юной девчонке. По крайней мере, выглядела она моей ровесницей или даже младше. А Тор вечно шутил, что в Мидгарде мне бы алкоголь еще не продали. Тор! — Мой брат… — собираюсь спросить, где он, но в горле встает ком и мне приходится прокашляться прежде, чем договорить. Миг — и мне протягивают стакан с водой. Пока я пью, девчонка произносит. — Он в соседней палате. Живой, здоровый, сейчас отсыпается. — Уже отоспался, спасибо, — раздается со стороны дверей голос Тора. — Всегда пожалуйста. Ладно, пообщайтесь, не буду мешать, — прежде, чем кто-то из нас двоих успел что-то сказать, девчонка вышла за дверь. А я принялся разглядывать брата, долгих пять минут пытаясь понять, что именно сейчас было НЕ ТАК в его облике. Только по прошествии этих пяти минут до меня дошло, что Тор сейчас сверлит меня взглядом ДВУХ глаз. И что второй глаз у него точно не искусственный. — Так и будешь молчать? — голос старшего не предвещал ничего хорошего. И я вдруг очень отчетливо ощутил странную смесь страха, злости, боли, разочарования… Кажется, вообще всех отрицательных чувств, что существуют в природе. — А я обязан что-то сказать? — я хотел спросить про глаз, вообще-то. Хотел услышать от Тора, что он в порядке. Хотел спросить, удалось ли что-нибудь ему узнать о наших неожиданных спасителях. Узнать новости, что называется. А разговор вдруг пошел совершенно не туда. Как это у нас обычно бывает. — Да, было бы неплохо объяснить, за каким чертом ты спер из сокровищницы Тессеракт. А еще рассказать, где умудрился познакомиться с Таносом, ведь он тебя явно знал. Даже не думай отпираться. Твои выходки, Локи… В горле встал тугой ком, мешающий дышать. Значит, вот так вот, да? МОИ выходки! Да если бы не мои выходки, мы бы оба сейчас не здесь разговаривали, а сидели бы один в Вальгалле, второй — в Хельхейме. — В чем дело, Тор? Ты должен был бы уже привыкнуть к моим выходкам, так откуда столько возмущения? — Из-за твоих выходок на наш корабль напали, наших людей перебили… — Это уже был не ком в горле, это был огромный нож в сердце. Будто я сам не знаю, что Танос напал на нас из-за Тессеракта. С другой стороны — не будь его у нас, вряд ли бы получилось избежать нападения. Будто мне сейчас нужны были эти обвинения. Да еще и от Тора, который сам мог таких дров наломать, что небу жарко станет. Но нет, Тору все его прегрешения ВСЕГДА спускались на тормозах, в то время как меня за мнимые и истинные заставляли платить сполна. — Твоих людей, — тут же одернул Тора я. — Вот так, значит. И это после всего, что мы пережили, — для того, чтобы различить в этих словах разочарование, мне бы не потребовалось даже напрягаться. Как интересно. Он смеет вспоминать о том, что мы пережили, только тогда, когда ЕМУ это выгодно. И после этого МЕНЯ называют богом обмана. Глаза щипало. Вдохи стали слишком резкими, а выдохнуть, казалось, и вовсе не получалось. Да что это… В голову закрадывается мысль о том, что я это уже проходил. Что это уже было когда-то, но настолько давно… Хель дери, кажется, я понимаю, что это. Только не это, нет-нет-нет-нет, только не сейчас… Тор продолжает что-то говорить обвиняющим тоном. А я пытаюсь сделать только одно — поднять хоть один из разрушенных ныне щитов. Упорядочить собственное сознание и не свалиться в проклятую бездну, откуда меня некому будет вытащить. Нет, нет, вот про это точно не стоило сейчас вспоминать… — Знаешь, брат, я всегда хотел… — Ты мне не брат! — в Тора полетел стакан из-под воды, который я до сих пор держал в руке. Это уже было плохо. Совсем плохо. — Локи, хватит вести себя, как истерич… — Выйди, — раздался за спиной брата резкий голос той самой девчонки, которая дала мне стакан с водой. — Я лишь хочу… — Выйди, Тор, пока не вышвырнула. — Оххо-хо, хотел бы я на это… — о том, что Тор дошутился, подсказал шум в дверях, его невнятный возмущенный возглас и звук этих самых дверей, которые закрылись за спиной бога грома. Может быть, в другом состоянии я бы и посмотрел на происходящее, но сейчас меня больше волновало то, что… То, что… — Прости, я не думала, что он на тебя накинется в твоем нынешнем состоянии. Вроде как беспокоился, и казалось… — С моим состоянием все в порядке, — огрызнулся я. Сочувствующий тон разозлил еще сильней, поэтому хотелось как можно скорей перейти к сути вопроса. Ведь наверняка она здесь не для того, чтобы разговаривать. — Физически — да. Как я уже говорила, у тебя хорошая регенерация. А вот в хлам перепаханное энергополе и отсутствие ментальных щитов как-то не вдохновляют, особенно если учесть, что в норме у тебя эти щиты должны стоять. Я почувствовал, как по спине пробежала дрожь. Что же, она видит не только физическое состояние. Отлично (нет, на самом деле ни разу). Потому что сразу возникает вопрос — что еще она видит и как далеко ее способности распространяются. И как они будут применены в отношении меня. То существо, которое перед своей гибелью пришло на помощь мне, было ее дочерью. Вывод — ничего хорошего от этой девочки мне по определению ждать не стоит. — Послушай, я хочу тебе помочь. Мне доводилось сталкиваться с такими проблемами и… — Да что ты знаешь о моих проблемах?! — взвился я и тут же об этом пожалел. Потому что показывать зубы в моем текущем (беззащитном) состоянии — худшее решение. Но остановиться я уже не мог. — Среди твоих способностей есть телепатические. Можешь считать чужую память при прикосновении, без него — срисовать поверхностные эмоции другого разумного. Можешь навести какой-нибудь веселый глюк или защитить свое или чье-то еще сознание от такого глюка. Но эти способности играют с тобой злую шутку, когда речь идет об эмоциях. Тебе тяжелей пережить какое-то травмирующее событие, возможно, в детстве ты более эмоционально реагировал на обыденные ситуации или видел то, чего другие не видели. Сейчас могут возникнуть различные побочные эффекты, которые продлятся вплоть до восстановления щитов или создания новых. Галлюцинации, фантомные боли, беспричинные изменения в настроении и прочая петрушка. — Откуда ты об этом знаешь? — Среди моих друзей и детей есть телепаты. — Если это так, ты должна знать, что средства это исправить нет. Кроме собственных усилий, конечно. — Не совсем, есть эффект твердой земли. Верней — сразу два эффекта. Чужое энергополе перекрывает твое и так получается обмануть подсознание. Ну, оно считывает, что вокруг тебя нормальная типа аура, а то что она не твоя — в некоторых состояниях может быть пофиг. Например, так можно выспаться. А еще — когда рядом есть стабильное поле, то собственное пострадавшее его как бы копирует и может восстановиться чуть быстрей. А, ну и еще манипуляция энергией. В том плане, что у меня ресурса дофига, могу часть на тебя перекинуть, чтобы восстановление ускорить. Могу показать, как это все работает, — девчонка чуть улыбнулась и протянула мне руку ладонью вверх. — Я посмотрю, — такой шанс сложно было упустить. Возможность лучше понять тех, у кого в руках оказался — да от такого в любом состоянии не откажешься, как бы ни было тяжело и плохо. Обычно у меня на сканирование чужого разума много сил не уходит, но что будет в этот раз… Сжимаю ладонь на чужом запястье и первое, что чувствую — будто меня окатывает волной тепла. Странно, но на ней нет вообще никакой защиты. И разум… Очень чистый. Очень спокойный. Чувствую, как щиплет в носу, когда вспоминаю, что видел подобное в детстве, давно-давно, еще когда мама учила меня пользоваться моими способностями. Мама… Меня вдруг несет по чужой памяти. Видимо, в нынешнем состоянии я не до конца управляю выбором нужных сведений. Она точно ничего не показывает мне сама, я бы почувствовал. Разум сейчас абсолютно спокоен и расслаблен. Это странно. Будто для нее обыденное дело, что по закоулкам памяти путешествует телепат. Обычно даже маги боятся, а она реагирует как-то… Непонятно. Странно. Неприемлемо. — Мам… Мама! — меня выкидывает в воспоминание. Успеваю заметить, что помещение по архитектуре чем-то напоминает асгардское. Следующее, что вижу — светловолосого мужчину с каким-то затравленным взглядом, который прижимает к себе детское тело. Еще один ребенок, полностью идентичный лежащему на руках взрослого, стоит рядом и с испугом смотрит на вбежавшую в комнату женщину… Нет, не женщину, всю ту же девчонку, просто сейчас у нее длинные волосы и вместо странных пятнистых штанов с курткой — вполне приличное и я бы даже сказал — изысканное облачение. — Гел, что здесь? — она обращается, судя по всему, к мужчине. Тот протягивает ей ребенка, лет трех, судя по всему, который безвольно лежит у него на руках и только что-то едва слышно шепчет. Из глаз к вискам текут дорожки слез и я вздрагиваю, когда вспоминаю, как сам лежал точно так же и примерно, кажется, в том же возрасте. — Мы как обычно делали с ними всю эту муть для садика, что им назадавали. Я чертил, они клеили. Я еще пошутил, мол, не надо ли вам макет Элизиума из шишечек в масштабе один к одному делать и не вспомните ли вы об этом в два часа ночи. Алан смеяться начал, Брана понесло — закричал, начал все крушить… Ну, я как мы и договорились — Алана на руки, из комнаты вышел, чтобы Бран успокоился и понял, что эти его показушные истерики не пройдут… Меня передернуло. Показушные истерики. Точно как у меня. Все так говорили, и Один и Тор… И даже мама потом им поверила, когда целители снова и снова говорили, что со мной все в порядке и то, что я показываю — лишь средство привлечь внимание. И меня тоже начали бросать одного в пустой комнате. В темноте. Без помощи. Когда мне было хуже всего. — Через пять минут проверить зашел, успокоился или нет, ну и дальше всю эту срань поделочную мастерить, а он вот так лежит, только нас зовет, плачет. Я только заметил, что если на руки его взять, вроде как… Реагирует. Лихорадки нет, я проверил уже, не похоже вообще ни на что. — Вообще ничего нет, — судя по всему, девушка внимательно изучала ребенка, при этом бережно укачивая его на руках. — Но что-то же должно быть, значит — разбираться будем. Армуль, ты можешь что-то сделать? — Чисто технически, — справа от девушки из воздуха соткалась еще одна мужская фигура. На этот раз темноволосый парень с тревогой принялся изучать бледного ребенка. — Что-то есть. Но сейчас все перебаламучено и я не смогу сказать, что именно. Больше узнаем, когда его расспросим. Ну или если это дерьмо повторится и я застану начало происходящего. Я привычно остановил время в воспоминании и вгляделся в лица сидящих на полу людей. Гел показался мне чем-то похожим на Тора. Что там девчонка? Все так же терпеливо сидит и позволяет мне копаться в ее памяти… Приглашение, прямо-таки… Понимаю, что стоит посмотреть дальше, потому что… Не знаю, почему именно. Получить в руки хоть какой-то козырь против девчонки? Или убедиться, что у мальчишки та же самая проблема, что и у меня (а значит, предложенный девчонкой вариант может помочь и мне)? Не знаю. Но начинаю смотреть в итоге совсем не то, что собирался. Просто… Само получилось, что я остановил перемотку фрагментов на моменте диалога девчонки с этим ребенком, Браном. — Ты можешь описать, что тогда чувствовал? Сразу обращаю внимание на странность. И ребенок, и девчонка, валяются прямо на полу, при этом у Брана в руках игрушечная лошадка, которую он в задумчивости катает туда-сюда по ковру. В глаза матери мальчик при этом не смотрит. А та его не заставляет. — Не знаю. Я… Сначала все нормально было, а потом все как будто рухнуло. И мне еще казалось, что я падаю. Потом папа меня на руки взял. И оно как… Ну, понимаешь… — ребенок замолчал и нахмурился, начав крутить лошадку в руках. — Вот как есть одно, где я все еще падаю и на меня вот это вот все. И есть другое, где я понимаю, что все еще там, в комнате, и меня папа держит, и падать никуда не могу. И я не знаю, как одно в другое объединить и вообще ничего не понимаю. Мне страшно. Я так больше не хочу, чтобы один со всем этим… «Мне страшно». Снова кольнуло сердце. Мне говорили, что я не имею права бояться. Что я сын Одина и должен… обязан… — Хей… — девчонка провела рукой по макушке ребенка, взлохматив и без того не шибко аккуратную прическу. — Один ты не будешь, обещаю. У тебя мама, папа, брат… — И Арми еще. И Алион. И Верракс. И Иэрмаль. И тетя Рани с тетей Вэй. И вы вместе что-нибудь да придумаете. Раз уж балаурских лордов таким составом мочили, то уж с какой-то детской болячкой сообразите, что сделать. Я все правильно сказал? — в глазах малыша мелькнуло ехидство. — Эй, — девчонка с усмешкой приподняла одну бровь, с таким же ехидством во взгляде рассматривая ребенка. — Что, ты каждый раз это повторяешь, когда у нас какие-то проблемы. Вот у всех матери, как матери — каждый раз новая отмазка, да еще и с брехней какой-нибудь обязательно, а у нас все так обыденно и скучно, что аж зеваааать охота, — мальчишка демонстративно зевнул и в следующий момент был схвачен за поясной ремень. А затем — притянут к девчонке, которая многообещающим тоном произнесла. — Ну все, мелкий, ты сам напросился… Заливистый вопль ребенка, которого начали щекотать, я уже не слышал, вместо этого найдя уже другой фрагмент. «Погоди, что ты ищешь? Сориентируй, может, подброшу, что надо». «Я сам разберусь», — зло огрызнулся я. Что странно — никакой негативной реакции в мой адрес не последовало, девчонка просто позволила дальше изучать свою память. И я оказался в другом фрагменте. — Доброе утро, — девчонка зашла в гостиную, где сидел уже знакомый мне Гел. — Не издевайся, — мужчина передернулся, погрев руки о чашку с горячим напитком. — Сколько раз за ночь вставал? — с пониманием уточнила девчонка. — Ты не поверишь, Рин, они мне каждые полчаса побудку устраивали. Три дня прошло, как повесили эту сигналку и все никак не угомонятся. Короче, я дошел до ручки и предлагаю включать им пожарку каждые полчаса, а потом, когда перестанут на нее реагировать — доходчиво и внятно рассказать, что своими ложными сработками сигналки они на такое же игнорирование провоцируют нас. — Валяй, идея хорошая. Потому что «побесятся — успокоятся» тут явно не подходит. — Да, кстати, о «побесятся»… Ты ведь помнишь, что в следующий раз в садик идешь ты? — Только не говори мне, что… — Говорю. Кого-то из нас опять вызывают. На этот раз они на занятии лепили статУю. С хуем. На статУю пластилина им не хватило, а вот на хуй — вполне. — Блять… — красная смеющаяся девчонка закрыла лицо руками. — Я люблю своих детей. Я не хочу убить своих детей. Они скоро вырастут… — И, возможно, однажды долепят к одному из хуев статую, — ехидно поддел ее Гел. — И, возможно, они даже на одном из утренников расскажут обычные стишки, а не матерные частушки. — Не напоминай, — пробормотала Рин, зарываясь пальцами в длинные волосы на висках. — Я таки найду того, кто их этим частушкам обучил, и тогда живые позавидуют мертвым. В горле стоял ком. Близнецы явно были той еще «родительской радостью», но ощущение любви и заботы, которые испытывала по отношению к ним Рин… Да и Гел тоже. Так… Это правильно? Точно? Я из кожи вон лез, чтобы получить крупицы ласки, внимания, одобрения, а другие могут творить все, что угодно, и все это иметь просто… по факту своего существования? Так было с Тором, так с этими детьми… Почему… Почему так больно… Я не сразу понял, что меня вышвырнуло из чужой памяти. Что я самым позорным образом захлебываюсь от рыданий, сидя на больничной койке. Внутри все… Как будто меня снова избил Халк, но даже хуже, потому что эта боль по сравнению с физической — ничто. У меня никогда не будет ничего… Как бы я ни старался, сколько бы попыток не предпринял… Лучше бы я умер тогда, в руках Таноса. Лучше бы — еще раньше, когда пытался покончить с собой после битвы с Тором на Бивресте. Лучше бы мне вообще не рождаться, или умереть тогда, в заброшенном храме Йотунхейма… Я не сразу понял, что чужие руки гладят меня по голове и спине. Что сам я уткнулся лбом в чужое плечо. Что слезы вдруг побежали сильней, но при этом ощущение, будто мне… легче. Наверное, я бы чувствовал себя униженным, если бы подобное отношение ко мне продемонстрировал… кто-то. Потому что я бы чувствовал жалость и ощущал себя слабым. Или же чувствовал бы желание утихомирить меня и ради этого, так уж и быть, необходимость обнять. Или же от человека фонило бы ощущением того, насколько ему противно и стыдно за то, что он оказался со мной в таком моем состоянии. Но она… Она просто хотела, чтобы мне стало легче. Хотела мне помочь. И больше… ничего. И это было настолько странно… Я не знаю, сколько времени я так просидел. Пока лились слезы и билось где-то в горле сердце. Пока дыхание не желало успокаиваться, а голос — слушаться и произносить что-то внятное вместо отдельных всхлипов. Когда все более-менее закончилось, у меня уже не было сил выпутаться из ее рук и хоть что-нибудь сказать. Не было сил ни попросить ее остаться со мной еще ненадолго, ни прогнать восвояси, как требовали остатки гордости. Меня просто словно выключило на какое-то время. А когда я снова осознал себя в реальности — обнаружил, что все еще лежу на той же самой койке, устроившись головой на коленях девчонки. Одна ее рука мягко перебирала мои волосы. «Как мама в детстве», — напомнил внутренний голос. И мне снова захотелось завыть. — Почему тебя так вынесло? — Что ты имеешь в виду? — голос был хриплым. А по горлу будто провели наждаком. Но если попросить воды — она встанет. И все это исчезнет — и теплые колени под головой, и рука в волосах. Пусть еще хотя бы пару минут… — Хочу узнать, было происходящее стандартной для тебя реакцией ввиду твоего состояния, или же тебе родители от щедрой и доброй души психотравм наставили. — Твои догадки основаны на личном опыте, или ты начиталась умных книжек и теперь возомнила себя хорошим психологом? — я перевернулся на спину, снизу вверх глядя прямо в серые глаза. — В том числе и на личном. У меня на три жизни пятеро родителей, и из них условно нормальными можно назвать только двоих. И во всех трех жизнях были моменты, когда я смотрела на более-менее нормальные семьи и также, как и ты сейчас, мотала сопли на кулак с мысленными воплями «а чем я хуже, что мне не досталось ничего нормального». — Нашла? — я почувствовал, как губы скривились в подобие усмешки. — Что? — Ответ на этот вопрос. — Нашла. Делюсь народной мудростью — ничем не хуже, а по сравнению с некоторыми — даже намного лучше. Просто детьми обзаводятся обычные люди, которые чаще всего нихуя не педагоги и не детские психологи, и при наличии у них тараканов дети потом разгребают проблемы. А еще детьми обзаводятся полные уебаны вроде алкашей, наркоманов и прочей швали, и тогда проблем может быть еще больше. Вот и получается, что какие родаки по рандому выпали, таких и терпишь до поры до времени. Если повезет — можно съебаться из отчего дома с относительно целой психикой. Но тебе смотрю, не повезло. И если ты найдешь силы рассказать, в чем именно, то это облегчит процесс твоего восстановления. Ты не обязан этого делать и я не собираюсь тебя вынуждать. — Не знаю, поймешь ли ты, или, как и другие, скажешь, что мои проблемы выеденного яйца не стоят и я сам все придумал. — Проблемы, не стоящие выеденного яйца, не вызывают ТАКИХ последствий. Так что? Я просто взял ее за руку и передал в чужой разум все то, что лежало на поверхности. Все то, что вспомнилось вот прямо сейчас и могло послужить описанием для моей жизни в Асгарде… и даже давало представление о том, что случилось после. — Мда… — выдала девчонка неопределенным тоном. — Досталось тебе, конечно… — Что досталось? Это же так, пустяки. Меня не били, не издевались, не бросили умирать… — я почувствовал, как в горле собрался тугой ком. — Угу. Только для начала скрыли правду о происхождении. А при последующем воспитании обоих детей любили одинаково — и "Солнышко", и "Этого, Второго, Как Его Там", в роли которого ты и был, собственно. С короной вообще замечательно придумали: никаких тебе критериев отбора на «достойность», никакой четкой доски с требованиями «надо уметь то-то, это и вот это вот», просто хопа-на — и решили, что твой братец этой короны больше достоин, чем ты. При этом выбирать на самом деле всерьез не намеревались. С одной стороны — логично, если в принципе принято первенцу трон под задницу пихать. С другой — нафига тебе мозги морочить, тоже неясно. Еще и про происхождение твое так и не рассказали. — Рассказали. Один сказал, что моим отцом был Лафей. Я ведь показал это, и… Стой, ты хочешь сказать, что он и тогда… — я осекся, глядя на девчонку широко открытыми глазами. — Давай я просто скажу тебе, что в его рассказе концы с концами не сходятся и мы на этом закончим? — Нет уж, давай ты мне расскажешь правду, если ты ее знаешь. Или сообщишь то, что меня к этой правде приблизит. — Ты хочешь узнать, кто были твои настоящие родители? А если ответ тебе не понравится от слова «совсем»? — Выкладывай, — потребовал я. — Ну смотри. Для начала — етунские прикосновения. Даже одно случайное касание наносит хороший такой ожог представителю другой гуманоидной расы, твоя память это показала. Давай не будем представлять, что случится с женщиной при половом акте с етуном. Я сглотнул. Девчонка тем временем продолжила. — Дальше едем. Допустим, все-таки состоялся этот акт. Маловероятно, что добровольный. Зачем ждать твоего появления на свет? Нацизм, судя по твоей памяти, что для етунов, что для асов, ванов и прочих гуманоидов вашего Игддрасиля — вполне нормальное явление. То есть, от потенциального полукровки в любом случае избавятся. Вместе с матерью, причем, чтобы концы в воду. Ну и в третьих… Где там тебя Один нашел, в заброшенном храме? Культовое сооружение будет заброшенным только в том случае, если оно находится в заброшенном районе. Зачем туда переться командиру армии, когда боевые действия разворачиваются в любом случае на центральных улицах и у стратегически важных объектов? Ну и на закуску такой момент… Хорошо, нашел ты брошенного вражеского ребенка. Зачем тащить его себе во дворец, если это, по сути, бомба замедленного действия, которая в итоге рванет? И, заметь, она-таки рванула в самый неподходящий момент. — Я был для него просто трофеем, — с горечью произнес я. — Не думаю. Здесь что-то другое. Трофей — это голова Лафея, прибитая над троном. Или любимый сын хоть Лафея, хоть кого-то из его приближенных. Знаешь, есть такая практика — у вассалов детей на воспитание забирать. Чтобы и нужное настроение им с самого детства привить, и вассалам тоненько так намекнуть, что одно лишнее движение — и вашему ребенку хана. Ты напоминаешь… Скорей попытку искупления вины, чем трофей. О, а вот и результаты проверки. Короче, одно имя я тебе могу назвать прямо сейчас. Ну а могу не называть, тут уж сам смотри. — Я хочу знать правду, — едва слышно просипел я. — Скажи мне. — С одним условием — глушишь сейчас полный стакан успокоительного. Потому что шандарахнет тебя знатно. — Принимается, — соглашаюсь я. Дожидаюсь, пока девчонка выльет в стакан содержимое небольшого розового пузырька и разбавит его водой. По комнате поплыл пряный и даже чем-то приятный аромат. Приняв стакан из ее рук, я залпом выпил все содержимое и тут же почувствовал, как будто на голову опустили шлем. — Теперь говори. — Для начала я обратила внимание на твое поразительное сходство с Хелой. Типаж достаточно редкий — черные волосы, зеленые глаза, оба высокие, стройные… Слишком уж похоже на брата и сестру. А потом я сравнила ваши с Тором ДНК. И результаты этого сравнения показали, что у вас общий биологический отец. Один ли это — я сказать не могу, его образцов в базе данных у меня, сам понимаешь нет. Но если принять на веру тот факт, что Тор не был тайно усыновлен, а является биологическим сыном Одина — объясняется и то, как ты оказался в заброшенном храме и то, что Один специально отправился тебя найти. Да и то, что он тебя впоследствии забрал. — Ненавижу… — едва слышно прошептал я. Слезы градом лились по щекам. Снова. — Прости. Наверное, надо было мне вывернуть этот разговор в другую сторону. Просто так часто бывает — начинаю об одном, а в итоге перехожу к другому. — Я не про тебя. Я про… Как он мог так со мной… — Ну… Это не ко мне вопрос. Был бы он тут — сейчас натравили бы на него Явика или Арми — и получили бы все ответы на интересующие тебя вопросы. А сейчас у нас только результаты теста ДНК и собственные логика с фантазией для построения наиболее вероятных догадок. — А ведь если я — его… То он, получается, и Фриггу обманул. А она ведь действительно обо мне заботилась… «А я в благодарность послал к ней Малекита», — шепнул внутренний голос. И от этого я почувствовал себя еще гаже. Я не хотел убивать ее. Я хотел только направить темных эльфов к брату. И его убивать тоже не хотел. Так, позлить... — Ну, даже если Один ее обманул — ты в этом не виноват. И да — судя по тому, что я увидела, она действительно о тебе заботилась. К сожалению, нормально заботиться о ком-то вроде тебя очень сложно в патриархальной семье с не совсем адекватными взглядами на некоторые вещи. — Ты про магию и кинжалы? — И про них, и про эмоциональную амплитуду, и про телосложение — вообще про все. Выпал же тебе хардкор по рандому — врагу не пожелаешь. — А тебе что? Ну, выпало? — от своих проблем хотелось отвлечься. Хоть каким-нибудь способом. — Ну, в первой жизни родители меня заделали ради великой цели по уничтожению одного ублюдка. Потом папаша переметнулся на сторону этого ублюдка работать, мать в процессе погибла хоть и не при его участии, но по его косвенной вине, а я до пятнадцатилетия просидела на позиции «этого, второго, как его там», обстряпывая свои делишки. В итоге папочке комбинацию я похерила, но не ему одному. Примерно та же штука произошла, что с тобой и Йотунхеймом — хотела я как лучше, получилось как обычно, в итоге мне пришлось уничтожить всю свою расу чисто ради того, чтобы они не пошли в качестве сырья для создания новой машины убийства. До сих пор не могу отделаться от мысли, что будь у меня немного больше опыта, мозгов и информации о том, что происходит — этого можно было бы избежать… ну да ладно, сделанного не воротишь. Во второй жизни родаки меня заделали для менее эпичной, но тоже крайне важной цели — хату от государства получить. Получили, кстати. Потом папаша начал спиваться и мать от него ушла. Папаша меня сдал благополучно матери, не обращая внимания на то, что еще во времена их совместной жизни она считала нормальным ебануть грудному ребенку за крик хорошую такую оплеуху. Последующие восемь лет я летала по квартире, как футбольный мячик, обзавелась просто охуенным болевым порогом и, вдобавок — превосходно научилась уворачиваться от пиздюлей или же минимизировать их негативное влияние на свою тушку, — от девчонки фонило безудержным весельем, а у меня из-за связи с ней мелькали перед глазами картины, от которых вставали дыбом волосы. — Ну и не забываем про обширный запас обсценной лексики, благодаря которой я любую ситуацию могу описать тремя матерными словами. Правда, мне это все не помогло, когда пришлось второй раз угробиться. Ну, в третьей жизни все было полайтовей — матери просто не знаю, при родах умерла, а папаша всего лишь первостатейный пиздабол, который, вдобавок, начисто лишен разума во всем, что касается понимания безопасности и защищенности. Так скажем, после жизни в убежище с той херней, что там творили Смотритель и его приближенные, мне постъядерные пустоши казались моим личным постъядерным раем. — И это мне выпал хардкор. Не знаю даже, что звучит забавней — то, что ты действительно так считаешь, или то, что именно ты так считаешь. Ну, с твоей биографией. — В моей биографии в каждой из жизней попадалась подходящая «плохая компания», где очень быстро объясняли, кто в моей семье есть кто на самом деле. А вот тебе, смотрю, со всех сторон не повезло. Даже не удивляет, что ты в итоге дел наворотил. — А меня удивляет, что ты, зная хотя бы о части этих дел, пытаешься мне помочь, — вырвалось у меня. — Ну, во-первых, лично мне ты дерьма не делал. Во-вторых — в том деле, которым я занимаюсь, ты лично пострадавшая сторона. И в-третьих… Верней, это даже уже в-третьих и в-четвертых… То, что ты натворил, все равно не отменишь. И если я тебе не помогу… Ничего не изменится. Если помогу — вытащу хотя бы тебя. — Что взамен? — перебил ее я. — Ничего. Захочешь — можешь присоединиться к команде. Нет — силой не держим, долечим и высадим хоть на Земле, если туда доберемся, хоть на какой-то другой обитаемой планете, тут уж сам выбирай, куда тебе хочется. — Ты меня совсем не знаешь, а уже готова предложить место в команде? — Я знаю, что ты едва не погиб, спасая девчонку, которая тебе вообще никто. Девушка, на которую запал твой брат — это даже не член семьи. Знаю, что ты рисковал жизнью, чтобы спасти тех самых людей, которые превращали твою жизнь в ад стереотипным мышлением. А еще знаю, что ваши с Тором отношения далеки от идеальных, но при этом ты не раздумывая обменял его жизнь на свою собственную. А, да, вспомнила, чего не знаю. Забыла спросить твое имя, ну и сама по-человечески не представилась. Но у меня все обычно через одно место, так что исправляю недоразумение. Меня зовут Рин, давай дружить, — с широкой улыбкой, в которой я, как ни силился, так и не смог найти намека на издевку, девчонка протянула мне руку для рукопожатия. Кажется, это оказалось для меня последней каплей, потому что своего имени я ей так назвать и не успел. И, кажется, руку пожать тоже не успел, потому что меня куда-то поволокло, а глаза закрылись сами собой. — Не, ну… Ну чего вы все так сразу… — донеслось до меня сконфуженное бормотание. Уже падая, я почувствовал, как меня подхватили и даже укутали чем-то теплым. Все происходящее чем дальше, тем сильней напоминало дурдом. Если бы я только знал, что скоро в дурдом превратится вся моя жизнь. И что этот дурдом будет самым лучшим, что в моей жизни случилось…